Более суток пробродили по тайге отец и сын Пузыревы. Остап, изнуренный ранами, хотел уже возвращаться в сруб. Он перестал верить словам отца о спрятанной статуэтке с глазами-алмазами. Звучит,

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Более суток пробродили по тайге отец и сын Пузыревы. Остап, изнуренный ранами, хотел уже возвращаться в сруб. Он перестал верить словам отца о спрятанной статуэтке с глазами-алмазами. Звучит, конечно, высокопарно – «глаза Бога», но были ли они? Возможно, бате и его друганам показались алмазами полудрагоценные камешки, а Пузырь на их поиски полжизни убил? Отыщут они божка, а там камни копеечные… Вот незадача будет. С такими думами Остап продолжал тащиться за отцом, и, вскорости, повернул бы назад, но они случайно наткнулись на рыжего геолога. Тот усердно долбил землю, при виде Пузыревых поднял голову, затем опустил ее, а сам словно скукожился. Заметно было, что геологу хочется задать стрекача.

– А что ты, Алексеич, смотришь на меня как Ленин на Троцкого? Молчишь, не здороваешься? – осведомился Тарас вкрадчиво. – Не первый же день мы знакомы, Алексеич?

– Вы же улетели, вроде? – вступил в беседу Остап. – Ты-то чего вернулся?

– Да вот пришлось вернуться, образцы кое-какие взять, – выдавил геолог.

– А одежда отчего у тебя вся в крови? Никак Андрея видел?

По лицу геолога Пузыревы догадались – видел, но тот еще и неразумно бухнул, усугубляя свое положение:

– Не знаю я ничего!

– А врать-то зачем, Алексеич? Тайга вранья не любит, – голос Тараса звучал почти ласково, но эта ласка бросила геолога в дрожь.

– Андрея я раненым нашел. До дома вашего донес. Перевязал его.

– И девку там встретил? – оскалился Остап.

– Девка была, да, – произнес геолог, запинаясь. – Записку передала со мной. А я что? Я взял…

– Записку сюда, – скомандовал Тарас. – Быстро!

– Берите, – не глядя на Пузыревых, Алексеич вытащил бумагу из кармана брюк. – Она мне не нужна. Я и передавать ее не собирался. Не слушал я эту девушку, глупости она несла. И записку не читал, просто выбросить забыл. –Он нервно хихикнул.

– А здесь, ты что искал?

Рыжий промолчал.

– А ну пойдем, Алексеич, потолкуем с глазу на глаз. А Остап здесь посидит, – Тарас увел геолога за деревья.

Остап развернул записку и принялся читать ее вслух:

«Меня, Анну Терехину похитили. Против моей воли меня удерживают в деревянном доме где-то в тайге. Человек, передавший вам эту записку, сможет сказать точно, где я нахожусь».

Когда раздался выстрел, Остап и ухом не повел: он ожидал чего-то подобного.

– Везет нам, сынок! Вот на Алексеича наткнулись, а то сдали бы нас ментам, а мы и уйти бы не успели, – возвратившийся Пузырь, выхватил записку из рук сына и поджег ее. – Славно мы потолковали с Алексеичем. Он все рассказал, перед смертью как соловей пел. – Тарас с наслаждением растер пепел сапогом. – Не зря, ох не зря, он здесь рылся. Алмазы он искал. Цветные, крупные. Трубка здесь кимберлитовая. Хренотень такая: в ней алмазов, как мух в сортире… Главное, что близко она к поверхности. Отыскать камешки несложно…

Остап обрадовано кивнул, наконец, они с отцом станут охотиться не за мифическими «глазами Бога», а за вполне реальными алмазами. Геолог Алексеич, поди знал, где их отыскать, недаром, не улетел с коллегами. Остапу ничуть не было жаль новопреставившегося рыжего, напротив, он сокрушался, что батя не стал того пытать, перед тем как застрелить. Авось, еще чего бы узнали…

Вдалеке послышались невнятные голоса. Тарас заторопил сына:

– Уходим, сюда ожки направляются, человек восемь. Вернемся чуть попозже, когда уберутся эти сучьи дети…

– А трупак как же? – махнул в сторону деревьев Остап.

– Да не ссы, ожки его прикопают, если не сожрут. Они ментам не накапают, у самих рыла в во-от таком пуху… Но и нам не стоит попадаться им на пути. Палку бери свою, и идем, шустрей.

***

Я настолько устал за день, что заснул прямо за кухонным столом. Мгновенно вырубился из реальности, и, даже сны не снились…

Примерно в восемь утра я выплыл из объятий Морфея и обнаружил, что заботливо укрыт полосатым пледом. На столе стояла тарелка наполненная макаронами-спагетти, приправленными тертым сыром. Композицию увенчивали две сосиски. Еда еще не успела остыть.

– Светка, отчего у меня черви под сосисками? – крикнул я, адресуясь приоткрытой двери.

Никто не отозвался.

Я подумал, что поесть не помешает, а еще мне захотелось кофе, натурального свежесвареного в турке. Но кофе у нас был только растворимый, да и тот, вчера, некстати закончился. Я взял макаронину двумя пальцами и отправил ее в рот. – Вау, вкусно…

Только собрался облизнуть пальцы, как мимо меня промелькнула Смирнова. Она схватила бутылочку с детской смесью и собиралась упорхнуть обратно в комнату. Ларка вела себя непринужденно. Никаких сомнений, что она провела ночь в этой квартире. Но меня, более всего, поразило то, что она надела мою рубашку. Рубашечка была и мне длинновата, а Смирновой, вообще, до коленок. Но она не скрывает женских прелестей, а напротив, подчеркивает их.

Меня словно, кто-то укусил…

Откуда у меня такое чувство, будто я женат на Ларке уже тысячу лет? Она так ненавязчиво вошла в мою жизнь… А я не сделал ни одной попытки завоевать ее. Получил готовенькой. Помощь по хозяйству, приготовленный завтрак – замечательно… Но, кем мне может быть Смирнова? Запасной вариант, запасной аэродром? Неправильно и нечестно… Разве я до такой степени негодяй, чтобы пудрить мозги наивной девчонке? Я по-настоящему люблю другую. Значит Смирновой нужно дать от ворот поворот, пока не стало… слишком поздно.

– Можно подумать, что ты всю ночь искала выход, – пробурчал я, вслед Ларисе.

Она, стоя в дверях, обернулась:

– Ты заснул, а Миша проснулся. Но я не стала тебя будить, вот и осталась.

– Скажи – клей, – я поступал, конечно, как десятилетка, но ничего другого в голову не пришло.

– Клей, – послушно отозвалась она.

– Выпей баночку соплей! – припечатал я.

– Дурак! – Ларка вспыхнула румянцем и исчезла за дверью.

Я продолжил завтрак, а затем, принялся изучать документы Михаила.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – присвистнул я, увидев дату на свидетельстве о рождении мальца.

***

Лариса кормила Мишку кашей. Они были до такой степени заняты, что мне пришлось покашлять, прежде чем Смирнова обратила на меня внимание.

– Выгонять меня пришел? Я докормлю Мишу и сама уйду, – обиженно заявила она.

– Нет! Я тебя не отпускаю. Мы просим у тебя прощения за сопли и за баночку… Дело в том, что неожиданно выяснилось – у моего сына сегодня день рождения! Да, Михаил, сегодня твой первый день рождения за все время твоего проживания на этой планете! Ларка, посиди с пацаном минут сорок, а я сбегаю куплю подарок и торт, непременно, нужно взять. У нас будет вечеринка. Хэппи бердсдей тую, и все такое… Ну ладненько, я побежал…

В промежутке между покупкой подарка и торта, я позвонил Антону:

– Ну, что там по поводу убийства Егорки?

– А ты еще не в курсе? Удивительно… Это дело закрыли. По официальной версии, Егор покончил с собой. Уже после… смерти его квартира была ограблена неизвестными лицами, но это другое следствие, иные статьи…

– А кто вел расследование? Кравченко Александр Александрович? Понятно. Ну, до созвона, браток!

Итак, один груз с плеч долой – никто не собирается обвинять меня в убийстве. Уважаемый, Сан Саныч, я люблю вас за то, что вы не усложняете жизнь ни себе ни другим. Побольше бы нам таких слуг закона! А с делом Тихонова я, чуть попозже, сам разберусь, обещаю.

***

Когда я возвратился с огромным плюшевым медведем для Михаила и тортом, мозгоправша была какая-то странная. Страньше, чем обычно, точнее говоря.

– У меня для тебя тоже есть подарок, Алик! Я починила твою рубашку. Посмотри, какие красивые пуговицы пришила! – скромно улыбнулась она и протянула мне мою любимую рубаху. Ту самую рубаху-распашонку, на которой изначально не предполагалось быть пуговицам.

Что теперь прикажете мне носить? Вот этот вот обыденный ужас?

– Как благородно и мило! – я выхватил у нее из рук безнадежно испорченную вещь и швырнул ее на диван.

– Ты недоволен? - искренне удивилась Лариса.

– Нет! В ней не должно быть никаких пуговиц! Это распашонка… распашонка, понимаешь? Я обычные не ношу…

– Ладно, – она сделала вид, как будто ничего не произошло. – Я пойду поставлю чай…

***

Долго бы еще шатались Пузыревы по тайге, но Остап не выдержал и свалился без сил возле заросшего мхом камня.

– Устроим привал, – решил Тарас, сбрасывая рюкзак на землю. – Сейчас костерок разведем, тушенку поедим, ногу тебе, сынок, перемотаем.

Остап устало прикрыл веки, почти задремал, но, услышав возглас отца, встрепенулся.

– О-ого-го! – закричал Тарас во весь голос.

Старик смотрел на что-то позади сына, смотрел словно сквозь него и, лицо Тараса, то бледнело, то наливалось краснотой, а глаза сверкали.

– Да это же камень тот! Он в землю стал уходить. А был ого-го какой! Нашли мы свое счастье сынок. – В очах Пузыря стояли слезы радости. – Ну, поднимайся шустрее, увалень, хватит валяться, пора копать! Твоими царапинами позже займемся…

***

Игорь вышел из квартиры Сабельниковых, вынул из кармана телефон и стал искать в записной книжке номер помеченный как «А. Елин».

– Антон Петрович? Это Игорь Георгиевич Смирнов, друг вашего дяди Вадима. Да, мы с вами несколько раз встречались. Вашего брата зовут Альберт? Мне необходим номер его телефона. Не знаете? Тогда дайте его адрес. Зачем мне? Моя дочь Лариса… да, именно, Лариса Игоревна Смирнова, врач-психолог, исчезла. Она ехала с женихом в аэропорт, чтобы улететь в Таиланд, ей позвонили – возможно, это был ваш брат. Да, они знакомы, причем теснее, чем вы можете себе предположить… Лара вышла из машины и пропала… Теперь вы понимаете, что я ищу Альберта по крайне серьезному поводу? Записываю, диктуйте адрес, Антон.

Игорь подъехал к дому Альберта. Встреча Алика, Ларисы и ее отца, казалось, была предрешена, но… Дорогу к подъезду преграждал белый фургон. Игорь побибикал. Водила фургона отреагировал на сигнал, как истинный пролетарий на капиталиста – то есть не отреагировал вовсе – стой, жди, буржуина, видишь, рабочий человек занят! Игорь, теряя терпение, выбрался из своего авто. Он и не подозревал, что именно на этот фургон длинноволосый Витенька прицепил радиомаяк… Водитель фургончика, насвистывая нехитрый мотив, копался в моторе. Игорь окликнул мужчину, но тот не услышал; не оглянулся. Смирнов приблизился, тронул его за плечо… и отшатнулся, словно ужаленный.

– Ты? А я думал, что ты давно мертв, – пробормотал Игорь.

Тот широко улыбнулся.

Свидетелей у следующей сцены не оказалось, и зря… Встретились два закадычных приятеля – сухопарый в деловом костюме и здоровяк в «гавайской» рубашке. Первый обрадовано протянул руки, чтобы заключить друга в объятья. Здоровяк же неуловимым движением сбил «делового» с ног, связал, невесть откуда появившимся шпагатом, и отволок в фургон.

Довольно посвистывая, здоровяк хлопнул ладонью об ладонь, запрыгнул в кабину и принялся разворачивать машину.

***

Анна стояла в центре очерченного на земле круга. Перед ней, у самых ног, Калдар Хуур развел костер и стал засыпать в него какую-то труху.

– Стой прямо, и ни о чем не думай, – приказал он молодой женщине.

«Камлание – вот как называются ритуальные действия шамана» –вспомнила Анна. – А еще, хождение в другой мир».

Ритуальное одеяние шамана было сшито из шкурок животных, на которых висели продырявленные денежки и колокольчики. Хуур стал на колени; покачиваясь взад-вперед, он повторял заклинание, затем, склонил голову до земли и застыл без движения.

Анне хотелось окликнуть мужчину, но она вовремя вспомнила, что во время обряда с шаманом нельзя разговаривать, нельзя мешать, иначе, душа его останется в другом мире навсегда.

Шаман поднялся на ноги и стал медленно обходить молодую женщину. Каждое движение Калдар Хуура сопровождалось звоном колокольчиков. Он ходил все быстрее, размахивал при ходьбе руками, его движения сделались импульсивными. И вот он уже не ходил, а бегал, подпрыгивая, и Ане казалось, что он не касается ногами земли.

В это мгновение тело Андрея вздрогнуло, по нему прошла короткая судорога. Глаза молодого человека открылись…

Шаман рухнул на землю лицом вниз и перестал шевелиться.

«Море волнуется – раз, море волнуется – два, море волнуется – три, любая фигура на месте замри», – подумала Анна, поняв, что мышцы ее тела сковал странный паралич.

Она была не в силах шевельнуть, даже, пальцем. Тело напряжено, как при столбняке, но чувства обострились до предела. Молодая женщина ощутила, что она не одна во вселенной, где-то рядом билось Сердце высшего существа. Оно внушало покой и благодать, дарило свободу.

«Я свободна, как хорошо», – заключила Анна, и потеряла сознание.

Только шаман мог увидеть, что телесная оболочка девушки раскрылась и из ее груди вылетела небольшая белая птичка. Птица покружилась над двором и исчезла в ночном небе.

***

Неожиданно для себя Анна очутилась на набережной реки. Девушка огляделась. Ее взгляд сразу же выхватил из окружающего пейзажа фигуру Андрея. Тот сидел на скамейке у самой воды, там, где парапет обрывался и открывал песочную отмель. Анна приблизилась к нему. Молодой человек надел белоснежный костюм, а она, даже, не предполагала, что в его гардеробе имеется подобный. Андрюша держал руки на коленях, и смотрел прямо перед собой, напоминая статую из античного зала. Ане стало неловко, он такой красивый в своем наряде, а она в мужских брюках и бесформенном свитере.

Но он не замечал ее, устремив взор на реку. Та появлялась, словно ниоткуда, вынося воды из туманной дымки. Многокилометровая набережная была пустынна. Мужчина и женщина оказались в особом мире; мире, где были только они, река, небо и никого больше.

Анна присела на край скамейки. Андрей подвинулся.

– Привет, – сказала она.

– Привет…

– Что ты собираешься делать? – ее голос был усилен многократным эхом, и звучал необычно.

– Я должен переплыть реку. Меня ждут на том берегу, я это чувствую, – его голос был безжизнен.

Аня решила, что должна задать очень важный вопрос:

– Я тебе нравлюсь?

– Да, – признался Андрей.

– Ты меня любишь?

Он замялся, но его несказанные слова были столь очевидны для молодой женщины, что и ответ не требовался.

– Я должен идти, – напомнил Андрей.

– Нет, не должен, – Анна положила ладонь на руку молодого человека.

– Но ведь ты меня не любишь, – возразил он.

– Это не важно, – произнесла она с лаской в голосе.

Андрей осмелился посмотреть ей в лицо, и сжать ее руку крепко-накрепко.

***

Тарас с сыном выкопали деревянную фигурку на исходе дня. Пузырь торжествуя, протянул божка на вытянутых руках к небу и захохотал. Наконец-то алмазы в его руках, и ни Ленке, ни Игорю, ни Федьке о том неведомо. Камни они с Остапом продадут и весело заживут. Нет, сначала деньги раздобудут, найдут еще алмазы, вот тогда и…

Пузыревы не подозревали, что о найденных камнях было известно еще одному человеку. В тот момент, когда Тарас взял божка в руки, это почувствовал Калдар Хуур. Шаман знал, где спрятан Бог, сам молиться к тому камню ходил и соплеменники его. У ожков даже сопливые мальчишки с легкостью отыщут в тайге место, где Бог «поспать прилег».

А теперь Бог проснулся… Да и время ему просыпаться, нелегкие времена идут… Камни-глаза в чужих руках. Нужно наказать вора. А шаман Хуур не торопится, ухмыляется только. Вор будет наказан, можно не спешить, особенно, если наперед знаешь, чем дело закончится…

***

– Хорошо, что в тебе крови Пузыря нет, - сказал Хуур, обращаясь к Андрею. – Проклятье на ней. Он тебе не родной отец. Это и для тебя хорошо и для семьи твоей… будущей. Жить с проклятьем… – шаман удрученно покачал головой.

– Да что это за проклятье такое? – спросил Андрей.

– А ты, будто, не знаешь, что Пузырь ищет здесь каждое лето, – усмехнулся Калдар Хуур.

– Не говорил он мне, – отозвался юноша.

– Много лет назад Пузырь и его друзья нашли жилище нашего Бога. Имен у Бога много, но имена о нем ничего не говорят, дела говорят. Если верно служить ему, то он ум дает, если обидеть его – ум отнимает, причем у всего рода. Пятеро их было, они забрали Бога из его жилища. Увезти с собой хотели. Только тяжело смотреть в глаза Бога. Пузырь посмотрел и не выдержал. Самым слабым из пятерых оказался. Украл Бога ночью, пока все спали и спрятал. А забрать тогда не смог. Только через несколько лет вернулся, да и не нашел его. Вот каждый год и ищет.

– А проклятье-то в чем?

– Ты так и не понял? На рану свою посмотри – я же говорю, ум у Пузыря Бог отнял и у потомства его, – изрек шаман, перевязывая Андрея. – В город тебе надо к доктору.

– Как? А вы? – удивился Андрей.

– Думал, я лучше доктора? Правильно думал… Лучше. Я тебя на этом свете оставил, доктора бы не смогли. Но как ты дальше будешь жить: мучиться или нет, теперь от меня не зависит.

***

Шаман вышел из сруба и наткнулся на сидящую на порожке, Аню.

– Плакала? О сыне своем?

Она кивнула.

– Не надо, не плачь. Он сейчас в хороших руках.

Анна, даже, не заметила, что рядом с ними, на ветке сосны сидит белая голубка. Хуур протянул руку и погладил оперение птицы.

***

Лариса первой заметила белую голубку на дереве за окном:

– О, Мишка, смотри, кто прилетел тебя поздравить! – она подняла малыша и показала ему птичку.

Конечно, ни одна птица не смогла бы преодолеть такое дальнее расстояние за столь короткое время. Но эта голубка была частью души Анны, а Калдар Хуур был сильным шаманом.

– Мама, – произнес мальчик и широко улыбнулся. – Мама!

Дети всегда чувствуют родных, и не только дети… Алик, тоже, ощутил, что Аня где-то совсем рядом…

***

У Ларисы на минуту возникла иллюзия, что они – одна семья. Миша – ее сын, а Алик – муж.

Но Альберт не преминул разрушить фантазию Смирновой. Он словно читал ее мысли. Уселся напротив, и принялся снимать крем с торта пальцами, а затем их облизывать. Так и мечтает, чтобы она сделала замечание… Лариса демонстративно промолчала.

Вот уж несносный у него характер!

– А ведь, ты клеишься ко мне из-за ребенка, верно? – осведомился Алик. – Но это мой ребенок… Только мой! Отец-одиночка звучит гордо! И Мишаня не нуждается в приемной матери… А хочешь себе ребенка: попроси цыган, пусть украдут для тебя какую-нибудь ляльку. Или усынови круглую сироту. Или нет, лучше роди сама для себя от… неизвестного донора. Конечно подождать придется, но результат того стоит, уверяю!

***

Феодосий Николаевич Кулаков не был маньяком. Холодным и расчетливым убийцей он, также, не был. Убить человека он мог, но только по неосторожности или в порядке самообороны. Кулаков считал, что ему необходимо выйти из себя, вскипеть благородным гневом, чтобы, невесть откуда взявшимися силами прикончить врага, коим и является товарищ Смирнов И.Г., а в настоящий момент он недостаточно зол на Игоря, поэтому Феодосий начал с самого легкого пункта плана, а именно – вырыл в лесу могилу.

Копал и думал – а что дальше? Самый простой вариант: застрелить из пистолета. Когда стреляешь в упор, можно отвернуться и глаза закрыть. Но пуль-то не осталось – последнюю пустил в расход у дома Смирнова… Заступом долбануть? Кровь далеко разлетится. Одежду придется палачу менять, увидит кто, вопросов не оберешься. А если ножом уговорить?

«Да разве же я мясник?» – спросил себя Феодосий.

Могилку он вырыл порядком полутора метров в глубину, и отправился за «клиентом».

Игорь Георгиевич был надежно связан, а рот его заклеен скотчем. Смирнову оставалось негромко мычать и водить газами. Он увидел могилку и еще больше перепугался. Куда подевалась его пресловутая спесь! Феодосий выволок Игоря из фургона и усадил на край ямы.

– Что, Игореша, думаешь, что смерть твоя пришла? Нет, это, Игореша, пока только психологический прессинг. Ты думал, что я вас простил? Не простил, и не прощу. Ну, что расколешься, как «божка» уводил, и кто тебе помогал?

Феодосий сдернул с друга молодости скотч.

– Не брал я божка! – воскликнул, задыхаясь от гнева и пережитого ужаса, Игорь. – Его взяли Пузырь, Вадим или Ленка, вместе, или кто-то один из них.

– Пузырь в таком же дерьме живет, как и жил... А вот вы все богатенькие. Чистенькие московские студентики, как поднялись… без стартового капитала? В жизнь не поверю!

– Я тоже всех подозревал. Всех, исключая тебя, Федя… Феодосий! Ведь, мы братьями названными были. Ты меня из болота вытащил, своей жизнью рискуя, мы побратались. А своего брата, я бы не заподозрил. Я думал, что ты погиб.

– Тогда кто же нас облапошил, не подскажешь, Игорек… Георгиевич?

– Елена! Теперь, я точно знаю, что это она алмазики прикарманила… Сам посуди: если это не ты, не я, не Вадик, не Пузырь, значит, она.

Кулаков задумчиво потер переносицу:

– А знаешь, похоже на правду, похоже на правду… Только не одна она была, а с помощничком… Ленка, помимо тебя, еще с Вадимом крутила. Что за лицо, Игореша? Ты не догадывался? Когда успевала? Ночью, ночи в тайге длинные. А тебе она снотворное подсыпала… Сам видел, врать не стану.

– Неправда, – выговорил Игорь.

– Правда-правда…

Зазвонил телефон Кулакова.

– Альберт Петрович, что ли? Нет… не поверишь, Игореша, Твоя жена звонит. Мне – твоя жена, какой пассаж, а? Но я пока не стану с ней разговаривать. Не до нее мне сейчас. А знаешь, она и тебе названивала, я звук у твоей мобилки отключил… Давай посмотрим сколько у тебя пропущенных вызовов – двенадцать! Любит тебя, Инна, по-настоящему любит. Красивая она у тебя, добрая, и главное – честная! Не в пример Ленке-шалаве.

– Не смей ничего сделать с моей женой, Феодосий! Убей меня, если легче станет, но Инну не тронь!

- Не трону… Ну, ладно, поехали, Игорь. Что я должен был узнать – узнал… Чего трясешься, не стану я тебя кончать. Пока не стану… послушаю, что Ленуля запоет.

– Я очень хочу в туалет, – Игорь стыдливо отвел глаза.

– Можешь сходить в яму, зря, что ли я ее рыл? – великодушно позволил Феодосий.

Руки Игоря пришлось развязать, но он не сопротивлялся и не старался сбежать. Видимо, слишком уж хотел…

***

– С Инной, женой твоей, я познакомился совершенно случайно. На улице, – признавался Феодосий. – Понравилась она мне, сразу – каюсь, проследил за ней… Смотрю, ты из подъезда выходишь. Думаю, ну пора напомнить Игорешке о прошлом. А у меня пистолет имеется. Вот черт и дернул стрельнуть в окошко. Убивать я тебя не планировал. Я в глаз белке попадал, почти не целясь, по молодости. А башку тебе прострелить смог бы и сейчас, играючи. Попрессинговать тебя решил. Инна ловко мои ухаживания отбрила, но ни ей, ни Ларе я зла не желаю. Ларису, дочку твою, я, ведь, давно знаю. В клинике Сережки Курися она практику проходила? Проходила… А я там работал старшим санитаром. Когда, Лариса с Альбертом Петровичем сошлась, познакомились поближе. А, ведь, Альберт, он…

– Я знаю, кто он – охотничек за чужими деньгами, – жестко произнес Игорь. – Знаю об этом молодчике больше, чем хотелось бы…Только, не возьму в толк, как он мог подцепить Ларису?

– Он в больнице лежал, в ее отделении, – вырвалось у Феодосия. – Но не оттого, что сдвинутый. С ним… произошел несчастный случай, сразу после майских праздников. А как у нас народ празднует майские! – в травматологии потом свободных мест нет. Вот его и отправили в кризисное отделение… А Лариса твоя сразу влюбилась в Альберта по уши. Окружила вниманием и заботой и его, и Михаила…

– А Михаил – это кто?

– Сынок его.

– Так у него еще и ребенок есть?

– Есть, – пожал плечами Феодосий.

– А помнишь, мы хотели поженить наших детей и через них породниться? – вдруг, спросил Игорь Георгиевич.

– Помню, конечно, только нет у меня детей, Игореша. Зойка бесплодной была, а с другими… я всегда предохранялся.

– Так ты не знаешь? – Игорь, протиравший платочком очки, едва не выронил их из рук. – У тебя есть сын. Законный. Через шесть месяцев после того, как ты пропал, Зоя родила ребенка…

– От черт!!!

– Аркадием его назвала, воспитывала, как мужика, – продолжил Игорь.

– Развод оформила, другого отца ему подыскала, – угрюмо добавил Феодосий.

– Вот уж нет! Сабельникова Зоя Павловна уже тридцать лет замужем за Сабельниковым Феодосием Николаевичем, – Игорь нацепил очки. – Я думаю, тебе стоит поехать к ней – вам нужно о многом поговорить…

– Ну да! Я припрусь к Зойке в гости, а мне откроет какой-нибудь волосатый мужик. И что я ему скажу? Дарагой, собирай шмотки, и освобождай место в кроватке – законный муж домой вернулся.

Игорь улыбнулся:

– Ни с кем Зоя не живет. В смысле, с Аркадием конечно живет.

– А хахали? Хахали у нее были?

– Не было у нее никаких хахалей. Все эти годы она тебе верность хранила. Ты можешь удивиться, но она стала другой. Деловой, элегантной дамой, выучилась на экономиста и, работает в моей фирме. У Зои один существенный недостаток – она однолюбка. И, насчет, Аркадия – у него нет внебрачных детей и прошлое безукоризненно. Лариса, кстати, с ним встречалась, даже, замуж собиралась, пока ее Альберт не соблазнил.

***

Наконец, Остап увидел легендарные «глаза Бога». Не ошибался отец – это были два огромных голубых алмаза… Они, словно, вспыхнули ярким пламенем перед лицом молодого мужчины. Заворожили, завлекли его. И Остап в ту же минуту перестал разделять планы отца на найденные камни. Нельзя, чтобы батя продал находку и вырученные деньги пустил на поиски непонятно чего. Так всю жизнь проискать можно. А богатство уже есть. Эти камешки вернее, чем те, что геолог пытался раскопать. Лучше уж синица в руках…

Остап решил, что когда отец уснет, он выковырнет глазики-алмазики из статуэтки, а затем уйдет, бросив Тараса на произвол судьбы. Как он доберется до города, раненый, без продуктов в рюкзаке, ослепленный камнями мужчина, не задумывался. Ждал-ждал Остап, пока Пузырь уляжется, да и сам задремал. Проснулся через пару часов, подошел с ножом к мешку, в котором статуэтка лежала и едва не взвыл… Сдержав, так и рвущийся из глотки полукрик-полувой он принялся обшаривать пустые глазницы божка, не понимая, где же алмазы…

Тарас, вытащил камни, пока Остап спал, завернул их в носовой платок и положил его себе за пазуху. Только притворялся старик спящим, он ожидал, что ночью сын попытается забрать камни, и не ошибся.

***

Аркадий и не собирался скрываться от Игоря Георгиевича. Все это время он был в клинике. Сидел в кабинете Ларисы. Сама Смирнова на рабочем месте не появлялась. Уединение Сабельникова было нарушено только медсестрой Екатериной. Она, извинившись, собралась исчезнуть, но Аркаша поманил ее пальцем, и когда подошла, тоном заговорщика, прошептал:

– А где у вас тут можно спирта, для употребления внутрь, раздобыть?

Екатерина смерила молодого человека презрительным взглядом и процедила:

– Спирта на розлив нет. Внизу аптека, там спросите…

– Плачу любые деньги! – поспешил воскликнуть Аркадий.

Медсестра поколебавшись, решилась:

– Принесу. Ждите…

Не обманула, принесла. Но спирт оказался отвратительным на вкус: в него был добавлен какой-то антисептик. Аркадий давился каждым глотком, но упрямо продолжал пить. На столе Ларисы среди папок с бумагами, молодой человек отыскал брошюрку по практической психологии. От нечего делать, Аркадий, раскрыл книгу и попытался углубиться в чтение. Отуманенный спиртом мозг воспринял лишь одну строку:

«Жизнь и смерть – это одно и то же».

«Какая верная фраза!» – подумал Аркаша, и повторил ее еще раз, вслух.

Под влиянием алкоголя в голове молодого человека сложилась такая идея, которая ему, стрезва, показалась бы чудовищной…

Аркадий выглянул в коридор и заорал на все отделение:

– Катька! Катька Ермолова, вызови мне такси!

Екатерина оказалась неподалеку, увидев в каком состоянии находится Аркаша, она испугалась, что ей влетит за продажу спирта. Поэтому медсестра действовала быстро: она вышла на стоянку, договорилась с подвернувшимся таксистом, затем, помогла Аркадию спуститься и сесть в автомобиль. Считая, что Сабельникова в целостности и сохранности доставят домой, легкомысленная Катя тут же забыла о нем и своем проступке.

То-то удивился таксист, когда пьяный в дуплет пассажир, попросил его заехать в магазин за крепким шпагатом, а потом велел гнать в подмосковный лесок. Уже темнело, и острого желания катить за пятьдесят километров у таксиста не наблюдалось. Пассажир утверждая, что он знатный эльф, извлек из бумажника сто долларов. Пришлось отвезти.

– Прощай, браток, – с трудом ворочая языком, пробормотал Аркадий, и, покачиваясь, зашагал к ближайшим деревьям.

– Никак повеситься решил, – хмыкнул таксист, разворачиваясь.

***

Андрею стало намного лучше. Он начал понемногу вставать с постели. Отношения Андрея и Анны стали более доверительными, ведь общие несчастья сближают. Калдар Хуур исчез также неожиданно, как и появился, не попрощался ни с Аней, ни с Андреем. Ушел, как будто бы и не было его, а они не успели, и поблагодарить шамана.

– У моего сына сегодня день рождения, – печально сказала Анна. – А я, даже, не могу побыть рядом с ним…

– А сколько лет твоему сыну? – поинтересовался молодой человек.

– Ему год, – на ее лице мелькнула тень улыбки. – Годик всего.

– А давай мы здесь отметим его день рождения, – неожиданно предложил Андрей. – У нас есть мука, сахар, масло – сделаем пирог!

Молодой человек резко повернулся и едва сдержал стон:

-А… а какой подарок ты хотела бы сделать сыну?

Аня слегка задумалась:

– Игрушку мягкую купить… Медвежонка плюшевого. Сыночка моего, ведь, Мишенькой зовут…

Ее голос дрогнул. Андрей испугался, что она расплачется: ему не хотелось, чтобы из ее красивых глаз текли слезы, и он затараторил:

– А давай я твоему сыну сам игрушку сделаю? Из медвежьей шкуры сошью медвежонка? Руки займу, заодно, а то валяюсь тут как бревно… В шкафчике у нас свечи есть, поищи. Одну в середину пирога, воткнем да? Вдруг, геологи придут к нам раньше, и у нас будет, чем их угостить…

– Да, конечно, – кивнула Анна.

Она была уверена, что через два дня к ним придет помощь. Еще какие-то два дня… о том, что что-то могло произойти с запиской или с рыжим геологом, она, даже, не думала.

***

Инна всю ночь места себе не находила. Игорь не пришел домой. На звонки не отвечал: гудок шел, а трубку не брали. В больницы и морги женщина звонить боялась. А вот Феодосию, сама не понимая зачем, позвонила, но санитар, тоже, трубку не взял. И хорошо, что не взял…

«Что же я делаю?» – укорила себя Инна, но тут же рассудила, что у Феодосия большие связи, может быть, он попытался бы помочь отыскать Игоря…

Испереживавшись, она думала о том, что могла бы просить Игорю любое прегрешение. Даже, ночь с любовницей, лишь, бы исчезновение не было связано с покушением. Лишь бы он был жив и здоров. Инна знала только одну молитву, и непрерывно повторяла ее про себя. Только бы не…

Каково же было удивление Инны, когда к обеду следующего дня пропавший муж возвратился в сопровождении хорошо знакомого ей санитара. Последний слегка смутившись, улыбнулся.

– Ира, это Феодосий Николаевич Сабельников… более известный тебе как…

– Кулаков, – добавил Феодосий.

– Да, Инночка, вы знакомы, – заговорил Игорь. - Но ты не знала самого главного. Феодосий – мой старинный приятель, Федька. Мы в нашей компании его всегда Федькой звали. И он – муж Зои, и отец Аркадия – тоже он.

– Мы с Игорешей провели вместе ночь, – не подумав, ляпнул Феодосий.

– В круглосуточном кафе провели ночь. Двадцать пять лет не виделись. Заболтались. Забыли о времени, – подхватил Игорь.

– Выпили по кружечке пива. Потом по второй. Это я виноват, – стал выгораживать приятеля Феодосий.

– Нет, это я виноват…

– Ты уж прости нас, Ин, – закончили они оба в унисон.

Инне оставалось лишь всплеснуть руками и посторониться, пропуская мужчин в квартиру.

***

После угощения Ларка собирается уходить. А я, вот незадача, теперь ее не задерживаю. Она так хочет остаться. Я вижу по ее глазам. Достаточно двух слов, всего двух: «не уходи» или «Лариса, останься». Но я их не произнесу. Из принципа.

У входной двери Смирнова поворачивается ко мне:

– Я хотела тебе сказать... что ты циник и хам, но мне хочется быть с тобой рядом… Может быть, мы… ты…

– Киднепинг, шантаж, кража, грабеж – вот собственно и весь мой прайс-лист. Что вам угодно девушка? Других услуг я не оказываю.

– Но, ты ведь не такой, внутри, – говорит Лариса неуверенно. – Это все маска, все показное.

– Не такой внутри? Можно подумать, что ты была у меня внутри… Я киллер в черных очках, ты маленькая невинная девочка – это старый сюжет. Ничего не будет между нами. И попрошу без всяких семейных сцен!

Она играет в обиженную добродетель. Напридумывала неизвестно чего, и теперь не может расстаться с собственными иллюзиями.

– Но я же нравлюсь тебе, Алик. Я вижу, что нравлюсь. Может быть, мы, все-таки, попробуем… вместе?

– Ты врач, психолог, хоть отдаешь себе отчет, кто я такой? Я алкоголик, наркоман в завязке, психопат, самоубийца, а ты… ты всего-навсего… Чебурашка, притворяющаяся Мальвиной. Ты же понимаешь, что мы не пара… Я не просил в меня влюбляться.

– Как? Ты больше всего боишься, что в тебя кто-то влюбится? Странновато, для человека, который утверждал, что он в сексе, как… гриб после ядерного взрыва.

Да, что это за женщина такая, а?! Беззастенчиво наступает на мои любимые мозоли… и делает это намеренно.

Лариса идет на откровенную провокацию:

– А если я сейчас уйду, что ты будешь делать?

Я поднял брови:

– Что за дурацкий вопрос, Смирнова? Есть буду. Открою холодильник, возьму еду. Буду жевать, затем глотать…

– А если я проведу ночь с Аркадием? Что ты тогда будешь делать?

– Свечу над вами держать не собираюсь, ты уж поверь! Колготки Мишкины постираю, поглажу… Видишь, сколько дел; некогда мне с тобой болтать, красопетка!

– Ладно, Альберт Петрович, – она вешает сумочку на плечо. – У тебя есть время до вечера… позвони мне, если передумаешь. Номер знаешь…

Выходит. Старается, как можно громче хлопнуть дверью. Обидно проигрывать…

Да уж, истину изрек поэт:

«Чем меньше женщину мы любим,

Тем больше нравимся мы ей.

И тем ее вернее губим,

Средь обольстительных сетей».

***

Я выглянул в окно. Лариса ушла. Но долго же она топталась на одном месте. Ждала звонка… Надеялась.

Ларка всегда совершает ошибки осознанно, даже, не побоюсь этого слова – преднамеренно. Совершает, поскольку ей в глубине души хочется их совершать. Она не Дюймовочка, а Пеппи – длинныйчулок. Она нисколько не повзрослела, но ей удобнее думать, что она взрослая. Точнее воображать себя таковой. Она тешится иллюзиями, рисуя себя той, кем она не является. Да в отличие от нее, я более честный и откровенный, по крайней мере, не притворяюсь тем, кем я не являюсь. Это преступление – отказ от себя, от своего истинного лица – за это необходимо в тюрьму сажать.

Скорей бы Анька нашлась и, или уж послала бы меня очередной раз или к сердцу прижала. Как я могу выбирать, когда она далеко? Мне необходимо Терешке в глаза заглянуть и тогда я пойму, нужен я или нет…

Я поймал себя на мысли, что мой взгляд, уже минут пять, устремлен на сотовый. Ничего не изменится, если я звякну Смирновой, и попрошу ее не совершать ошибку… с Аркадием. Мне-то, что? А она пожалеет, сразу же. Мне совсем не сложно позвонить. К моему мнению она прислушается… Руки сами потянулись к телефону.

«Аппарат временно выключен или абонент недоступен» – бубнят мне в ухо.

***

Ранним утром Всеславур и Бимбо обходили дозором владения эльфийского народа.

– Барлогова пасть! Это что еще такое? – заорал Бимбо. – Орк! Вон он там, за деревьями!

В предрассветной дымке виднелась весьма колоритная фигура. На высоком пеньке стоял, раскинув руки, человек со всклоченными патлами. Его шею обвивала толстая веревка, другой конец которой был обмотан вокруг кряжистого сука растущего рядом дуба. Намерения парня были яснее ясного. Растрепанные волосы, двухдневная щетина, воспаленные глаза, орковская одежда – не смогли скрыть от ролевиков его истинное лицо.

Бимбо присвистнул, и от удивления отступил на шаг. Всеславур присмотрелся – у него было не очень хорошее зрение – но где вы видели эльфа в очках?

– Аркадий! Аркаша, ты, что ли?

Услышав голоса друзей, кандидат в самоубийцы, встрепенулся. Кажется, он дремал в столь неудобной позе.

– Траубмакертейл! Всеславур! Ребята, а я тут … – он указал на веревку. – Верите – нет! всю ночь простоял, не мог решиться. – Сокрушенно махнул рукой. – А сейчас вот решился!

Аркадий переминался с ноги на ногу, пенек угрожающе скрипел. Только тут к друзьям донесся тяжелый запах перегара.

– Да ведь он пьяный, – пробормотал Всеславур. – Просто в зюзю готовый.

Бимбо, который терпеть не мог алкоголиков, недовольно сморщил нос и сплюнул.

– Как ты можешь позорить Великий лес и эльфийский народ! – разгневался Всеславур. – Слезай немедленно!

Аркадий глупо улыбнулся и… сделал шаг вперед. Прежде, чем друзья успели подскочить, сук на котором на мгновение повисло человеческое тело, надломился. Сначала вниз тяжело рухнул Аркадий, а следом, на его спину приземлился сук, внутри, оказавшийся трухлявым.

Бимбо и Всеславур застыли, но ступор их продлился до тех пор, пока короткий стон не возвестил им, что Аркадий жив.

– Придется тащить его в стан, – вздохнул Всеславур. – Нет, ну надо же быть таким идиотом!

***

Конечно, по своей воле Лариса никогда бы не выключила телефон. Она ждала звонка от Алика, держала свой «сименс» в руках и магнетизировала дисплей взглядом. Тут и произошла неприятность… Патлатый молодец, похожий на наркомана, давно наблюдавший за девушкой и ее красной «раскладушкой» вырвал трубку из ладоней Смирновой и бросился наутек. Лариса смело ринулась за вором, но так как была на высоких каблуках, вскоре осознала тщетность погони и остановилась.

Телефон был почти новый и расстаться с ним обидно, но Ларису больше огорчала не потеря телефона, а то как Альберт с ней обошелся… Как же было больно! Наглые и самоуверенные слова били так, что казалось, следы останутся. Алик, проходя мимо, вытащил ее сердце из груди, но не унес с собой, а вытер им ботинки и выбросил.

На глаза наворачивались слезы. Что хотела – то и получила. Хотела страданий – получай! Заказывала душевную боль – вот! Как легко она попалась в сеть любви… А Алик, поставил перед собой броню, и закрылся от нее. Посчитал, что время откровений вышло.

Девушка в последний раз взглянула на окна квартиры Алика. Он были задернуты занавесками.

– Значит, не судьба, значит не по пути нам с тобой, – заключила девушка, и, развернувшись, зашагала к автобусной остановке.

***

Алик сидел рядом со спящим в кроватке Мишкой, и говорил, главным образом, обращаясь к себе:

– Люблю ли я твою мать? Нет. Тетю Ларису люблю? Тоже нет. Но если выбирать, кого из них я не люблю больше, то больше всех я ненавижу Аркадия!

Только одна мысль о том, что у Аркадия сегодня будет секс, а у него – нет, причиняла Алику почти физическую боль. Его бурная фантазия работала на полную катушку – вот, Смирнова сбрасывает блузку и расстегивает лифчик, лямки разлетаются в разные стороны… Грубые лапищи обнимают девичьи бедра…

– Мишаня, с кем бы тебя оставить?

В ответ на его слова раздалось щелканье дверного замка. Алик вооружился гитарой и, вскочив, двинулся навстречу гостю. Тревога оказалась ложной – это была Светлана – сегодня, блондинка а ля Мэрилин Монро.

– Светик! – Альберт едва заметно улыбнулся. – Посидишь с ребенком?

– А ты куда? – насторожилась она.

– Как куда? – он с невиннейшим видом, вручил ей гитару. – За подарком. Тебе будет подарок на свадьбу. На нашу свадьбу…

– Ну и что за подарочек ты мне готовишь, мой сладенький? – она повела плечами.

– А этого я тебе не скажу. Подарок должен оставаться сюрпризом. Согласна? Отлично! Мишаня, посиди с тетей Светой, но не вникай в то, что она будет говорить. Когда вырастешь, такие тети будут учить тебя плохому. Ладно, я побежал – одна нога здесь, другая – там!

***

Игорь был, даже, рад, что Феодосий, наконец, ушел. Теперь он мог поговорить с Инной начистоту. Но… черти принесли Альберта.

– Игореша! Инна Викторовна! Генриетта Леопольдовна! – закричал Алик с порога. – Я так рад вас видеть, ну очень-очень рад!

Игорь хмуро поинтересовался, что молодому человеку понадобилось в квартире Смирновых.

– Мне нужна Лариса!

– Она там, где и должна быть! С Аркадием! – ответствовал Игорь. – Ты опоздал.

Алик, ничуть не смутившись, осведомился:

– А где живет Аркадий?

«Ага, так я и сказал, размечтался…» – подумал Смирнов.

Юноша не растерялся. В шкафу стояли две одинаковых вазы. Алик схватил одну из них и швырнул ее на пол. Во все стороны брызнули осколки.

Игорь и Инна еще не успели ничего сказать, как Генриетта, скопировав движения Альберта, грохнула о паркет вторую вазу.

– Мне они никогда не нравились, – сообщила старушка непосредственно.

– Ну и где живет Аркадий? – не моргнув глазом, повторил молодой хам, поцеловав руку Генриетты.

– Ты сейчас доиграешься, щенок, – пробормотал Смирнов.

– Игорь, ему простительно такое поведение, он ведь любит нашу дочь! – вмешалась Инна.

– Любишь?! – обернулась к молодому человеку Генриетта.

– Я бы не стал утверждать это так прямо, – внезапно стушевался Альберт.

У Игоря впервые промелькнула мысль, что Алик ищет его дочь не ради какой-то корыстной выгоды. Инна же была в этом уверена:

– Любит. Любит. Игорек, да скажи ему адрес. Пусть они сами разберутся между собой раз и навсегда.

– Альбертик, у тебя есть на чем записать адрес? – забеспокоилась Генриетта. – Давай, хоть, на ладони запишем.

– Улица Комарова, дом десять, квартира двадцать, – смилостивился Игорь.

Алик распрощался и умчался.

– Как вы могли заставить меня дать адрес этому проходимцу, этому наглецу? – пожурил Смирнов мать и жену. – Отчего он нашел у вас поддержку, а я нет?!

– А вы очень похожи с Альбертом. Он такой бунтарь и смутьян, прямо как ты! – заявила Генриетта.

Игорь фыркнул. Сравнение с Аликом пришлось ему не по душе.

***

Я, насвистывая песенку, вышел из подъезда. Адресок Аркадия у меня в руках, точнее на ладони. Теперь нужно было найти такси, дабы подкатить к квартире соперника со всем возможным шиком! Но, единственный таксист в поле моего зрения, прилагался к потрепанной «ауди», выпущенной лет н-дцать назад. Этот хитрый человек поставил на руль табличку «Свободно», а сам сидел и читал газету. Я, решив, что за неимением собственного красного «феррари», можно согласиться и на чужую «ауди», постучал в стекло автомашины.

– Ехать куда-то надо? – таксист высунул, бритую под «нолик», голову.

– Надо ехать, уважаемый!

– Угу… Садись.

***

На этот раз в райском саду расположилось летнее кафе; такие обычно стоят на набережных курортных городков. Пластиковые белые зонтики, пластиковые стульчики. Посреди кафешки – площадка для танцев. Играет патефон, мне, правда, его не видно, но он где-то там… непрерывно воспроизводит мелодию «ностальжи»… Кулаков, скучая, сидит за крайним столиком. Перед ним в хрустальной вазочке – шарики мороженого. Я плюхнулся рядом с Феодосием, придвинул к себе лакомство, сковырнул ложкой верхний шарик и отправил его в рот. М-м-м. Хотел зачерпнуть еще, но посмотрел прямо перед собой и застыл… Столик, установленный за танцплощадкой, занимали Анна и Лариса.

Обе? Здесь? Общаются, словно, закадычные подруги?

НЕВЕРОЯТНО!

– О чем задумались, Альберт Петрович? – подал голос Кулаков.

– А то ты не знаешь! Тебе же по должности все знать положено, – я рассеянно слежу, как мороженое капает с ложки на белоснежную скатерть.

– Вы меня с кем-то путаете… Я же санитаром раньше служил, а теперь охранник. В садике. За порядком наблюдаю, за территорией надзираю, опять же, – завел плут старую песню.

У девушек на столике стоит корзинка с фруктами. Вот Аня достала яблоко и передала его Ларке. Та обворожительно улыбнулась. Нас они не замечали.

У Ларисы такая же скорбная складочка губ, как и у Ани. Они так удивительно похожи и, одновременно, не похожи друг на друга. А еще у обеих вечерние платья красивые: у Смирновой светло-шоколадное с открытыми плечами. У Аньки – фисташкового цвета, закрытое, а сверху еще и ажурная накидка.

Отчего-то в своих фантазиях я наряжал Анну, как куклу-принцессу в немыслимо роскошные одеяния, а Смирнову… всегда представлял в чем-нибудь сексапильно коротком и обтягивающем; мини ей идет, однозначно, а рюшечки и кружева, да не в жизнь…

Кулаков кивает в сторону девушек и, совершенно по-мефистофелевски, интересуется:

– А что, вы еще не сделали окончательный выбор, Альберт Петрович? Так в чем же дело?

Я не хочу любви,

Да, это мой порок.

Не надо нежности,

Я буду одинок…

Продекламировал я. Они захлопали – значит, услышали. И обе просто расцвели. А затем, встали и направились, через танцплощадку, к нам.

Кулаков немедленно ретировался, хотя целью девушек был, именно, я. Анна села по левую руку от меня, Лариса – по правую.

– Привет девчонки, хотите по печенке? – сказал я, потому что не знал, что еще сказать в такой ситуации.

Они обе глянули на меня с укором. Я решил не отдавать особого предпочтения ни той, ни другой, поэтому уставился в пространство перед собой.

Одна из них, я не понял, по голосу, кто именно, спросила:

– Ну что же ты, Алик?

– Простите, я сегодня какой-то неуверенный, – пробормотал я.

– Это потому, что ты не до конца разобрался в себе, в своих чувствах. –Это Анька говорит, точно Анька. – Ты сможешь разобраться, мы верим в тебя.

– Да, хотелось бы…

– Спасибо тебе за Мишеньку, – произносит Терешка и нежно целует меня в щеку. – Ты замечательный…

…Я открыл глаза, и понял, что случайно заснул в «ауди». И райский сад только сон, всего лишь сон. Таксист уставился на меня с нескрываемым интересом. Мы уже никуда не ехали.

Я помотал головой, прогоняя остатки дремы. Место Анькиного поцелуя взаправду жгло.

– Это ты меня поцеловал?

– А что надо было? – осклабился таксист.

– Тебе не надо! – махнул я рукой. – Вот у тебя есть диспечерши – с ними и целуйся.

– Какой там поцелуй! Это муха на тебя села, а ты ее, спросонья, ладонью и прихлопнул…

– Понял, понял. А ты, че стоишь? Баранку че не крутишь, водила?

– Так, приехали уже, - пожал он плечами. – Улица Комарова, десятый дом, второй подъезд.

– Ага, – я расплатился и направился к подъезду, в котором жил Арканоид.

***

Лариса вошла в стан эльфов. Ее поразила царящая в нем тишина. Но оказалось, что ничего не произошло – эльфы, ведя очередную войну, рассредоточились по лесу, оставив у костра дежурных по лагерю: Бимбо и Всеславура. Гном лежал на животе, опустив голову на руки, и насвистывал сквозь зубы песенку, а Всеславур, сидел по-турецки и чинил свой лук.

Заметив Ларису, Бимбо вскочил на ноги и церемонно поклонился:

– Приветствую тебя, златоголосая Лария!

Она улыбнулась и спросила, не видели ли друзья Аркадия.

В тот же миг Всеславур нахмурился и отрывисто бросил:

– Пойдем, сестра, увидишь все сама.

Они с Бимбо рванулись с места и зашагали к выходу из стана. Лариса, на каблуках, едва за ними поспевала. Друзья так многозначительно переглядывались, а Бимбо еще и удрученно качал головой, что девушка заподозрила неладное.

На полянке за станом был расстелен широкий плед, под которым угадывались очертания человеческой фигуры. Рядом валялся трухлявый сук с привязанной к нему веревкой. Фигура издавала громкий храп.

– Я же просила привести меня к Аркадию! – воскликнула Лариса.

– А это он – позорище Великого Леса! – жестко произнес Всеславур.

Бимбо дернул за веревку. Существо встало на колени, встряхнулось как пес, сбросило плед… и перед девушкой предстал взлохмаченный, небритый, но уже протрезвевший Аркадий.

– О, Лариска, – расплылся он в улыбке.

***

Феодосий долго репетировал торжественную речь, которую собрался произнести Зое. Но увидев на пороге бывшую… хотя отчего бывшую – самую, что ни на есть законную жену забыл все высокопарные слова.

Стоял и молчал, в руках теребил букет роз.

Зоя, даже, не выглядела удивленной. Недаром она ждала так долго; знала наверняка, была уверена – жив. Гуляет где-то по свету. Нагуляется – вернется.

– Феодосий, где же ты был столько лет?

– В дурдоме.

– Хорош врать, подлец! – она завела его в квартиру и захлопнула дверь.

Супруги Сабельниковы немедленно повалились на диван и занялись любовью… Как же они соскучились друг по другу…

– У тебя было много женщин? – осведомилась она, лежа в его объятьях.

– Да не было у меня никого, Зоя, – пробасил Феодосий.

И ведь не кривил душой. Тело его давалось многим – Вере, Свете, Маргарите. А сердце всегда принадлежало ей. Потому и не женился больше. А куда жениться, собственно? Во-первых, развод не был оформлен. Во-вторых, хозяйкой хорошей Зоя была. Ни с какой другой девушкой быт так бы не удалось наладить. Спать одно, а жить семьей – нет, невозможно.

***

– Именем короля откройте! – забарабанил я в дверь.

Из глубины квартиры появилась дамочка постбальзаковского возраста. Видимо, Аркашина мама. Она остановилась на пороге и вопросительно на меня воззрилась.

– Здравствуйте, а Аркадий здесь живет?

Дамочка оперлась ладонью о косяк двери:

– Здрасте… Да, здесь, но он сейчас отсутствует. А вы кто? Друг? Молодой человек, я друзей Аркаши знаю с самого раннего детства. Вы в их число не входите!

«Как все запущено… Понятно, отчего Арканоид мужчина только по половой принадлежности. Непрестанный контроль строгой и суперзаботливой мамочки уродует некоторых почище героина».

– Верно, мы с вашим сыном не дружим. Но мне позарез необходим номер его телефона. Он, ведь, главный среди эльфов, правда?

– Ах, вы – ролевик? – смягчилась она.

– Ну да! Аркадий мне обещал зеленые рейтузы, которые можно с семейными трусами носить, а то у меня со стрингами одна морока. Я не люблю, когда они вот тут вот обтягивают, прямо…

– Если бы Аркадий знал, что вы будете его искать, он бы сказал, как его найти и номер телефона оставил.

Дамочку ничуть не заинтересовало, где и что обтягивают стринги. Я предположил, что она не повелась на меня, потому что у нее недавно был секс с мужчиной, и не ошибся…

– Зоя, а кто пришел? Аркаша, вернулся, нет? – за спиной мадам возник, не кто иной, как Феодосий Николаевич.

– Кулаков? Ты, что здесь делаешь? – задал я воистину глупейший вопрос; что именно, догадался, конечно, но с губ само как-то слетело…

– Да это долго объяснять, Альберт Петрович.

Феодосий виновато взглянул на дамочку. Она кивком указала на его расстегнутую ширинку. Он смутился еще больше и, отвернувшись, принялся застегиваться.

– Кулаков! Да ты вездесущ… Тебя можно встретить в квартире любой незамужней женщины, – я скосил глаза и, заметив, массивное обручальное кольцо на пальце дамочки, добавил. – И замужней, тоже.

– Феодосий, это правда? – напустилась она на любовничка.

– Зоя, Альберт Петрович шутит…

– А мне, кажется, вовсе не шутит! – начала распаляться она.

– Да я та-акое могу про него рассказать, – изрек я с загадочным видом – грех было не воспользоваться ситуацией. – Но расскажу в обмен на номер Аркаши, конечно.

Кулаков просиял:

– А, вы, Аркадия ищите? Так он в лесу со своими ролевиками. Я туда тоже собирался, но меня пока не отпускают…

– Верно, – подчеркнула она. – Я с тобой еще не договорила, Феодосий!

– Надо же! – абсолютно искренне восхитился я. – Я думал, что это я гриб, а оказывается это ты гриб, после ядерного взрыва... Ладно, ребята, продолжайте, простите, если помешал… Мне пора в лес.

***

Таксист еще не успел уехать. Он стоял, опираясь на родную «ауди», и неспешно курил.

– Меня ждешь? – осведомился я, поравнявшись с ним.

– А что, тебе опять ехать куда-то нужно? – он докурил, и швырнул окурок в урну.

– А то! – Я решил с ним познакомиться и протянул руку. – Альберт!

– Петрович! – жизнерадостно откликнулся он, выкидывая вперед широкую ладонь. – Альберт Петрович меня зовут.

– Так я тоже, Альберт Петрович. А ты случайно не Елин?

– Не, Рюмкин, я. А твоя фамилия, что ли, Елин?

Я загадочно улыбнулся:

– Нет! Уже нет! Тезик мой, тебе тоже советую фамилию сменить… А то Альберт Петрович и, вдруг, Рюмкин…

– Ну ты и шутничок, тезочка, – хмыкнул он. – Так куда мы сейчас двинемся?

– Сначала за электрошокером заедем, а затем, в лес, охотиться на эльфов, – объявил я, запрыгивая в «ауди».

– Сделаем, – ничуть не удивился таксист.

***

…Новый сон начался там же, где закончился предыдущий. В райском саду.

Акт второй. Лица те же.

– Выбрать, все равно, придется, – говорит Смирнова.

У ее голоса необычный хрустальный отзвук… Так бы и слушал!

– А он уже выбрал, – отвечает Анна.

Я натурально возмутился:

– Когда это я выбрал? Никого я не выбирал. Что вы лыжи, чтобы вас выбирать? – и понизив голос, продолжил. – Я просто не хочу, чтобы мозгоправ глупостей наделала…

–Глупости делают до совершеннолетия, а после они называются поступками, – назидательно утверждает Ларка.

– Нет! Глупости они всегда называются глупостями. И не зачем их оправдывать. А к Аркадию тебе не нужно ехать, правда…

– Чем же он плох?

– Да он лох! Лох натуральный! – я повернулся к Анне. – Если бы ты, Тереша, только видела этого Аркадия, ты бы сама помчалась ее спасать.

– Я не просила меня спасать, – Лариса капризно передернула плечами.

Кипя от благородного гнева, я развернулся к ней:

– Не надо делать глупости с умным лицом, Чебурашка!

Ее лицо осветила внезапная догадка:

– А ты ревнуешь? Ревнуешь?

– Вовсе, нет, – пробурчал я. – Не ревную…

– Алик, вот к тебе и пришла настоящая любовь. Я же говорила, что ты ее обязательно встретишь, – заговорила за моей спиной Терехина. – Я так рада за тебя!

Я еще не успел переварить услышанное, как Анна поднялась и направилась к танцплощадке.

– Эй, куда ты пошла? Что за дурацкая привычка уходить, когда разговор еще не окончен?! – я хотел броситься вслед за ней, но она исчезла, словно растворилась в накрывшей танцплощадку серебристой дымке. Впрочем, рядом со мной осталась Смирнова.

– Отчего ты называешь меня Чебурашкой? У меня разве уши большие?

Я не отказал себе в удовольствии, впериться в нее оценивающим взглядом, а затем ответить:

– Дело отнюдь не в размере ух… уш... ухов. Но тебе, чтобы стать самой собой необходима помощь опытного, знающего, а главное, зубастого наставника. На эту роль Аркадий подходит меньше всего. Только, ведь, и я не гожусь…

Лариса встала с лавочки, также, собираясь уйти.

– Погоди Смирнова, я дам тебе два совета – два маленьких советика.

– Да? – она взглянула на меня невыносимо фиалковыми глазами.

– Во-первых, не возводи в ранг идеала темперамент дохлой рыбы. Бери пример с Генриетты. Твоя бабушка – не женщина, а огонь! А во-вторых, спроси у Катьки-медсестры, где она отоваривается нижним бельем и купи себе там, что-нибудь этакое. Пригодится… А наставник сам найдется.

– Глупый, – она наклонилась и прижалась губами к моей правой щеке. – Но за то, что ты сейчас едешь в лес, спасибо…

***

Проснувшись, я так отчаянно тер место поцелуя, что таксист с издевкой заметил:

– Что поцеловали? Это не я, Петрович!

– Опять, муха?

– Ага…

Отчего мы со Смирновой не встретились семь лет назад? Я не был столь прожженным циником, носил длинные волосы и играл на гитаре. А еще она бы стала моей первой любовью... Скольких ошибок я смог бы избежать, не вступать на кривую дорожку. Жаль. Да, жаль, но, время назад не повернешь…

Впрочем, в некоторых девушек можно быть только влюбленным, и не больше... Иногда, любовь должна быть платонической. Ведь, даже с искренне любимыми сложно жить вместе. И не только быт убивает чувства. Вот пример – мои родители, я имею в виду, состав Вероника – Сережа. Он не любил мою мать? Любил, конечно. А она – его? Несомненно. А все равно, уходила дважды – до моего рождения, и вот сейчас… Сколько продержалась – месяц? Да, для нее интереснее лить слезы над фотографией, чем делить одеяло с реальным человеком. Пережитая совместно с Серегой трагедия, не сблизила их, а, напротив, проложила между ними трещину. Курись страдает, мать тоже, но вместе они быть не могут. Он ведь храпит, облысел и, вообще…

Таксист отвлек меня от невеселых размышлений:

– Где-то здесь, да Петрович?

Он остановил машину под указателем с перечеркнутой надписью «Орки». Не может быть! Всеславур, то есть Галадриэль, послушался моего совета и повесил табличку!

– Орки… это че-то из фэнтази, – на лице таксиста отразилась бурная мыслительная деятельность. – У Толкиена во «Властелине колец», орки – это испорченные злым духом эльфы.

– Ну ты и силен! Все знаешь! – я расплатился и выпрыгнул из «ауди».

– Тебя ждать? – крикнул вдогонку тезка.

Я пожал плечами.

– Тогда подожду, ты парень шустрый, тебе вечно куда-то надо…

***

Причудилось Тарасу, что около божка не Остап копошится, а сам ожский шаман Калдар Хуур. Кладет какие-то комочки в пустые глазницы идола, заклинания бормочет.

– Где Остап, погань болотная?

Шаман повернул бледное лицо к Пузыреву и захохотал, показывая редкие зубы.

– Остап, сынок, ты где? Думаешь, победил, меня, Калдар? Ошибаешься…

Вскинул рассерженный Тарас ружьишко и пальнул в шамана. В упор, с десяти шагов, и неопытный охотник не промахнулся бы. А уж, Пузырев…

ПОПАЛ… ТОЛЬКО…

Вместо яростно ненавидимого Калдар Хуура, на земле в предсмертных судорогах бился Остап. Кровавая пена выступила на губах мужчины, чья грудь была разворочена прямым попаданием пули. Рана смертельна, помочь нельзя.

– Па. Па-па, – выдохнул Остап из себя жизнь.

– Морок, морок, сгинь, – пробормотал Тарас и размашисто перекрестился.

Но ужасное видение не рассеялось. Ногти, перестали скрести землю, и замерли скрюченные. Нижняя челюсть отвисла… Старик заглянул в остекленевшие глаза любимого сына – в них читался укор…

Тарас взвыл, выронил ружье и побежал, не разбирая дороги.

«Убить, убить… проклятого шамана, голыми руками задушить».

От быстрого бега, а может и от сильной ненависти, где-то внутри тела оторвался тромб и закупорил сосуд. Боль пронзила жестокое сердце Тараса Пузырева. Старик еще пытался бежать в прежнем ритме, затем, споткнулся, бухнулся лицом в моховой покров, да так и застыл.

Пузырь был уже мертв, когда прямо из воздуха, перед его телом материализовался Калдар Хуур. Шаман цокнул языком, извлек из-за пазухи покойника платочек с алмазами и подытожил:

– Тарас, не был ты первым, кто пытался украсть глаза Бога, и не ты последний. Но кара ждет любого вора…

Подоспели воины-ожки, по знаку шамана, они взяли мертвецов за голову и ноги и понесли к капищу. Калдар Хуур прижал идола к груди словно младенца, и, замыкая процессию, побрел за соплеменниками.

…На рассвете тела Тараса и его сына завернули в звериные шкуры, и похоронили в одной могиле… Никто так и не хватился исчезнувших Пузыревых. Таежные люди не любопытны. И тайга умеет хранить тайны.

***

У эльфов в стане нашлись и зеркальце, и бритва, и расческа. Брюки удалось отчистить, а рубашку пришлось одолжить у Всеславура. С помощью Ларисы Аркадий привел себя в надлежащий вид.

– Давай поедем в гостиницу, прямо сейчас поедем, – предложила девушка Аркаше, стараясь казаться нежной и любящей.

Но притворяться Лариса не умела, фальшь в ее голосе распознал даже Аркадий.

– А ты решила, что будешь со мной? Сейчас и навсегда со мной? – недоверчиво уточнил он.

– Конечно, – заверила она, подавляя стук протестовавшего изо всех сил сердца. – Поехали?

– А моя машина, она того… – он махнул рукой. – На стоянке, у клиники, осталась.

– Вызови такси! – нервозность Ларисы, достигла предела.

Аркаше стыдно было признаться, что он бездумно растратил все наличные, и он сказал:

– Если мы будем вместе всю жизнь, зачем нам торопиться? Через два часа за ребятами приедет автобус. Он и нас прихватит. Подождем…

***

Большой праздник был у ожков. Все пятьдесят человек племени собрались у древнего капища. Бог проснулся и вернулся в свое жилище. Но слеп он был, пока Калдар Хуур ему зрение не вернул. Шаман вставил камни в глазницы идола. Ожки возликовали. А Хуур опустился на колени и тихонько произнес:

– Я попросить хочу, но не за себя, а за тех двоих в срубе. Трудно им придется. Подари им любовь. С любовью по жизни легче идти…

В тот же самый момент Андрею показалось, что песчаная статуя из его давешнего сна сама подошла к окошку сруба. Только теперь у статуи было лицо – лицо мудрого старца, а на месте глаз блестели голубые алмазы. Андрей сморгнул. Ничего и никого за окном не было. Причудилось… Жар, наверное, поднимается.

Зато, полузабытое сновидение вспомнилось во всех подробностях. И озеро Андрей знал, на его берегу Пузыревы свою «ладу» бросили. А вот и девушка из сна, сидит напротив, Аня. Анечка. Как много он бы дал, чтобы увидеть ее в том легком летнем платьице… Радостную, беззаботную и любящую…

Дата добавления: 2015-08-28