Он лежит и тяжело дышит, когда я удобнее устраиваюсь между его ног, он не говорит ни слова, только наблюдает за каждым моим действием, ожидая следующего. И я боюсь снова сделать что-то не так, сделать что-то как я всегда это делал.
<i>Я просто хочу любить его. Я хочу любить его так, как любил когда-то. Я хочу быть прощенным. Я быть чистым, но не пустым.</i>
Я смотрю прямо Джерарду в глаза, пока расстегиваю его джинсы, я не хочу разрывать зрительный контакт с ним, чтоб видеть все, видеть его реакцию, видеть как подрагивают его ресницы, чтоб видеть, что у меня получается делать все правильно.
Я избавляю Джерарда от его одежды медленно и аккуратно, постепенно миллиметр за миллиметром оголяя его кожу, пока он не остается абсолютно голым подо мной. Но я не собираюсь никуда спешить, я просто не хочу спешить. Я не хочу, чтоб это было похоже на очередной бессмысленный секс, пусть хотя бы сегодня все будет по-другому. Пусть хотя бы сегодня мы напомним себе, что нам все еще может быть хорошо вместе. Прямо как раньше.
Я веду пальцами невидимую линию по руке Джерарда, от запястья до локтевого сгиба, по спутанным фиолетовым и бирюзовым дорожкам вен. Я веду невидимую линию едва ощутимыми прикосновениями до плеча Джерарда, обводя указательным пальцем круг, прежде чем скользнуть к ключицам.
Я чувствую, как Джерард задерживает дыхание, и слышу, как потом шумно набирает воздух в легкие. Я вижу, как он облизывает свои губы, и ощущаю мягкое прикосновение его пальцев к моему берду.
Он не торопит меня, хотя я знаю, как он возбужден. Мы оба возбуждены, но оба готовы потерпеть еще немного. Столько, сколько понадобится.
Я провожу пальцами ниже, слегка задевая сосок, и Джерард вздрагивает, прикрывая глаза. Я следую еще ниже к животу, и Джерард непроизвольно втягивает живот от щекотливых прикосновений, я чувствую, как каждый мускул под его мягкой кожей твердеет напрягаясь. Мои пальцы двигаются дальше, к паху, останавливаясь у самого основания его члена. И я на мгновение застываю, просто смотря на Джерарда, просто скользя взглядом по его телу, открытому только для меня одного.
Он не идеален, но безумно красив, и я не понимаю, как я могу причинять ему боль. Я никогда не смогу понять. Со мной просто что-то не так. Может быть, с нами обоими.
Я провожу пальцами вверх, мучительно медленно, по всей длине до головки, и только тогда оборачиваю его член своей ладонью.
- Господи, Фрэнк... – на выдохе говорит Джерард, и его голос кажется таким ослабшим и хриплым.
Это звучит просто невероятно, и я давно не слышал его таким. Я давно не смотрел на него так, как смотрю сейчас.
Моя рука только сжимает его член, но не двигается на нем, когда я опять опускаюсь к губам Джерарда, чтоб украсть его зарождающиеся стоны, его рваное дыхание.
- Я так хочу тебя, - отчаянно шепчет он, и его губы целуют мое лицо, плавно переходя на шею. – Пожалуйста, Фрэнк, - и сейчас я хочу выполнить любое его желание.
Я возвращаюсь в свое прежнее положение, и мне приходится немного отодвинуться на край кровати, чтоб дотянуться до тумбочки и достать оттуда тюбик со смазкой. Я выдавливаю немного себе на пальцы, прежде чем коснуться ими входа Джерарда.
- Это не обязательно, - говорит он до того, как один мой палец проскальзывает внутрь. – Ты же знаешь, мне не будет больно, - он добавляет уже не так уверенно, будучи полностью сосредоточенным на ощущениях.
И да, я знаю, что он и правда не страдал бы от сильной боли, если бы я вошел в него сразу без какой-либо предварительной подготовки. Все-таки это далеко не наш первый секс, хотя это стало не таким частым удовольствием для нас, особенно если сравнивать с началом отношений, как это бывает, когда возлюбленные никак не могут оторваться друг от друга. Конечно, у нас тоже был такой период в жизни, но это время давно прошло. И сейчас... сейчас все обстоит совсем иначе.
Я стараюсь быть как можно более аккуратным, и мне кажется, это нужно ни столько Джерарду, сколько мне. Чтоб простить себя, чтоб попросить прощения у Джерарда, хотя он никогда и не узнает об этом.
Спустя пару движений, когда в нем двигаются уже два моих пальца, он поддается назад бедрами, блаженно прикрывая веки и закусывая нижнюю губу. Ему хорошо сейчас, действительно хорошо, и у меня исчезают какие-либо сомнения в этом, когда он немного запрокидывает голову, и я слышу его тихий стон. Ему безумно хорошо, и я знаю, что может быть еще лучше. И я собираюсь быть тем, кто даст ему это «лучше».
Мои пальцы легко выскальзывают наружу, но Джерард не протестует, он полностью отдается в мои руки, доверяя мне. И это удивительно, что после всех совершенных мной ошибок, он все еще способен мне доверять.
Я быстро нахожу валяющийся радом на простынях тюбик смазки и на этот раз выдавливаю ее себе на ладонь, потом равномерно распределяя по своему члену. И Джерард просто смотрит на меня и ждет, отдавая власть в мои руки, позволяя делать все так, как я считаю нужным.
Я приподымаю его бедра так, что он сразу же обхватывает мою талию ногами, скрещивая их за моей спиной. Он едва заметно кивает мне, как будто давая знак, или мне просто показалось, но в любом случае я больше не намерен терять ни секунды.
Я вхожу в него постепенно, и Джерард обволакивает меня своей тесной теплой, так что я закрываю глаза, погружаясь в нее, и открываю их только тогда, когда вхожу в него на всю длину. Я останавливаюсь, хотя знаю, что в этом нет никакой потребности, я знаю, что мы оба нуждаемся в немедленном продолжении.
Но я останавливаюсь просто для того, чтоб наши с Джерардом взгляды встретились. Мой сумрачный дождливый октябрь и его полный надежд август. Только ради этого. Чтоб противоположности столкнулись, создавая яркий контраст.
И только теперь я начинаю двигаться, опираясь руками по обеим сторонам от головы Джерарда, касаясь его губ своими губами. Руки Джерарда сжимают мои плечи, надавливая на них подушечками пальцев, а я покусываю и облизываю его припухшие губы, иногда соприкасаясь с ним языками.
Я снова толкаюсь в Джерарда, снова и снова, и в какой-то момент он вскрикивает, одной рукой надавливая мне на затылок, заставляя нас буквально столкнуться открытыми ртами. Я думаю, что хочу сказать какую-то глупость, но на деле не в силах сказать ни слова, задыхаясь от удовольствия, когда Джерард шепчет мне в губы только одно слово «быстрее».
Он держит меня за волосы все время, что мы целуемся, и у меня нет ни малейших шансов отстраниться, хотя это последнее, чего я бы хотел сейчас. Каждый стон Джерарда тонет в нашем поцелуе, каждый мой стон подарен Джерарду.
Я чувствую себя слишком хорошо, чтоб поверить, что это действительно происходит с нами сейчас. Что это не прошлое и даже не будущее, что это сегодня.
Я позволяю себе раствориться в Джерарде, соединиться с ним в единое целое, чувствуя его, сливаясь с ним. Я уже не слышу собственных мыслей, не слышу ничего, кроме вздохов смешанных со стонами, не чувствую ничего, кроме огня наслаждения, в котором горит мое тело. В котором горят наши тела.
- <i>Я люблю тебя</i>, - до меня будто бы откуда-то издалека доносится голос Джерарда.
Как будто из какой-то другой реальность. Будто галлюцинация. Но когда я вижу, как он смотрит на меня, я почему-то точно уверен, что мне не показалось, что он действительно сказал это. И его слова повисли где-то тут в разгоряченном воздухе.
<i>Я люблю тебя</i>.
На этот раз я слышу это лишь в своей голове. И я не знаю, сказал это Джерард из-за нахлынувших на него эмоций, просто по привычке или, может, он действительно имел это в виду. Я не знаю и не могу знать.
Эта фраза все еще кажется слишком нереальной и невозможной. Она – слова призрак из другой жизни, из другого мира.
Но сейчас я не могу думать об этом слишком долго. Сейчас я не могу думать ни о чем, все мои мысли отдаляются куда-то далеко за приделы моего сознания.
Есть только здесь и сейчас. Есть только Джерард и я. Есть только эти минуты близости, мчащиеся прочь непозволительно быстро.
Глаза Джерарда полузакрыты, рот жадно хватает воздух, а его грудь резко вздымается, когда он выдыхает мое имя. Я понимаю, что это значит. Это значит, что у нас почти не осталось времени, что это последние минуты.
Мои толчки становятся еще быстрее и глубже, а наши с Джерардом губы рассоединяются, когда он отклоняет голову назад и протяжно стонет, крепко зажмурившись и сжимая волосы на моем затылке в кулак.
Я сам уже мало контролирую свои огрубевшие движения, из последних сил вбиваясь в Джерарда, уткнувшись носом в его шею. Я чувствую капли липкой жидкости на своем животе и груди, когда сам кончаю, ощущая, как по всем мышцам проходит теплая волна удовольствия и как это удовольствие взрывается внутри меня.
Кульминация. И время будто бы замирает. Все вокруг замирает на долю секунды.
Когда я снова начинаю обращать внимание на реальность, то первое, что я чувствую, это то, как Джерард лаcково перебирает мои волосы, а когда я поднимаю голову, то вижу, как он лениво улыбается мне.
Только сейчас я выхожу из него, и мое уставшее тело просто наваливается на тело Джерарда сверху. Я целую его плечо, а он поглаживает меня по щеке.
Все это очень похоже на то, каким должно быть. Все это очень похоже на правду.
И я хочу все исправить, но я даже не знаю, что мне делать. Я хочу все исправить, но я не уверен, что завтра мы снова не пойдем ко дну. Я не знаю, как должен поступить, я не знаю с чего начать, понимая, что одного моего «хочу» слишком мало и далеко не достаточно.
========== 2 ==========
<b>POV Gerard</b>
Я проснулся рано утром, чувствуя под своей щекой теплую кожу Фрэнка и ровную пульсацию его сердцебиения. Моя голова покоилась на его груди, в то время как мое тело было плотно прижатым к его телу, разделяя на двоих тепло, которого катастрофически не хватает холодным осенним утром. Я не захотел вставать, не захотел никуда уходить, чтобы подольше наслаждаться нашей близостью, чтобы наслаждаться каждым моментом. Я скучал по этому, и теперь боюсь потерять снова, боюсь, что все опять разобьется в одно мгновение. Хотя, наверное, я уже привык разочаровываться, привык наблюдать за тем, как рушатся мои надежды и мечты, так же, как и привык возрождать их в своем сердце снова и снова, изо дня в день.
Я привык, но от этого не становится легче.
Я прикрыл глаза, желая опять погрузиться в сон, но вместо этого на меня обрушился лишь новый поток мыслей, берущих мое сознание в свой плен.
Что делать дальше? Что нам делать дальше? Как нам спасти самих себя, уберечь то, что мы еще не успели потерять, и отстроить то, что мы уже успели уничтожить?
Слишком много вопросов. И я теряюсь в поиске правильных ответов. Слишком много устрашающей неизвестности. И будущее сейчас кажется чересчур затуманенным и неясным.
Я вздохнул, поправляя одеяло, и, понимая, что ни на какой сон мне надеяться не стоит, аккуратно перекатился на спину, боясь потревожить Фрэнка. Но тот, видимо, спал достаточно чутко и, только лишь почувствовав какое-то движение рядом с собой, он нахмурился и заворочался, переворачиваясь на бок, лицом ко мне.
Еще минуту он просто лежал с закрытыми глазами, но я уже знал, что он проснулся. Я видел, как подрагивают его ресницы, как слегка сжимаются веки, как размыкаются губы, втягивая внутрь воздух, как постепенно, щурясь, он открывает глаза, и на его лице появляется ленивая улыбка. Я словил себя на том, что и сам улыбаюсь, смотря на Фрэнка. А затем я понял, что не помню, когда мы в последний раз так просыпались. Когда мы просто лежали рядом, лицом к лицу, и никто из нас не спешил побыстрее вылезти из кровати, как будто не обращая друг на друга внимания.
Сегодня утро началось по-другому. И, наверное, это – хороший знак. Значит, ситуация еще не так уж безнадежна. Значит, у нас еще есть шанс все изменить.
- Черт, почему у нас в комнате так холодно, - голос Фрэнка спросонья звучит хрипло и тихо.
Он облизывает пересохшие губы, а затем потирает пальцами глаза.
- Наверное, окно на проветривании, - ответил я, оглядываясь. – Мы забыли его закрыть вчера перед сном, - я улыбнулся, и Фрэнк сделал то же самое, словно повторяя за мной.
- Вчера нам было жарко, - сказал он, и я засмеялся, так легко и звонко.
Впервые за долгое время я не чувствую напряжения между нами. Я не чувствую себя отвергнутым, я не чувствую себя разбитым. Но я боюсь, что это – лишь временная оттепель. Маленькая искорка, которой суждено потухнуть, так и не зажегши настоящий огонь. Если мы ничего не изменим, а пустим все на самотек, надеясь, что время за нас исправит наши ошибки, то мы вечно будем ходить по кругу. Чудес не бывает, и одно это утро не изменит нам всю жизнь. Это утро – только иллюзия, что все опять стало на свои места, но на самом деле еще слишком рано делать какие-либо выводы. Мы еще не победили.
Я натянуто улыбнулся и попытался отогнать от себя скверные мысли, без остановки повторяя про себя: «Все будет хорошо, расслабься, все будет хорошо». Может быть, пока что мне действительно стоит отпустить все тревоги и просто наслаждаться этими приятными, но теперь уже такими редкими в нашей с Фрэнком жизни моментами? Может быть, я чересчур сильно переживаю? Хотя на переживание у меня причин более чем достаточно.
- Все в порядке? – вдруг спросил Фрэнк, возвращая меня из мира моих мыслей в реальность.
- Да, я просто задумался, - я кивнул и выдавил из себя кривую и вымученную усмешку, что явно насторожило Фрэнка. Я сразу заметил, как изменилось его выражение лица, как его черты вдруг обрели какую-то мрачную серьезность, как он немного насупился, как в его тяжелом взгляде проблеснула грусть и усталость.
- Джерард, что не так? – вздохнул он, ожидая от меня честного ответа, без отговорок или отрицаний. Он чувствует, что меня что-то волнует. Он слишком хорошо знает меня.
- Все прекрасно! – я сказал это, немного повысив голос, словно так мои слова будут звучать убедительней. – Просто я... просто я хочу, чтоб так было всегда. Я хочу, чтоб все наладилось.
Фрэнк положил ладонь мне на плечо, медленно ведя ей вниз к предплечью, не прекращая смотреть на меня, будто пытаясь заглянуть внутрь, будто пытаясь увидеть мою душу.
- Так и будет, - тихо сказал он. – Теперь все так и будет. Все обязательно наладится. Я обещаю, - и эти слова должны были обнадежить меня, вселить в меня уверенность в следующем дне, но ничего такого не произошло. Я лишь понял то, что Фрэнк толком не знает, что он обещает мне и о чем говорит. Неужели он и правда считает, что все так просто?
- Фрэнк... Это всего лишь один день. А завтра вернутся те же проблемы, о которых сегодня мы вроде как забыли. Но если мы о них не вспоминаем сейчас, это не значит, что их больше нет. Ничего не изменилось, и мы еще ничего не сделали для того, чтобы что-то изменить. Понимаешь? Нам надо разобраться с нашими проблемами, а не закрывать на них глаза. Надо приложить усилия, чтобы наконец-то сдвинуться с места, недостаточно только хотеть что-то исправить, - пояснил я, точно не зная, какой именно реакции сейчас я ожидаю от Фрэнка. Поддержки? Энтузиазма? Протеста? Возмущения? Чего мне ждать? И я жду чего угодно.
- Что ты хочешь от меня услышать? – спросил Фрэнк, спустя какое-то время молчания. Он спросил это с долей удивления, словно то, что я говорил, вообще ничего не значило, словно это не требует никаких обсуждений.
Наш разговор опять приобретает односторонний характер. Я пытаюсь говорить, но меня не слышат, не хотят слышать. И я чувствую себя бессильным, будто все мои слова ушли куда-то в пустоту. Как будто все, что бы я ни делал, все зря, все в итоге оказывается бессмысленным.
- Я просто не понимаю... - я покачал головой. – Ты говорил вчера, что хочешь все исправить, но как ты собираешься это делать? Как? Ты обещаешь мне, что все будет хорошо, но такое впечатление, что дальше слов как обычно ничего не зайдет, - я почувствовал укол обиды, я почувствовал волну отчаяния, накрывающую меня с головой.
- Ты все усложняешь, Джерард, - и эта фраза добила меня. Я, черт возьми, все усложняю!
- Может быть, я просто единственный из нас двоих, кто реально смотрит на все происходящее? Я пытаюсь найти выход! Я хочу спасти наши отношения! – я сделал паузу, а затем добавил чуть тише: - Я дорожу тобой, Фрэнк. Но я чувствую, как теряю тебя. И я... я не знаю, что делать, если ты не готов что-то менять вместе со мной, потому что один я не справлюсь.
И я замолчал. Нет смысла говорить что-то еще. Да и что еще тут вообще можно сказать? Разве что повторять одно и то же разными словами, надеясь, что рано или поздно мне все же удастся достучаться до Фрэнка.
Такое впечатление, что я ввязался в игру, в которой невозможно победить.
- Я с тобой, - выдохнул он, и, когда его ладонь соскользнула с моей руки, я услышал легкое шуршание простыни. Его пальцы мягко коснулись моей щеки, и я словно застыл, заворожено смотря в его глаза, смотря, как в них смешиваются разные эмоции, как в них рождается буря.
– Я растерян сейчас, - говорит Фрэнк, и я вижу, что это правда, и я киваю в ответ. – Я действительно хочу стать лучше, я хочу все исправить, ты же веришь мне, да? Я очень сильно хочу этого, - он нервно усмехнулся, прежде чем продолжить. – И знаешь, наверное, я просто убеждаю самого себя, что это все так просто. Потому что мне так легче – верить в это. Потому что на самом деле я запутался, и я не знаю, что должен делать теперь.
И я опять кивнул. И накрыл его ладонь своей.
Мы должны попробовать все исправить, хотя бы попробовать, куда бы в итоге ни привели наши попытки. Куда бы в итоге ни привело наше банальное желание быть счастливыми. Быть счастливыми вечно.
Может быть, мы оба ввязались в игру, где нужно ставить по-крупному, а риск потерять все слишком велик. Когда-нибудь мы узнаем. Когда-нибудь, когда игра закончится или когда мы станем в ней профессионалами. Возможен любой исход, ну а пока я готов сделать шаг в неизвестность.
- Ты должен кое-что пообещать мне, - начал я осторожно. – Должен сделать это ради нас обоих, но прежде всего, наверное, ради самого себя, - сказал я, и Фрэнк непонимающе нахмурился, но его взгляд говорил мне, что он готов слушать дальше. – Я хочу, чтобы ты бросил пить.
И Фрэнк рассмеялся, но с каждой секундой, пока его смех затихал, в его взгляде все отчетливей читалось недоумение, а между его бровями пролегли две глубокие морщинки, когда он нахмурился.
- Боже мой, Джерард, ты серьезно? – спросил он раздраженно, с упреком.
Я знал, что это больная тема, я знал, что он ненавидит затрагивать ее, и он никогда не воспринимал всерьез мои обвинения. Он никогда не признавал, что у него есть какие-либо проблемы с алкоголем. По его словам он просто иногда любит выпить. Иногда до полусмерти. Иногда до бессознательного состояния. Но это никогда не вызывало у него желания завязать с этой пагубной страстью. А я... а я никогда не мог его остановить, не имея достаточно влияния.
- Я серьезно. Ты должен бросить, - уверенно сказал я.
- Я не должен. В этом нет никакой потребности, - резко ответил он, но на этот раз я не собираюсь сразу же отступать.
Может быть, мне стоило намного раньше проявить свою настойчивость, когда все еще не зашло слишком далеко, когда мы еще не наделали столько ошибок. Но, наверное, все же лучше поздно, чем никогда.
- В этом есть потребность, потому что ты зависим, - Фрэнк закатил глаза, но я не стал обращать внимания, продолжая свою речь. – Ты не контролируешь себя, ты не можешь остановиться в нужный момент. И ты становишься чересчур агрессивен. Фрэнк, ты... – я не успел договорить, когда он перебил меня на полуслове.
- У меня нет проблем с алкоголем, - отпарировал он, четко проговаривая каждое слово.
Его голос звучал ровно и строго, а от его взгляда повеяло холодом. Он давал мне знак, что не намерен продолжать разговор, так же, как и раскрывать глаза на абсолютно очевидные вещи. Он просто боится признать мою правоту. Он боится признаться самому себе, что алкоголь давно перестал быть для него просто поводом расслабиться. Ему страшно, но мы большее не имеем права терять время на страхи. Мы и так уже слишком многое умудрились потерять.
- Хорошо, у тебя нет проблем, - с легкостью ответил я. – Значит, это у меня проблемы, - я опустил вниз одеяло, полностью оголяя живот и ткнув пальцем на бок, на желтеющий синяк в районе тазобедренной кости. Затем я повернул свою правую руку, указывая на заживающие синяки на запястье. Мы оба знаем, откуда они. И мы оба знаем, что есть еще. Нет смысла напоминать обо всех. Нет смысла напоминать и о всех тех случаях, следов от которых уже не осталось.
Я больше ничего не собираюсь говорить, и Фрэнк, кажется, тоже. Он молчит, не отрывая от меня взгляда, а прикусываю нижнюю губу и опускаю глаза.
Я никогда не делал этого раньше. Я никогда не напоминал ему о той боли, что он причинял мне, и сам не хотел лишний раз вспоминать. И, возможно, я был не прав, стараясь побыстрее обо всем забыть, возможно, мое молчание лишь усугубило ситуацию. Возможно, я просто идиот, если столько времени неустанно повторял себе: «В следующий раз этого не повториться». Я жалел Фрэнка, я не хотел заставлять его мучиться от чувства собственной вины, но я никогда не жалел себя. Я всегда оправдывал Фрэнка тем, что он не понимал, что делает, будучи пьяным, и пусть даже это и было так, но разве я должен был молча терпеть? Почему все мои попытки остановить его и образумить были настолько слабыми? Я всегда был жертвой, я позволял ему делать меня жертвой снова и снова, но ради чего все это? На что я надеялся?
Мы потеряли так много времени. Я слишком долго бездействовал, почему-то поверив в то, что это лучшее, что я могу сделать. И сейчас, смотря на свои же синяки, я впервые чувствую злость, злость на самого себя, на свою глупость. Я должен был остановить это раньше. Я должен был что-то делать.
Фрэнк все еще молчит, а я почему-то старательно избегаю зрительного контакта с ним, смотря куда угодно, но только не ему в глаза. Я чувствую себя слабым и уязвимым, я чувствую себя сломленным, во многом именно из-за своих же умозаключений.
Я не дожидаюсь реакции Фрэнка, решая, что нам стоит сделать паузу в нашем разговоре, что, может, Фрэнку нужно немного времени, чтобы подумать, а мне немного времени, чтобы расслабиться.
- Я пойду сделаю нам кофе? – я говорю это вопросительным тоном, и Фрэнк отвлеченно кивает мне в ответ, не говоря ни слова. – Я скоро вернусь, - добавляю я, уже вставая с кровати и направляясь к окну, чтоб наконец-то его закрыть.
Порыв холодного воздуха в последний раз вздымает вверх шторы, а по моему обнаженному телу проходит легкая дрожь перед тем, как я захлопываю окно. Комнату заполняет тишина, и она почему-то кажется мне слишком пугающей, слишком пронзительной и тревожной. Я бросаю взгляд в сторону Фрэнка, пока он смотрит в пустоту, а затем переворачивается на другой бок, и прохожу мимо кровати в ванную, чтобы накинуть на себя халат.
Я завязываю пояс вокруг талии, в это же время смотря на свое отражение в зеркале, смотря на коричневые синяки под глазами и уже появляющуюся щетину. Я смотрю на себя так внимательно, словно это не я, а какой-то незнакомец, кто-то чужой, кто-то, кого я вижу впервые.
Я никогда не мог понять, почему Фрэнк считает меня красивым, но он единственный, кому я верил, когда он говорил мне об этом. Он единственный, для кого я не хотел быть обыкновенным парнем, для него я всегда хотел быть особенным. Пусть я и знал, что в моей внешности нет ничего выдающегося, но, когда он говорил мне, что я прекрасен, я чувствовал себя таковым. Я был прекрасным для него с каждым моим изъяном, я был любимым им. А может быть, и есть сейчас. Может быть, Фрэнк все еще может видеть во мне то, чего не видит никто, чего не вижу в себе даже я сам. Может быть, он все еще видит что-то особенное во мне, в мелких морщинках в уголках глаз, когда я улыбаюсь, в моих вечно спутанных волосах и моей сутулости. Может быть. Может быть, все изменилось не настолько кардинально, как мне порой кажется. По крайней мере, мне безумно хочется в это верить.
Я едва заметно улыбнулся, и мое отражение улыбнулось мне в ответ перед тем, как я отвернулся и вышел из ванной, ступая босиком по холодному полу, направляясь на кухню.
На кухне все так же стоят тарелки с давно уже остывшими спагетти, которые мы, конечно же, вчера даже не подумали убрать, недопитая бутылка вина и два бокала. Я лишь окинул стол своим взглядом, но решил, что помою грязную посуду позже, а пока займусь приготовлением кофе.
Сейчас мне не хочется надолго задерживаться на кухне, не хочется снова погружаться в будничность, тем более наш с Фрэнком разговор все еще не закончен, и если я уже сказал все, что мог, то Фрэнку наверняка есть что сказать мне. Но вариантов исхода этого разговора не так уж и много. Мы либо сдвинемся с мертвой точки, на которой застряли, решив, что пора менять нашу жизнь и вместе с тем меняться самим, либо оставим все, как есть, пока полностью не уничтожим друг друга и всё, что было и есть между нами. Варианта всего два.
Я вздохнул, отгоняя все неприятные мысли, и достал из верхнего шкафчика турку, в которой всегда варил кофе, и две небольших чашечки. Фрэнк множество раз предлагал мне купить кофемашину, но я всегда отказывался, несмотря на то, что приготовление кофе привычным для меня способом требует больше времени и внимательности. Я всегда находил особую прелесть в самом этом процессе, и хотя Фрэнк никогда не понимал моей любви к тому, чтобы стоять у плиты и старательно помешивать кофе в турке, изменить мое мнение на этот счет он не пытался. А уж тем более жаловаться на результат ему никогда не приходилось, так что не так уж и важно, каким именно образом я этого результата добиваюсь.
Раньше я готовил нам кофе каждое утро, и мы сидели вдвоем на кухне, окутанные его ароматом, смешанным с приятным запахом корицы. А потом у нас то ли не хватало времени на подобные вещи, то ли мы попросту предпочитали лишний раз не напрягать друг друга своим обществом с утра пораньше. Возможно, рано или поздно, это должно было произойти, и мы погрязли в рутине, устали от сотен одинаковых дней, проведенных бок о бок, а может, причина в чем-то другом.
В какой-то определенный момент между нами все разладилось, сейчас мне кажется, что все перевернулось с ног на голову уж слишком резко. У меня ни разу не создавалось впечатления, что все идет к упадку, что наши отношения сходят на нет медленно, но верно, я не чувствовал, что что-то не так. Все действительно было хорошо, все было так, как и должно быть у любой пары: мелкие ссоры и скорые примирения, прогулки в парках, поездки к родителям и праздничные ужины. Мы были счастливы, и нам было комфортно друг с другом, и никакие разногласия и обиды не могли отменить этого факта. В итоге мы все равно прощали друг друга, признаваясь в любви.
Все шло своим чередом, ровно и размеренно, но, кажется, мы не справились с первым же испытанием, которое подготовила для нас судьба.
Вспоминая обо всем, что когда-либо происходило с нами, и восстанавливая хронологию событий, я уверенно могу сказать, что трудности начались с тех пор, когда Фрэнк узнал о смерти своего отца. Тогда же он и начал пить. Сейчас я понимаю, что должен был сразу же остановить его, но мне почему-то казалось это нормальным, я знал, что таким образом он справляется с тяжестью утраты, заглушает свои переживания, и думал, что в этом нет ничего страшного. Я верил, что это быстро пройдет, и совсем скоро все станет на свои места, но я крупно ошибался. Увлечение выпивкой затянулось, и любые мелочи становились самыми настоящими проблемами. Я слишком поздно спохватился, слишком поздно понял, что произошло, и теперь я виню себя в том, что случилось, я виню себя в его пристрастии к алкоголю.
Все время после смерти отца Фрэнка я был рядом, но справлялся со своей болью он сам, моя поддержка была слишком незаметной и незначительной, когда он нуждался в ней. Я был рядом, но не слишком близко, я был рядом, как наблюдатель, как призрак, и он не чувствовал моего тепла. Я делал слишком мало для того, чтобы помочь ему, и одного только моего присутствия в его жизни было недостаточно.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |