Кира обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Конечно, ничего бы не изменилось. Им было хорошо вместе. Она любила бы его, даже, если бы знала о скором отъезде. Она сказала бы «ДА» в любом случае, она еще до рождения принадлежала безумному Ветру, так о чем говорить. Но глухая обида, замешанная на тоске близкой разлуки, тугим клубком свернулась у горла.
«Не поделился со мной таким важным, таким интересным событием, промолчал. Будто я – случайная партнерша в постели, будто я на одну ночь».
Рот наполнилася горечью.
- Знаешь что, детка, - резко поднялся с постели Алекс, потянулся за брюками, - мы договаривались друг на друга не давить, помнишь? Самое главное для человека – это свобода его личности, его выбора. Ты сама мне об этом не раз говорила, не забыла?
Кира поняла, что последнюю фразу о партнерше она произнесла вслух. Но остановиться уже не могла:
- Договаривались, о свободе. От кого? Алекс, разве так бывает – любовь и полная свобода? Любовь – это же... это же... союз, единение... мы одно целое... – она говорила зло, требовательно. – Как ты можешь пренебрегать моим мнением, моими желаниями?
Александр сердито сопел, одеваясь:
- Одно целое – это когда мы в постели. Да и тогда – у каждого своя пара ног, рук и своя голова. Я ни кому никогда не позволю лишать меня права выбора, права делать то, что хочу Я, ты не понимаешь? Ты вообще слушала, о чем мы говорили все это время?
Ветер, бешеный ветер... Тогда она еще думала, что сможет удержать его. Она плакала. От обиды на его холодное непонимание ее отчаянья. От горькой тоски перед предстоявшей разлукой на целых(!!!) два месяца. Он злился, говорил ей несправедливые и жестокие вещи.
Потом всю ночь после этого разговора Кира обдумывала их ссору, его слова, собственные упреки. Как всегда, нашла ему оправдание и обвинила во всем себя. Ну что за выяснения отношений? Конечно, она будет ждать, это же Ветер, ее единственный, ее самый лучший, ее неповторимый... Она вспоминала, как пахнет его кожа, какие у него руки, какие губы, как он улыбается. Придумывала смешные ласковые словечки – непременно скажу ему завтра, все будет, как раньше. А два месяца – это ерунда, дождусь. Она прибежала к нему в общежитие в десять утра, но сердитая дежурная ее не пустила, сказала, что их никого нет. Кира оставила записку: Алекс, зайди ко мне, надо поговорить.
Подумала – написать ли «целую»? И решила – нет, не надо. Просто подпись: Кира.
Он не пришел. Кира просидела целый день на подоконнике в коридоре с книжкой на коленях – вроде, читает. Ветер не пришел.
«Больше не могу», - подумала Кира – «Надо сходить, вдруг, дежурная забыла передать записку? Кажется, она сменяется в восемь вечера – а новая может не передать...»
Она набросила пальто, и помчалась в соседнее общежитие. Знакомая дежурная готовилась идти домой, вместо нее за столом устроился веселый Валька, аспирант с факультета жрналистики – он жил тут же и подрабатывал ночным дежурным.
- Привет, Кирюха! – приветствовал Валька Киру, - К Рихтеру? А он уехал! Они со Славкой Кравченко и Петрашевским на Москву отправились, шестичасовым.
- А ты откуда знаешь? – враз севшим голосом спросила Кира, изо всех сил стараясь казаться равнодушной.
- Так Петрашевский мне свой маг занес, на сохранение, чтоб не оставлять в пустой комнате.
Кира посмотрела на часики на руке: 20.00. Они уже два часа как в дороге. Она обернулась к дневной дежурной. Встретила сочувствующий взгляд.
- Я передала, - ответила дежурная на невысказанный вопрос. – Лично в руки.
Кира молча повернулась, и вышла на улицу. Уехал. Не пришел. Она придумала для него за день столько ласковых словечек, но они так и умрут несказанными. «Почему я не осталась ждать его в холле общежития?» – подумала Кира. Конечно, вся общага смотрела бы на нее, но какое это имеет значение? Они бы поговорили, он бы простил ее дурацкое поведение, ее упреки. Иначе и быть не могло. Она не замечала, что слезы катаятся по щекам, и замерзают на холодном зимнем ветру, что щеки уже жжет ледяным огнем. Не замечала, что идет снег, а она забыла надеть шапку. Забыла, что может простудиться.
ººº
Все слова твои вновь и вновь
В зеркалах отражались и таяли…
А я пальцы кусаю в кровь,
Чтоб проверить хоть так – живая ли…
Я не чувствую вкуса обид,
Даже тех, что присыпаны перцем…
Только слышу как что-то болит
В переставшем пульсировать сердце.
Я ищу подтверждение снам,
Так похожим на чье-то пророчество,
А в ответ, словно листья к ногам,
Осыпается одиночество…
Глава 5.
«Расставанье - маленькая смерть». Последовавшие за этим днем два месяца Кира прожила, не замечая времени. У нее были ее мечты о Ветре и ОЖИДАНИЕ.
Ожидание переплелось с минутами, днями и ночами. Поселилось в книгах, свернулось пушистым клубочком на подушке. Ожидание приходило во сне, рассказывало волшебные сказки о скорой встрече. Кира не замечала, что иногда сидит, уставившись в пространство над книгой, или у телевизора, и ничего не видит вокруг. Но она видела – день, когда Алекс вернется. Каждый раз это была новая сладкая история встречи, придуманный первый разговор, предвкушенье первого – после разлуки - поцелуя. Начался новый семестр, снова – лекции, семинары, практические, лингафонные кабинеты, переполненный автобус, темно-красные, уходящие в небо, колонны главного корпуса. Все это жило рядом с Кирой, не затрагивая ее мысли, не мешая ее главному занятию – ждать. Она узнала, когда приедут стажирующиеся, и это день в ее внутреннем календаре превратился в Самый Главный День.
Куда бы Кира ни шла, она делала обязательный крюк, и проходила мимо его общежития. Это стало настоящим ритуалом, чудом прикосновения к нему – далекому, любимому, желанному. Удушающая тоска отступала, пусть ненадолго, и появлялись новые силы – ждать.
За три дня до назначенного деканатом собрания стажеров, к которому все должны были вернуться, студенты получили стипендию. Кира, всегда тщательно рассчитывавшая свои скромные доходы, потратила почти половину на новые духи, белье и кофточку. Алекс должен увидеть ее красивой. А еще купила маленькую плюшевую собачку – с круглыми карими глазками. Очень похоже на его глаза. Сентиментальная девочка.
Впервые в жизни отправилась в парикмахерскую, сделала маникюр и прическу, так называемую «легкую химию на длинных». Теперь ее вьщиеся от природы волосы неуправляемыми золотистыми волнами спадали по спине до лопаток. «Рыжие крылья» - улыбнулась своему отражению в зеркале Кира. Он называет их рыжими крыльями. Кира не надела шапку, и уже теплеющий мартовский ветер играл волнистыми прядями, приподнимал их над головой, путал, и пытался сплести косички.
Она сделала любимый круг к общежитию Ветра, взглянула на его окна: как там дела? Ощущения счастья захлестнуло ее сердце: скоро, скоро. Еще чуть-чуть.
- Кирюха, привет! – Кира оглянулась. Славка Кравченко, друг Алекса. Кира чуть не бросилась ему на шею. Друг Алекса – это почти что он сам, еще одно чудо прикосновения к его жизни, еще на мгновение ближе к нему, к ее Ветру.
- Ну ты, классно выглядишь! – искренне залюбовался Славка. – Лохматая! Тебе идет.
Кира счастливо улыбнулась:
- Правда? А я волнуюсь – понравится ли Алексу? Он же приедет завтра? Я видела – деканат объявление о собрании вывесил.
Улыбка на лице Славки потускнела, и совсем погасла.
- Кир... – Славка словно подавился словами.
- Ты чего? Случилось что? – Кира даже мысли не могла допустить, что помрачневшая физиономия Славки имеет к ней и Алексу какое-то отношение.
- Кирюш, ты только не расстраивайся, ладно? Рихтер уже неделю, как приехал. Я думал, ты знаешь.
- Да? – в голове стало пусто. И холодно. Как в тот день, когда они поссорились. Март, а так холодно. Ей всегда холодно, когда больно. Она посмотрела на окна общаги. Сделала шаг к двери.
- Кир, погоди, он тут не живет.
- А... – она стояла, сжимая в заледеневшем кулачке пакет с покупками. Теми, которые были сделаны ради Алекса.
Слава подошел ближе, обнял за плечи: Кирюнь, да не расстраивайся. Ты же знаешь, Рихтер такой – сегодня с тобой, завтра с другой. Вы еще долго с ним были вместе. Наплюй.
- Ветер, - прошептала Кира.
- Что? – не понял Слава.
- Ветер, - невероятно, но она взяла себя в руки, голос зазвучал почти спокойно: И где же он живет? Дашь адресок, или хоть телефончик?
- Не стоит, Кирюнь. Он, - Слава опять запнулся, - с Людой Сорокой из пятой группы.
Люду Кира знала. Красивая, миниатюрная, с тихим вкрадчивым голосом. Девушка-дюймовочка. Как-то Алекс сказал: она такая хрупкая, ее хочется защищать, и гладить по головке.
- А меня? – засмеялась тогда Кира. Она совершенно не придала значения его словам.
- Тебя... Нет, ты сильная. Сама, кого хочешь накроешь своими крыльями. Ты только кажешься слабой. Такие, как ты не гнутся, не ломаются, - он задумался, закончил немного удивленно: Просто умирают.
«Я сильная. Я самая сильная», - подумала Кира. Вслух сказала: Ладно, Слав, мне пора.
- Проводить? – несмело предложил Слава.
- Двадцать шагов? – усмехнулась Кира. – Доберусь.
Она уже отошла метров на десять, когда Славка догнал ее: Кира, если что – знай, я твой друг.
- Что – если что? – жестко спросила сильная девочка Кира.
- Нууу, - смутился Слава. – А давай в кино сходим?
Похоже, он и сам удивился этому предложению.
- Давай. Потом когда –нибудь. Пок, Слав.
Глава 6.
From: ґLexRichґ <lexrich@yandex.ru>
For: Kira_klim@ukr.net
Subject: No Subject
«Пичужка. Возможно, ты мне не поверишь, но я долго искал тебя. Так хотелось узнать, что ты делаешь, как живешь. Пытался найти через всякие сайты поиска одноклассников. И через поисковые сайты. И подумал, что ты сменила фамилию, и я уже никогда тебя не найду».
From: Kira_klim@ukr.net
For: ґLexRichґ <lexrich@yandex.ru>
Subject: No Subject
«Конечно, сменила. А девичью взяла для псевдонима, когда вдруг оказалось, что мои фантазии кому-то интересны, и что их печатают. Я ж теперь прикидываюсь писательницей».
В комнате никого не было. Кажется, девченки разбежались по своим делам. Она разложила на столе покупки: тонкую трикотажную кофточку, белье, флакончик с духами. Не французские, конечно, но ей нравятся. Называются «Воспоминание». Пахнут цветами акации. Посадила смешную плюшевую собачку. Как глупо. А круглые коричневые глаза собачки и, правда, похожи на глаза Алекса. На его изумленно-насмешливый взгляд. Провела пальцем по носу, по мягкой спинке: Ты приехал. Привет, Ветер.
Кира отвинтила пробку с флакончика, старательно вылила духи на вещи на столе. Взяла из Олиной тумбочки ножницы с острыми кончиками. Села за стол. Спокойно и методично изрезала все покупки на небольшие лоскуты. Она ничего не чувствовала. Ни обиды, ни боли, ни любви. Киры больше не было. Ее унесло весенним ветром куда-то далеко в несуществующий мир сломанных грез и неосуществимых надежд.
Кира взяла в руки игрушку, примерилась ножницами к коричневой шейке. Отложила в сторону, подцепила острым кончиком ножниц синюю венку на запястье своей левой руки. Удивилась – совсем не больно. Только что-то очень холодно. Спокойно, даже с любопытством, смотрела, как на обрезках новой кофточки расплывается яркое красное пятно. Взяла ножницы в левую руку. Пальцы не слушались, мокрые, в чем-то красном, ножницы выскальзывали из рук. Но она же сильная, она сумеет. Вот только переборет эту непонятную слабость. Надо немного отдохнуть.
Где-то далеко, на другом конце вселенной, кто-то закричал.
- Не шумите, - прошептала Кира, - я посплю.
Голова опустилась на стол, на красные лоскуты, на плюшевую игрушку...
ººº
Перечитаны письма
………. И стихи…
Сожаленье усталым дождем по асфальту
Размывает надежду…
………. Ты грустишь…
Но считаешь так лучше, сделав финиш на старте.
Ты решил дальше жить…
………. Без меня…
Проживешь, я уверена, выгорят пеплом
Наших встреч телефонных
………. Все слова
И как что-то ненужное высквозят ветром.
Будут новые встречи
………. И новые дни…
Разговоры, свидания… Кто проиграет?
Разве это так важно?...
………. Ты живи…
Ну и я как-нибудь… Все. Прощай. Отпускаю.
ººº
К счастью, Галка, из их группы, до поступления в универ работала медсестрой. Она перевязала руки Киры: серьезных повреждений не оказалось, так, глубокие порезы. Все срослось и зажило. Лишь остался маленький шрам на запястье левой руки – «узелок на память». Та же Галина раздобыла справку о болезни – на занятия Кира какое-то время ходить не могла. Верные подружки хранили молчание: узнай деканат, последствия могли бы быть самыми печальными для Киры.
И все постепенно вошло в привычную колею: день за днем, день за днем, бусинки из ожерелья будней. Кира перебирала их спокойно, даже небрежно: утро-вечер, утро-вечер. Гулкая пустота безнадежности стала ее сущностью. Старшекурсники проходили практику где-то в городе, и шансов столкнуться с Рихтером в коридоре почти не было. И все же встреча случилась. Кира спешила на семинар в соседний корпус, опаздывала, а препод жестоко карал неудами и допвопросами нерадивых студенток. Особенно придирался почему-то к Кире. Она мчалась по коридору, вылетела за поворот, споткнулась о какую-то скобку в полу, и буквально, повисла на груди у шедшего навстречу парня.
Она узнала его мгновенно, его запах, его плечи, его руки, подхватившие ее на лету. Звонок уже давно прозвенел, коридоры опустели. Но это было не важно. Ей и так казалось, что они одни-единственные на всей земле. Она стояла, уткнувшись лицом в его плечо, как раз под ключицей, бесконечно долгое счастливое мгновение, обнимая его за шею, словно именно сейчас и происходила та самая встреча, ради которой в другой жизни глупая девочка...
Алекс осторожно расжал ее руки и отступил:
- Куда летишь, пичужка?
Распрямились плечи, гордо поднялся подбородок. Сильная Кира не сдается и не плачет ночами. Она спокойна и уверена в себе. Это не у нее вечный узелок на запястье. И это не у нее под подушкой спрятана плюшевая собачка с круглыми орехово-карими глазами.
- Опаздываю... уже опоздала на семинар. Как жизнь?
- Нормально, а ты?
- Нормально, – улыбнулась.
Он рассматривал ее удивленно: Ты похудела, и прическа новая...
- На диету села. Худоба в моде.
- Тебе идет. И черный цвет тебе идет. Ты похожа на черную кошку. Дикая черная кошка.
На Кире был надет тонкий черный свитерок и черные брюки. Она тряхнула головой, и волосы рассыпались по плечам.
Рихтер шумно вздохнул: Черная кошка с рыжими крыльями.
- Угу, - фыркнула Кира, - валькирия в полете. Извини, Алекс, я спешу. Мне «хвост» по истории совсем ни к чему. Пока.
Она обошла застывшего в изумлении Рихтера, быстро свернула на лестницу, легко, вприпрыжку, как всегда, спустилась на этаж ниже, потом еще на этаж.
У главного корпуса Кира не вошла под красные колонны – наплевать на «хвост» по истории, а пошла дальше, по бульвару, мимо больницы, мимо ограды Ботанического сада, не думая, куда и зачем идет. Она вообще ни о чем не думала, просто шла, словно звала ее вперед неведомая сила, обещала излечить от горького чувства, вернуть полет ее рыжим крыльям. У самого метро столкнулась со Славкой Кравченко.
- Кирюш, как здорово! – кажется, Слава искренне обрадовался. – Ты куда?
- Привет, Слав. Гуляю.
- Давай гулять вместе? – предложил Слава.
Кире было все равно. Вместе даже лучше. При посторонних проще быть сильной.
- Давай.
- Я сейчас, не уходи.
Он вернулся через минуту с охапкой голубых и желтых ирисов, их на всех углах продавали вечные старушки-цветочницы.
- Это тебе.
Кира удивленно взяла цветы: За что?
- Просто так, - ответил Славка. Смущенно захлопал длинными светлыми ресницами, - тебе идут эти... я не знаю, как они называются...
- В народе называют петушки. А вообще-то – ирисы.
Это были первые цветы в ее жизни, подаренные ей мужчиной, не по случаю, а просто так, потому что она – это она. По странному принципу Рихтер никогда не дарил ей цветов, утверждал, что ненавидит эти общепринятые правила.
- Вот, ириски, идут. Они такие же светлые, как и ты. Пойдем? Хочешь мороженого?
- Хочу, - ответила Кира. – На палочке. Нет, оно будет капать. Лучше в стаканчике, кофейного. Вон продается.
Они пошли дальше по бульвару, и мороженое все равно капало сквозь дырочку в стаканчике, и это было ужасно смешно, и они смеялись. Кира думала, что Славка веселый и забавный, с этими светлыми ресницами, и густыми веснушками по всему лицу, и нелепым хохолком на самой макушке, который он все время машинально приглаживал пятерней.
Она тогда еще не знала, что у ее близнецов будут такие же светлые ресницы, и веснушки, и хохолок на макушке...
Глава 7.
«Зачем ты вернулся, Ветер, зачем позвал меня?»
«Мне нужны твои рыжие крылья... Без них у меня не получается летать. Я думал – я свободен и летаю сам. Я думал – ты просто одна из многих. У меня есть все: успешный бизнес, дом, жена. Красивые дети. Мальчишки. Я крепко стою на земле. Но я Ветер, который не летает.»
...
«Ветер, я хотела, чтобы мои дети были похожи на тебя. Но они похожи на другого. И твои дети не похожи на меня. Я хотела говорить о тебе и о себе – «мы». Понимать и прощать, и засыпать рядом, и просыпаться рядом. Ты выбрал свой путь, и другой держит во сне мою руку.»
«Прости, пичужка, если можешь. Я хочу уснуть, прижавшись к твоему плечу. Как тогда, в чужой квартире, на чужой кровати. Чтобы нам снились одинаковые сны. Верни мне крылья...»
...
Дождь постучал в окно: открой. Офис уже опустел: рабочий день закончился, все разошлись. Кира открыла окно, вдохнула влажный воздух, наполненый запахом земли, листьев, умытого города.
«Устала, - подумала, - пора домой».
Одной рукой она закрывала программы в компьютере, другой набрала номер мобилки мужа: «Слав, ты где? Еще на работе? Ой, как хорошо, заедь за мной, пожалуйста. Я к перекрестку выйду. Жду».
Под мелким ленивым дождиком, по темнеющим улицам шла она туда, где ее ждали, где был ее дом, ее свет, ее убежище. Вчетвером: Славка, близнецы и она, Кира - они будут ужинать за круглым столом в большой кухне их новой квартиры. Потом немного поспорят о том, кто вымоет посуду, и. как всегда, окажется, что близнецы что-то там недочитали, недописали к завтрашним занятиям, и Славка скажет: давай, я, а ты отдыхай. Может быть, посмотрят что-нибудь по телеку, или по видику.
Это будет их вечер, один из многих, в приглушенном свете бра, под бормотание телевизора. В мире, который они строили вместе, день за днем, кирпичик к крипичику, сплетали полотно дней, отсекая темное и неудачное, расцвечивая дни мечтами и воспоминаниями. Более двадцати лет. Прочный дом, крепкие стены, они укрывают от бурь и невзгод, в них тепло и уютно.
И когда в доме наступит тишина, Кира останется одна у компьютера в закоулке на эркере, прозванном ее «кабинетом». Откроет окно и станет слушать, как играют в догонялки дождь с ветром.
Я люблю свой дом и зеленые холмы за окном. Я люблю свой город. Я люблю просыпаться утром, разбуженная запахом свежесваренного кофе. Я люблю слушать рассказы двойняшек о прошедшем дне. Я люблю вечерние прогрулки «на сон грядущий»... Я люблю...
Я улечу за ветром – только позови...
Я снова придумываю себе новый мир и другую жизнь, я придумываю себе человека, который – единственный – уведет меня в мир жарких ночей и некончающейся жизни.
«Ветер, мой Ветер, унеси меня за облака, унеси меня в твое заокеанье...»
Кира улыбнется голубому глазу монитора: привет, полуночник.
Почтовый ящик. Имя. Пароль. Клик.
«У вас одно новое письмо»
Клик.
....
«Люблю твои рыжие крылья...»
Глава 8.
- Ты что-то бледная, и круги под глазами, - сказал Славка. – Загонял тебя твой Федор.
- Фирма становится известной, теперь никто не хочет сам заниматься оргвопросами, проще нанять специалистов на конкретное мероприятие, чем держать в штате орготдел. Так это же хорошо, наше благосостояние растет, - усмехнулась Кира.
- Хорошо-то хорошо, но тебе пора отдохнуть.
- Я подумаю, – Кира откинулась на спинку сиденья, искоса наблюдала за мужем. Ей нравилось, как Слава водит машину: большие («рабочие», как сказала мама) руки спокойно лежат на руле, он выглядит рассабленным и небрежным. Но на самом деле, каждое движение точно рассчитано, он все видит и слышит, внутренне собран и внимателен. Кира так никогда, наверное, не сумеет. За рулем она чувствует себя, как на госэкзамене перед озлобленной комиссиией. А со всех сторон наперерез спешат коварные пешеходы и вредные собратья-водилы. Потому и не любит водить, предпочитает сидеть рядом со Славкой, расслабившись под тихую музыку...
Город подмигнул ей мокрыми глазами фонарей: успокоилась, пичужка? Зачем тебе эти страсти-стрессы? Прошлое должно оставаться в прошлом.
Город прав. Наверное. Ей сорок. Пора подводить некоторые итоги, а не ворошить давно уснувшее прошлое. Сказать, что ли Славке, о Рихтере? Они же дружили.
Мысль мелькнула и исчезла, ускользнув в приокрытое окно в мокрые сумерки. Сказать о возникшем из прошлого Алексе, это растревожить тени, сделать Славке больно. Славке, который пришел к ней в горькую минуту, и не дал ей утонуть в отчаяньи.
В тот день они бродили со Славкой до поздней ночи, он проводил Киру до общежития, а сам на метро уже не успел. Славка был «городской», жил с родителями и сестрой. Денег на такси не оказалось, и он пошел домой пешком, через весь город. Позднее он смеялся: «Я точно знаю, от меня до тебя два часа восемнадцать минут пути». В тот вечер Кира впервые за долгое время уснула спокойно и крепко.
Под утро ей приснился сон. Ей снился средневековый город: узкие улочки, стены грубой каменной кладки. Странные покосившиеся башни... Дома стояли вплотную друг к другу, темной стеной. И только запрокинув голову, она могла видеть высоко над головой небо и летящие куда-то вдаль облака. Кира шла по этим улочкам, но за поворотом открывался новый поворот, и выхода все не было. К ней подкрался страх, она поняла, что должна покинуть этот пустынный каменный город, выйти на свободу, на воздух, к реке, к лесам, к полям. Но она не знала дороги из города. И вот она на площади. Хмурые каменные дома все так же окружают небольшое пространство со всех сторон. Кира стоит посредине площади и не знает, куда идти дальше. Из одной из улиц на площадь выезжает всадник. Он в плаще с капюшоном, низко надвинутом на лицо. Всадник поравнялся с Кирой, откинул капюшон с лица, и Кира увидела, что это – Алекс Рихтер.
- Алекс, - позвала Кира, - это же я, Кира, помоги мне выйти отсюда. Мне страшно.
Но Алекс не обращает внимания на нее, смотрит куда-то ей за спину, медленно проезжает мимо, все быстрее, быстрее. Кира пытается ухватиться за стремена, бежит за ним, хочет догнать, зовет... Но Алекс равнодушен, он ни разу не опустил взгляда на нее... Кира споткнулась на мостовой, упала. Чьи-то руки подняли ее с земли, отряхнули. Этот человек тоже в плаще с капюшоном. Но без коня, пешком. Это Слава. Молча берет он Киру за руку и они идут по улице, идут, долго, и вот поворот – и открывается дорога в поле... Кира проснулась.
Рука привычно скользнула под подушку, привычно погладила спрятанную там игрушку: «Алекс». Это был ее маленький ритуал: прикоснуться к плюшевой собачке, утром и вечером. День начинался и заканчивался мыслями о нем, улетевшем от нее Ветре. Неподаренный подарок, казалось, нес в себе частичку его нежности, его утраченного тепла. Которое он, может быть, в этот самый миг дарил другой. Но у Киры оставалася этот смешной талисман, и можно было жить... И странно, она действительно, становилась сильнее, и никому бы и в голову не пришло, что спокойная, веселая, энергичная Кира Клименко закрывается иногда в душевой, открывает посильнее воду, и скорчившись на полу под струями воды, беззвучно воет от боли. А потом выходит из душевой, улыбаясь, на рыжит волосах чалма из полотенца, от нее пахнет мылом и чистотой. А что глаза красные и веки набрякшие, так ведь все знают, у Киры аллергия на горячую воду.
Кира погладила игрушку, вытащила ее на свет, с минуту рассматривала. А потом встала и посадила игрушку на свою полочку с книгами.
Она и сама еще не понимала, что сегодня она сделала первый шаг к выздоровлению.
Они переписывались со Славкой все лето. Длинные письма ни о чем и обо всем, на листочках из блокнота. Славка носил блокнот с собой, и записывал все подряд, все мысли, которые приходили в голову, а потом отсылал все это Кире. Она уже ждала его сумбурных записок, скучала без них. Помня о всепроникающем любопытстве родных, Кира дала Славе адрес своей подруги, и каждый день бегала к ней узнать – нет ли письма? И почти в каждом письме они сетовали на то, что лето такое длинонное и им еще долго ждать встречи.
Он встречал ее на вокзале. За лето Слава отпустил волосы и усы, и Кира с удивлением отметила, что он похож на скандинавского воина, и очень даже ничего. И нелепый хохолок на макушке куда-то исчез.
- Вот, Славка ткнул ей лохматый букет астр. – Не знаю, как они называются.
На сердце у Киры стало удивительно легко, словно Славка сказал что-то такое, что объединяло их уже давно:
- А ты вообще-то цветы различаешь?
- А то. Розы. Ромашки.
- А еще?
- Все. Это и так много. Вот эти, это же не ромашки? – он с подозрением посмотрел на букет.
Кира чмокнула Славку в щеку:
- Нет. Но и не розы. И вообще, это не имеет значения. Спасибо. Поехали, проводишь меня в общагу. Чемодан поможешь тащить, - она сделала вид, что только для этого они и встретились – помочь чемодан тащить.
- А, может, не надо в общагу? – робко спросил Славка. Кира остановилась.
- Как это - не надо?
Славка мялся, смущенно отводил взгляд, наконец, решился: Можно у меня жить. Ну, не совсем у меня, но один батин сотрудник уехал в загранку на два года, мне квартиру свою сдал – под присмотр. Мы можем там жить, - он резко перевел дух, как перед прыжком в холодную воду, - вместе.
Кира почувствовала, что краснеет. Мысли вихрем носились у нее в голове. К этому дню их со Славкой отношения ограничивались долгими разговорами, долгими письмами, несколькими торопливыми поцелуями. Идти дальше Кира, в общем-то, и не очень стремилась. Со Славой было тепло и надежно, и этого было достаточно. А кроме того, были еще их семьи, отцы-матери-сестры, и как это все им объяснить? Мелькнула мысль, что, если бы речь шла о совместной жизни с... не со Славой, то ее мало бы волновало мнение всех родственников вместе взятых и каждого по отдельности.
А Славка смотрел требовательно, не отводил взгляда серых глаз, ждал ответа. И Кира вдруг подумала, что Слава совсем не такой уж простой, понятный и пушистый, как она до сих пор думала.
- Выходи за меня замуж, - сказал Славка.
Кира оглянулась: они стояли посреди привокзальной площади, вокруг суетился, сновал туда-сюда озабоченный приездом-отъездом разноликий люд. Продавали жареные пирожки и приглашали на экскурсию по городу, цыганки приставали к прохожим с неизменным «дай руку, всю правду скажу». С грохотом прокатился трамвай, носильщик затормозил около них: «помочь?» Славка отрицательно качнул головой. Непостижимым образом этот шумнывй вокзал напоминал безлюдный город из ее сна. Может, потому, что рядом был Слава, и он ждал ответа?
- Да, - сказала Кира.
- Точно? – переспросил он. – Не передумаешь?
- Не передумаю. Поехали к тебе.
Он чмокнул Киру в щеку: Спасибо, ириска.
- Слава, я не люблю, когда меня непонятно чем называют, даже в порыве нежности.
- Понял, - он отмахнулся от сухой сдержанности ее слов, как от мухи – теперь все будет по-другому, - это будет правило номер один нашей совместной жизни. Идет?
- Идет, - Кира, наконец, расслабилась и улыбнулась.
И вся ее последующая жизнь пошла по-другому.
Однажды, помогая Кире убирать на антресолях, Алиса нашла в старом чемодане плюшевую собачку, повертела в руках:
- Ну и страшилище!
- Дай сюда, - отняла Кира у дочери игрушку. – Нормальная игрушка, просто смялась в чемодане.
Она осторожно разгладила и растормошила слежавшиеся плюшевые бока, расправила мордочку. Пальцем погладила спинку: Привет, Ветер. Кажется, я наконец-то тебя забыла.
Светло-коричневые глазки смотрели насмешливо, словно спрашивали: Неужели? И как, ты довольна своей жизнью?
- Конечно, мне повезло, я встретила самого надежного и доброго в мире человека, и мы построили крепкий дом, вырастили детей и деревья. А что было бы у меня с тобой?
- Небо. Крылья.
«Я напишу сказку, - сказала Кира. – В ней будет все: и любовь, и разлука, и вечное ожидание. Сказку о Ветре».
СКАЗКА О ДЕВОЧКЕ, КОТОРАЯ ДРУЖИЛА С ВЕТРОМ
Давным-давно жила-была девочка. Очень хорошая и послушная. Разумеется, она была принцессой, и как все принцессы, жила в большом замке. Замок стоял на высокой-высокой горе, и из окна девочкиной комнаты было видно далеко-высоко, до самого моря и гор.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |