- Откуда вы знаете?
- Я знаю, - мягко сказал Большаков и повторил: - Я точно знаю. Можете мне поверить. Но, разумеется, мы можем поступить и по-другому. Принять их условия безоговорочно.
- А Давыдов как же?
- Уже готов приказ о его увольнении на пенсию. Как только будет дана команда, приказ немедленно пойдет в работу, будет подписан в течение часа, и дело тут же передадут другому следователю, более сообразительному и покладистому. Конечно, дело можно у него и так отобрать и передать другому, но это вызовет у Давыдова подозрения, и он может все испортить.
- А если торговаться на наших условиях?
- Тогда приказ в работу не пойдет и подписан не будет. Федор Иванович останется в своем кресле. Итак, ваше решение?
- Ну почему мое? - Настя упорно сопротивлялась принятию решения, которое возлагало бы на нее ответственность. - Вы начальник, вам и решать.
- Я свое решение уже принял. Теперь хотел бы услышать ваше. Если они совпадут - я буду рад. Если же нет, я приложу все усилия к тому, чтобы понять и обдумать ваши аргументы, либо постараюсь вас переубедить. В любом случае из этого кабинета вы выйдете только тогда, когда наши мнения не будут противоречить друг другу.
«Значит, я буду жить здесь вечно, - невесело подумала Настя. - Когда это такое было, чтобы начальник и подчиненный думали одинаково? Только при Колобке, но Колобок уникален, и второго такого нет и не будет».
- Я бы поторговалась, - безнадежно произнесла она, приготовившись к долгой и бесплодной дискуссии.
- Я рад, что наши мнения совпали, - улыбнулся Большаков. - Кстати, Анастасия Павловна, когда у вас будет свободная минутка, набросайте для меня перечень ваших самых ярких достижений за последние два-три года. Пора писать представление о присвоении вам звания полковника за особые заслуги.
***
- Ну что ты кислый такой, Илья?
Александр Эдуардович Камаев подвигался вправо-влево на крутящемся кресле, разминая затекшую от долгого сидения поясницу.
- Это я должен грустить и злиться, - продолжал он бодро, хотя на душе его было мрачно и тяжко. - Мой план бесславно провалился, все мои усилия ни к чему не привели, потому что Седова не посадили и не убили. И уже вряд ли посадят или убьют, потому что отныне он будет вести жизнь безвредного растения, не вылезающего из постели. Это у меня сегодня траур. Ты же, наоборот, получаешь заветную свободу и можешь теперь жениться на своей Наташе. Тебе больше не нужно скрывать от нее, куда ты ходишь, с кем встречаешься и зачем. Чего ж ты не радуешься?
Бабицкий поднял на него глаза, полные боли и ненависти.
- Наташа не будет жить со мной. Она приняла решение находиться рядом с Павлом и ухаживать за ним. Если он когда-нибудь поправится, она вернется. А если нет...
- Что?! Что ты сказал?
- То, что вы слышали. Наташа сказала, что у Павла никого нет, кроме нее, и никто не будет о нем заботиться, потому что Соня еще мала и вообще ей надо учиться, заканчивать школу, поступать в институт. Она добрый человек и просто не может бросить его в беде, в тяжелой болезни. Он ей все-таки не чужой.
- Господи, глупость какая, бред, бред... Она сошла с ума!
- Это не глупость и не бред, Александр Эдуардович. Это нормальная человеческая доброта, это готовность помочь, когда человек нуждается в помощи. Впрочем, вам этого не понять.
- Почему? - надменно спросил Камаев.
- Потому что вы помогаете не тогда, когда человеку действительно нужна помощь, а тогда, когда вы при помощи красивого жеста можете решить собственную проблему. Вы любили свою сестру, вы очень ее любили, вы ревновали ее к мужу, и вам очень хотелось доказать ей, что вы лучше, вы сильнее, успешнее, удачливее. Именно поэтому вы дали Борису деньги в первый раз. Вы думали, это унизит его в глазах жены и заставит Ларису испытывать к вам глубокую благодарность. Но ничего этого не произошло. Лариса не стала к вам более нежной и внимательной и не стала холоднее к мужу. Поэтому, когда она попросила о помощи во второй раз, вы ей отказали. Какая разница, на что конкретно нужны были деньги, на новую фирму или на взятку Седову? Она просила. Она нуждалась в помощи. А вы ей отказали, потому что лично для вас эта помощь не светила никакими эмоциональными выгодами, в чем вы имели возможность убедиться раньше. И денег вы не дали. А Лариса погибла. И Жорик погиб. Потому что в конечном итоге Борис не смог вовремя отдать долг. Все эти годы вы живете в страхе, потому что не знаете наверняка, сказала в конце концов Лариса мужу о том, что ни в какой заграничной поездке вы не были, что она с вами разговаривала, просила денег, а вы отказали. Сказала или не сказала? Борис молчит, а спросить его вы не смеете. Вы постоянно попрекали Бориса тем, что Лариса и Жорик погибли по его вине, а сами боялись, что он знает правду. И чем сильнее боялись, тем сильнее ненавидели его. Потому что не Борис виноват в их смерти, а вы сами, Александр Эдуардович. Вы прекрасно это понимаете в глубине души, но не смеете сами себе признаться. Чувство вины для вас непереносимо, и вы все эти пять лет маскируете его, прячете от самого себя, прикрываясь местью. Вы думали, что мстите Седову, а на самом деле вымаливали прощение у сестры и племянника. Вы сами, своими руками создали внутри себя страшный конфликт, а решать его были призваны мы все: я, Наташа, Милена, Соня, Седов, даже Канунников. Милена убита, пусть не впрямую из-за вас, но кто знает, как сложилась бы ее жизнь и жизнь Олега Канунникова, если бы она не работала на вас и не жила с Седовым. Олег тоже убит. Седов разбит параличом. Наташа прикована к его постели. Соня в глубокой депрессии, мало того, что с отцом такое несчастье, так еще и Антон ни с того ни с сего ее бросил. Я остался один, без Наташи. Вы же разрушили наши жизни, неужели вы этого не видите?! Вы боролись с собственным чувством вины, а погубили всех нас.
- Ты что несешь? - возмущенно проговорил Камаев, медленно поднимаясь с кресла и возвышаясь над столом в своем кабинете в офисе и над сидящим напротив него Ильей Бабицким. - Кто дал тебе право говорить мне такие вещи? Что ты вообще про меня знаешь?
- Достаточно, вполне достаточно, чтобы говорить то, что я сказал, - безучастно ответил Илья Сергеевич. - За пять с лишним лет мы с вами часто и подолгу разговаривали, и вы, сами того не желая, рассказали мне о себе очень многое. Я просто умею слушать. И я не так глуп, как вы надеялись.
Он встал и пошел к двери, опустив плечи. Вот и все. Пять лет упорной работы, пять лет взаимной любви. И все закончилось. Осталась только пустота и горечь.
***
Профессор Ионов ознакомился с последними отчетами по московскому исследованию и по личности Анастасии Каменской. Для уточнения деталей к нему пригласили начальника Каменской, Константина Большакова, давнего участника Программы, которого в целях проведения эксперимента выдвинули из резерва на передовую. Суть эксперимента состояла в том, что в нескольких регионах назначали на должность резервистов Программы, которые начинали работать так, как полагается, и формировать высокопрофессиональное кадровое ядро своих подразделений. В момент назначения резервистов в их подразделениях проводились комплексные монографические исследования с целью получить полную и всестороннюю картину профессионального уровня сотрудников, их компетентности и мотивации. Через год исследование предполагалось повторить и провести сравнение, чтобы понять, насколько грамотная деятельность честного руководителя повлияла на эффективность работы.
Кроме того, по запросу Евгения Леонардовича специалисты составляли характеристику подполковника Каменской на предмет решения вопроса о ее пригодности к работе в Фонде. Характеристика оказалась неутешительной: Каменская к работе не пригодна. Она слишком сильно мотивирована на свою работу и не хочет менять ее ни при каких условиях. Ионов понимал, что такие предложения, как предложение участвовать в сверхсекретной Программе, могут делаться только тогда, когда гарантированно не получишь отказ. В противном случае вся секретность полетит в тартарары. Каменская откажется, таков был непреложный вывод специалистов-психологов. Поэтому с ней даже не имеет смысла разговаривать.
- Поздравляю тебя, Костя, - Ионов сердечно пожал руку Большакову. - Ты очень хорошо начал, эксперимент пока идет успешно. Ты предпринял какие-нибудь шаги по кадровому вопросу?
- Каменская назначена старшим оперуполномоченным по особо важным делам, я готовлю представление о присвоении ей звания полковника милиции за особые заслуги, так что она пока никуда не уйдет, - начал докладывать Большаков. - Кроме того, я встречался с полковником Гордеевым и советовался с ним, как привлечь на работу в отдел некоторых сотрудников, которые там раньше работали. Например, Лесникова из Департамента уголовного розыска и Селуянова, который сейчас зам по криминальной в одном из округов Москвы. Гордеев обещал переговорить с ними сам. Намечены несколько кандидатур с земли, сейчас вопрос прорабатывается.
Ионов слушал его с удовлетворенной улыбкой. Вот такие молодые, как Костя Большаков, - его надежда, надежда и опора всей Программы. Хорошо обученные, грамотно подготовленные, честные. В резерве Программы их достаточно.
- У меня для тебя есть подарок, - Ионов лукаво подмигнул. - Ты ведь не знаешь, что я нацелился на твою Каменскую?
Лицо Большакова мгновенно помрачнело.
- Вы хотите забрать ее в Фонд?
- Хотел. И даже дал команду изучить ее. Но вывод, увы, неутешительный. Она хочет работать только там, где работает, и нет такой силы, которая могла бы ее оттуда вынести. Первоначальные результаты изучения говорили о том, что она нам подходит, что ей можно и даже нужно делать предложение о работе у нас, и она это предложение с высокой степенью вероятности примет, но в последнюю неделю поступили данные о том, что у нее резко усилилась мотивация на работу в твоем отделе. Уж не влюбилась ли она в тебя, мой юный друг? - пошутил Ионов.
- Ну вы скажете тоже, Евгений Леонардович, - смутился Большаков.
- Да я шучу, шучу. Одним словом, мы ее не забираем, она остается с тобой. Это мое решение, так что с тебя причитается. Ты ее береги, не обижай, у нее хорошая голова.
- Я знаю, - Большаков с облегчением улыбнулся.
Попрощавшись с Константином, Евгений Леонардович снова принялся просматривать письменный отчет о результатах монографического исследования хода работы по убийству Милены Погодиной и вдруг обнаружил приложение на нескольких страницах, которое он раньше не заметил. Начал читать. Это была история Бориса Безбородова и его семьи.
В глазах у Ионова потемнело. Он, ученый, исследователь, сидел в своей башне из слоновой кости и никогда не думал о том, чем в реальной жизни оборачивается разнузданная свобода, которой пользуются сегодня правоохранительные органы. Он думал только о том, что слабеющая система защиты вынуждает нападающих терять квалификацию. Ему не приходило в голову, что слабая защита и слабое нападение - жесткие и сильные жернова, перемалывающие человеческие жизни, и между этими жерновами может оказаться любой, даже самый честный и порядочный человек, никогда не имевший дела с криминалом. Они слишком заигрались в свою обожаемую Программу, в собственные научные амбиции и забыли про людей.
Настроение испортилось. Евгений Леонардович торопливо собрал бумаги, сложил в портфель, вызвал машину и поехал домой. Поужинав, отпустил Розу, выключил верхний свет, оставил только бра над диваном и прилег, укрывшись пледом. Тянуло и ныло сердце, в горле стоял ком - верный признак того, что сосуды барахлят. Ответа от Владимира Игнатьевича пока нет. Хорошо, если они поймут, что Программу надо начинать разворачивать немедленно, пока еще не все жизни в этой стране перемолоты страшными жерновами правового беспредела. А если не поймут?
И в этот момент профессор Ионов, отдавший Программе двадцать лет, вдруг понял, что ему все равно. Он больше не хочет участвовать во всем этом. Он не хочет работать в Фонде. Он не хочет заниматься Программой. Он не хочет воевать с Димой Шепелем из-за назначения его сына. Пусть назначают кого хотят. Они породили монстра, который в течение последних пятнадцати лет методично и последовательно превращал страну в огромное кладбище сломанных и разрушенных судеб.
Евгений Леонардович задремал, лежа на диване, и увидел во сне себя, одиноко стоящего среди могил. Он не знал, кто эти люди, похороненные здесь, но отчего-то точно понимал, что виноват в их смерти. Он плакал во сне, слезы катились по морщинистым щекам и тонули в мягкой подушке.
Через полтора часа Ионов проснулся. Он не помнил свой сон и не помнил, что плакал. Но он знал точно: решение принято. Он уходит. Это самое меньшее, что он может сделать, но надо же с чего-то начать.
Сентябрь 2005 г. - январь 2006 г.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |