Своевольный вихрь набирал силу, не задумываясь о количестве сорванных им листьев и унесённых пакетов; он заставлял могучие многовековые деревья прогибаться под своей мощью, пританцовывать

Гипноз

Своевольный вихрь набирал силу, не задумываясь о количестве сорванных им листьев и унесённых пакетов; он заставлял могучие многовековые деревья прогибаться под своей мощью, пританцовывать раскидистыми лапами, потираясь друг о друга упругой хвоёй нашёптывать что-то обитателям нижнего мира. По горизонту разливались соки розово-жёлтого заката, который, покрытый взбитой глубинно-серой массой облаков, всё же кажется необъяснимо разящим и проникновенным. Золотая паутина ещё более выделяла его на фоне синевы приближающейся ночи.

Двое вышли из машины, придерживая дверцы старенького хрустящего ржавчиной пикапа, чтобы те ненароком не унесло порывами. Она попыталась спрятать лицо от царапающего ветра и песка, но лёгкая куртка не могла послужить спасением, так что эту роль играло собственное плечо девушки, в которое она попыталась вжаться. Он машинально запер дверцу и стал доставать вещи из кузова, а девушка, на его удивление, взяла пару тяжёлых сумок прежде, чем он успел что-то сделать. Они направились к дому. Он на мгновение остановился, окинув взглядом необычайно красивый закат. Свежий воздух пронизывал его целиком, проникая в лёгкие и вытесняя тяжёлые ядовитые пары.

– Чего застрял? – кинула она из-за плеча, щуря глаза.

– Люблю это место, – опомнился он, – здесь… спокойно.

Они зашли в дом и стали осматриваться. Здесь уже несколько месяцев никого не было, так что всё потускнело от слоя пыли. Хотя, это лучше, чем то, что он увидел в первый раз… Тогда, когда едва не умер на этом бардовом поролоновом диване. Сейчас здесь всё было прибрано и отремонтировано, так что останавливаясь на несколько дней, можно было чувствовать себя вполне комфортно.

Она отнесла продукты на кухню и стала их распаковывать, пряча по скрипучим шкафчикам из иссохшейся древесины. Всё это показалось ей забавным, наталкивающим на воспоминания о старых американских фильмах.

Завывал ветер, гремели неплотно закрытые ворота амбара.

Она слегка поёжилась, едва ли не физически ощущая леденящие потоки воздуха за окном.

– Ты замёрзла? – быстро заметил он, – я принесу дров, здесь есть камин.

– Лео, – неуверенно остановила она его на выходе из кухни, – не подскажешь, как она включается?

Девушка стояла перед громоздкой плитой с белой керамической поверхностью, в которую уже въелась неоттерающаяся грязь, и металлическими конфорками. Эта техника, видимо, знала свой расцвет где-то в девяностых годах прошлого века, и девушка, которая микроволновкой-то пользовалась нечасто, абсолютно не знала, как с ней обращаться. Леонардо послушно вернулся, проверил баллон, убедился в наличии газа в нём, передвинул переключатель и, чиркнув спичкой, зажёг огонь.

– Всё, спасибо, дальше я справлюсь. Надеюсь, – улыбнулась она и принялась доставать приготовленную в городе еду, но вдруг снова столкнулась с трудностью, – ммм, Лео…

– Стоило сначала найти посуду, а потом доставать еду и зажигать огонь, я угадал?

– Да…

Лёгкими движениями он открыл несколько шкафчиков, затем ловко вынул оттуда пару тарелок, сковороду, кружки, расставил их на удобные места. Казалось, у него было больше двух рук, глаза видели на 360 градусов, а оба полушария мозга работали независимо, но в то же время слажено, потому что он делал всё так быстро и искусно, что девушка не успевала уследить за его действиями.

– Ты даже это делаешь красиво.

– Просто тренировки. Ладно, я недолго. Всё в порядке?

– Да. Я думаю, я не взорву дом, пока тебя нет.

Кажется, шутка не была оценена.

Незаметно стемнело, и о былом закате напоминали только вздыбившиеся тучи, временами подсвечиваемые щемящейся молнией. Вскоре Леонардо принёс несколько поленьев, и удалось разжечь камин, и вот язычки пламени оранжевыми тенями играли на стенах. Поскольку с проводкой опять что-то случилось, и в других комнатах света не было, они ужинали в гостиной.

– Так ты всё-таки не жалеешь, что приехал сюда со мной?

– Нет, нисколько. Я давно хотел выбраться из города и подышать свежим воздухом, так что вся эта ситуация даже мне на руку в какой-то мере. Я бы даже сходил прогуляться сейчас.

– Сумасшедший? Ты видел, что на улице творится? Настоящая буря!

Он посмеялся:

– Бодрит.

– Ну да, вам, ниндзя, всё нипочем.

– Ну, не сказать, чтобы всё, но ветром точно не унесёт.

Она взглянула на улицу. Гром и ветер уже, казалось, стучали в дрожащие окна, а электрические разряды всё чаще разламывали облака неестественно розоватыми трещинами.

– И всё-таки мне немного не по себе, – сказала она спустя минуту молчания.

– Боишься грозы? – обернулся он на неё.

– Нет, я не об этом. Из-за моёй той выходки вы чуть не пострадали, да и мне пришлось потеснить вас своим присутствием. Мне кажется, твои братья меня ненавидят.

– Брось это, я говорил тебе, – его серьёзное, но в то же время по-родному заботливое лицо, открытый взгляд буквально вводили в транс этой тёмной ночью, – у каждого бывают трудности в жизни, а у тебя, я знаю, жизнь вообще была не из простых. Ты сделала серьёзный шаг, отказавшись от всего, что имела и придя к нам. Этот поступок достоин уважения, но никак не презрения. А мои братья имеют свои головы на плечах и опасности они подвергались гораздо большей. Они пришли спасать тебя по своей воле, они никогда не оставили бы друга в беде, пусть даже такого бестолкового, – он с улыбкой всклокочил её волосы.

На её глазах едва не наворачивались слёзы. Она смотрела на него, расслабленно сидящего на мягком диване, в то время как его мышцы казались вечно напряжёнными и ко всему готовыми, на идеальную рельефность, на самое, что ни на есть скудное облачение, основу которого составляло незамысловатое боевое снаряжение да, наверное, его собственный панцирь. Смотрела, и не могла поверить, что перед ней шестнадцатилетний парень. Хотя, какой он парень? Даже черепахой его не назовёшь. Мутант – одно название. Мутант… как же доблестно, без тени сомнения и страха этот мутант сражается, особенно когда его близким что-то угрожает, как беспамятно отдаёт себя удивительно завораживающему танцу битвы, с каким страстным благородством встречает опасность. Не могла поверить, что столько силы, самоотверженности и мудрости может быть в том, кто младше её почти на десять лет. Она смотрела на него, не могла поверить и не понимала.

– Как вы можете так легко и быстро прощать?

– Мастер учит нас, что всегда нужно давать второй шанс. Не мстить человеку, не отвергать его, а помогать найти правильный путь. Я тоже так считаю.

­– Сплинтер действительно мудрый. Обычно, когда слышишь о восточных мудрецах, кажется, что всё это высокопарное враньё, никак не применимое к жизни, но теперь я понимаю, что честь и смирение действительно могут существовать, хотя и требуют огромной силы.

– Да, наверное, – задумчиво улыбнулся он.

Паленья трещали, словно перекидываясь озорными фразами, а по мере диалога распространяли своё жаркое дыхание по всей комнате.

Она собрала тарелки и отнесла их в мойку. Быстро сполоснув посуду, она вернулась, застав его за неподвижным созерцанием пламени. Она нависла над черепашкой, разглядывая изгибы его причудливого лица, его толстую грубую кожу. Может быть, она могла бы занавесить его лицо длинными волосами, дурачась, закрыть обзор, может быть, подбодрить ласковым словом или сделать ещё что-то, что так уместно было бы в этот вечер. Но короткая взъерошенная причёска, худощавое лицо, ещё не сошедшие синяки от уколов и привычка относиться ко всему грубо и расчётливо живо напоминали о прошлой жизни.

– Эй, это так странно, – он поднял голову, – не помню, чтобы я когда-то застревала на кухне больше, чем на минуту, и уж тем более за кем-то убирала.

– Тебе это доставило неудобство?

– Как ни странно, нет. Знаешь, раньше я всегда ела в забегаловках, а если приходилось делать это дома, то посуда могла стоять месяцами! А теперь я будто даже получила какое-то удовольствие, позаботившись о ком-то. Господи, какой кошмар, неужели я превращаюсь в женщину?

– Ты очень быстро меняешься. Раф ворчал всё это время, но я думаю, даже он заметил, как ты стараешься.

– О, да-а! – прыгнула она на диван, перемахнув через невысокую спинку, от чего пружины ворчливо заскрипели, – Рафаэль-то меня точно терпеть не может! – желая подурачится, она пихнула друга, впечатав его панцирь в вопящую скрежетом диванную подушку, – ты, стерва паршивая, не приближайся к моим братьям, – грозно скандировала она, вдавливая горло смеющегося Леонардо вглубь желающей мести подушки, которая вот-вот поглотит его голову, прожевав её ржавыми пружинами, – Не смей совращать их, наркоманище! Я таких, как ты, повидал, они не меняются! Ещё раз оступишься, и понаделаю таких дыр, – громом сотрясла она ветхую мебель, – что шприцы будут насквозь пролезать!

Леонардо смеясь перекинул её на другую часть дивана.

– Он не всерьёз. Раф хоть и бывает придурком, но он добрый.

– Да я его понимаю. Если бы ко мне в дом напросилась такая чокнутая, я бы её сразу выперла!

– Наверное, но только не в случае, когда ты изолированный от всего мутант.

Что-то дёрнуло сердце. Она впервые слышала, что кто-то из них недоволен жизнью.

– В таком положении начинаешь ценить любого, кто с воплями не бежит от тебя или не пытается расчленить в лаборатории. Но мне всё-таки кажется, что ты на самом деле хороший достойный человек. Изменения происходят в тебе так быстро потому, что это и есть твоя суть, и попади ты в детстве в другую обстановку, ты бы выросла совсем другим человеком.

– Леонардо… Спасибо тебе, ты веришь в меня, хотя почти не знаешь. Возможно, ты прав.

Дата добавления: 2015-08-28