«Треба знаты, як гуляты». Еврейская мистика 8 страница

Слухи о великолепии, осенившем Ружин, дошли до Петербурга. Недруги евреев представили дело так, будто ребе Исроэль вознамерился захватить власть и воцариться на российском престоле. Как, почему, что – неважно, император и без того не благоволил к евреям, поэтому простого доноса оказалось достаточно: ребе арестовали и заключили в темницу. Следствие велось несколько месяцев, рыли во всех направлениях: попытка переворота, заговор против власти, шпионаж в пользу врагов империи. Однако никаких доказательств следователи отыскать не смогли, и ребе был выпущен на свободу.

Он не захотел оставаться под властью нечестивого самодержца: сегодня тебя выпускают из тюрьмы, завтра сажают обратно. Без доказательств и без причины – соблюдение законов в Российской империи было делом достаточно условным. Впрочем, нельзя не отметить, что по сравнению с Советской властью какая-то законность в империи все же существовала, поэтому ребе и оказался на свободе.

Возвращаться в Ружин он не захотел, и перебрался в Галицию, в те годы находившуюся под властью Австрии. Там евреи пользовались несравненно большей свободой. Поначалу ребе поселился в городке Сколе, а вскоре перебрался в Садигуру.

История, которую я хочу рассказать, произошла в Сколе. Должность раввина в этом небольшом городке занимал великий мудрец Шломо Дример. Его респонсы [5] были широко известны в те времена и сохранились до наших дней.

Ребе Исроэль молился в его синагоге – центральной синагоге Скола. По заведенному им обычаю, который до сих пор сохраняется у всех хасидских ребе межерической династии, ребе не молился в общем зале, а в одиночестве пребывал в боковой комнатке. Какую духовную работу совершал ребе Исроэль, на какие высоты улетала его душа – никто не знает. Впрочем, один раз тайное стало явным.

Перед началом субботы синагога наполнялась евреями. На торжественную молитву приходили все, даже те, кто в обычные дни наскоро забегал на домашний миньян. Жарко натоплена печь, сияют огни свечей, все ждут, когда кантор торжественно проследует к своему месту справа от арон-акодеш, шкафа, где хранятся свитки Торы, накинет на плечи талес и… Вдруг к раввину подошел служка ребе и попросил отложить начало молитвы.

– Ребе просил вас срочно зайти к нему, – добавил служка.

Неисповедимы пути праведников, нетореной дорогой идут они ко Всевышнему. Раввин Шломо велел габаю – старосте синагоги – дожидаться его возвращения и немедленно направился в комнатку к ребе. У того был измученный, усталый вид. Капли пота катились по щекам и прятались в бороде, сияя, словно бриллианты.

«Перестарался габай, – подумал раввин, – перетопил печку».

Впрочем, в то же мгновение, он понял, что печка тут ни при чем. В комнатке было прохладно, ведь печка находилась довольно далеко, при входе в главный зал.

– Мне нужна ваша помощь, – хриплым голосом произнес ребе Исроэль. – Нельзя терять ни минуты. Садитесь и слушайте.

Раввин сел на скамью возле ребе и обратился в слух.

– Вы, наверное, слышали о таком-то, – тут ребе произнес фамилию знаменитого на всю Россию петербургского еврея-богача, известного своей благотворительной деятельностью.

– Конечно, кто о нем не слышал, даже сиротскому дому в Сколе он ухитряется помогать! – ответил раввин.

– Сегодня утром он вернул душу Создателю, – произнес ребе Исроэль.

– Благословен Судья праведный, – грустно отозвался раввин.

– И вот что выяснилось, – продолжил ребе. – Благодаря множеству заслуг эта душа должна была отправиться прямо в рай. Но явился обвинитель и предъявил небесному суду вот такую историю:

Несколько лет назад богач выиграл подряд на строительство железной дороги между двумя весьма удаленными друг от друга сибирскими городами. Сделка сулила огромный барыш, и богач, не мешкая, принялся за дело. Для начала строительства требовались огромные суммы: заказать рельсы, шпалы, болты и гайки, нанять рабочих – сотни тысяч рублей.

Богач, богач, но таких свободных денег у него не водилось, а банки, зная, подо что он занимает, заломили грабительские условия. И тогда он обратился к еврейским общинам и попросил под честное слово одолжить нужную сумму. Его имя было широко известно, многим он помог, многих спас от беды, и благодарные люди принесли последнее. Необходимая сумма была собрана, начались закупки, а сам богач тем временем вернулся из Сибири в Петербург для официального подписания контракта в министерстве путей сообщения.

К своему удивлению, он узнал, что днем подписания выбрана суббота. Богач исполнял законы этого дня с особенной тщательностью и, разумеется, не собирался их нарушать. Поначалу он думал, будто передвинуть процедуру на другой день не составит труда, но с еще большим удивлением выяснил, что это невозможно.

Вскоре причина стала ясна, в дело вмешались его конкуренты, строительные подрядчики. Пытаясь сорвать сделку, они подкупили чиновников, и те назначили церемонию на субботу. Зная благочестие богача, нетрудно было предугадать его поведение.

Богач пустил в ход все свои связи, не жалел денег, пытаясь перекупить чиновников. Но напрасно, на каждую его взятку подрядчики платили чиновникам вдвое, ведь речь шла о миллионных барышах!

В ту субботу он долго не решался выйти из дому, но, в конце концов, собрался и, надеясь на чудо, пошел пешком в министерство.

– Ладно, если бы я потерял только свое состояние, – шептал богач, – но если сегодня не поставить подписи, чиновники воспользуются этим, чтобы объявить контракт недействительным, и десятки тысяч людей, положившихся на мое слово, окажутся разоренными.

Чуда не произошло и, глядя на глумливые физиономии чиновников, богач, скрепя сердце, все-таки расписался.

Тут обвинитель сделал паузу, а потом вскричал страшным голосом:

– Публичное нарушение субботы при отягчающих обстоятельствах. О каком рае тут говорил защитник? Вниз эту душу и немедленно! Пусть первую субботу после смерти она проведет в аду!

Обвинитель хищно осклабился, предвкушая муки несчастной души.

– Я поднялся на небо, – завершил свой рассказ ребе Исроэль, – и попытался изо всех сил склонить чашу весов но, увы, ничего не смог поделать.

Ребе извлек из кармана белый шелковый платок и отер блестевшее от пота лицо. Теперь раввин понял, почему у него столь измученный вид.

– Мне нужна помощь, – добавил ребе, пряча платок. – Высший суд с огромным уважением относится к вашим раввинским постановлениям. Если вы сумеете отыскать причину для послабления – душа богача сразу окажется в раю. Если же нет, – тут ребе тяжело вздохнул.

Раввин Шломо Дример опустил голову на переплетенные ладони и глубоко задумался. В такой позе он просидел более получаса.

По залу синагоги волнами перекатывался недоуменный ропот.

– Что происходит? – спрашивали друг у друга прихожане. – Куда исчез раввин, и почему молчит габай? Разве можно на столько откладывать молитву?

Наконец габай поднялся на биму, крепко ударил рукой о перила и зычно провозгласил.

– Раввин вместе с ребе Исроэлем занят спасением еврейской души. Прошу всех открыть Псалмы и оказать им поддержку.

Зашелестели страницы, зазвучали древние слова, прямо к небу устремились потоки святости. Раввин Шломо поднял голову.

– Среди тех, кто одолжил богачу деньги, были вдовы и сироты? – спросил он ребе.

– Разумеется, – подтвердил тот.

– Тогда проблема решена! – воскликнул раввин. – Ведь для многих эти деньги были единственным достоянием и, не получив их обратно, они оказались бы перед угрозой голодной смерти. А для спасения вдов и сирот можно нарушить субботу.

Ребе с облегчением вздохнул, затем прикрыл глаза и тут же побледнел, точно стена. Несколько минут он оставался совершенно неподвижным, раввину даже показалось, будто ребе перестал дышать. Крупные капли пота вновь проступили на его лбу. Наконец ребе поднял веки, чуть улыбнулся и произнес:

Объятия демонов

По мотивам истории, записанной раввином Авромом-Ицхоком Сойбельманом в книге «Новые рассказы о праведниках», Львов, 1909 год.

Быстрый летний дождь с шумом налетел на Меджибож. Ветер пригнал тучи, низко повисшие над крышами местечка. Серыми косыми полосами хлестала вода по желтым подсолнухам в палисадниках, по кривым улочкам, тотчас набухшим от грязи, по черным соломенным крышам. Реб Лейб, хасид ребе Боруха из Меджибожа, спрятался от дождя под старой липой. Плотная крона почти не пропускала воду, лишь изредка тяжелая капля падала на землю и тотчас исчезала в густой траве. Реб Лейб был уверен, что ветер быстро прогонит тучи, выглянет солнце, и он продолжит свой путь к ребе. До его дома, напоминающего дворец, оставалось совсем немного.Но дождь не кончался. Капли без устали дырявили все увеличивающиеся лужи, от их шлепков поднимались водяные пузыри – знак того, что непогода затягивается. Реб Лейб дождался затишья, выскочил из-под дерева и, скользя по свежей грязи, поспешил к дому ребе.В большом доме было сумрачно и тихо. Ребе Борухом опять овладела меланхолия. Он стоял у окна, рассматривая пейзаж, иссеченный мелкой сеткой дождя.– Это ты, Лейб? – спросил он, не поворачивая головы.– Я, – едва шевеля губами, произнес хасид. Когда ребе пребывал в таком настроении, лучше всего было просто не попадаться ему на глаза. Но, отправив Лейба с поручением, он наказал немедленно по возвращении рассказать все подробно. И реб Лейб не мог ослушаться своего ребе.– Корчмарь, к которому вы велели передать записку, – начал было реб Лейб, но ребе Борух прервал его нетерпеливым жестом.– Не надо, я уже все знаю.Он прислонился лбом к холодному стеклу и тихонько застонал. Сердце реб Лейба сжалось от любви. Он отдал бы все на свете, лишь бы ребе перестал мучиться. Что это была за мука, он не знал. Вернее, знал, но совсем чуть-чуть.Как-то раз в минуту откровенности, когда после выполнения особо тяжелого поручения, ребе пригласил его выпить с ним чаю в этом самом кабинете, завеса тайны, плотно окутывающая учителя, слегка приоткрылась.– Умножающий знание умножает печаль, – произнес ребе Борух. Книга Зоѓар лежала перед ним на столе. Потертая от использования, с закладками и пометками.Ребе внимательно посмотрел на хасида, и тот вдруг понял кое-что. Кое-что такое, о чем он будет молчать до самой могилы. Это знание само собой возникло в голове. Без слов, точно чья-то невидимая рука вложила его прямо в память, минуя одежды букв и звуки речи. Знание намекало, будто ребе Боруху удалось заглянуть в будущее, и от того, что он в нем увидел, на него нападает черная меланхолия.– Садись, – произнес ребе, все так же не отрываясь от окна. – Устал?– Устал, – подтвердил реб Лейб, с трудом удерживая слезы. Больше всего на свете он ценил эти минуты доверия, мгновения удивительной духовной близости, которые ребе иногда даровал ему.В сумрачной комнате стояла тишина, глубокая, словно тайное знание. Реб Лейб наслаждался каждой секундой и огорчился, когда вошедший служка, спросил у ребе, можно ли впустить посетителей.– Они ждут с самого утра, – пояснил он. – Пожертвовали на бедных двадцать рублей золотом.«Ого! – мысленно удивился реб Лейб. – Сумма более чем солидная. Видимо, речь идет о серьезном деле».– Впустить? – спросил служка.Ребе оторвался от окна, молча кивнул и сел в кресло. Реб Лейб встал, собираясь выйти, но ребе остановил его движением руки.В комнату вошли двое, супружеская пара. Она – встревоженная женщина с испуганными глазами, и он – внешне вполне уверенный в себе человек, но с выражением беспокойства на гладком лице.– Ребе, – сказал мужчина, – вот квитл [6].Он приблизился к столу, за которым сидел ребе Борух и осторожно положил на стол листок. Ребе взял листок, пробежал его глазами и разорвал на три части. Еврей побледнел, а женщина прикрыла рукой рот.– Ничем не могу помочь, – произнес ребе. – Детей у вас не будет. Выход только один – развестись.Женщина всхлипнула, по ее щекам покатились слезы.– Но ребе, пожалуйста, – настаивал мужчина, – неужели ничего нельзя поделать?– Только развестись, – ответил ребе Борух. – Причем немедленно! Отправляйтесь к раввину Меджибожа.– Ребе! – воскликнул мужчина, – Мы любим друг друга, ребе! У нас замечательная семья, нам так хорошо вместе!Ребе Борух открыл лежащую пред ним книгу и демонстративно поднес ее к лицу. Женщина снова всхлипнула, но уже громче.– Пошли, – тихо произнес мужчина. Пот градом катился по его лицу. Если ребе-чудотворец приказывает немедленно развестись, значит, он видит близкую опасность, и другого выхода нет. Супруги повернулись и вышли из комнаты. Ребе закрыл книгу, встал, и снова прижался лбом к холодному оконному стеклу.«Б-же мой, что тут происходит, – лихорадочно размышлял реб Лейб. – Зачем ребе оставил меня в комнате? И почему он не захотел помочь этой паре? Нет другого выхода? Как же! Он, Лейб, своими собственными глазами видел такие чудеса, сотворенные ребе Борухом, по сравнению с которыми помощь этой паре просто игра в бирюльки. Ребе не захотел им помочь и пожелал, чтобы он, Лейб, был тому свидетелем. Но зачем, почему, для чего?»– Иди к себе, Лейб, – мягко произнес ребе. – Отдохни с дороги.В этом большом доме у реб Лейба был свой уголок. Крошечная комнатушка, в которую помещались кровать, полка с книгами и узкий платяной шкаф. В эту каморку он возвращался после поручений ребе, в ней отдыхал несколько дней, набираясь святости, пронизывающей каждую половицу большого дома, а потом уходил к жене и детям и жил обычной жизнью, как у всех до краев переполненной заботами о пропитании. Жил, с нетерпением ожидая, когда раздастся стук в дверь и на пороге возникнет служка с новым поручением ребе Боруха.Но в этот раз ему было не по себе. Лейб привык, возвращаясь, наслаждаться покоем. Да, это были самые сладкие, самые упоительные минуты, когда доложив обо всем ребе, он оказывался в тишине своей комнатки и, устало вытянув ноги, сидел на кровати.Вот и теперь он сидел на той же кровати, в той же комнатке, и не мог успокоиться, который раз повторяя про себя услышанную беседу. Непонятная жесткость ребе поразила реб Лейба. Он прокручивал эту историю на все лады, пытаясь понять, в чем же тут дело но, увы – без всякого толку. Смысл ответа ребе ускользал от его понимания.На улице послышался плач. Реб Лейб подошел к окну и увидел женщину, которую послали разводиться. Она стояла перед домом ребе, сжимая в руке пергаментный свиток – гет – разводное письмо. Женщина плакала навзрыд, она рыдала столь жалобно и безутешно, что даже каменное сердце не могло остаться равнодушным. Спустя пятнадцать минут из дома вышел служка и что-то сердито приказал женщине. Та повернулась и медленно пошла вдоль улицы, как слепая, натыкаясь на заборы.– Какая жестокость! – шепотом восклицал реб Лейб, расхаживая по комнате. – В мире так редко встречается семейное счастье, почему же ребе вместо того, чтобы помочь этой паре, с такой беспощадностью разрушил ее? Неужели его сердце тверже камня, крепче железа? А где же милосердие, завещанное нам праотцем Авраамом? Где сострадание цадика простым евреям? Где обыкновенная человеческая доброта? Ничего не понимаю, ни-че-го!Прошел час, другой, третий. Устав мерить шагами комнату, реб Лейб помолился, без аппетита поужинал и лег на кровать, пытаясь заснуть. Но сон бежал от его глаз. Ворочаясь с боку на бок, он безостановочно читал псалмы, пытаясь заглушить звучанием святых слов сосущую тревогу в сердце. Не то чтобы он перестал верить ребе, Б-же упаси! Но чуть заметная трещинка зазмеилась по гладкой каменной стене.Настенные часы в большом зале отбили два часа ночи, когда дверь в комнатушку отворилась, и на пороге возник ребе Борух.– Не спишь, Лейб?– Не сплю.Хасид тотчас вскочил с постели. В холодном свете луны он хорошо видел ребе. Тот стоял у двери, держа в руках книгу Зоѓар, и его глаза так же холодно блестели в свете луны.– Ночью нужно спать, Лейб. Или учить Тору.– Я не могу заснуть, ребе.– Что же тебе не дает спать?Реб Лейб потупился. Он не мог прямо сказать, что мучило его на протяжении последних часов. Но ребе не нуждался в подсказках.– Поскольку ты не спишь, давай поучимся, – начал он, и реб Лейб понял, что сейчас он получит награду за хорошо выполненное задание.– Когда мужская душа спускается в этот мир, вместе с ней спускается женский демон, Нуква. Нуква убеждена, что душа этого мужчины принадлежит только ей, и всеми силами старается расстроить его женитьбу. Если мужчина останется одиноким или свадьба не будет проведена по всем правилам – Нуква получает свою пищу.Вместе с женской душой спускается мужской демон, Захра. Он куда слабее Нуквы, но у него та же самая цель – прилепиться к женской душе и пить из нее силы. Как же избавиться от объятий этих демонов?Ребе замолк, словно ожидая ответа от реб Лейба, но тот молчал, понимая, что ребе вовсе не нуждается в его пояснениях.– Когда девушка и парень начинают искать себе пару, демоны приходят в ярость. У каждого из них отнимают половину, с помощью которой он до сих пор получал жизненность. Поэтому они готовы на все, чтобы разрушить возникающую связь. Если шадхан – сват – привирает, рассказывая о достоинствах кандидата или кандидатки, демоны успокаиваются. Из лжи ничего путного не выйдет, думают они, и перестают вмешиваться. Но стоит свату по неопытности рассказывать все, как есть на самом деле, демоны словно с цепи срываются. Вот тебе верный рецепт неудачного сватовства – говорить чистую правду.Если дело доходит до хупы, – продолжил ребе Борух, – под балдахином собираются не только родители и близкие родственники, но и демоны. Это их последняя возможность удержать души. Когда матери жениха и невесты, с зажженными свечами в руках, семь раз обводят девушку вокруг жениха, они пресекают влияние Нуквы и отгоняют ее от парня. Чтобы избавиться от Захры, достаточно только одного круга – обручального кольца, которое жених надевает на палец невесте.Той паре, которую ты видел сегодня, плохо поставили хупу. И Нуква не выпустила жениха из объятий. За долгие годы она основательно прилепилась к мужской душе, перевела на себя всю животворящую энергию его тела, и поэтому у пары нет детей. Просто так эту Нукву теперь не прогонишь, необходима основательная встряска. Поэтому я велел разводиться.Ребе замолчал, затем улыбнулся, и его зубы сверкнули в лунном свете.– Признайся, Лейб, – спросил он совсем другим тоном, – тебе не давала заснуть моя жестокость?Хасид молча кивнул.– Знай же, что завтра я сам поставлю этой паре хупу и прогоню Нукву. Именно это сообщил служка женщине, когда я велел ей отправляться домой. После второй свадьбы у них родятся дети. Много детей. Ты все понял, Лейб?– Да ребе.– Спокойной ночи.Ребе отступил в темноту и закрыл дверь. Хасид несколько минут стоял, повторяя про себя каждое услышанное слово. Затем улегся в постель и быстро заснул. Полная луна глядела в окно, заливая холодным светом его умиротворенное лицо. Теплый летний дождь без устали стучал по крышам Меджибожа.

Реб Лейб, хасид ребе Боруха из Меджибожа, спрятался от дождя под старой липой. Плотная крона почти не пропускала воду, лишь изредка тяжелая капля падала на землю и тотчас исчезала в густой траве. Реб Лейб был уверен, что ветер быстро прогонит тучи, выглянет солнце, и он продолжит свой путь к ребе. До его дома, напоминающего дворец, оставалось совсем немного.

Но дождь не кончался. Капли без устали дырявили все увеличивающиеся лужи, от их шлепков поднимались водяные пузыри – знак того, что непогода затягивается. Реб Лейб дождался затишья, выскочил из-под дерева и, скользя по свежей грязи, поспешил к дому ребе.

В большом доме было сумрачно и тихо. Ребе Борухом опять овладела меланхолия. Он стоял у окна, рассматривая пейзаж, иссеченный мелкой сеткой дождя.

– Это ты, Лейб? – спросил он, не поворачивая головы.

– Я, – едва шевеля губами, произнес хасид. Когда ребе пребывал в таком настроении, лучше всего было просто не попадаться ему на глаза. Но, отправив Лейба с поручением, он наказал немедленно по возвращении рассказать все подробно. И реб Лейб не мог ослушаться своего ребе.

– Корчмарь, к которому вы велели передать записку, – начал было реб Лейб, но ребе Борух прервал его нетерпеливым жестом.

– Не надо, я уже все знаю.

Он прислонился лбом к холодному стеклу и тихонько застонал. Сердце реб Лейба сжалось от любви. Он отдал бы все на свете, лишь бы ребе перестал мучиться. Что это была за мука, он не знал. Вернее, знал, но совсем чуть-чуть.

Как-то раз в минуту откровенности, когда после выполнения особо тяжелого поручения, ребе пригласил его выпить с ним чаю в этом самом кабинете, завеса тайны, плотно окутывающая учителя, слегка приоткрылась.

– Умножающий знание умножает печаль, – произнес ребе Борух. Книга Зоѓар лежала перед ним на столе. Потертая от использования, с закладками и пометками.

Ребе внимательно посмотрел на хасида, и тот вдруг понял кое-что. Кое-что такое, о чем он будет молчать до самой могилы. Это знание само собой возникло в голове. Без слов, точно чья-то невидимая рука вложила его прямо в память, минуя одежды букв и звуки речи. Знание намекало, будто ребе Боруху удалось заглянуть в будущее, и от того, что он в нем увидел, на него нападает черная меланхолия.

– Садись, – произнес ребе, все так же не отрываясь от окна. – Устал?

– Устал, – подтвердил реб Лейб, с трудом удерживая слезы. Больше всего на свете он ценил эти минуты доверия, мгновения удивительной духовной близости, которые ребе иногда даровал ему.

В сумрачной комнате стояла тишина, глубокая, словно тайное знание. Реб Лейб наслаждался каждой секундой и огорчился, когда вошедший служка, спросил у ребе, можно ли впустить посетителей.

– Они ждут с самого утра, – пояснил он. – Пожертвовали на бедных двадцать рублей золотом.

«Ого! – мысленно удивился реб Лейб. – Сумма более чем солидная. Видимо, речь идет о серьезном деле».

– Впустить? – спросил служка.

Ребе оторвался от окна, молча кивнул и сел в кресло. Реб Лейб встал, собираясь выйти, но ребе остановил его движением руки.

В комнату вошли двое, супружеская пара. Она – встревоженная женщина с испуганными глазами, и он – внешне вполне уверенный в себе человек, но с выражением беспокойства на гладком лице.

– Ребе, – сказал мужчина, – вот квитл [6].

Он приблизился к столу, за которым сидел ребе Борух и осторожно положил на стол листок. Ребе взял листок, пробежал его глазами и разорвал на три части. Еврей побледнел, а женщина прикрыла рукой рот.

– Ничем не могу помочь, – произнес ребе. – Детей у вас не будет. Выход только один – развестись.

Женщина всхлипнула, по ее щекам покатились слезы.

– Но ребе, пожалуйста, – настаивал мужчина, – неужели ничего нельзя поделать?

– Только развестись, – ответил ребе Борух. – Причем немедленно! Отправляйтесь к раввину Меджибожа.

– Ребе! – воскликнул мужчина, – Мы любим друг друга, ребе! У нас замечательная семья, нам так хорошо вместе!

Ребе Борух открыл лежащую пред ним книгу и демонстративно поднес ее к лицу. Женщина снова всхлипнула, но уже громче.

– Пошли, – тихо произнес мужчина. Пот градом катился по его лицу. Если ребе-чудотворец приказывает немедленно развестись, значит, он видит близкую опасность, и другого выхода нет. Супруги повернулись и вышли из комнаты. Ребе закрыл книгу, встал, и снова прижался лбом к холодному оконному стеклу.

«Б-же мой, что тут происходит, – лихорадочно размышлял реб Лейб. – Зачем ребе оставил меня в комнате? И почему он не захотел помочь этой паре? Нет другого выхода? Как же! Он, Лейб, своими собственными глазами видел такие чудеса, сотворенные ребе Борухом, по сравнению с которыми помощь этой паре просто игра в бирюльки. Ребе не захотел им помочь и пожелал, чтобы он, Лейб, был тому свидетелем. Но зачем, почему, для чего?»

– Иди к себе, Лейб, – мягко произнес ребе. – Отдохни с дороги.

В этом большом доме у реб Лейба был свой уголок. Крошечная комнатушка, в которую помещались кровать, полка с книгами и узкий платяной шкаф. В эту каморку он возвращался после поручений ребе, в ней отдыхал несколько дней, набираясь святости, пронизывающей каждую половицу большого дома, а потом уходил к жене и детям и жил обычной жизнью, как у всех до краев переполненной заботами о пропитании. Жил, с нетерпением ожидая, когда раздастся стук в дверь и на пороге возникнет служка с новым поручением ребе Боруха.

Но в этот раз ему было не по себе. Лейб привык, возвращаясь, наслаждаться покоем. Да, это были самые сладкие, самые упоительные минуты, когда доложив обо всем ребе, он оказывался в тишине своей комнатки и, устало вытянув ноги, сидел на кровати.

Вот и теперь он сидел на той же кровати, в той же комнатке, и не мог успокоиться, который раз повторяя про себя услышанную беседу. Непонятная жесткость ребе поразила реб Лейба. Он прокручивал эту историю на все лады, пытаясь понять, в чем же тут дело но, увы – без всякого толку. Смысл ответа ребе ускользал от его понимания.

На улице послышался плач. Реб Лейб подошел к окну и увидел женщину, которую послали разводиться. Она стояла перед домом ребе, сжимая в руке пергаментный свиток – гет – разводное письмо. Женщина плакала навзрыд, она рыдала столь жалобно и безутешно, что даже каменное сердце не могло остаться равнодушным. Спустя пятнадцать минут из дома вышел служка и что-то сердито приказал женщине. Та повернулась и медленно пошла вдоль улицы, как слепая, натыкаясь на заборы.

– Какая жестокость! – шепотом восклицал реб Лейб, расхаживая по комнате. – В мире так редко встречается семейное счастье, почему же ребе вместо того, чтобы помочь этой паре, с такой беспощадностью разрушил ее? Неужели его сердце тверже камня, крепче железа? А где же милосердие, завещанное нам праотцем Авраамом? Где сострадание цадика простым евреям? Где обыкновенная человеческая доброта? Ничего не понимаю, ни-че-го!

Прошел час, другой, третий. Устав мерить шагами комнату, реб Лейб помолился, без аппетита поужинал и лег на кровать, пытаясь заснуть. Но сон бежал от его глаз. Ворочаясь с боку на бок, он безостановочно читал псалмы, пытаясь заглушить звучанием святых слов сосущую тревогу в сердце. Не то чтобы он перестал верить ребе, Б-же упаси! Но чуть заметная трещинка зазмеилась по гладкой каменной стене.

Настенные часы в большом зале отбили два часа ночи, когда дверь в комнатушку отворилась, и на пороге возник ребе Борух.

– Не спишь, Лейб?

– Не сплю.

Хасид тотчас вскочил с постели. В холодном свете луны он хорошо видел ребе. Тот стоял у двери, держа в руках книгу Зоѓар, и его глаза так же холодно блестели в свете луны.

– Ночью нужно спать, Лейб. Или учить Тору.

– Я не могу заснуть, ребе.

– Что же тебе не дает спать?

Реб Лейб потупился. Он не мог прямо сказать, что мучило его на протяжении последних часов. Но ребе не нуждался в подсказках.

– Поскольку ты не спишь, давай поучимся, – начал он, и реб Лейб понял, что сейчас он получит награду за хорошо выполненное задание.

– Когда мужская душа спускается в этот мир, вместе с ней спускается женский демон, Нуква. Нуква убеждена, что душа этого мужчины принадлежит только ей, и всеми силами старается расстроить его женитьбу. Если мужчина останется одиноким или свадьба не будет проведена по всем правилам – Нуква получает свою пищу.

Вместе с женской душой спускается мужской демон, Захра. Он куда слабее Нуквы, но у него та же самая цель – прилепиться к женской душе и пить из нее силы. Как же избавиться от объятий этих демонов?

Ребе замолк, словно ожидая ответа от реб Лейба, но тот молчал, понимая, что ребе вовсе не нуждается в его пояснениях.

– Когда девушка и парень начинают искать себе пару, демоны приходят в ярость. У каждого из них отнимают половину, с помощью которой он до сих пор получал жизненность. Поэтому они готовы на все, чтобы разрушить возникающую связь. Если шадхан – сват – привирает, рассказывая о достоинствах кандидата или кандидатки, демоны успокаиваются. Из лжи ничего путного не выйдет, думают они, и перестают вмешиваться. Но стоит свату по неопытности рассказывать все, как есть на самом деле, демоны словно с цепи срываются. Вот тебе верный рецепт неудачного сватовства – говорить чистую правду.

Если дело доходит до хупы, – продолжил ребе Борух, – под балдахином собираются не только родители и близкие родственники, но и демоны. Это их последняя возможность удержать души. Когда матери жениха и невесты, с зажженными свечами в руках, семь раз обводят девушку вокруг жениха, они пресекают влияние Нуквы и отгоняют ее от парня. Чтобы избавиться от Захры, достаточно только одного круга – обручального кольца, которое жених надевает на палец невесте.

Той паре, которую ты видел сегодня, плохо поставили хупу. И Нуква не выпустила жениха из объятий. За долгие годы она основательно прилепилась к мужской душе, перевела на себя всю животворящую энергию его тела, и поэтому у пары нет детей. Просто так эту Нукву теперь не прогонишь, необходима основательная встряска. Поэтому я велел разводиться.

Ребе замолчал, затем улыбнулся, и его зубы сверкнули в лунном свете.

– Признайся, Лейб, – спросил он совсем другим тоном, – тебе не давала заснуть моя жестокость?

Хасид молча кивнул.

– Знай же, что завтра я сам поставлю этой паре хупу и прогоню Нукву. Именно это сообщил служка женщине, когда я велел ей отправляться домой. После второй свадьбы у них родятся дети. Много детей. Ты все понял, Лейб?

– Да ребе.

– Спокойной ночи.

Доброе утро в силиконовой долине

Записано со слов р. Элияѓу-Йоханана Гурари, главного раввина города Холон.

Эта история могла бы произойти в любом другом месте и при совершенно иных обстоятельствах. Но она произошла именно в Силиконовой долине, и свой рассказ мы начнем с того самого утра в том самом месте. У Дэйва Вайлеса были все основания пребывать в хорошем настроении. Ему недавно исполнилось тридцать шесть лет – возраст, в котором болезни еще далеки, а голова уже достигла кое-каких высот. Кое-каких – скромно сказано: в негласной иерархии хайтековских бизнесов Силиконовой долины его фирма входила в первую десятку. Ну, не совсем его фирма, он был одним из четырех основателей дела, но гордиться, безусловно, есть чем.Дэйв был счастливо женат, жена воспитывала двух малышей – мальчика и девочку. Виделся с ними Дэйв не часто, работа поглощала все время. Но в ту пятницу он ехал в фирму с особым настроем, день предстоял короткий, до обеда, а после – он забирал жену и детей и они уезжали на выходные в загородную гостиницу. Жена еще ниего не знала, это был сюрприз, о котором Дэйв собирался сообщить ей по телефону, возвращаясь домой. Целых три дня вместе с семьей. Как здорово!На входе он привычно провел карточку через щель электронного вахтера, пожелал доброго утра охраннику, черному, вечно нахмуренному Джо, и отправился прямиком в лабораторию. Сегодня предстояло кое-что проверить.И все у него в тот день складывалось, все получалось. Даже задача, над которой он ломал голову последний месяц, вдруг распахнула плотно сжатые створки, явив взору переливающуюся жемчужину решения. Ровно в час дня он собрал портфель, попрощался с коллегами и быстрым шагом двинулся к выходу. Еще полчаса и…Выходя из здания, он вспомнил о досадной оплошности. В комнате-холодильнике, где хранились материалы для опытов, он забыл закрыть крышку на одном из ящиков. Да, черт побери, ничего страшного не случилось бы с материалами и до понедельника, но педантизм и скрупулезность были неотъемлемыми чертами его характера«Ну, еще десять минут, – подумал он. – Туда и обратно».Подойдя к холодильнику, он вспомнил, что ключи остались в кабинете. Тяжелая, термонепроницаемая дверь снаружи открывалась простым нажатием рукоятки, но изнутри такой рукоятки не было, поэтому отворить дверь можно было только при помощи ключа. Он, Дэйв, самолично выпустил грозное распоряжение, категорически запрещающее заходить в камеру без ключа. Ведь, если дверь нечаянно захлопнется, то…Он потянул на себя ручку, широко распахнул дверь, подпер ее портфелем, так, чтобы он не дал двери захлопнуться и вошел вовнутрь. Отыскать ящик и запереть крышку заняло две минуты, Дэйв уже собрался двинуться к выходу, как вдруг услышал тяжелый удар.Три тысячи чертей! Как это могло произойти? Он подскочил к двери и с размаху навалился на нее плечом. Безрезультатно! Под ногами валялся портфель, видимо, дверь затащила его вовнутрь.«А ведь ни одна живая душа не знает, что я здесь, – похолодев от ужаса, понял Дэйв, – Никаких следов, ни малейших намеков». Он ведь никого об этом не предупредил. Все думают, будто в эту минуту он уже подъезжает к своей вилле, а не кусает от бессилия губы в холодильнике при температуре минус десять.Дэйв зябко поежился. Холодно. А будет еще холоднее. У него осталась только одна маленькая надежда: кому-то могут понадобиться материалы для опытов и он заглянет в холодильник. Опыты не начинают в пятницу после обеда, но какие-то шансы есть.Три часа Дэйв провел в непрерывных физических упражнениях. Прыгал, отжимался, приседал, даже стойку на голове пытался делать.Звонок, возвещающий о конце рабочего дня, он едва услышал. Но этот тихий звук, приглушенный дверью, показался ему погребальным звоном колоколов. Все, из коллег сюда уже никто не придет. Пока жена хватится, пока станет звонить к сотрудникам, выясняя, куда подевался муж, пока сообщит в полицию, пока раскрутится громоздкий механизм расследования, и пока полиция доберется до холодильника… Он прекратил бессмысленные упражнения, сел на ящик и задумался.Вот, собственно, и все. Как просто и незатейливо заканчивается его жизнь. Он редко задумывался о смерти, но все-таки представлял свою кончину совсем иным образом. Дэйв инстинктивно встал, почувствовав, как холод забирается под рубашку, сделал пару шагов по комнате и, махнув рукой, снова уселся на ящик.Он так мало времени уделял семье, почти не знает собственных детей. И жену, разве он хорошо знает свою жену? Сколько там они успевали поговорить, несколько минут в день, полтора часа за выходные. Работа, работа, главным в его жизни была эта проклятая работа, и она же его доконала.Он со злостью ударил по стенку шкафа и взвыл от боли. Взвыл, а потом разрыдался. Заплакал, как когда-то в детстве, от бессилия и обиды. Только обижаться теперь было не на кого.Ладно, говорят, будто смерть от холода не самая страшная из смертей, нужно лишь преодолеть первую боль, а потом становится тепло и сонно, и конец приходит незаметно.Когда спустя сорок минут скрючившийся на ящике окоченевший Дэйв Вайлес услышал стук открывающейся двери, он решил, будто благодатная смерть уже окутала его сладостным пологом сна. Но нет, дверь распахнулась, и в холодильник вошел охранник Джо.– Вот вы где! – вскричал он, бросаясь к Дэйву. – А я уже с ног сбился, вас разыскивая!Пока Дэйв отогревался горячим кофе в будке охранника, тот успел объяснить, что побудило его начать поиски.– Вы же знаете своих сотрудников, – хмурясь, говорил Джо. – Высокие технологии, большие заработки! А люди – снобы, каких поискать. Ходят, нос задрав, никого вокруг себя не замечая. Есть только два или три человека, которые со мной здороваются. Вы один из них. Сегодня вы пожелали мне доброго утра, а вот «доброго вечер» я от вас не услышал. И когда на всех этажах погас свет, и сотрудники разошлись, я понял, что случилось неладное, и пошел вас искать.

Дата добавления: 2015-08-28