Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

«Даже не знаю с чего начать Наверно, было бы логично начать с начала. Но начало моей жизни было не слишком уж радужным. Вот ещё одна история про неудачников, рассказанная ещё одним неудачником,



 

«Даже не знаю с чего начать... Наверно, было бы логично начать с начала. Но начало моей жизни было не слишком уж радужным. Вот ещё одна история про неудачников, рассказанная ещё одним неудачником, возможно, скажете Вы. И будете совершенно правы. В моей истории нет ничего такого, о чём бы на калифорнийском побережье стали бы снимать кино. Мне не хотелось начинать своё повествование с жалких причитаний о нелёгкой судьбе и о том как была несправедлива со мной жизнь. Но если я начну рассказывать что-то другое, то это будет неправдой. Я не бог весть какой выдумщик, и мне не хватит воображения придумать для Вас стоящую историю, поэтому я расскажу Вам свою собственную. Другой у меня нет.

Свой жизненный путь я начал не слишком уж оригинально. Для начала я родился. Я был не первым, да и не последним ребёнком в своей семье. И дело вовсе не в том, что мои родители стремились дать этому миру как можно больше голодных ртов, просто в те времена это было необходимостью. Из всего того выводка, что произвела на свет моя мать до совершеннолетия дожили лишь я и моя старшая сестра.

Раз уж о том пошла речь, то должен сказать пару слов о своей семье. Мои родители были хорошими людьми. Наверное, так может сказать каждый из Вас, и будет по-своему прав. Дурно о своих родителях отзываются только подлые негодяи.

Я во многом обижен на судьбу, но в одном я не могу упрекнуть её: мои родители были честными и добрыми людьми. Они не читали мне нравоучений, не наставляли на жизненный путь, у них не было возможности дать мне хорошее образование. Но каждый миг своего существования они посвятили тому, чтобы я и мои братья, и сёстры могли жить. Бедно ли, голодно ли, но жить. Им приходилось совсем несладко. Ах, да! Я ещё не успел Вам сказать, мои родители были неграми.

Вспоминая события своего детства, я проникаюсь к ним всё большим почтением. За всю свою жизнь они не видели ничего хорошего. Не было в их биографии моментов, которые бы хотелось пережить вновь. Тяжёлая работа без продыху, да грязный закоулок с клопами. Не знаю, видели ли они сны, но надеюсь, что хотя бы в своих грёзах они смогли познать лучшую жизнь.

Моя мать была тёмной женщиной. Я, конечно же, говорю не о цвете кожи, хотя и тут она была темнее безлунной ночи. Она была неграмотна, разве что имя своё могла написать. Она чистила курей по двадцать центов за штуку. Отец работал на скотобойне. Он сдирал шкуру с забитых животных. Он умело орудовал огромным крюком и ножом. Он один управлялся с тушей быстрее, чем это делали пара ребят помоложе. Как-то зимой отец напился и, поскользнувшись, сломал ногу. Вообще-то он нечасто выпивал. Лишь когда в семье случалось несчастье. После того как мы хоронили кого-нибудь из моих братьев или сестёр, отец шёл с кладбища в какую-нибудь забегаловку и с горя надирался. На работе отца ценили, начальник сказал ему, что он может спокойно залечивать ногу, его место останется за ним. Но отец очень боялся потерять эту работу. И уже на третий день вышел на смену. Нога срослась неправильно, и он до конца своих дней подволакивал больную ногу. Но даже с таким дефектом он управлялся с тушей быстрее многих здоровых.



Сколько я себя помню, я не знал покоя. Я трудился с пяти лет. Чего я только не делал: и газеты носил, и уголь в тележке развозил, и много такого делал, о чём бы вспоминать не хотелось. Но я не жаловался, другой жизни я и не знал. Я не был тем «чёрным», что быстрее всех прибегает в зачётную зону или молотит грушу целыми днями почём зря... Я знал, что вся моя оставшаяся жизнь пройдёт в том же ключе, тихо и до тошноты размеренно.

Но всё поменялось в один день. Круто поменялось, так как я даже представить не мог. Его звали Джамал Хейс. Повзрослев, он поменял имя на более благозвучное Артур. Он был на пять лет старше меня и вырос в той же дыре, что и я. Мы никогда не дружили, и даже не общались. Он всегда держался особняком. «Белая ворона» среди чёрных братьев, если хотите.

Вы любите негров? Не врите, никто их не любит, даже сами негры. «Цветной», «нигер», «черномазый», и как только меня не называли. Но я не в обиде. Мне не было дело до чужой неприязни, в жизни и так полно проблем, чтобы собственноручно придумывать себе новые. Я не ходил на митинги, не ратовал за права «чёрных». Я просто пытался выжить.

Как-то раз я возвращался с работы. В те времена я подрабатывал на стройке. Не бог весть какие деньги, но зато платят вовремя. Шёл пешком, самым коротким путём. Уже темнело, на смену дневному зною опускалась вечерняя прохлада. В потёмках на Малхоланд-драйв я заметил группу людей. Несколько парней стояли полукругом…

Я что-то крикнул им и ускорил шаг. Они переглянулись и бросились врассыпную. Они испугались не меня, в паре кварталов позади виднелись огни патрульной машины. На земле лежала женщина. Её лицо было испачкано, платье разорвано. Вид у неё был жуткий, глаза испуганные, ревёт, слово вымолвить не может.

— С вами всё в порядке, мэм? Вы не ранены?..

— Отойди от неё и подними руки! – услышал я окрик за спиной.

Коп вытащил пистолет и направил его на меня. Он был один, без напарника. Похоже, он сам был на взводе, без конца орал на меня, хотя ситуация и без того была нервозная.

— Это не я! Я только хотел помочь!.. – пытался объяснить я, но он меня словно не слышал. Дама только всхлипывала, не в состоянии сказать ничего членораздельного.

Не переставая целиться в меня, полицейский подошёл ко мне вплотную. Я узнал его. И он меня тоже. Это был Хейс. Я слышал, что он теперь служит в полиции, но я давно с ним не сталкивался.

— Джамал?..

— Закрой рот, ублюдок чернозадый! Для тебя я сержант Хейс. Нет никакого Джамала, - злобно добавил он.

— А с каких пор ты сам заделался белым?

Он ничего не ответил, а что есть силы, саданул меня рукояткой пистолета по лицу. У меня подкосились ноги и я опрокинулся на землю. По лицу хлынула кровь. У меня взыграла гордость, я вскочил на ноги…

— Какой ты смелый, тыкая пушкой в безоружного, подстилка белая.

— Что ты сказал, недоносок, - он опустил пистолет обратно в кобуру и схватил меня за грудки, - повтори! Повтори что ты сейчас сказал!..

Я совсем не хотел неприятностей. Вся эта история была похожа на дурной сон. И я хотел только одного, чтобы всё это поскорее закончилось.

— Кишка тонка?

Он снова вынул пистолет и силой вложил его мне в руку. Он крепко сжал мою руку, не давая мне возможности отпустить пистолет.

— Ну стреляй! Стреляй же!.. – в бешенстве кричал он, приставив дуло к своему лбу. И помедлив добавил, - я так и думал. Ничтожество.

Моя голова поникла, по лицу катились слёзы, я был совершенно обескуражен. Он всё ещё не выпускал мою руку.

— Да не дрожи ты так. Я его разрядил, – он вынул из кармана обойму, - вот видишь, недоносок, ничего не будет…

Он надавил на мой палец и я нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. Он мгновенно обмяк. Его лицо превратилось в кровавую кашу. Женщина, всё это время наблюдавшая за нашей перепалкой, закричала на всю округу и бросилась бежать. Я не знал, что делать. Из окон соседнего дама на меня осуждающе смотрели десятки пар глаз.

Очень быстро на место прибыли несколько кортежей полиции и скрутили меня. Я и не сопротивлялся. Я и сам был в шоке.

Позднее я понял, что Хейс попросту забыл, что уже передёрнул затвор и когда он вытащил обойму, одна пуля всё ещё оставалась в стволе. Она и стала роковой. Не только для него, но и для меня…

У меня на лице следы борьбы, на руке следы пороха, на пистолете отпечатки моих пальцев, мёртвый полицейский и десяток свидетелей, которые что-то слышали или что-то видели. И ничего, что было бы за меня. Даже ту женщину не нашли, да и не особо искали. Кому охота спасать шкуру «чёрного» убийцы.

Когда я в первый раз пришёл на заседание суда и взглянул на лица присяжных, то всё сразу понял. Я был обречён. Они все ненавидели меня… Меня бы не спас даже Аттикус Финч. Но моим адвокатом был далеко не Грегори Пек. Это был дежурный юрист, предоставленный мне государством. Весь процесс он просидел со скучающим видом. Он не верил в мою невиновность, да и никто не верил.

Прошло уже шесть лет, а я как сейчас помню те мгновения, когда оглашался приговор…

Федеральное исправительное учреждение в Алабаме предлагает своим «обитателям» довольно сносные условия существования. Людей здесь ломают не условия заключения, а неизбежность будущего. Но есть и свои «прелести», надзиратель Эндрю Делап, здоровенная детина с садистскими наклонностями. Но к чёрту его!..

Сегодня у меня особенный день. Знает ли кто-нибудь из Вас точную дату своей смерти? Знаете ли Вы сколько стоит Ваша жизнь и Ваша смерть?.. Я знаю. За меня это уже посчитали.

Забавно, 8 из 10 заключённых не в силах доесть свой последний ужин. Я съел всё. Пожалую, это был самый роскошный приём пищи в моей жизни. Хвала налогоплательщикам!

Хотя с прошлой недели директор тюрьмы стал строже относится к последним желаниям приговорённых. Техасец Лэнс Брювер, камера которого находилась рядом с моей, перед приговором решил устроить себе настоящий праздник живота. На ужин он заказал тройной чизбургер с беконом, мясную пиццу, фунт мяса на гриле, куриные крылышки в кляре, ореховое масло и порцию вишнёвого мороженого. Кушанья приготовили, но заключённый отказался есть, заявив, что не голоден. Была ещё кубинская сигара «Petit Upmann», такие курил сам Кеннеди, Лэнс заказал её в качестве последнего желания. Он сломал её пополам на глазах у директора, сказав, что курение вредит здоровью. Было забавно услышать такое из уст человека, который через час жарился на электрическом стуле.

Моим последним желанием была возможность написать свою историю. Карандаш и десяток чистых страниц, вот он, венец моей жизни…

Я не пытаюсь оправдаться. Ожидая приговора, я многое осмыслил. И знаете, моя жизнь не стоит того, чтобы за неё бороться. Я не сдался, просто начал другую игру.

Единственное о чём я сожалею, это то, что я больше не увижу своих родных. Мне так и не хватило духу посмотреть им в глаза, когда меня уводили из зала суда…

Ну всё. Вот уже и Делап со своей командой топчется перед дверью в нетерпении отправить меня к праотцам. Только ради того, чтобы больше не видеть его мерзкую рожу стоило умереть…»

 

chermen van badov


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 43 | Нарушение авторских прав




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Иркутская городская молодёжная | Мой рассказ о том, почему самоубийцы не попадают в рай, и про их чувства после окончания жизни. В рай они не попадают не потому что лишают себя собственной жизни. А почему? - спросишь ты.

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.01 сек.)