В один из теплых длинных июньских вечеров я привез свою жену в старый, еще довоенной постройки, роддом номер пятнадцать на Шарикоподшипниковской улице. Мы зашли в фойе приемной и позвонили нашему 1 страница

Точка сборки до.

Дневник.

В один из теплых длинных июньских вечеров я привез свою жену в старый, еще довоенной постройки, роддом номер пятнадцать на Шарикоподшипниковской улице. Мы зашли в фойе приемной и позвонили нашему доктору. Вышла доктор с акушеркой, и мы с моей женой Наташей, сказав друг другу «до свидания», расстались до времени. Наташа пошла в родильное отделение рожать, а я сел на лавку в фойе около колонны. Ожидание родин - это очень долгое и волнительное дело. Думаешь, как там проходит, все ли нормально, как жена, как малыш. В общем, воображение играет и напевает душе всякие трогательные мысли, треплет душу, призывая к соучастию и терзает сердце меткими уколами. Так я остался ждать радостного известия и приготовился сидеть в роддоме столько, сколько нужно, может даже всю ночь. После родов мне можно будет одеться в специальную одноразовую одежду и пройти в палату к моим родным, обнять жену и принять ожидаемого сына. Это чудо рождения трудно осмыслить, было двое - стало трое, потом еще и еще. Дети берут и приходят откуда то и начинают с нами жить как ни в чем не бывало. Создавая у нас в доме целый социум - семью. Они там все по-своему устраивают, переиначивают и корректируют нашу жизнь своей живой детской силой. Взрослые люди начинают с ними играть, учиться, постоянно чем-то занимаются, и в этом совместном семейном деле становятся очень сильными, состоявшимися людьми. Минуты или часы отдыха вызывают сильную искреннюю радость, ночной сон так приятен и желанен, что является повседневным доступным допингом, который дает удовольствие и делает родителей счастливыми. По большому счету, когда человек находиться в этой форме бытия, ему мало что надо, кроме как возносить хвалу Создателю и просить Его об покровительстве семьи и благословлении дальнейшего пути.
Созерцание всех этих мыслей прервало появление в фойе молодой пары - роженицы с рыжими волосами в красном пальто и зеленой шапке с пером и мужчины лет тридцати в длинном филиппинском пальто. Мужчина сжимал в каждой руке пакет, из которого торчали разные свертки и вещи. Они подошли к посту, за которым сидела медсестра, и женщина в зеленой шапке начала ей объяснять, что вроде бы начинаются легкие схватки, и она хочет уже пройти в палату. Медсестра позвонила по телефону и, сказав что–то в трубку, предложила подождать немного на лавочке. Семейная идиллия с роженицей и тюками двинулась в мою сторону и разместилась на моей скамейке, разложив свертки, пакеты и бутылки с водой. Женщина начала переодеваться в розовый халат и розовые тапочки. Закончив экипироваться, взяла один пакет и, вытащив из него все содержимое, положила в него свое красное пальто и шапку с пером. Из второго пакета она достала термос и чашку. Так постояв и подумав, она стала наполнять свой пакет свертками и бутылками, чашкой и термосом. Тот первый пакет с верхней одеждой рыжеволосая женщина протянула мужчине и, посмотрев ему в глаза, стала улыбаться и плакать. Обняв его за шею, крепко прижалась к его груди и сказала: «Ты меня только здесь жди, Петруш, я думаю у меня быстро получиться». Тем временем появились врач с акушеркой, и роженица пошла к ним, протягивая на ходу врачу какую ту бумагу. Врач прочитала листок и пригласила женщину в ту же самую дверь, куда еще недавно ушла моя Наташа. Все трое прошли туда и исчезли, оставив Петрушу стоять с пакетом и смотреть им в след. Немного постояв, мужчина повернулся в мою сторону и сел на лавку рядом со мной.
Я, чтобы разрядить обстановку, посмотрел ему в глаза и, улыбнувшись, сказал: «Здравствуйте, прошу вас в мой клуб ожидания», и представился. Он тоже улыбнулся, поставил пакет под лавку и, протянув мне руку, сказал:

- Я Петр. Охотно разделю с вами место в этом клубе. Вы давно уже ждете? - спросил он.

- Нет, около часа как привез, буду ждать до конца, у нас контракт, так что потом можно будет пройти в палату - посмотреть на малыша.

- У нас тоже контракт и тоже можно будет в палату пройти - сказал Петр. Будете пирожки? предложил он мне, протянув сверток, который оставила его жена.

- С удовольствием, - сказал я беря, продолговатый расстегайчик с красной рыбкой из Петрушиного кулька.

Расстегнув портфель, я достал оттуда плитку шоколадки и, разломав ее на кубики, протянул своему новому другу. Через пять минут мы уже пили кофе, купленный в кофейном автомате около дежурного поста.

- Вы в шахматы и шашки играете? - спросил я.

- Играю.

- Так может сыграем, и время быстрей пойдет?

- С удовольствием, - ответил Петр.

Освободив место на скамейке, мы разложили там мой планшет и запустили шахматы.

- Можно я буду черными? - попросил Петр, - с детства черными люблю играть.

- Хорошо, - сказал я, - мне в принципе все равно. Е2е4 - пошел я -началась партия. Мы играли два часа в шахматы и час в шашки, сыграв партий десять. Я выиграл только один раз и то был очень доволен - настолько мой новый друг был сильным противником. Утомившись от игры, мы переключились на беседу, где Петр рассказал, что он живет в Пскове и сейчас в Москву привез жену рожать, а потом сразу обратно во Псков. Работает массажистом, принимая у себя дома в кабинете. И, что это сейчас особенно будет удобно - быть при семье и гулять с его, как выяснилось, будущей дочкой. К этому времени мы уже перешли на «ты», и на вопрос «чем ты занимаешься?» я ответил, что я писатель и собиратель разных интересных историй. Это известие было встречено неожиданным восторгом Петра, который стал копаться в своем рюкзаке, приговаривая, что я то ему и был нужен. Он сказал: «Я за последние три года очень изменился, и хронику моего изменения и мотивы я излагал в дневник. Вот возьми прочти сейчас, пока мы здесь - тебе это может быть интересно». И он протянул мне потертый ежедневник. Я открыл рукопись и стал читать витиеватый узор жизни человека по имени Петр Михайлович Красноухов. Эти истории и приключения, описанные в дневнике, я и хочу вам передать, ибо мне удалось их сфотографировать. Я немного отредактировал текст, но в основном оставляю без существенных изменений. И так, начинаем читать...

Начало.

Сегодня, двадцать второго сентября две тысячи двенадцатого года я, Петр Михаилович Красноухов, решил записать некоторые эпизоды из моей жизни, которые приключались со мной в Москве после прибытия моего из Пскова.
Начинаю свой рассказ с описания моей семьи. Родители мои родились в деревне Выдрино Псковской области, где вместе росли, учились и поженились. Предки мои жили в этой деревне восемьсот лет, занимаясь земледелием, охотой, собиранием даров леса. Папа мой Михаил Анатольевич в семнадцать лет убежал в Москву и поступил в Московский авиационный институт. Выучившись, он стал военным инженером и работал в псковском секретном конструкторском бюро. Маму мою Татьяну Сергеевну Фролову он забрал с собой. Она, отучившись в педагогическом институте, стала учительницей русского языка и литературы. Жили они во Пскове на Цветочной улице, где в восемьдесят пятом году родился я, а чуть раньше моя сестра Дарья. Детство наше прошло в пестрые девяностые годы. Папа ушел из конструкторского бюро и стал переводчиком с английского языка, который он хорошо знал. Дела у него пошли неплохо, что даже он взял себе в помощь одну женщину, тоже переводчицу. Мама продолжала работать в школе и еще помогала папе - ездила в Москву курьером, собирала заказы на перевод. Мы с сестрой в общем не голодали, но и особо дорогих вещей у нас не было. Детство помню как солнце зимой и летом, причем зимой мороз, а летом жара, а еще ливни сильные, сильные, а мы с родителями мокрые в лесу в нашей деревне грибы собираем и в машину носим. Ну впрочем, о деревне я позже отдельно расскажу. Мы маленькие хулиганистые с сестрой были, потому что родители были добрые и любили нас очень. Помню, сестра постоянно к папе на руки просилась, и он сажал, хотя ему и трудно было. А меня на шее носил по долгу и леденцами угощал. Мама нам сказки читала и театр теней на стене показывала. Еще были бабушки и дедушки - они из той деревни Выдрино в райцентр перебрались - папа им там дом купил - так и жили вчетвером в одном доме: два дедушки и две бабушки, только кухни у них разные были, чтобы не ругаться. Нас к ним на каникулы отправляли, и мы у них очень весело жили. Все время чем-нибудь занимались по хозяйству, а по вечерам в карты играли в подкидного дурака и Кинга каждый вечер. Сначала дураком разогревались, а потом в Кинга долгую партию. Было хорошо и радостно, снежки зимой летали по двору, и я весь красный, распаренный, в промокшей дедовской телогрейке. А на следующий день на озеро с двумя дедами лунки сверлить и рыбу на мармышку ловить. Так и бегаешь от одного деда к другому и смотришь, сколько рыбы у кого. У деды Сережи десять карасиков, а у деды Толи одиннадцать, и бежишь к деде Сереже трезвонить, что у деды Толи больше. А он говорит: «Ничего, посмотрим, сколько в конце будет в его корзине карасей; у меня зато большие они какие – посмотри». А потом уха дома из этих карасей - костлявая такая и вкусная с серым хлебом - кирпичем. А под конец зимних каникул мы всегда в Москву ездили на рынок за вещами, сразу всей семье покупали. Нам с сестрой всю одежду, папе куртку кожаную, маме дубленку, сапоги, ботинки всем и по мелочи всякого. В Москве вещи в два раза дешевле стоили, только надо было всем сразу покупать - тогда поездка очень выгодная получалась. Любили мы в Москву ездить, интересно все так, все большое и необычное, город-гора со множеством пещер - так мне Москва тогда казалась. Мы еще с сестрой на карате ходили, где я черный пояс получил, а сестра бросила - надоело. А в конце девяностых я в медицинское училище поступил и на фельдшера выучился, а Дашка в бухгалтерский техникум пошла и бухгалтером потом стала. Наступило новое тысячелетие, и я в две тысячи третьем году решил поехать работать и учиться во все ту же Москву. Учиться я еще не выбрал где, а работать я мог у папиного друга по институту - крупного московского предпринимателя.
Я рассказал папе о своем намерении, и он сказал, что нужно будет только съездить в Выдрино в деревню на Ивана-купала на деревенский сбор, а потом можешь ехать в Москву. Сейчас можно уже рассказать об нашей деревни. Как я уже говорил, жили мы там восемьсот лет на одном месте, и даже папа и мама родились там. Так как я этот вопрос специально изучил, то могу рассказать примерно историю нашей деревни. Так вот, поселение крестьян и обработка земли велась в наших краях с шестого века, а деревня наша примерно с тринадцатого века стоит. Видимо люди, которые там поселились, от монгол подальше в лесные места бежали. Чьих мест были эти крестьяне, неизвестно, это нужно делать анализ артефактов, но с уверенностью можно связать возникновение деревни с нашествием хана Батыя внука Тимурчина. Позже, во времена великого князя Ивана Васильевича третьего наша деревня упоминается как село Выдры. В семнадцатом, восемнадцатом и девятнадцатом веках наша деревня переходила из рук в руки от одного боярина к другому, от князя к графу, от столбового дворянина к тихому провинциальному помещику. И вот, наконец, император Александр второй подписал свой знаменитый манифест об освобождении крестьян. И мы стали свободные! Хозяйство вели общиной, у каждого своя полоса земли в полях. Поле ржи, поле овса, поле льна, поле ячменя, кормовое разнотравие - все общее, общинное. То есть наделы у всех свои, но обработка совместная, плановая. Огороды у всех свои с овощами всевозможными -капустой, репой, редькой, позже появилась картошка. Еще, по рассказам, ульи у многих были на задворках, и был вкуснейший, по рассказам, мед. Коровы у всех были и лошади. Деда Толя мне рассказывал про его матушку. Прабабка моя пошлет в великий пост сливки снять, а он сливки снимет из ведра и какую-то часть съест, потому что есть все время хотелось - организм растущий был, голодный. И она, Екатерина Петровна, его спрашивает, ел, Толюшка, ты сливки, а он отвечает нет, матушка, не ел. Ему стыдно было за это лукавство даже в старости и смешно в то же время от такого себя маленького и наивного в этой детской хитрости. А за грибами ездили на телегах. Для засушки белые и подосиновики, а для засолки грузди, рыжики, маслята, так же за ягодами - морошкой, клюквой, брусникой, черникой малиной. Охотились в основном на зайцев и лис. Мой прапрадед и прадед ездили в Питер на заработки с осени по весну - работали там кучерами. А потом война началась в четырнадцатом году, и прадед мой воевал на германском фронте. У меня даже фотография есть, как он с длинной бородой, в шинели, с ружьем на плече и папахой на голове, стоит на фоне снежного леса. Война переросла в революцию, и прадед мой пришел домой. Двадцатые годы были трудные и не очень веселые. В тридцатые деревня наша стала коллективным хозяйством "красная выдра". Но все по привычке называли "Выдрино" вплоть до самого конца. В сорок первом началась новая война, и дедушка мой ушел на фронт. Было ему двадцать восемь лет. А в деревню нашу немец пришел. Бабушка моя с тремя детьми осталась. Но папы моего там не было он только в пятьдесят пятом родился. Бог миловал, и деревня уцелела. Мы победили, и дедушка из Германии в сорок пятом году приехал. Другой дедушка не воевал, он еще пацаном во время войны был. Зато он немцев видел и рассказывал, что они боялись по одному ходить, все время группами ходили. Что бы их партизаны не убили. В пятидесятые колхоз жил прекрасно - магазин был, школа небольшая – четырехлетка, из церкви перестроенная. На Пасху все к школе. Ведь кладбище рядом осталось - вот все и на могилы ходили поминать своих. В этой школе мой папа учился, а потом в район ездил в среднею школу. В шестидесятые и семидесятые молодежь часто стала уезжать учиться и не возвращалась больше в деревню. Городская жизнь казалась интереснее и комфортнее. Так поступил и мой отец, и многие его сверстники. Кто в Москву, кто в Питер, кто куда разбрелись. В восьмидесятые еще оставались люди, и школа еще детей учила, но в девяностые не стало электричества, и школу закрыли. Последние люди уехали в район жить или к детям в большие города. И заросла деревня бурьяном, дома покосились, стекла повыбились, крыши провалились. Но каждый год на Ивана Купалу по предварительной договоренности приезжают на машинах жители и дети жителей этой деревни на "поминки". В восьмидесятые это началось. Сначала приезжали на майские праздники или на Пасху погостить и повидаться с еще жившими там жителями. Позже, когда все жители уехали, то договорились встречаться на Ивана Купалу в начале июля, потому как уже тепло, и можно палатки поставить, и у костра спать. Люди приезжают целыми семьями на машинах со своими стариками и детьми. Идут к школе, церкви, на кладбище, и могилы «свои» облагораживают - ограды красят, цветы сажают. Поминают своих родных, лежащих в деревне, навещают свои дома покосившиеся. Предаются какой то забытой радости, которая слаще любого другого удовольствия и переживания. Ибо это тот потерянный мир, которого уже нет с ними, но он живет в их душе и действует на них, когда они находятся в рассеянии по городам и весям нашей страны. К вечеру ставят палатки и начинают приготовление к "поминкам". Женщины режут салаты и достают соления, а мужчины запекают картошку в углях и жарят кур и мясо. Когда еда уже приготовлена, то расстилают скатерти и покрывала на земле и собирают "стол". Салаты "оливье", "мимоза", "селедка под шубой", "овощной", "свекольный", квашеная капуста, соленые огурцы, маринованные помидоры. Запеченый картофель с золотистой корочкой, жареная на барбекю курица и свинина на шампурах. Сыр, порезанный ломтиками разного вида, и палитра колбас от "молочной" и "докторской" до сырокопченых "московской" и "брауншвейгской". Хлеб черный и белый, круглый и квадратный, домашние пироги и рыбники. Спиртное представлено водкой и вином разного ассортимента. У костра стоят три больших самовара с дымящимися трубами. Все это привезла пропавшая деревня с собой из своих городских домов и дачных заготовок. Разложив еду все садятся на пенечки и раскладные стульчики. Садятся по интересам, старики со стариками - там у них главная бабка Агафья. Люди средних лет тоже вместе, подростки рядом друг с другом. А совсем маленькие детишки бегают везде, где захотят и сидят с кем хотят. Рассевшись, вся большая компания начинает кушать и разливать по рюмочкам водку и вино.
Вот и мы всей семьей приехали, как обычно, в "Выдрино" на Ивана Купалу и, посмотрев руинку нашего дома, пошли на кладбище приводить в порядок наши могилки. Папа привез такие пластиковые ограждения для клумб, и мы собрали такую низкую оградку. Мама привезла бархотки однолетние и мешок земли и посадила там эти бархатцы. Я с сестрой натаскал мху из заболоченного пруда около разваленного сельпо, и мы красиво обложили бархотки мхом, и получилось очень здорово. Бабушки и дедушки наши сидели на лавочке около могилок и рассказывали, кто и где похоронен. Там вот дед Ефим лежит, там Спиридониха, там бабка Матрешка похоронена. Рассказав про всех, кто лежит рядом с нами, они начинали вспоминать разные истории, связанные с этими людьми, и деревня оживала в этих рассказах. Вот Рябов Игнат мотоцикл "Панонию" купил в шестьдесят втором, и был первый парень в Выдрино. А Колька Феоктистов из МТС на Марине нашей, которая дяди Васина дочка, женился, и им в районе квартиру дали. Потом всплывает довоенное детство, купание в реке, походы в лес, хороводы, гадание на Крещение, гуляние на Первомай. История, как в сороковые после войны бабушку как лучшую доярку наградили отрезом шерстяной ткани на пальто и лисьей шкурой на воротник. В районом ателье сшили пальто, а из шкурки сделали, кроме воротника, еще оборочки на рукава. Пальто вышло превосходное, и бабушка в нем тридцать лет отходила. Так мы, навестив и приведя в порядок могилки, пошли к костру, около которого раскладывали на земле стол. Родители принесли продукты, привезенные из дома, а бабушки и дедушки - огромную коробку домашних пирожков.
И вот мы сидим за столом, на котором пирует пропавшая деревня. Сначала все кушают и мало общаются, уделяя больше времени насыщению желудка разными вкусностями. Но позже, утолив аппетит и выпив рюмки по две, общество по-тихоньку соединяется в единый говорящий океан. Все соединяются, спрашивают друг у друга, рассказывают, жестикулируют, смеются, напевают, кричат. И, по мере разгорячения, эмоции нарастают, и вскипают разноцветной пеной на поверхности этого океана. В какой то момент дядя Боря берет в руки гармонь и начинает медленным темпом играть круговые проигрыши. Музыка вызывает радость, и все просят сыграть нашу песню. Дядя Боря встает и начинает играть вальс "Дунайские волны". Этот вальс полюбился нашим жителям еще в старые времена и являлся обязательным для исполнения в наших вечерах и посиделках. Потом пошла цыганочка, все вскочили и стали танцевать, отплясывать озорную цыганочку. Дядя Боря играл краковяк, кадриль, вальсы, польки и даже ламбаду. Народ плясал от души, забываясь и погружаясь в стихию танца. Вечерело. Костер горел, в самоварах был горячий кипяток, и чайники с заваркой украшали верхушки самоваров. Некоторые отдыхали и пили чай с пирожками и конфетами. На лицах танцующих, едящих и пьющих чай людей мерцали лепестки пламени огня. Бабка Агафья, подойдя к гармонисту, что то шепнула ему на ухо и встала у всех на виду. Дядя Боря закончил игру и стал выжидать. Агафья позвала своего пятидесятилетнего сыночка дядю Витю и сказала: «А сейчас будет "барыня"». Гармонист заиграл вступительные аккорды, народ затих; иногда только прорывалось где-то «сейчас Агафья барыню спляшет». Бабка Агафья взяла платок. Накинула его на плечи и удерживала в руках кончики платка. Сыночек дядя Витя под музыку стал притопывать и в такт красиво разводить руками. Гармонь увеличила темп и громкость звука. Бабка Агафья растянула руки по сторонам и, притопывая под барыню, стала разворачиваться по кругу, приглашая сына к взаимодействию. Сын, красиво двигаясь, притопывая и жестикулируя, пошел делать круг вокруг Агафьи. Агафья, слегка наклонялась, притопывала, иногда прихлопывала и красиво жестикулировала руками. Вся деревня смотрела на танец и молчала. Это был призрак прошлого. Деревни уже давно не было, но им удалось оживить дух этой деревни. Агафья и сын источали золотые и розовые потоки энергии, которые разлетались по планете и вселенной, неся с собой боль и радость, восторг и уныние, благословение и проклятие, которое нес народ этой маленькой деревни. Когда Агафья закончила и поклонилась людям, то все горячо стали хлопать и вытирать слезы со своих глаз. Подошел дед Кондрат и подарил барыне букет ромашек, чем вызвал радостный всплеск у собравшихся. Дед Кондрат попросил гитару и, сев на раскладной стульчик, стал петь, как бывший моряк, старую морскую песню про седого капитана и его верную трубку и мисс в серенькой юбке. Собрав овацию, он начал новую песню – «раскинулось море широко, корабль бушует вдали, товарищ, мы едем далеко, подальше от нашей земли....». Потом все пели военные песни, советские песни и современные шлягеры. Венцом вечера стала "трава у дома" виа "Земляне". Это была песня про них. Им снилась эта деревня, снилась трава их детства, растущая у собственных домов. Потом все легли спать по палаткам и машинам. Все были счастливы и спали с улыбками на лице. И лишь филины нарушали мир этого спящего стана своими криками и шуршаниями.
Утром все проснулись, позавтракали, попили чайку из самовара и засобирались обратно в свои города и веси. Мы простились с односельчанами и поехали домой. Из дома исторического в дом фактический. Теперь, получив благословение родной деревни, я мог спокойно ехать в Москву. И я в скором времени начал сборы и, попрощавшись с семьей, отправился в свой путь.

Москва.

Я приехал в Москву и привез с собой дом, в котором собирался жить. Как это может быть? Очень просто - это дом на колесах! А где я его взял, спросите вы меня? Я его сделал сам!
Идея поехать в Москву мне пришла уже много лет назад, и я собирал деньги на эту поездку. Работая массажистом после медучилища и помогая отцу в его делах, я откладывал все деньги, также случайные заработки и подарки на день рождения. За год до моего отъезда у меня набралась сумма денег на маленький подержанный бортовой грузовичок «Мерседес». Сняв бортовой кузов и оставив только шасси с кабиной, я заказал кузов-будку с одной боковой дверью и маленькой дверочкой сзади. Над кабиной был полутораметровый выступ для спального отдела. Самостоятельно утеплив стены и пол, я сделал в задней части кабины небольшую комнатку с отдельным выходом на улицу. Там разместились газовая плитка, газовый баллон на пятьдесят литров и маленький АГВ для отопления авто дома. В двух параллельных стенах будки были врезаны маленькие круглые стеклопакеты, пятьдесят сантиметров в диаметре. Сами стены я обил шлифованной доской а на пол выложил красивую паркетную доску с инкрустацией в виде розы ветров в центре. На крыше стоял расширительный бачок, и от АГВ шли три маленькие батареи. Еще в той же стене, где и плитка с АГВ, была маленькая дверь в комнату метр на метр. Это было туалетное отделение, где стоял биотуалет и были всякие полочки с бытовой химией. Между отделением с АГВ и туалетом был встроенный шкаф-купе с одеждой, а перпендикулярно всему этому - стойка наливного умывальника с красивой маленькой раковинной и шкафчиком снизу, в котором стояла сливная емкость на десять литров. Еще там был узкий шкафчик для посуды и еды. Около одного окна-иллюминатора находился откидной столик и два раскладных стульчика. В другом углу стояло небольшое плетеное кресло. Спал я в отделении над кабиной - оно было утеплено и имело выдвижную полку внутрь автодома для увеличения спального места. На кухне имелась кастрюлька, ковшик из нержавейки, полуторалитровый чайник и гейзерная кофеварка. Вся столовая посуда была в двойном размере, то есть две тарелки, две чашки, две ложки, две вилки, две чайные ложки и один столовый острый нож. Холодильника у меня не было, и душа тоже. Если продукты можно было покупать каждый день и обойтись без холодильника, то душ - это была проблема, которую нужно было решить. И я ее решил! Я еще во Пскове провел изучение цен в московских спортклубах и выбрал для себя одну спортивную сеть, имеющую филиалы во многих районах Москвы. И так я за двадцать тысяч рублей в год получал круглосуточно душ, сауну, бассейн и тренажерный зал. Оставалось еще найти место, где можно недорого стирать вещи, но пока было еще лето, я собирался стирать сам в ведре, выезжая для этого из города. Так как это был мой дом, то я старался сделать его как можно красивей и уютней. Старался продумать все до мелочей. Как буду завтракать, как обедать, как спать, как греться, как мыться и т.д. Пол в автодоме получился очень красивым, паркет с инкрустацией розы ветров в центре и тройным лаком горел днем в лучах солнца и переливался радужными тонами. Я любил сидеть на нем, освободив все пространство, и предаваться глубоким размышлениям. Два иллюминатора были занавешены светло-зелеными занавесками в синий цветочек, и имели каждый свой маленький подоконник с бортиком, чтобы можно было на него что-нибудь положить и зафиксировать во время езды. Около кресла была маленькая раскладная табуретка, на которую можно было ставить компьютер или класть книгу. Вот вкратце я описал мою авто-яхту, в которой я провел несколько лет своей жизни.
И вот я в Москве - ура! Живу в центре - то на Пресне, то на Чистых прудах, то на Китай-городе. Утром иду в бассейн, потом варю себе кофе с яичницой, в обед - вареная куриная ножка с тостиком и салат из помидора и сыра, вечером фруктовый салат и хлеб с маслом, да сладкий чай. Вот как я устроился в Москве - красота. Вечером обязательная прогулка с познавательным уклоном. Выбираю улицу - пройду по ней, изучу и после все прочитаю про эту улицу. Я в Пскове сказал, что еду учиться, но поступать я никуда не собирался. Я еще до отъезда придумал работать в Москве, как и во Пскове, массажистом, а чтобы оставаться правдивым к своей семье, я учился сам, получая общее гуманитарное образование, прочитывая в день двести страниц разного текста. Мне удалось оформить пропуск в Библиотеку имени Ленина, и я имел в своем распоряжении каждый вечер прекрасный письменный стол с зеленой лампой и доступ к прекрасным книгам. Москва была для меня как большая квартира - там на Белорусской сегодня, к примеру, душ, на арбатской - письменный стол, в Икея Химки я пил в ресторане бесплатно кофе, когда ездил за запасом сухих продуктов. Каждый Макдоналдс дарил мне бесплатный вай-фай на своей стоянке, а в любой из московских церквей я мог при необходимости пополнить запас воды.
В кабине я держал раскладной массажный стол и набор массажных масел плюс медицинскую одежду. Массаж увлек меня после окончания училища и я, пройдя там курс классического массажа, начал потихоньку практиковать его, изучая и добавляя разные новые вида массажа. Со временем умение возросло, и я проводил успешные антицеллюлитные программы и снимал боли и судороги в мышцах. В Москве я стал постоянно давать объявление в интернете, и постепенно практика росла, и я ездил в день по двум, трем местам. Итак, работа шла, образование я получал, оставалась еще одна сверх задача моего переезда - это найти себе спутницу жизни. Почему там, в Москве, этого я не знаю - просто интуиция, внутренняя сила действовала во мне и говорила, что в Москве я обрету полноту. Все мои знакомства и отношения дома не привели к брачному союзу, и я в них не чувствовал той любви, которая должна была быть между мужчиной и женщиной в моем представлении. Но, думая так, я внутренне откладывал момент этого поиска и говорил себе: «не сейчас, после, я еще не готов». Где-то далеко впереди я был вместе с любимой женщиной, а сейчас жизнь и так была интересная, и вокруг было солнечно, а по утрам пахло свежестью. Лето прошло, пришла осень, и мне нужно было найти себе бабушку, которая недорого стала бы мне стирать мою одежду, белье и массажную форму. И так на поиск бабушки...

Беговая.

На следующий день, поработав и сделав все свои дела, я припарковал свой дом в районе станции метро Беговая. Этот район приглянулся мне в качестве прачечной своей близостью к центру, в котором я жил и своей «спальностью» - бесконечным количеством жилых домов, раскинувшихся до Полежаевской. По моему представлению во дворах на лавочках должны сидеть бабушки, и им можно предложить брать у меня вещи в стирку за пятьсот рублей в неделю плюс двести рублей на электричество и килограмм стирального порошка для стиральной машинки, так что и ей самой еще останется. Прогуливаясь по дворам и присматриваясь к подъездам, я увидел несколько бабушек, сидящих на лавочках около детской площадки. Я подошел к ним и заговорил.

- Здравствуйте.

Они, окинув меня взглядом, тоже говорят: «Здравствуйте».

- Меня зовут Петр, я живу здесь, в Москве один и хочу кое-что вам предложить. Бабушки напряглись и внимательно посмотрели на меня.

- Дело мое весьма деликатное и необычное – продолжал я. - Мне нужна женщина, которая за плату сможет раз в неделю стирать мою одежду и белье. Если вы сможете, то я мог бы уже боле предметно обсудить с кем-то из вас детали моего дела.

Бабушки, а их было четыре, засуетились и стали переговариваться между собой. Одна говорила, что ей трудно будет постоянно это делать, вторая стала говорить что-то про внуков, третья заинтересовалась и говорит мне: «Сколько будешь платить?» Я в ответ спрашиваю, какого у вас объема машинка, она говорит, десять литров.

- Хорошо, говорю я - тогда пятьсот рублей в неделю за две закладки. И привозить тоже буду раз в неделю.

Бабушка подумала и согласилась. Тогда я ей сказал еще про порошок и двести рублей на электричество. Тут уже всем бабушкам это понравилось, и они радостно стали говорить, что так будет нормально. Я взял телефон у бабушки, которую звали баба Маруся. И договорился завтра приехать с одеждой, порошком и деньгами на «постирку». Жила баба Маруся в этом же дворе в кирпичной пятиэтажке на первом этаже. На следующий день, собрав все, что нужно я приехал и позвонил в дверь. Баба Маруся, по всей видимости, поджидала меня и встретила весело, проговорив: «Приехали».

Дата добавления: 2015-08-27