Владимир Косарецкий. Семь минут

Оцените этот текст:

Владимир Косарецкий. Семь минут

---------------------------------------------------------------

© Copyright Владимир Косарецкий

Date: 02 Aug 2003

---------------------------------------------------------------

Сентябрь. Чечня н.п. Ханкала.

Не помню тот день точно, не помню, как он начался. Помню только, что в

тот день было очень жарко, очень.

Солнце поднималось над горами, освещая кровавыми лучами взлетную полосу

со стоящими на ней вертолетами. На войне в принципе все становятся

суеверными, вот и сейчас летчики, выходя из модулей комендатуры, с опаской

смотрели на кровавый лик солнца.

Они все были молоды. Среди летного состава было заведено правило, не

носить знаки отличия. Вот и сейчас, смотря на эти молодые, мужественные лица

разной возрастной категории, невозможно было определить кто какого звания.

Мимо нас прошел экипаж 586 борта. Оба высокие, широкоплечие, с худыми

лицами и веселыми улыбками - это командир борта и правый летчик. А вот

вместе с ними идет с красными от вчерашнего перепоя глазами и обвисшим

лицом, с начинающим появляться брюшком мужик, в летном комбезе - это

бортовой техник. Летчики в разгрузках и с АКСу на плече, а бортач вообще не

вооружен, а зачем? Каждый из них верит, что ничего страшного с ним и

вертолетом не случится. Так думают они все, нет, не думают, а надеются и

этой надеждой загоняют страх вовнутрь. Загоняют страх перед самым своим

любимым делом - летать.

Идет уже неизвестно какой год войны. Правда, войну жополизы из штаба

называют контр террористической операцией, а нас федеральными войсками.

Красивые, но пустые слова. Вот на ПХД стоит грязненький, что видно только

глаза и зубы, жалкий, голодный со вчерашним подбитым дембелями глазом

"мобутеец", который с опаской смотрит в нашу сторону. Вот он - представитель

федеральных войск объединенной группировки по восстановлению

конституционного строя Российской Федерации в Чеченской республики. А? Как

звучит? Звучит гордо. Только вот солдатику на это наплевать, лично он не

понимает, что он тут делает, и ради чего ему все эти муки и пытки. Ответ

знает каждый, только что толку.

Вот и летчики, идущие бодро по вытоптанной сотнями военных тропинке,

думают так же. Они думают о семьях, женах, детях, а еще о том, как им выбить

из родного государства кровно заработанные деньги. Те гроши, ради которых

они прибыли сюда, на войну.

Мы тоже думаем о родителях, друзьях и подругах что остались на большой

земле. Мы это группа огневой поддержки поисково-спасательной службы.

- Итак, ребятки готовность номер два, - говорит забежавший к нам

начальник.

Мы и так это знаем, каждое утро, когда вертолетный полк начинает

полеты, мы сидим по второй готовности. Нас пятеро, мы крепкие, мы взрослые,

мы опытные, мы ДЕСАНТНИКИ, 56-го десантно-штурмового полка, поэтому нам по

колено горы и моря.

- Эй! парни, - это наш "старшой" к нам обращается, - экипируемся!

"Да мы и без тебя знаем", - думают многие. Итак, разгрузка, она у меня

одна такая, я ее сам сшил. Вообще мы все тут пулеметчики, у нас три РПК-47,

калибра 7,62 и два ПКМа того же калибра. Вот у меня как раз тяжеленький,

большой, а от того и кажущийся таким надежным ПКМ. Так вот в разгрузке у

меня три ленты по 250 патронов, да в стволе короб на 250. Парни часто шутят

надо мной, мол, хожу как новогодняя елка, увешанная игрушками. Это потому

что у меня еще с собой дымы разных цветов, плюс "осветилки".

Мне нравится смотреть на суету нашей группы. Мне нравится, как пацаны

достают стволы, на всякий случай заранее расписываются в получении. У нас в

принципе каждый решает, сколько БК с собой брать. Но мы расслабленные,

поэтому берем минимум. Только я тащу на себе эту ношу. Почему? Да потому что

наконечники патронов, что висят у меня на груди, мне уже давно продырявили

разгрузку, и если их повытаскивать, то она порвется. А мне лень зашивать,

вот и таскаю с собой больше всех, чтобы дырки заполнить блестящими

наконечниками, торчащими из дырок.

Короче мы уже экипировались, вышли на улицу, и кто чем начал

заниматься. Наш "старшой" Ванек из-за своей оригинальной фамилии Субботин,

был прозван "выходным". Он как обычно воткнул наушники плеера в уши и

отключается от внешнего мира. "Беркут" - Сашка, прозван так из-за позывного,

который ему дали, когда он в РДРе служил. Есть у нас еще один Сашка -

"Ротный". Это потому что он постоянно песенку напевал: "Ротный объявляет

прыжки". Они вдвоем решили "пофазить" (по нашему спать, или находиться в

состоянии противофазы), это можно, это негласно разрешено. Только "фазить"

нужно в экипировке и обутыми. В состоянии готовности к любым

неожиданностям.

А мы со втором ПКМщиков "Бородой" (Фамилия у него Бородушников),

говорим о доме.

- Я однажды с такой самочкой познакомился, - говорит Борода, - тебе

такие, даже не снятся. - со значением говорит он.

Я смеюсь, киваю, но не верю ему. Каждый из нас что-нибудь привирает в

рассказах о женщинах. Это нормально.

Короче было обыкновенное утро, каких полно на этой проклятой, политой

кровью земле. Обыкновенное, спокойное. Вот и мы сейчас в экипировке посидим,

да и спать пойдем, воткнемся носами в "противофазу", когда хоть на мгновение

все по барабану. А когда закончатся полеты, так вообще "делай, что хочешь".

Так всем кажется, но, что можно делать, то просто продолжать "фазить" в

палатке, но раздетым.

- Мужики подъем! - до меня это доносится издалека, если бы не тычок в

бок, я бы и не понял кому говорят, видно задремал под солнышком потому меня

так толкают.

- Что такое? - спрашивает Выходной, прибежавшего, запыхавшего

начальника.

- Дуйте на 566, давайте побыстрее - это номер борта на котором вас

ждут.

Ну, бежать мы, конечно, не будем, знаем мы, как все это делается:

сначала бегом на борт, потом вылета ждешь полчаса, потом столько же ждать

начальника и остальных спасателей. Потом, как обычно, вылет отменяется, и мы

спокойно идем обратно. Бывали, конечно же, и срочные вылеты, и не один.

Однако запомнилось только два, первый это когда в Аргуне, на таком срочном

вылете Ми-24 "чехи" сбили, а вторая вертушка "восьмерка" в Терек упала.

Пулемет на плечо и вперед.

- Помню, один раз так напился дома, - начинает свои, уже по сто раз

рассказанные, байки Борода. Это правильно, нельзя думать о плохом, а то беду

накличешь. В этой разгрузке я как в печке, хоть она и надета только на

камуфлированную футболку, а на башке только НАТОвская кепка, я все равно

весь мокрый.

- На этот раз что-то действительно случилось, - говорит "старшой"

обернувшись назад.

Я тоже обернулся. Вся спасательная команда, всего четыре офицера, в

полной экипировке, разве что как и мы без бронежилетов, бежала по взлетке.

- К борту, бегом марш, - скомандовал Выходной.

Вот мы и в воздухе. Я люблю летать. Особенно на сверхмалых высотах.

Когда вертолет идет на снижение, аж в где-то яйцах возникает знакомый

каждому холодок, и кажется, что они в глотку уходят. Это действительно кайф.

Его мало кто понимает, или понимают все, но не признаются и не обсуждают.

Пулемет зажат между колен. Куда летим не знаю, смотрю как наш начальник

со старшим о чем-то переговариваются. Они-то друг друга слышат, у них на

башках шлемофоны, а вот нам туго. Ничего не слышно. Слишком уж вертолет

шумит.

- Короче так! - кричит мне в ухо старшой, - в Ингушетии наша вертушка

упала:

- Сама?! - переспрашиваю я.

- Пока неизвестно!

Вот так всегда, куда летишь, зачем? Непонятно. Ингушетия она-то

большая. А почему старшой только мне сказал? Оказал начальское доверие? Я

старше всех по призыву, да и выпрыгивать мне с Бородой первыми. Мы первыми

обеспечиваем прикрытие спасателей из вертушки на местности.

Летим низко. Я смотрю в иллюминатор, красиво. Начинающий золотится лес,

речка, высоковольтки, через них перескакиваем набрав высоту, потом опять

лес, холм, лес, и опять высоковольтки. Смотрю чуть выше - наша "крыша"

показалась. Это два боевых вертолета Ми-24, или как их называют "мобутовцы"

"Крокодилы". За это можно схлопотать по морде от пилота.

Ко мне опять подходит "старшой", предать, что начальнику по рации дали

новые сведения.

- Вертушку сбили! Из ПЗРК.

У меня аж вспотели ладони. Нет, я не испугался, в принципе мы все

морально настроены на то, что и для нас, в конечном счете, всегда есть место

на кладбище на просторах нашей необъятной Родины. Однако все равно об этом

думать неприятно.

- Летим в Галашки! - продолжает "старшой", - нужно забрать летунов.

- Да им крышка! - кричу я, - Сто пудов крышка!

В этот момент к нам подскочил начальник спасателей.

- Еще одну вертушку сбили! - кричит он.

- Где?! - не понял Выходной.

- Там же!

- Да что там происходит?! - встрял в разговор Борода, который сидел

рядом со мной и внимательно слушал.

- Парни, - кричит начальник, - мы уже почти прилетели. Только что

поступил приказ возвращаться, мол, зона опасная. Вы как?

Нельзя сказать, что мы прямо такие герои. И что, как в фильмах, когда

говорили: "задание добровольное, кто согласен шаг вперед!" - и вся шеренга

разом делала этот смертельно опасный шаг, или говорили, "Есть такая

профессия Родину защищать!", или такие душераздирающие призывы, как: "За

родину!", и еще, какого ни будь другого, патриотического бреда у нас в

головах не было. Однако мы решили не возвращаться.

А вот и Галашки. Одна из вертушек упала прямо на окраине горного аула.

Пожара вроде нет. Бедный "Крокодил" заломило на бок.

По улицам прыгают трассирующие пули. Дым. Слышны выстрелы очередями.

Какой-то парень в общевойсковом камуфляже машет нам обеими руками. Рядом с

ним пробегают трое с автоматами, и стреляют куда-то в огороды соседнего

дома.

Посреди дороги лежит, как бревно, еще один в зеленом камуфляже и

оружием в руках, только он, похоже, убит.

- Да там че? Бой!? Мать его так!!! - кричит Беркут, поудобнее

перехватив РПК.

- Мы сядем за селом! - кричит "старшой", - в лес. Тогда сможем

незаметно прокрасться до вертушки.

Спасатели приготовили двое носилок. Лица серьезные, видно, что тоже

боятся. А страх он всегда сидит рядом с нами. Он обнимает нас за плечи.

Подбадривающе, по свойски, похлопывает по спине. И шепчет в ухо: "Скоро ты

так же ляжешь рядом с тем парнем на дороге".

- Готов?! - кричит в ухо старшой, его рука у меня на плече, а я сам уже

высунулся в дверь, и как только шасси коснется земли, я выпрыгну.

Я киваю и складываю пальцы в кольцо, "мол, все окей"!

Шасси коснулись земли. Прыжок. Пулемет в потной руке, снят с

предохранителя. Кругом стеной лес. Упал на траву. Занял позицию. Готов.

Вся группа занимает круговую оборону, не перекрывая друг другу сектора

обстрела. Потом должны выпрыгивать спасатели. Но:

"Это кто такие"?- Я не успел подумать, но мгновенно взял на прицел

выбегающих из леса парней. Они были в синей форме и с короткими автоматами в

руках. Рука сама передернула затвор.

"Пока никто не стреляет. Блядь! Это КТО? мать их!" думаю я, лежа в

невысокой траве, наблюдая как люди в милицейской форме, друг за другом

выпрыгивают из леса. Мой палец нервно стучит по спусковому крючку. Еще

секунда и я уложу всю эту компанию одной очередью.

- Не стреляйте! - кричат милиционеры, подбегая к нам все ближе.

- Не стрелять! - дублирует команду "старшой".

"Хорошо", - думаю я, не убирая пальца с курка: "Только попробуйте не

так пикнуть, я в вас весь короб всажу".

И в этот момент что-то случилось: все завертелось, засверкало,

закрутилось, воздух наполнился невидимыми стрелами, которые с чириканьем

птиц носились по площадке. Милиционеры, вскидывая вверх руки падали, с

застывшими, как у рыб, ртами. Кто-то упал, держась за бедро, однако не

кричал, а очумело крутил башкой. Вижу перекошенные ужасом глаза ротного.

Мой пулемет сам, как живой начал дергаться в ругах, унося в лес

бронебойно-зажигательные пули. Рядом заработал РПК Выходного, его трассеры,

врезаясь в деревья, начинали прыгать между стволами, или "шить" насквозь.

Милиция, кто сидя, кто лежа, тоже беспорядочно открыла огонь. Они били

наугад. Главное что не в нашу стороны. Значит наши.

Я обернулся. Наш родной борт, с бравой надписью на боку "Братишка",

резко уходил вверх. Даже глянув мельком было видно, что все пули, летящие

мимо нас, попали в него.

- Выходной! - кричит Беркут начальнику - Надо уходить с площадки!

Дельная мысль. Я показываю Бороде, параллельно земле руку, а "старшому"

большой палец, и указательный в сторону леса: "Мол, уходите, мы с Бородой

прикроем!".

Вы стреляли когда-нибудь на ходу, согнувшись в три погибели из пулемета

ПКМ? Если да, то вы можете понять как это тяжело. Девять килограмм железа

поднятого на вытянутых руках, прыгающий, как припадочный, плюющийся огнем с

немыслимой скоростью. Однако, я даже этого не чувствовал. Напротив, когда я

начал бег, я думал, что я уже никогда не остановлюсь.

С площадки мы с Бородой уходили последними. Милиционеры и наши заняли в

лесу круговую оборону. Откуда били чеченцы было непонятно. Однако наши

стволы не замолкали, ведя беспорядочную пальбу.

- Выходной!, - кричу я, садясь на колено так, чтобы с двух сторон меня

прикрывали стволы деревьев, да и чтобы Бороде было удобно вытащить из-за

спины короб на 250 - он же гордый олень, не то что я, новогодняя елка,

дополнительный БК не взял. Я сам, срывая с груди одну из лент, все-таки

порвал карман. Да и хрен с ним! Может он уже и не понадобится.

Местные милиционеры, ругаясь, кто на родном, кто на русском языке,

продолжали поливать солнечный лес свинцовым дождем. Было слышно, как над

нами кружат вертушки и куда-то выпускают ракеты. "Старшой" перебежал ко мне.

- Если мы здесь останемся, - кричит ему Борода, - то нам хана! Мы когда

сюда летели, то я видел рядом еще одну площадку. Предлагаю, под прикрытием

дымов туда прорваться. Может там эвакуируемся?

Я киваю в знак согласия. В принципе я понимал, что по нам бьет не рота

боевиков, как я раньше думал, а три, максимум четыре стрелка. Так что

прорваться без потерь в принципе можно.

"И почему армия наградила меня этим тяжеленным пулеметом, а не легким

автоматом? И зачем я вообще в нее пошел!" - думаю я на бегу, перебегая от

дерева к дереву. Руки бросают в разные стороны дымы, мне кажется, что на

время у меня, как у индийской богини вдруг стало четыре. Колени и спина

согнуты, из приклада вытащил металлическую скобу для плеча. Армейские

ботинки "спецовки" (подарок 294 бригады специального назначения), мнут уже

опавшую листву. Сзади меня короткими перебежками бегут местные менты. Как и

договорились, я и Борода впереди, Беркут, Ротный и Выходной замыкают группу.

Мы единственные, у кого серьезное оружие. Вот мне что-то показалось слева -

что-то мелькнуло. Палец вдавил курок. Адреналин бьет в мозг. Рядом

просвистело, прогрохотало. Уже все открыли огонь. Кругом крики, стрельба,

кто-то ругается трехэтажным матом. Ах! Это я ругаюсь трехэтажным матом. Как

же страшно. Кругом летает смерть. Вот она просвистела рядом с носом и

ударилась в дерево. Хочется упасть, спрятаться, забиться в какую-нибудь щель

и пересидеть, перетерпеть, пока все не кончится. Мама, папа, сестра, брат,

увижу ли я вас снова когда-нибудь? Смерть кругом. Не останавливаться. Мы

ведь уже через это проходили в ДШР. Этот страх преодолим, главное вперед,

главное короткими перебежками, главное - главное в живых остаться! Добраться

до вертушки. От дерева к дереву, укрылся, дал короткую очередь. Как там

Борода? О! Рядом бежит, глаза огромные, рожа бледная. Грохот стрельбы. Вот

она площадка, а вот он борт с белой надписью "Братишка". Такой домашний,

родной. Сидит ждет. Ай, молодец!

Мне вдруг показалось, что если залезть в этот продырявленный со всех

сторон вертолет, то все, все страхи и весь этот бой кончится. Как в детстве.

Накрыл голову одеялом перед сном, и тебе ничего не страшно.

Мы летим. Только не так как раньше. Кругом стоны раненных. В вертолет

залезли все, кто смог вырваться из леса. Наша группа, Слава Богу, без единой

царапины. А вот милицию хорошо потрепало. Наши пулеметы выставлены в

иллюминаторы борта. Мы стреляем. Куда? Да черт его знает, где-то там враг. А

если честно, чтобы нервы успокоить. Как же страшно. Я смотрю на часы.

Смешно, на земле мы были меньше семи минут, а показалась вечность. В нос

бьет запах крови раненных. Да и я сам в ней.

- Сделаем остановку на Гизеле! - кричит начальник. Спасатели так и не

успели выпрыгнуть на ту площадку. Все это время они кружили над нами вместе

с "Крокодилами" и поддерживали нас огнем.

Я курю. Вообще, знаете, у нас курят все. Как-то в Хатунях я встретил

некурящего, решил с ним сфотографироваться на память. Так вот, я курю. Не

просто курю, а курю с наслаждением. С чувством, со смаком. Я курю с

у-д-о-в-о-л-ь-с-т-в-и-е-м. Я живой.

Я курю, сидя на еще зеленой траве. Рядом со мной наша группа. Сквозь

выпускаемый дым я разглядываю наш дырявый, в пробоинах борт. С большой белой

надписью "Братишка". Рядом с бортом скорая, грузят раненных, два милиционера

скончались по дороге. А в Галашках сейчас идет настоящий бой - с танками,

пехотой, артиллерией. Границу перешло 300 Гелаевцев - это чеченский

бандитский спецназ. Вот такая вот у нас встреча была со спецназом наших

врагов - профессиональных наемников.

Бортовой техник осматривает повреждения, а Беркут выбирает из борта

попавшие в него пули.

А я курю. Я курю с удовольствием, радуясь тому, что еще могу курить,

говорить, пить, ругаться и думать, а не как вот тот парень, которого за руки

и за ноги вытаскивают из вертушки, голова откинута назад, рот раскрыт. Ему

уже вряд ли придется закурить. Так что я лучше пока покурю и за себя и за

него.

- Бортач говорит, что, как только закончится разгрузка раненных, можно

лететь, - сообщает старшой.

- А на нем можно летать? - с сомнением в голосе спрашивает Беркут.

Выходной пожал плечами.

Задача была не выполнена, мы вообще-то должны были забрать тела

погибших летчиков, а вместо этого спасли девятнадцать жизней местным

милиционерам. Я затянулся и прикрыл рукой глаза.

Многие подходили посмотреть на наш расстрелянный борт "Братишка". А

заглядывая в самое чрево присвистывали, глядя на засохшую кровь и огромный

слой стрелянных гильз на полу вертушки и гору пустых пулеметных лент.

А почему не помыли борт и не собрали пустые ленты? Мы были не в

состоянии. Только приземлившись в Ханкале наша группа закрылась в вагончике

и не выходила от туда до вечера. Как гуляли летчики, я не знаю. Однако на

утро я точно понял. Что будет еще один день, а за ним еще один и еще один. И

никогда нельзя загадать, что тебе несет новый день. Будешь ты жить или

умрешь.

Вот так я и стоял на взлетке, радуясь новому кровавому восходу солнца,

которое на этот раз было полито не моей кровью.

П.С. Спустя почти год, уже будучи уволенным, я ехал в электричке. Мы

стояли в тамбуре с офицерами ФАПСИ, курили, смеялись, шутили, рассказывали

кто и где воевал. К нам подошла очень старенькая женщина и сказала, мол, из

нашего разговора она поняла, что я был Галашках. Показала мне фотографию

сына, и спросила не встречал ли я его там? Мол, он погиб там 27 сентября

2002 года. Что я мог сказать той старушке? Я посмотрел в окно едущей домой

электричке. Слава Богу, моя мама никому не скажет, что ее сын "пал смертью

храбрых" там-то и там-то. Никогда.

Посвящается погибшим в 2002 году военнослужащим во время неравного боя

с Чеченскими боевиками под командованием Гелаева в Галашках.

30.05.2003 год

Популярность: 45, Last-modified: Tue, 05 Aug 2003 07:11:16 GMT

Оцените этот текст:

Дата добавления: 2015-08-28