Часть первая. Исчезновение

Часть первая. Исчезновение

(скорость чтения: медленно, подобно росту травы)

Сейчас человек стоит в телефонной будке и ему, по-крайней мере, небезразлично, что происходит по ту сторону. Отцепляясь от его бороды, морозные снежинки рушатся о стеклянный покров. Время бесит его, раздражает своей природой. Три часа или три секунды. Прибывает неспешно. Какая теперь. Разница.

Он будто делает глоток горячего кофе и на секунду оказывается там, у Джибрилля, чернокожего пехотинца. Страна у него небольшая, но может позволить себе содержать кусочек Антарктики. Джибриль раскладывает на шкуре буйвола. Два ствола. Или три пули. Или.

По ту сторону тишина, обильные потоки лжи снаружи шумят отголосками нервов. Конечно, он не вопит, не стенает, не дергается в конвульсиях. Всего лишь обморожение, да поспешное предположение. Там, быть может, медлят с ответом, ничего не знают о его ситуации. А что, разве нервы не рисуют как льдинки? Того же цвета, что вода под тонким льдом.

Несущие за собой метель, обросшие. Такими нас и ждут обратно. Рядовая экспедиция. Рядовая. Значит, не особо и ждут. Хотя у кого как.

Сейчас человек наблюдает через стеклянный покров, как чуть склонив серебристо-серую шею, тихо поднимается волк. Этот мужчина, роняя слезы с выступающего лбы (глаза ему заменяет фонарь на каске), грозит четырехпалому и по ошибке пытается найти клинок, на худой конец, гарпун. Волк не обращает внимания на уставшего или утаившего что-то от белого, сияющего простора путника. Не слышит.

- А стал бы он тебя есть? А как же твоя татуировка? Этой метке цена больше чем клочок вздыбленной шерсти, кости, кости и череп предупреждают о судьбе. Кого угодно воспитает порядок имен и дат, что пополнялся после каждой экспедиции. Зубы скалятся. Страх пугает. Ведь ты представляешь из себя рослого, бородатого детину. Много где бывал, ты же готов встретиться с этим представителем местной фауны? И даже будучи голодным по-волчьи, обиженным как пес, которому хозяйский, только научившийся ходить ребенок грозит палкой, ты не станешь на четвереньки. Ты – не он, и не с ним ты. Если зачерпнуть бульона низкой культуры, чтобы из политеистического варева блестели мосла испуганного туземца, как не соблазниться насытиться, раз и навсегда, смешением животного страха и проблеском высшего начала, - толкуют мужчине.

Продолжай.

- Или же он просто вырвет клок пониже ребер и растворится в белизне? Это вопрос ценности, они чуточку меняются, и ты приспосабливаешься. Неужели стоит в назидательном тоне: ты приспосабливаешься. – пауза для зверей - Исследуя тропинки, что мирно разложены среди трав, пересекая чертополох с душистым чистотелом, следуешь к большому навесу. На пикник собралась семья, от прадедушки и дальше за стальную рамку семейного снимка. Живые пухлые щеки одной Гретхен, которую похвалили за золотую медаль пансионата. Все было неплохо до того момента, пока ты не начал взахлеб раскрывать свой замысел. Тебя поддерживал дядя, поддакивая. Сомнение и радость чередовались на твоем лице, будто предстояло совершить нечто большее, чем просто перейти на сторону, откуда открывался вид на прекрасную рощу. Их не смутила бы роща, кто не любит воссоединения с природой! – пауза для людей – Они попросили тебя принести немного мясных ломтиков на черном хлебе… и попросили вернуть вино охлажденным. На ней, на бутылке вина позолоченные буквы отсылают на несколько лет назад, прямо на дно давильни, где давят виноград босоногие слуги.

Долина, солнце, весна. Движение. Продолжай.

- Дядя держал шляпу и легонько помахивал ею, улыбаясь сквозь рыжую щетину усов. – пауза супротив Аполлона – Ну и почему ты здесь? А как же твои навыки по скалолазанию? Забрался бы на крышу. Ты не Джибрилль, что боится высоты. Впрочем, там хуже холода серая мгла. – просто пауза – Отказываться от предложения не имело смысла. Ты долго искал, разгребал муравейник. Наклонялся, пробовал нарвать диких ягод. Все не то. В тайне ты чувствовал, что рощу могли уже выкорчевать заботливые о хлебе крестьяне, купцы, хваткие до дерева, или же ветер дурной мог погнуть и поломать хрупкие деревья. Если так произошло, то следовало предупредить семью. Объявить, что идея неудачная, и закончить пикник у навеса, куда крестьяне складывали скирды пшеницы. Стоило подумать тебе о дяде, чью просьбу перенести температуру на несколько градусов ниже следовало уважить, как из-за уродливого двойного деревца, вдобавок поросшего грибами, выглянул этот волк.

Продолжай. Продолжай.

- Вы внимательно оценили друг друга. Лохматый коренастый северянин, а по курсу сребристо-дымная шкура, из-за нее пара белесо-доверчивых глаз. Медленно он приблизился к тебе и вцепился в правую руку. Охватил до локтя. Зрачки хищника неподвижны. Кроткие, смиренные. Вы пошли дальше, он качался как маятник на твоей руке. И вот знакомое костровище. Вместо рощи плашмя брусья, они скользкие. Ты думаешь хотя бы набрать веток для костра, волк против, не отцепляется. Вы качаетесь, теряясь на бревностреле. Он все висит. Брусья, бревна струятся вниз, и вы вместе… Клапяшлок. Пробовал уцепиться, но брус был слишком большой да без уступов.

Продолжай. Как мы вернулись?

(скорость чтения: средняя, пальцы потеплели)

За холодное тело, промерзшее до заплатки, что пришила любимая жена, и далее за каркас будки, тянулся гарпун. Было такое ощущение. А мужчина подумал: Если я в морозильной камере? Что-то прохрустело. Откликнувшись на звук, мужчина заработал подбородком, пытаясь этим домкратом приподнять черепную коробку. Слава великому кальцию, шейные позвонки целы. Тогда гарпун стоит приберечь, вдруг ему придется бороться, случиться провалиться вместе с волком под снежный пласт. Волк исчезает в нижнем правом углу, за холм, приподнимается коробка, серо-синеватый, глупый пласт подавляет белый, заснеженный. Мужчина пытается нащупать пределы. Металл. Ощупывает голову, затем угол. Одна коробка за другой. Цвет, пойманный в токсичной луже. Матрешка, купленная на рынке.

Мужчина в металлическом углу задумывается. Голос, голос принадлежит Е.! Е.? Тот не шевелится. Широкий, костлявый, он приставлен к столу и, будто наркоман, шевелит проводки, переливает что-то. Нейроны как ниточки, ими дергаешь - и сигарета за оттопыренной губой шевелится. Е. хочет пить. Е. надоело возиться с аппаратурой.

- Дорогой Е.! Ты хочешь пить. Почему бы нам не насытиться из ближайшего источника?

В кожаной куртке, опутанный проводами, Е. долго подбирает слова. Он открыл баночку, что завалялась у него в кармане и выпил. Сигарета при этом выпала.

- Да, мы в комплексе.

- Будем надеяться, что мой гарпун зацепит тебе баночку.

-Помимо той, что валяется у меня под ногами, - жизнеутвердил Е. – Двинули наружу.

Синее, блеклое поле, с едва заметными крапинками. Вот где они находятся. Ручка отсека отъезжает, в ящике лежат несуществующие образцы, прекрасный сердолик. Они не спешат на добычу. Е. и вовсе возится с наушниками. А. теперь видит свой уголок, окно с барханом, где был волк. Что дальний план, что ближний, из незначительного материала. Алюминий? Мужчина делает вид, будто пинает мяч.

- Мне тяжело, - сказал А.

- Ты не в первый раз в экспедиции, - заметил, стряхнув пальцы с пишущей машинки Е. - Не повторяй.

- А что это? – спросил А., окинув курсором новорожденное алюминиевое пространство.

- Нечто вроде большого морозильника. Отсюда экспонаты попадают ко мне в лабораторию.

- Я так и думал.

Еще раз проверив целостность комбинезона Е., а эту сортировочную на герметичность, мужчина распоряжался редким свободным временем. Сюда они относят добытые образцы минералов и почвы. Вдвоем легче. Но легче ли справиться с нуждой серого простора, когда просыпаешься прямо в нем?

- Ты испортил молотобойку.

- Всего лишь нажал на две кнопки сразу.

- Ты ее испортил.

- Смирись.

Вздох.

- Можно хотя бы назвать тебя идиотом?

- Я не достоин.

Чтобы не замечать резвящихся воздушных потоков, и уже не вспоминать иллюминацию, что радужно обнимала в ночном мегаполисе, чтобы не замечать сопротивления природы, проходя мимо похороненных под белой шапкой снегоходов, они сразу же отправились в ларек. Изнутри он, то одним, то другим боком переливался оранжевым свечением. Неземным, судя по восхищенному виду Е.. Наверняка ему захотелось, - предполагал поспевающий за Е. его верный соратник, пропивший не одну тужурку А.. Ему захотелось, вслух или про себя думал А., выпить. Всем хочется, пожимал плечами мужчина, ощупывая за меховым воротником горло. Сзади выли метели, подбираясь к передней оставленного склада. И пробравшись вовнутрь, хулиганя, посыпав снегом, разрисовав стекло аптечки, они замечали потревоженное спокойствие аппаратуры. На одном из датчиков вновь дергалась кривая, а металлоискатель и кирка покинули свои инвентарные посты.

- Тебя интересует, как велит нам поступить сейчас великосветский такт с этим ларьком?

- Нет.

- Тогда я расскажу, как поступали князья.

- Давай.

Е. неожиданно повернулся к А., тупо вертевшему перед собой прибором. По инструкции.

- Поставите на хромую лошадь? - просмаковал Е., втягивая А. в рассказ.

- Нет, - машинально ответил А. – А какие ставки?

Е: Выходят из стойла на забег пять лошадей. Та, что хромает, настроена бороться до последнего, и не замечает своего скромного недостатка. Дробинка под подковой разрывается и все громче рев толпы на рядах ипподрома. Что такое жалкая дробинка?

А (переводя): Они привезли с собой лучшие ароматы, и чуть разбрызгивая их на мочку уха, тем самым собирались умилостивить покровителей. Но, видимо, что-то не получилось.

Е (кивая): Что-то идет в разрез с прогнозом. Большая ставка не оправдывает себя, лошадь смотрит, как ее обгоняют другие лошади, даже заведомые аутсайдеры с неуклюжими погонщиками.

А: Спонсоры неуклюже попытались намекнуть, что сам аромат им не нужен. Их интересовало влияние его и скорость распространения.

Е: Стремительно пересекла черту лошадь, довольная как и прежде, чувствуя как растут крылья. Они пробивались уже с начала забега, когда в пыли ее погонщик наблюдал исчезающих рыцарей вражьего стойла. Крылья росли, питаясь кровью лошади.

А: Стоило заводчикам упомянуть об аромате в единственном числе (будто не существует розы медянки, жухлой розы и крапчатой), обозначить смехотворную цену, как обиженные модели под ручку с парфюмерами выскользнули из-под стальных дубинок фотокамер, чтобы не ровнять изящный блеск прически на навязчивое сияние машинного масла.

Е: И чего теперь ждать кобыле в стойле, взгромоздиться ли на нее сивый мерин? Ставка почти нулевая.

Детектор включился

А: Готов поставить освобожденную тобой из сломанной молотобойки лошадиную силу, что наш завтрак не прибудет сюда самостоятельно. Иди-ка, поработай киркой.

(скорость чтения: в темпе, товарищи!)

И вправду, пока медленно распахивались двери продовольственной станции, и зачинался день арктических тружеников, Е. бросился добывать породу в избранном и вдохновленном А. направлении. А. тем временем продолжал.

А: Если бы ты сообщил мне имя князя М., потом сказал бы, что он шел неспеша, величаво, вместе с женой и сыном, то я бы понял этот неодобрительный смешок. Простоватый, незаконный отпрыск, князь Л. также вышагивал по заводской аллее и воспринял смешок на себя. Однако, целью усмешки была стремительно проскользнувшая мимо него княгиня Платок, всячески поддерживающая приехавших ценителей прекрасного. Князь Л. замедлил шаг, напомнив княгине, что не к ее чести потакать любителям розовой водички. Далее и случился тот казус, содержание которого я вольно пересказываю.

Известные парфюмерные дивы, представители мужских спиртовых благовоний в знак солидарности уходят с подиума, одновременно, как только им объявляют о правилах съемочной площадки. Каждый день, по нескольку часов, до изнеможения. Англичанка, румынка – их это не волнует, их волнует английские целомудренные корточки, румынская ямочка. Кажется, им нужны двумерные, плоские статуи. И вот силуэт известного французского парфюма с ореховыми нотками обретает независимость. Княжна Платок, солидарная с моделями, уходит, своим тонким подбородком подчеркивая несовместимость ее элегантного стиля и рабских условий работы. Феоктистовая сумочка болтается на ее плече, рядом также выходит русский князь Л. и семья М-ых. Она взволнованно бросает диктаторам: «О, ревуар!». Князь думает блеснуть и, понимая что, стаканя каждый слог - искажает произношение, тем не менее выражает (а выражаться он привык при каждом удобном случае) следующее: «О, ревуардэ!» и полно смеется вслед получившейся нелепице таким грубым: «Гы-гы-га-га». На широкой каменной лестнице она оборачивается, и, не меняя походки, удаляясь к своему авто, повторяет за князем без малейшего презрения к нему: «О, ревуардэ!», «Гы-гы-га-га».

- Ты знаешь, – произнес Е. - Откуда?

– Классика, - нехотя отмахнулся А.

– Все-таки читал, - торжествующе отметил Е.

Между ними была незримая пустошь, но металлоискатель все еще определял направление голоса Е.

– Да, - с тающим нежеланием сказал А., принимая единственный теплый луч света, который возникал у него всякий раз, чуть Е. обсуждал с ним неведомый внутренний мир. И слишком остр был этот луч, и слишком горяч. Кроваво-белая развилка, захватывающая, будто воришку хватают за руку - вообразил А. Холодок пробрался снизу вверх по позвонкам. А. осмотрелся. Снежной бури как не бывало, лишь истонченные хлопья. Вот тебе и завтрак. Прежде всего белая, потом уже с кроваво-красными прожилками, - подумал мужчина, - такова материя кварца.

Если бы мы хотели попытки наших исследователей, опытного геолога А. и Е. - разведчика со склонностью реагировать химически с окружающей средой, обозначить бесплодными, то мы бы оказались не больше крошечного черного бугорка на крыше столовой. Над показавшейся макушкой, сморщившейся от напряжения, раскрылся зонтик. Поняв, что зонтик лишь привлекает внимание хищных северных чаек, Джибриль быстро свернул его и нацепил на голову платок. Он сразу подготовил и платок, и зонтик, чтобы был выбор. Сперва он посмотрел на тропу. Она тянулась к далекому материковому шлейфу. Здесь все еще можно исправить, - подумал Джибриль, - мы разберемся с температурой. Среди драгоценного скопления воды, льда – что по сути есть лед, - ему грезилась плантация, к которой эта едва нанесенная тропка вела. Плантация, поставляющая ледяные кубики, снежных баб (а их посыпать солью для долговечности!) на санках в края южные, к побережью слоновой кости. Выпускающие морозные колечки из ноздрей, мы в совокупности натащили бы по бесконечной ледяной тропе до пяти раз по пять, да еще на пять, и снова на пять, невероятно, но в пять раз более чем это количество, да возведенное в пятую степень просторных корзин. Мы были бы рады, сверкали бы от счастья звездами. Вздохнули облегченно, вздохнули от несбывшихся несчастий. Сели бы, разбросали вокруг снег, нагребли бы его под пальмовые ветви дети, изображая тракторы. Мы! А что вы?

(скорость чтения средняя, уменьшающаяся)

Джибриль кормил их скорее по неосторожности, чем ради выполнения общего плана. А уж развлекал, поскольку сам был веселого нрава.

Спустившись и платком поддержав дымящуюся сковородку, Д. аккуратно отправил стейки по стенкам пакетов. «Вы» согревались. К руке А. примерзла металлическая штуковина. Теперь Д. высунулся. Перерастал ситуацию, выпятив дух. Он будто вернулся из квартала колонизаторов, и него вылили ведро помоев. Вдали завывал ветер. Он неодобрительно посматривал за попытками А. искать породу, а Е. ее разрабатывать. Ветер недовольно просвистел.

- А как нам его позвать, не докричишься, - заметил А.

- Пример князя показывает нам, что иногда лучше промолчать и дать обиженным удалиться в их горькие переживания. С ларьком нас связывает только голод. Есть что-нибудь на земле?

- Нет, - ответил А., обнародовав показания датчика. – А под землей?

- Ничего. Гравий, булыжник. Ерунда.

Услышав это, Е. встряхнул гривой и потемнел. Впрочем, он довольно быстро приободрился, растянувшись на плоту. Он снова был невдалеке от острова сокровищ, откуда несло прославленным ромом. Главным сокровищем был сахар. Для его изготовления в достойных масштабах требовались рабы, сотни тысяч чернокожих рабов. Пока Е. мечтал, одновременно судорожно колеблясь в сугробе, А., с покрасневшим лицом, развернулся и побрел назад, с каждым шагом застревая в невидимых оконных рамах. А. нес несуществующую добычу назад, а Е. переваривал пропущенный обед, Джибриль заметил со своей колокольни, что оба они готовились к обмену, долгому обмену словами. Спуская по желобу пакетики с уже остывающей наживкой, Д. не принадлежал себе, он снова быстро спускался вниз, по лесенке, мимо красивого участка с обоями, чуть не задев резное кресло, ах, развалиться бы там…

- Хочу пить.

- Весьма лаконично. А если тебя не понимают.

- Плесни-ка мне, дядя.

- А если говорит жажда?

- Пить! Пить!!

- А если эта жажда духовного рода?

- Конечно, не отказался бы от чарочки, если в ее основаниях переливы божественных очей, а в ней нектар амриты.

- А как велит кодекс вежливости выразить эту мысль?

- Угостите меня отрадной. Вы…

Не произнося ни звука, Д., не успевший нацепить пуховик, разворачивается.

- пауза для акробата -

Их база, склад, окутанные рассветным туманом снегоходы располагаются на деревянной пластинке, которую с обратной стороны поедает клещ. Но стоит перевернуть ее как карту пиками вниз, чтобы она пронзала поганого жука, чтобы взметнулась пыль времени. А. снова вытягивает вперед изобретение, помогающее ему разведывать ресурсы. Е. колотит. А. разведывает. Принимая на себя груз ответственности… - тебя толкнули, а ты катишься. Вы катитесь, Е. колотит, А. разведывает.

- никаких пауз для акробата -

- Если я так уверен, что здесь мы будем кушать, то прежде я должен здесь забить кого-нибудь, - радостно прокричал Е. - Логично? – обратился он, стуча по стальной шкуре ларька.

- Логично, - ответил А, все еще ощупывая локоть.

- Примерно как… - продолжил Е., - ну же, продолжи. Примерно как…

- Как если бы я на датчике закрасил зеленым фломастером лампочку, предупреждающую о наличии металла. Или замкнул контакты, что она горела бы все время.

- Знаешь, но он нас не услышит.

- Он тоже голодный, - отрезал Е.

- Джибриль! – заорали они.

- Джибриль!! – заорали они, и их глотки звучали на удивление приятно.

(скорость чтения: быстро)

Когда удары кирки о металлический каркас стали невыносимы, Д. зарычал: - Проклятые чайки, перестаньте искать здесь гнездовища! Забирайте жертву! Убирайтесь, насытившись! – так прокричал Д. Не поваляешь – не поешь, для Д. это вертолеты, что когда-нибудь вернуться, чтобы получить плату за оказанные услуги, вылеченный народ, поведут на свой борт.

Теперь он радостно обнимает друзей. Теперь не нужно им мечтать по одиночке. Хорошо, что занесло в гости. К нему, на базу.

- Что за ерунда у тебя на руке, - спросил Д.

- Я ей долго занимался, - ответил А. – Ищет металл.

- Много нашел?

- Металл или металлическую крошку, опилки. Заусенцы. Отброшенные перчатки. Части сварочного аппарата. Ищет, - убежденно сказал А. – Пыль ищет, наконец.

Комната была украшена свечками, играли тени. Рай. Е. бросил кирку на шкуру, но поскольку та была расстелена на потолке, то кирка упала. Е. отступил в один из тех проемов, что служат в бедных жилищах гардеробами, куда сваливают разную одежду. Только пара крючков, прибитые дощечки и никаких гарантий, что не заведутся вши.

- Моя гордость, - сказал А., передавая пылесос с датчиками Е. - Я над его схемами месяцами сидел. Паял. Моя гордость.

- Ерунда-ерундовина, - ухмыльнулся Джибриль, приглашая его внутрь, будто там разворачивался океан привычных впечатлений, дорогих и ограненных, - будешь охотиться?

За пластиком коридора, на кухне белела микроволновка на фоне мелкой ряби дешевых обоев. На Востоке шли нефтяные революции. Геологи не получали квартиру за материковые сдвиги. Химики вообще не получали, пока нефтяные корпорации вместе с геологами не брали их под свое крыло. Целиком в распоряжении дружной команды пригожая разветвляла санузлы. Дворецким висел плакат с диким медведем наверху, двери с утепленными проемами были из ольхи. А. почувствовал тягу к простому разговору за дымящейся кружечкой чая. Подогреть воду было делом секунд.

Кирка торчала на потолке, видимо, добывая алюминий. Тянулась к нервным проводам. На базе не было серьезной аппаратуры. Так, мелочь.

- Не хотите ли лимонного чая, - спросил Д в зазывающем тоне.

- Поздно, - заметил Е, свечкой удаляя вредных насекомых. – А строить трансатлантический путь – рано. Природа позаботится.

- Только без пустословия! – пригрозил пальчиком Джибриль. – Почему вы не откликнулись? Не желаете браться за новое задание?

- Мы хотим напитать желудки, - А. кивнул.

- Не желаете браться за новое задание?

- Мы хотим напитать желудки, чтобы приниматься за новое задание, - проговорил Е. и покритиковал А. - Ты не осторожен.

- Мы хотим получить новое задание, - закивал Джибриль.
--------------------------------

(скорость чтения: у нуля)

Датчик запищал. Е. закопошился, попытался встать и застрял. Обнаружив крючки для одежды, он снял себя с крючков и бросился наружу. Так он обычно не поступал.

А. закричал: где ты? Снежные барханы не отвечали.

Джибриль зажег вместо потушенной свечи новую. Шкуры молчали.

А. таращился вперед, будто таща на жилах металлическую конструкцию, продовольственный ларек, склад, базу, снегоходы, собачью упряжку.

Было тихо. Щелкнул спусковой механизм электрического чайника.

- Продолжай, - сказал мужчина. – Я не доволен. Уйти от ответственности. У нас будто труба засорилась. Или крыша полетела. Да что это такое?

- Ты хочешь знать, где Е, - остановил его Джибриль. - Он все время сидел в том углу и думал кое о чем. Хочешь знать? Может ты поймешь.

- Расскажи, - сказал мужчина. – Я буду рад.

Дата добавления: 2015-08-28