Самое серьезное обвинение, которое можно выдвинуть против Новой Англии — не пуританство, а февраль. 1 страница

Шейн Джонс

Остаемся зимовать

Посвящается Мелани

Самое серьезное обвинение, которое можно выдвинуть против Новой Англии — не пуританство, а февраль.

Джозеф Вуд Крутч. Двенадцать времен года[1]

Таддеус[2]

Мы сидели на холме.

Мы наблюдали, как языки пламени внутри воздушных шаров нагревают материю до неоновых цветов. Дети играли в Предсказание.

Они указывали на возникшие в небе дыры и ждали. Иногда все воздушные шары подсвечивались одновременно и превращались в ночной зонтик над лежащим под ними городом, дома которого наполняла грусть февраля.

Такие вечера скоро умрут, прошептала Селах[3] мне на ухо.

Дни стали холоднее, облака — толще. Мы сидели на холме. Мы наблюдали, как языки пламени внутри воздушных шаров нагревают материю до неоновых цветов.

Такие вечера скоро умрут, сказала Бьянка. Она выбежала из чащи, где видела мальчишек, откручивающих головы совам.

Такие вечера скоро умрут, сказали мясники, спускаясь вниз по склону холма.

Мы сидели здесь, чтобы в последний раз посмотреть на воздушные шары. Неоновые цвета стежками прошивали наш разум.

Визжали свиньи, окна дребезжали по всему городу. Морда, массивная и розовая, скользила по изогнутой поверхности воздушного шара. Вокруг черных ноздрей материя растягивалась до предела, разве что не рвалась, и оставалась такой.

Дети все еще стояли рядком, подняв фонари, чтобы наблюдать, как первый снегопад февраля укутывает скошенные поля.

Селах опустила голову. Сложила руки на коленях. Посмотрела на затылки детей и увидела, что льдинки застыли в их волосах.

Мы можем только молиться, прошептала Селах.

Я взглянул на нее и вспомнил одуванчики, застрявшие в ее зубах. Я подумал о горячем солнце, об айсберге, тающем в ее сомкнутых ладонях.

Они держались за руки. Они образовывали

десятки кругов, по центру которых лежали сдутые, тлеющие воздушные шары. Шары эти — шелковистые сферы, пурпурные, цвета зеленой травы и небесной синевы, мокрые от святой воды, горящие сквозь швы — марала грязь.

Бьянка[4] произнесла: я не понимаю.

Таддеус сказал: я тоже.

Это проделки Февраля, заметила Бьянка.

Возможно, согласился Таддеус, который смотрел в небо.

К одному из дубов прибили свиток пергамента с запретом на все, что может летать. Горожане столпились вокруг, чтобы прочитать текст. Стоны горнов доносились из чащи. Птицы падали с ветвей. Жрецы ходили по городу, размахивая топорами. Бьянка прижалась к ноге Таддеуса, и он подхватил ее под мышки, поднял и велел держаться за его шею, как за дерево. Таддеус побежал.

За их домом на земле распластались воздушные шары. С порубленными топорами корзинами. Жрецы окунали фонари в материю воздушных шаров.

Таддеус, Селах и Бьянка и другие горожане образовали круг, взявшись за руки.

Февраль, повторяли они, пока слово не превратилось в заклинание. Пока все они не представили себе маленькое дерево, прорастающее по центру из горящего воздушного шара.

Жрецы спустились

с холма в город, а там заглянули в школу и библиотеку. Забрали учебники, вырвали страницы о птицах, летающих машинах, цеппелинах, ведьмах на метлах, воздушных шарах и змеях, крылатых мифологических существах. Они смяли бумажные самолетики, которые складывали дети, и бросили страницы в горящую яму, вырытую в лесу.

Жрецы вогнали ржавые штыки лопат в земляную кучу и забросали яму. У некоторых жрецов по щекам катились слезы, но они не чувствовали грусти. Другие выдавливали из сознания воспоминания о ветре. Они прибили к другому дубу второй свиток пергамента. В нем указывалось, что все вещи, обладающие способностью летать, должны уничтожаться. А также что ни одна живая душа в городе более не должна говорить о полете.

Внизу стояла подпись: Февраль.

Таддеус, Бьянка и Селах рисовали

воздушные шары, где только могли. Они поднимали половицы и рисовали ряды воздушных шаров на пыльном дубе. Бьянка рисовала миниатюрные воздушные шары на донышках чайных чашек. Воздушные шары появлялись за зеркалом в ванной комнате, под кухонным столом, на обратных сторонах дверец шкафчиков. И потом Селах нарисовала сложное переплетение воздушных змеев на кистях и запястьях Бьянки, их хвосты поднимались по рукам и обнимали плечи.

Как долго продлится Февраль, спросила Бьянка, протягивая руки к матери, которая дула на ее предплечья.

Честно говоря, не имею понятия, ответил Таддеус, который наблюдал, как снег падает за окном кухни.

Вдалеке снег заметал вершины гор.

Готово, сказала мать Бьянки. Отныне тебе придется носить одежду с длинными рукавами. Но ты никогда не забудешь полеты. Ты сможешь носить прекрасные платья — даже не сомневайся.

Бьянка рассматривала свои руки. С желтыми воздушными змеями, черными хвостами. Цвет вплавлялся в ее кожу. Ветерок дул поверх свежих чернил и шевелил волосы.

Таддеус

Я прятал в мастерской воздушный змей, там, где его не могли найти жрецы. Я разложил змея, вытащив его из пыльной коробки, и сказал Бьянке, что она может отпустить его в небо на несколько минут. Я пытался разглядеть, не прячутся ли жрецы в лесу, но видел только сов, ковыляющих в снегу.

После того как змей не взлетел, я сказал, что мы предпримем вторую попытку. Словно чья-то рука прижимала змея к земле. Бьянка пыталась еще несколько раз, но воздушный змей все падал и падал на землю. Я видел облако, формой напоминающее руку. Я подумал, что Бьянка и ее счастье похожи на кирпичи, брошенные в грязь.

Это Февраль, сказала Бьянка.

Жаль, что у нас не получилось, сказал я. Мы можем повторить попытку.

Какой смысл, ответила она. Полету конец. Это Февраль.

Смысл в том, заметил я, чтобы пытаться снова и снова. Ради идеи.

В ту неделю мы каждый вечер пытались запустить воздушного змея. Но ветерку, который ощущался кожей, не хватало мощи, чтобы подхватить и нести змея. Я прошел в свою мастерскую, схватил несколько стеклянных банок, вернулся к Бьянке. Протянул ей банки. Взял змея и побежал как можно быстрее. Бежал, как безумный, раскрыв рот в жалкой попытке заглотить весь воздух, слыша, как Бьянка смеется вдали, выискивая в лесах жрецов, натачивающих свои топоры, грезя о Селах и Бьянке, держащихся за руки с Августом. Я нес на плече змея, пока не отпустил его и не почувствовал, как он грохнулся мне на спину. Я упал, уткнувшись лицом в землю, наелся снега и грязи, ободрал колено о камень.

Наверху Бьянка рассекала воздух стеклянными банками. Воздушные змеи на ее руках закручивались.

Вот, сказала она, протягивая мне банки бережными, расписанными воздушными змеями пальцами. Наполненные банки. Возможно, Профессор попытается выяснить, что не так с нашим небом. Возможно, нам удастся понять, что делать с Февралем.

Бьянка

Когда я была совсем маленькой, отец зашел в спальню с куском материи, которая, по его словам, когда-нибудь полетит в небо.

Я покажу тебе, сказал он, усаживаясь на краешек кровати, а потом подвинулся к середине, где сидела я, скрестив ноги.

Через окно спальни я наблюдала, как дерево лишилось ветки, сломавшейся под тяжестью снега, падавшего не один месяц. До того как ветка долетела до земли, мне на глаза спланировал лоскут желтой материи. Гладкой, как шелк, и пахнувшей маслом и родниковой водой.

Я услышала металлический лязг, потом жаркое пламя вспыхнуло у моего затылка, и лоскут материи поднялся с моего лица и расцвел гигантским цветком, который коснулся потолка и принялся разрастаться к углам моей спальни.

Вот какое это чувство, сказал отец.

Словно находишься в одной из этих сфер, которые изготавливают в городе лавочники, сказала я. Теперь я уже стояла на кровати, стремясь дотянуться до цветка кончиками пальцев. Это прекрасное чувство. Это счастье.

Его назовут, сказал отец, воздушным шаром.

На скошенном поле нашли четверых людей, которые стояли, закинув головы, с примерзшими к бокам руками. С закрытыми глазами, а раззявленные рты забил снег.

Таддеус покупал яблоки, когда

подслушал разговор группы бывших воздухоплавателей, известной как Решение.

Как долго мы можем с этим мириться. Сколько дней будет продолжаться этот ужасный сезон. Из-за Февраля наш город стал местом, где никто не летает и все завалено снегом.

В группу входило пятеро, высоких и тощих, в длиннополых коричневых пальто и черных цилиндрах. Их лица скрывали тонкие пластиковые маски, которые изображали птиц и отличались цветом.

Ты, сказал один из членов, схватив Таддеуса за плечо и развернув лицом к ним.

Таддеус смотрел на членов Решения, крепко прижимая к груди корзину с яблоками.

Мы поднимаем мятеж, начинаем войну, сказал человек в желтой птичьей маске, против Февраля и всего, что за этим стоит.

Войну, повторил Таддеус.

Да, войну, войну, войну, повторили члены Решения.

Человек в оранжевой птичьей маске продолжил. Нас тошнит от Февраля, который, по нашему убеждению, несет ответственность не только за этот сезон беспросветной серости и снега, но и за конец полета.

Человек в синей птичьей маске наклонился вперед и сунул квадратик пергамента в карман пальто Таддеуса. Он задел корзину Таддеуса, и одно яблоко упало в сугроб.

Помни нас, сказали маски Таддеусу.

И они разошлись в разные стороны, шагали неспешно, грезя о полете.

Профессор

На въезде в наш город стоит статуя Петра. Петр положил начало миграции птиц. Это привело к эре полета, исключительно славному и радостному времени для нашего города. Небо стало страной путешествий на воздушных шарах, там пролегали птичьи маршруты и проводились эксперименты с летающими машинами. После жарких дней в прохладные вечера мы поднимались на вершину холма, чтобы наблюдать ночной эффект зонтика. Мы бродили босиком по ручьям. Дети разбрасывали кучи пожухлых листьев. Времена года мы называли Весной, Летом, Осенью и Февралем.

Петр верил в жизнь полета, даже когда жрецы привязывали его веревками к воздушному шару, чтобы отправить в убийственные высоты. Петр верил, что месяц Февраль следует исключить из календаря, что такое возможно — разогнать облака длинными шестами и продлить весну и лето. Он говорил, что можно добиться большего, создать утопию: город, в котором будут стоять только Июнь и Июль. Он написал на хранящемся в архиве пергаменте, что Февраль, если позволить ему растянуться, повредит наш разум и похитит наших детей.

Таддеус

Прошлым вечером члены Решения пришли к моему окну. В птичьих масках и черных цилиндрах. Обмотав шеи одним коричневым шарфом. Я сказал, что понимаю необходимость мятежа и защиты нашего города от Февраля. Я напомнил им о тактических приемах, использованных в прошлом году.

Главное, сказали они, думайте о вашей дочери, Бьянке.

Я увидел, что снег скопился в углу потолка. Схватил щетку, чтобы смахнуть его.

Когда я обернулся, члены Решения уходили в снегопад. Казалось, они не идут, а прыгают.

Я закрыл глаза. Представил себе Селах и Бьянку в каноэ, таком узком, что им приходилось лежать головами в разные стороны, положив руки на живот, сжав ноги. Я вообразил два миниатюрных солнца. Закрепил по одному на лбу у каждой. Вообразил, что мои руки превратились в водопад и спокойное озеро внизу, готовое их поймать.

Бьянка

Я знаю, встать — это важно, но мое тело такое тяжелое. Родители стоят у моей кровати, говорят медленно, двигаются еще медленнее. Они сказали, что их мочевые пузыри, по ощущениям, наполнены свинцом, а скоро он наполнит и легкие. Мой отец улыбнулся и побежал на месте, этот прием использовался против Февраля в прошлом году, но я видела слезы в его глазах, а потом он остановился, плечи поникли, голова опустилась чуть ли не к коленям, свинец полился из его рта.

Мои родители забрались ко мне в постель. От запаха мяты у меня заболел живот. Они обнимали меня и говорили, что все будет хорошо, что печаль уйдет из нас, испарится в солнечном свете, точно так же, как летом рассеивается над рекой утренний туман. Моя мать гладила воздушных змеев на моих кистях и руках и говорила мне, что я должна думать о своих легких, как о воздушных шарах.

Мне просто хотелось чувствовать себя в безопасности, сказала я.

Таддеус

Профессор говорил нам, что надо кормить Бьянку листьями мяты, чтобы защитить ее. В редкие теплые месяцы мы засаживали все свободные участки мятой, ухаживали за ней, как могли, а собрав урожай, по вечерам готовили мятный чай, делали мятную ванну и варили

МЯТНЫЙ СУП СЕЛАХ:

8 чашек куриного мяса

2 чашки мятных листьев

3 больших яйца

1/2 чайной ложки соли

1/4 чайной ложки черного перца

Вечером Селах натирает мятными листьями мою бороду и губы. Я шепчу ей на ухо, ты мой воробышек. Всю ночь мы проверяем, как там Бьянка. Когда Бьянка просыпается, она кричит, страшась Февраля. Селах берет Бьянку на руки, и прижимает к себе, и просит ее думать о безоблачном небе, о лосе, который качает ее, пока она держит его за нос.

Колдор Клеменс

Таддеус Лоу! Человек, который летает на воздушных шарах. Я проводил дни, собирая живицу деревьев. По-прежнему этим занимаюсь. Вечно весь в живице, с забившимися под ногти кусочками коры.

Я в лесу, снимаю ведра с живицей и тут слышу доносящееся с неба шипение. Поднимаю голову. Вижу тощего бородатого мужчину в корзине, подвешенной к воздушному шару. Шар желтый с зелеными полосами. Он летел всего лишь в нескольких футах над кроной самого высокого дерева. В какой-то момент корзина задела верхушки деревьев, и вниз посыпались сосновые шишки. Одна оцарапала мне нос. Я почувствовал, как выступила кровь, но меня это не волновало.

Однажды вместе с сестрами я поднимался в небо на воздушном шаре, и мы наблюдали, как солнце скатывается к горизонту, облака становятся красными и розовыми. Цвета эти вертелись вокруг нас, будто туман. Мне не следует больше об этом думать, потому что полеты запрещены. Некоторые люди в этом городе говорят, чем больше ты думаешь о полетах, тем сильнее накажет тебя Февраль. А есть еще и жрецы, которые где-то на окраине города сажают под замок тех, кто верил в полеты. Но это всего лишь глупые слухи. Хотя, возможно, и правда. Представься мне такая возможность, я бы раскроил Февралю череп. Размахнулся бы большим ведром с живицей, с силой врезал бы по виску, а потом наблюдал, как ледышки его мозгов разлетаются, словно конфетти.

В последнюю ночь всем горожанам снились облака, расползающиеся, как мокрая бумага в руках.

Шесть донесений жрецов

1. Сегодня члены Решения пытались летать.

2. Попытка провалилась.

3. К черту Февраль, воскликнул один из членов. Другие поддержали его радостными криками. Они очень шумные. Носят птичьи маски. Бросаются яблоками в облака.

4. Воздушный шар завалился набок. Языки пламени взметнулись вверх. Языки пламени вырвались, устремились через поле и поднялись по березам, где сгорели нелетающие птицы.

5. Снег продолжает падать.

6. Пошли разговоры о войне.

Придя домой, Таддеус

рассказал Селах о войне с Февралем. Она купала Бьянку в мятной воде и круговыми движениями терла ей мочалкой спину.

Я не знаю, поможет ли война, сказала Селах.

Это все Решение, ответил Таддеус. Им нечего терять. Я не знаю. Мы должны рассмотреть и этот вариант. Ради нее. Он мотнул головой в сторону Бьянки.

Подойди, сказала Селах, и Таддеус пошел на ее голос, будто это слово стало крючком, заброшенным из ванны.

Он опустился на колени рядом с ванной и погрузился лицом в мятную воду. Бьянка почувствовала его совсем близко у своей спины. Вода поднялась ей до подбородка. Она помнила, каково это, плавать в реке с Июнем. Сливное отверстие в ванне обернулось рыбкой, кусающей ее за пальчик. Таддеус продержал лицо в воде достаточно долго, чтобы борода полностью пропиталась мятой.

Довольно, Селах схватила Таддеуса за волосы и потянула вверх.

Вода лилась с его бороды. Таддеус ушел на кухню, налил себе чашку чая, вернулся в ванную. Смотрел, как жена продолжает купать Бьянку. Старался наклонять чашку, когда пил чай, чтобы Бьянка видела воздушный шар, нарисованный на донышке.

Бьянка шепчет в воду, налитую в ванну.

Может, жрецы на самом деле не жрецы. Посмотрите, как колышутся их нелепые одеяния.

Я хочу быть в безопасности. Я хочу жить в черепашьем панцире.

Таддеус дергает себя за бороду.

Капли мятной воды падают ему на ладонь. Он потирает руки. Идет в спальню Бьянки и гладит ее руки и ноги ладонями. Она надеется прогнать грусть, которая приходит во сне, напитав мятой ее кожу, в ее легкие и сердце. Таддеус и Селах делают это по очереди, чтобы мята поступала всю ночь напролет.

Перед рассветом Таддеус улавливает запахи меда и дымка, идущие из спальни Бьянки.

Войдя в ее комнату, он видит, что окно открыто и на пол падает снег.

Он отбрасывает одеяло с кровати.

Он оглядывает комнату.

Он заглядывает под кровать.

Он выглядывает в коридор.

Он глядит на свои ноги.

Он глядит на кровать. Он глядит на кровать.

Кровать Бьянки — курган снега и зубов.

Бьянки нет.

Таддеус

Я проводил больше времени в одиночестве на вершине холма. Я не могу вспомнить такого холода, как теперь. Земля промерзшая и черная, городские окна покрыты коркой снега и льда. Когда я разжигаю костер из собранных веток, начинает падать снег и тушит огонь. Я смотрю на небо, по которому катятся серые волны. Меня одолевают усталость и печаль, — моя дочь исчезла — и я чувствую это глубоко внутри. Я ломаю ветку дерева. Кручу ею над головой, описывая гигантские круги, прежде чем зашвырнуть в небо.

Она летит высоко, выше, чем я мог себе представить, и, поднимаясь все выше и выше, прорывается сквозь ногу облака, достигает верхней точки, потом падает, пробивает еще одну дыру, в плече облака.

В одной дыре я вижу две болтающиеся ножки, словно кто-то сидит на ее краю. Во второй дыре мужчина кружит по темной комнате. Я поворачиваюсь к дому и зову Селах. Она трясет простыню Бианки, которая распадается на снежинки.

Мне сейчас снится сон, кричу я. Ты можешь проверить кровать, посмотреть, не сплю ли я там.

Нет, это не сон, кричит она после того, как возвращается из дома, где проверяла нашу кровать. Причина в твоих мыслях. Твою дочь похитили, и мысли об этом мучают тебя. Иногда ты просыпаешься ночью от кошмаров, но сейчас ты не спишь.

Я всматриваюсь в две дыры в небе, пока их не закрывает новый вал облаков.

Мой разум — лед.

Селах кричит, я хочу, чтобы наша дочь вернулась.

Олени бегут по опушке леса. В их рога вплетено длинное лоскутное одеяло, транспарант. На одеяле надпись: ВОЙНА С ФЕВРАЛЕМ СЕЙЧАС ВОЙНА С ФЕВРАЛЕМ СЕЙЧАС ВОЙНА С ФЕВРАЛЕМ СЕЙЧАС. Члены Решения машут руками из-под сосен. Какой-то мужчина собирает живицу.

Я колеблюсь, но потом машу им рукой.

Таддеус Бьянке

Я поднимаюсь на крышу. Твоя спальня подо мной. Я закрываю один глаз, и вытягиваю руку, и рву горизонт. Тащу небо вверх и к себе, как старые обои. Вижу тебя, спящую на перине из утиных перьев. Я закрываю оба глаза и вижу нас обоих в воздушном шаре. Новое небо пахнет, как океан. На ощупь оно кажется смятым бархатом, когда ты толкаешь его, чтобы направить воздушный шар к твоей матери, ждущей на холме.

Вопросы

Таддеус спрашивает детей, сворачивающих головы совам, не видели ли они маленькую девочку по имени Бьянка в желтой пижаме. Трое мальчишек сидят, привалившись спиной к дубу, вытянув ноги, а снег, будто одеяло, укрывает их до пояса.

Желтая пижама с цветочками, спрашивает мальчишка, который сидит посередине.

Да, отвечает Таддеус.

У маленькой девочки черные волосы, которые пахнут медом и дымком, спрашивает мальчишка слева.

Таддеус качает головой. Нет, думает он, от нее никогда не пахло медом и дымком. Но комната пахла. Да, комната.

В комнате стоял запах меда и дымка. У Бьянки черные волосы. Ее волосы не пахнут медом и дымком, но комната пахла.

На кистях и руках маленькой девочки нарисованы воздушные змеи, спрашивает мальчишка справа.

Да, отвечает Таддеус. Ее мать нарисовала этих змеев. Где моя дочь. Что случилось с моей дочерью.

Мальчишки возвращаются к прерванному занятию: откручиванию голов совам.

Нет, мы ее не видели, говорят они.

Я не понимаю, хотя вы и говорите так, отвечает Таддеус.

А теперь, если не возражаете, сэр, слышит он, мы продолжим наслаждаться игрой с этими совами. Мы надеемся, вы найдете эту маленькую девочку. Судя по вашим словам, она очень милая и красивая.

Остаток дня Таддеус спрашивает каждого встреченного им горожанина, не видел ли тот его дочь. Все говорят, что не видели. Члены Решения проходят мимо Таддеуса.

Мы поможем, говорят они, улыбаясь.

Один, в маске синей птицы, протягивает Таддеусу яблоко, извиняется, бежит вдогонку за остальными.

Селах и Таддеус не спят

несколько дней, в течение которых принимают решение, что война с Февралем необходима, чтобы излечить их от печали. Они приглашают членов Решения в свой дом. Те долгие часы говорят о стратегии уничтожения Февраля. Они поднимают птичьи маски, когда пьют чай, открывая посиневшие от холода губы. Таддеус пытается сдержать слезы, когда желтая птица протягивает ему список пропавших детей и просит Таддеуса вписать имя Бьянки под остальными. Он читает список. Его глаза наполняются слезами. Он вписывает имя Бьянки.

Война вернет мне дочь, спрашивает Таддеус.

Птицы переглядываются.

Возможно, говорят они. Все возможно, когда ты начинаешь войну.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась, говорит Таддеус. Я хочу, чтобы она вернулась, и я хочу, чтобы моя жена была в безопасности.

Он берет Селах за руку.

Список пропавших детей

Эви Родс — пропала из своей кровати 127-го Февраля

Кэндейс Смит — исчезла, когда кормила птиц 175-го Февраля

Адам Джонсон — исчез, когда играл в чулане 112-го Февраля

Джон Смит — также исчез, когда кормил птиц 175-го Февраля

Дэниэл Хилл — считается заблудившимся в лесу с 212-го Февраля

Джойс Айки — утонула, когда ныряла за черепахами 188-го Февраля

Джозеф Мендлер — пропал из своей кровати 139-го Февраля

Эстрелла Робертс — исчезла во время игры в прятки 144-го Февраля

Эмили Бойс — утонула, играя в снежки 222-го Февраля

Сара Лок — исчезла в буран 247-го Февраля

Бьянка Лоу — пропала из своей кровати 255-го Февраля

Питер Тьюнер — не вернулся домой из школы 199-го Февраля

Джессика Чеймберс — исчезла, когда выгуливала собак 312-го Февраля

Сьюзи Пек — пропала из своей кровати 322-го Февраля

Колдор Клеменс

Во время войны с Февралем я был первым помощником Тада. Именно так, первым помощником. Правой рукой. Вожаком волчьей стаи. Или вожаком собачьей своры. Как ни назови.

Я думал, Тад обезумел из-за похищения Бьянки. Но когда я обратил внимание, как изменилось настроение горожан по ходу сезона Февраля, я пошел к нему в дом вместе с членами Решения, чтобы поговорить о войне. Каждую неделю мы вербовали все больше и больше горожан, и мы все толпились там. Пили чай и какое-то дерьмо. Я пил водку с ликером.

Прежде чем Тад заговорил, члены Решения сказали мне, что именно он, по их мнению, должен вести город на войну. Они видели в нем командующего. Они считали его вожаком. Хорошо, подумал я, так давайте поглядим, что скажет этот парень.

Лишь одно вызывало у меня желание участвовать в этой войне, если, конечно, не считать, что война чертовски бодрит. Я говорю о том, что одним вечером показали нам Тад и Профессор. Называлось это диаграммой настроения. Она объясняла, как наше настроение меняется в зависимости от сезона. Я, само собой, не Профессор, но и мне стало ясно: во время этого сезона Февраля с нами что-то произошло. Показатель грусти, или как там он называется, достиг пикового значения. Тад указывал на диаграмму с круто взбирающейся вверх линией и хмурился. И разговоры о его бедной пропавшей девочке, и вид моих собственных детей, бьющихся головой о стену весь долгий Февраль, так разозлили меня, что я решил возложить мое сердце, мою кровь на алтарь войны.

Идет первая атака на Февраля:

Таддеус, Селах, Колдор Клеменс и члены Решения разрабатывают план, цель которого — обмануть Февраля, притворившись, будто на дворе лето. Мужчины снимают рубашки, закатывают брюки до колен и называют их шортами. Селах в легком летнем платье, том самом, которое надевала во время их первого воздушного путешествия с Таддеусом. Оно пахнет кедром и скошенной травой с пола его мастерской. Остальные женщины в юбках. Они расстегивают блузки и развязывают чепчики.

Ополченцы хлопают в ладоши, обсуждая теплую погоду. Воображают лучи прямого солнечного света, обжигающие им спины, когда они ухаживают за посевами.

Колдор Клеменс прикидывается, будто собирает ягоды. Вытирает пот со лба, а затем прыгает в сугроб и начинает плавать в нем.

Таддеус и Селах отходят от группы, чтобы предаться любви на снегу. Они говорят друг другу, что надо сосредоточиться на океане, играющем с пальцами ног, и на песке в волосах. Селах представляет себе, что тающий снег между ее ног — пот. Таддеус слизывает лед с ее ресниц и вдавливает ее в снег. Они чувствуют, что за ними наблюдают, и это возбуждает.

На исходе дня все пытаются улыбаться. Они промерзли до костей и идут в дом Таддеуса, чтобы выпить чая. Все вымотались, лица красные от укусов Февраля.

Мы должны следовать этой тактике. Пока не увидим какой-то прогресс, говорит Таддеус.

Все выражают согласие, поднимая чашки с чаем.

Селах

Одним из самых убежденных сторонников войны был этот неистовый человек, которого звали Колдор Клеменс. Ранее Клеменс входил в группу воздухоплавателей, которая называла себя Решением. Решение — это девять или десять мужчин, лица которых скрыты птичьими масками. Они отказываются повиноваться законам, запрещающим полет. Решение устраивает прыжки с крыш домов и привязывает воздушных змеев к дверям магазинов. Это агрессивная компания.

Я хотела, чтобы моя дочь вернулась. Я хотела, чтобы моему мужу ничего не грозило. Поэтому, когда я увидела Колдора Клеменса, ростом в семь футов весом под триста фунтов, который стоял у двери моего дома, и по его щекам катились слезы, я схватила Колдора Клеменса за запястье, втянула в дом и сказала, что вся вина лежит исключительно на Феврале. И только война поможет нам.

Это Колдор Клеменс, сказала я.

Рад с вами познакомиться, сказал мой муж.

Обрывки пергамента, найденные под подушкой Селах

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Я хочу, чтобы моя дочь вернулась.

Таддеус

Сегодня я пошел в город с Колдором Клеменсом. В холодном воздухе пахло яблоками. Я увидел сидевшего на почтовом ящике лиса. С утиными перышками в пасти. Все спрашивали о войне против Февраля. Мы не успевали отвечать на вопросы. Люди окружили нас в десять рядов.

Давай, сказал Клеменс и опустился на колени. Чувствуя себя по-дурацки, я взобрался ему на плечи, а когда выпрямился — вознесся высоко над толпой.

Я сказал горожанам, что война с Февралем необходима, как воздух, которым мы дышим. Если мы откажемся воевать, холод и серость накроют нас навсегда, будто бескрайнее одеяло из скал. Я предложил им вспомнить, каково это, держаться за руки с Маем. Я предложил им вспомнить, как звучат речки, бегущие под окнами спален, как плещется вода по августовским камням, как поют птицы в зелени веток, как собаки воют на равнине. Я предложил им закрыть глаза, забыть о снеге, тающем на лицах, и вспомнить, что они видели и чувствовали, когда просыпались поутру и солнечные лучи падали на их постели, на их голые ноги.

Клеменс поднял руки и сжал мне ребра. С необычайным изяществом снял меня с плеч и поставил на землю.

Великая речь, Тад. Действительно, действительно, действительно классная.

Клеменс хлопнул меня по плечу. Остался синяк, формой напоминающий головку деревянной колотушки.

Колдор Клеменс

Дата добавления: 2015-08-28