— Меня зовут Мэтью, — начал он. — Можно мне называть тебя Вайолет?
Она посмотрела на отца.
— Можно, — согласился Адамс.
— Вайолет, очень важно для суда, чтобы на мои вопросы отвечала ты, а не твой отец. Ладно?
— Она будет отвечать, — сказал Адамс.
Мэтью окунул перо в чернильницу — не потому, что чернила на нем кончились, а чтобы дать себе время собраться. Потом он начал снова, для начала улыбнувшись девочке.
— У тебя красивый чепчик. Это мама тебе его сшила?
— А это здесь при чем? — спросил Адамс. — Она пришла рассказать, что видела, а не болтать про чепчики!
Мэтью захотелось глотнуть хорошую порцию рома. Он посмотрел на магистрата — тот сидел, приложив руку ко рту, пряча полуулыбку-полугримасу.
— Хорошо, — сказал Мэтью. — Вайолет, расскажи, что ты видела.
Взор девочки скользнул в сторону Рэйчел, убеждаясь, что обвиняемая так же сидит лицом к стене. Потом Вайолет наклонила голову — рука отца лежала у нее на плече — и тихим, испуганным голосом заговорила:
— Я видела Дьявола и его дьяволенка. Там они сидели. Дьявол мне сказал, что ведьму надо выпустить. Сказал, что, если ведьма останется в тюрьме, весь Фаунт-Роял ему за это заплатит.
И снова ее глаза метнулись посмотреть, не шевельнется ли Рэйчел, не ответит ли на эти слова. Но узница не шевельнулась.
Мэтью тихо спросил:
— А могу я узнать, где тебе было это видение?
Ответил, конечно, Адамс.
— Это было в доме Гамильтона. Где жили Гамильтоны, пока не собрались и не уехали. На улице Трудолюбия, через три дома от нашего.
— Хорошо. Я так понял, что Гамильтоны уехали до того, как было это видение?
— Они уехали сразу, как ведьма Дэниела убила. Абби Гамильтон сразу знала, что это ведьма сделала. Она моей Констанс говорила, что у темной женщины и в душе тьма.
— Гм... — заявил Мэтью за неимением лучшего ответа. — Вайолет, как вышло, что ты оказалась в этом доме?
Она не ответила. Отец подтолкнул ее в бок:
— Давай, дитя, рассказывай. Это правильный поступок — рассказать.
Вайолет начала почти неслышным голосом, низко опустив голову.
— Я... я шла домой. Из школы. Шла мимо места, где жили Гамильтоны... и... я кого-то услышала. — Она замолчала, и Мэтью подумал, что надо ее чуть подтолкнуть, но она заговорила дальше: — Меня кто-то позвал. Он сказал... "Вайолет, иди сюда". Тихо-тихо позвал. "Вайолет, иди сюда". Я посмотрела... а дверь там была открыта.
— Дверь в дом Гамильтонов? — уточнил Мэтью.
— Да, сэр. Я знала, что там никого нет. Но тут я еще раз услышала: "Вайолет, иди сюда". Такой голос... как батюшка меня зовет. Вот почему я вошла.
— Ты бывала раньше в этом доме?
— Нет, сэр.
Мэтью снова обмакнул перо.
— Рассказывай дальше.
— Я вошла, — сказала Вайолет. — И не было ни звука. Тихо было, как... только мое дыхание, и другого звука не было. Я почти уже повернулась бежать... и тут... я услышала: "Вайолет, посмотри на меня". Поначалу... там очень темно было, и я ничего не видела. А потом зажглась свеча, и я увидела их, они сидели в комнате. — Мэтью и Вудворд оба понимали — хотя лицо девочки было обращено вниз, — как мучительны для нее эти воспоминания. Она дрожала, и отец потрепал ее по плечу, чтобы успокоить. — Я их увидела, — повторила она. — Дьявол сидел в кресле, а дьяволенок — у него на колене. Дьяволенок... держал свечу... и он улыбался мне. Скалился.
Она издала тихий горловой стон и замолчала.
— Я знаю, что это трудно, — произнес Мэтью, стараясь говорить как можно ласковее. — Но сказать необходимо. Пожалуйста, говори дальше.
— Да, сэр, — ответила она, но долгое время ничего больше не произносила. Очевидно, вспоминать об этом случае было для нее почти непосильным напряжением. Наконец она сделала глубокий вдох, выпустила воздух и заговорила снова: — сказал: "Вели им отпустить мою Рэйчел". И он сказал: "Выпустите ее из тюрьмы, иначе Фаунт-Роял будет проклят". Потом... он меня спросил, помню ли я, что он сказал. Я кивнула. Тогда дьяволенок задул свечу, и снова стало темно. Я побежала домой. — Она посмотрела на Мэтью потрясенными и мокрыми глазами. — Можно мне уже домой?
— Скоро, — ответил он. Сердце его забилось сильнее. — Я должен буду задать тебе несколько вопросов и хочу, чтобы ты хорошенько подумала перед тем, как ответить...
— Она ответит, — перебил Адамс. — Она девочка правдивая.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил его Мэтью. — Вайолет? Ты мне можешь сказать, как выглядел Дьявол?
— Да, сэр. На нем... на нем был черный плащ... и капюшон на голове, так что я лица не видела. Я помню, у него на плаще... золотые пуговицы. Они блестели при свече.
— Золотые пуговицы. — У Мэтью пересохло во рту, язык стал как кусок чугуна. — А можно мне спросить... ты не помнишь, сколько их было?
— Да, сэр, помню, — ответила она. — Шесть.
— К чему этот дурацкий вопрос? — возмутился Адамс. — Шесть или шестьдесят, какая разница?
Мэтью не стал обращать на него внимания. Он пристально смотрел в глаза девочки.
— Вайолет, подумай, пожалуйста, вот о чем: можешь ты мне сказать, как эти пуговицы были расположены на плаще? Шесть сверху вниз или по три с каждой стороны?
— Тьфу! — мужчина недовольно скривился. — Она видела Дьявола, а вы спрашиваете про его пуговицы!
— Я могу ответить, батюшка, — сказала Вайолет. — Их было шесть сверху вниз. Я видела, как они блестят.
— Сверху вниз? — настоятельно повторил Мэтью. — Ты в этом абсолютно уверена?
— Да, сэр.
Мэтью до сих пор сидел, наклонившись вперед. Сейчас он откинулся на спинку кресла, и на свежие строчки упала клякса.
— Девочка, — прошептал Вудворд и сумел слабо улыбнуться, — ты очень хорошо отвечаешь. Могу я тебя попросить описать этого дьяволенка?
И снова Вайолет обернулась на отца. Он сказал:
— Давай расскажи магистрату.
— Дьяволенок... он сидел на колене у Дьявола. У него были белые волосы, как паутина. Он был без одежды, и кожа у него была серая и морщинистая, как сушеное яблоко. Кроме лица. — Она замолчала, на лице ее отразилась мука. Вудворд подумал, что она сейчас больше похожа на выжатую тяжелой жизнью женщину, чем на ребенка. — Лицо у него было... как у ребенка, — сказала она. — И... пока Дьявол со мной разговаривал... дьяволенок высунул язык и стал им вертеть.
Она содрогнулась при этом воспоминании, и одинокая слеза покатилась по левой щеке.
Мэтью утратил дар речи. Он понял, что Вайолет Адамс только что точно описала одно из трех гротескных созданий, которых — предположительно — видел Джеремия Бакнер в саду, когда они вступали в нечестивые половые отношения с Рэйчел.
И если добавить к описанию Сатаны, которого видел ребенок, того, что видел Элиас Гаррик, вплоть до черного плаща и шести золотых пуговиц, то...
"Боже мой! — подумал Мэтью. — Этого не может быть!"
Или может?
— Вайолет? — Ему пришлось постараться, чтобы голос звучал ровно. — Ты не слыхала рассказов относительно этих Дьявола и дьяволенка, которых видали в городе? Я хочу спросить...
— Нет, сэр, она ничего не выдумывает! — Адамс стиснул зубы от одного такого предположения. — Я вам говорил, она правдивая девочка! Ну да, слухи ходят здесь и там, и наверняка Вайолет их слышала от других детей, но видели бы вы, какая она пришла тогда — белая, как молоко! — в тот день! Вы не слышали, как она рыдала и плакала, напуганная почти до смерти! Нет, сэр, она не врет!
Вайолет снова опустила голову. Когда отец ее перестал бушевать, она подняла глаза и вновь посмотрела на Мэтью.
— Сэр? — начала она робко. — Было все так, как я говорила. Я услышала голос и вошла в дом и там видела Дьявола и его дьяволенка. Дьявол мне все это сказал, и я побежала домой изо всех сил.
— Ты уверена — абсолютно уверена, — что тот, кто был в черном плаще, сказал... — Мэтью нашел нужные слова на бумаге: — "Вели им отпустить мою Рэйчел"?
— Да, сэр. Уверена.
— Свечка — в какой руке держал ее дьяволенок?
Она наморщила лоб:
— В правой.
— Дьявол был в башмаках или в сапогах?
— Не знаю, сэр. Я не видела.
— На каком колене сидел дьяволенок? На левом или на правом?
И снова Вайолет нахмурилась, напрягая память.
— На... левом, я думаю. Да, сэр. На левом.
— Ты видела кого-нибудь на улице перед тем, как вошла в дом?
— Нет, сэр. Не помню такого.
— А потом? Был на улице кто-нибудь, когда ты вышла?
Она покачала головой:
— Не знаю, сэр. Я плакала. И хотела только попасть домой.
— Как вышло, что ты поздно осталась в школе?
— Из-за чтения, сэр. Мне нужна была помощь, и мастер Джонстон оставил меня для дополнительных занятий.
— Из всех учеников только тебя попросили остаться?
— В тот день — да, сэр. Но мастер Джонстон почти каждый день кого-нибудь оставляет на дополнительные занятия.
— Что заставило тебя обратить внимание на золотые пуговицы? — Мэтью приподнял брови. — Как это так: перед тобой сидит сам Дьявол с дьяволенком, а у тебя хватает присутствия духа пересчитать их?
— Я не помню, чтобы считала их, сэр. Просто они привлекали взгляд. Я собираю пуговицы, сэр. У меня дома полная банка их, и все, что я нахожу, я туда складываю.
— Когда ты вышла из школы, ты не говорила с кем-нибудь по доро...
— Мэтью! — Сказано было шепотом, но Вудворд сумел вложить в этот шепот суровую властность. — Достаточно. — Он посмотрел на своего клерка недовольно, воспаленными покрасневшими глазами. — Эта девочка рассказала все, что знала.
— Да, сэр, но...
— Достаточно.
Воля магистрата не встречала сопротивления, тем более сейчас, потому что у Мэтью начисто кончились вопросы. Все, что он мог сейчас сделать, — это кивнуть и уставиться бессмысленно на то, что он только что записал на лежащем перед ним листе. Он сделал вывод, что из всех трех свидетелей, дававших показания, слова этого ребенка были леденяще близки к реальности. Она знала все подробности, которые полагалось бы знать. То, чего она не могла припомнить, было простительно, могло быть отнесено на потрясение и на скоротечность события.
"Вели им отпустить мою Рэйчел", — сказал Дьявол. Одной этой фразы вместе с куклами было уже достаточно, чтобы отправить ее на костер, даже не будь других свидетелей.
— Я полагаю, — сказал Мэтью, чувствуя, что у него тоже несколько ослабел голос, — что учитель слышал этот рассказ?
— Да. Я ему сам рассказал на следующее утро, — сказал Адамс.
— И он помнит, что просил Вайолет остаться после уроков?
— Помнит.
— Что ж, тогда все. — Мэтью облизнул пересохшие губы и подавил желание обернуться к Рэйчел. Он ничего не мог придумать, кроме как повторить: — Тогда все.
— Ты очень мужественна, — сказал Вудворд девочке. — Очень мужественно с твоей стороны было прийти и нам рассказать. Хвалю и благодарю. — Несмотря на боль, он сумел улыбнуться, пусть и натянуто. — Можешь теперь идти домой.
— Да, сэр, спасибо, сэр. — Вайолет наклонила голову и изобразила неуклюжий, но честно исполненный реверанс. Однако перед тем, как выйти из камеры, тревожно оглянулась на узницу, которая все еще сидела на скамье, повернувшись спиной. — Она мне ничего не сделает?
— Нет, — ответил Вудворд. — Бог защитит тебя.
— Сэр... я еще могу одну вещь рассказать. Мэтью очнулся от своего ступора безнадежности.
— Что именно?
— Дьявол и этот дьяволенок... они не были одни в том доме.
— Ты видела еще какое-нибудь существо?
— Нет, сэр. — Она нерешительно замолчала, прижимая к себе Библию. — Я слышала мужской голос. Пение.
— Пение? — нахмурился Мэтью. — Но никого больше ты не видела?
— Нет, сэр. А пение... оно изнутри дома шло, похоже. Из другой комнаты, там было темно. Я его слышала до того, как зажглась свеча.
— И это был мужской голос, говоришь? — Мэтью взял перо, которое было отложил в сторону, и начал снова записывать показания. — Громкий или тихий?
— Тихий. Едва слышный. Но да, сэр, мужской голос.
— Ты его раньше слышала когда-нибудь?
— Не знаю, сэр. Не могу сказать, слышала или не слышала.
Мэтью потер подбородок, попутно нечаянно вымазав его чернилами.
— Ты помнишь что-нибудь из этой песни?
— Ну... иногда мне кажется, что я знаю эту песню, будто ее слышала раньше... но она уходит. Иногда у меня голова начинает болеть, когда я про нее думаю. — Она посмотрела на Мэтью, на магистрата и снова на Мэтью. — Это не Дьявол наводит на меня порчу?
— Нет, не думаю. — Мэтью уставился на строчки, ум его работал. Если в этом доме было еще и третье демоническое существо, почему оно не показалось ребенку? Ведь смысл, в конце концов, был в том, чтобы напугать ее и встревожить? С какой целью мог демон петь в темноте, если ни голое, ни песня не были особо страшными? — Вайолет, может быть, тебе это трудно, но ты не могла бы вспомнить, что пел этот голос?
— Да какая разница? — Адамс уже слишком долго сдерживался. — Она вам все рассказала про Дьявола и дьяволенка!
— Только мое любопытство, мистер Адамс, — объяснил Мэтью. — И мне кажется, что воспоминания об этом голосе тревожат вашу дочь, иначе бы она не вытащила их на свет. Вы согласны?
— Ну... — Адамс кисло скривился. — Может, согласен.
— Что-нибудь еще? — спросил Мэтью у девочки, и она покачала головой. — Тогда хорошо. Суд благодарит вас за ваше свидетельство.
Вайолет и ее отец вышли из камеры. Перед самым выходом девочка со страхом глянула на Рэйчел, которая сидела, согнувшись и приложив ладонь ко лбу.
Когда эти двое ушли, Вудворд стал заворачивать кукол обратно в белую ткань.
— Я полагаю, — прошептал он, — что все остальные свидетели покинули город. В силу этого... — Он остановился прочистить горло, что оказалось трудной и мучительной работой. — В силу этого наш суд окончен.
— Погодите! — Рэйчел встала. — А мое слово? Разве мне не дадут возможности говорить?
Вудворд посмотрел на нее холодным взглядом.
— Это ее право, сэр, — напомнил Мэтью.
Магистрат продолжал заворачивать кукол.
— Да-да, — сказал он. — Конечно, ее право. Что ж, говорите.
— Но вы же уже вынесли решение? Разве нет? — Она подошла к решетке и вцепилась в прутья.
— Нет. Сначала я должен прочесть протокол, когда буду в состоянии это сделать.
— Но это же только формальность? Что я вообще могу сказать, чтобы убедить вас: я не виновна во всей этой лжи?
— Не забывайте, — сказал ей Мэтью, — что свидетели клялись на Библии. Я бы поостерегся называть их лжецами. Тем не менее...
— Тем не менее — что? — просипел Вудворд.
— Я думаю, что есть некоторые пробелы в деталях в показаниях мистера Бакнера и мистера Гаррика, которые следует принять во внимание. Например...
— Избавь меня, — поднял руку Вудворд. — Я не буду сегодня это обсуждать.
— Но вы согласны со мной, сэр?
— Я пойду лягу. — Взяв сверток под мышку, Вудворд оттолкнул кресло и встал. Кости заболели, голова закружилась, и он ухватился за край стола, ожидая, чтобы головокружение прошло.
Мэтью тут же тоже вскочил на ноги, готовый подхватить магистрата, чтобы он не упал.
— Кто-нибудь придет вам помочь?
— Я надеюсь, меня ждет карета.
— Мне выйти посмотреть?
— Нет. Не забывай, ты пока что заключенный.
Вудворд настолько изнемог, что ему пришлось закрыть глаза на несколько секунд; голова его склонилась к груди.
— Я настаиваю на своем праве говорить, — потребовала Рэйчел. — Что бы вы там ни решили.
— Тогда говорите.
Вудворд боялся, что у него снова закладывает горло, и ноздри тоже почти закрылись.
— Это какой-то злобный заговор, — начала она, — с целью выставить меня убийцей или доказать, что я наводила порчу и делала кукол или что совершала такие грехи, в каких меня обвиняют. Да, я знаю, что свидетели клялись на Библии. Я не могу понять, зачем или как они создали подобные истории, но если вы дадите Библию мне, я тоже на ней поклянусь!
К удивлению Мэтью, Вудворд взял Святую Книгу, неуверенными шагами подошел к решетке и передал том в руки Рэйчел.
Она прижала книгу к груди.
— Клянусь этой Библией и каждым ее словом, что я никого не убивала и что я не ведьма! — Глаза ее горели тревогой пополам с торжеством. — Видите? Вот! Вспыхнула я огнем? Закричала от того, что у меня сгорели руки? Если вы придаете такое значение сказанной под клятвой на Библии правде, не должны ли вы так же ценить мое отрицание?
— Мадам, — устало прошептал магистрат, — не умножайте свои богохульства. Ваше умение запутывать дело весьма велико, в этом я отдаю вам должное.
— Я держу Библию! Я только что поклялась на ней! Хотите, чтобы я ее поцеловала?
— Нет. Хочу, чтобы вы ее вернули.
Он протянул руку. Мэтью увидел, как ярко вспыхнули гневом глаза Рэйчел, и на миг он испугался за магистрата. Но тут Рэйчел отступила от решетки, раскрыла Святую Книгу и с совершенно мертвым лицом начала методически выдирать из нее пергаментные страницы.
— Рэйчел! — выкрикнул Мэтью, не успев подумать. — Не надо!
Вырванные страницы Слова Божьего опускались на солому у ее ног. Она глядела в глаза магистрату, совершая это невиданное богохульство, будто вызывая его ей помешать.
Вудворд выдержал ее взгляд, только желвак ходил у него на скуле.
— Теперь, — прошептал он, — я вижу вас ясно.
Она выдернула еще страницу, дала ей упасть, потом просунула Библию между прутьями. Вудворд не сделал движения подхватить изуродованную книгу, которая упала на пол.
— Ничего вы не видите, — сказала Рэйчел, и голос ее дрожал от эмоций, которых она не позволяла себе выразить лицом. — Почему не поразил меня Бог смертью на месте?
— Потому что, мадам, Он поручил это мне.
— Если бы я в самом деле была ведьмой, Бог ни за что не допустил бы такого поступка!
— Только злобный грешник мог его совершить, — сказал Вудворд, демонстрируя достойное восхищения самообладание. Он наклонился, поднял книгу, у которой был разорван корешок.
— Она не в себе, сэр! — сказал Мэтью. — Она сама не знает, что делает!
На это Вудворд повернулся к своему клерку и сумел с жаром произнести:
— Знает! Бог мой, Мэтью? Неужто она тебя ослепила?
— Нет, сэр. Но я думаю, что этот акт должен быть оправдан крайним напряжением души.
У Вудворда челюсть отвалилась, серое лицо обвисло. Он почувствовал, будто весь мир завертелся вокруг него, и понял, что эта женщина в самом деле околдовала его клерка до потери самого страха Божьего.
Потрясение на лице магистрата не ускользнуло от взгляда Мэтью.
— Сэр, она действительно в трудных обстоятельствах. Я надеюсь, вы это учтете при рассмотрении данного инцидента.
На эту мольбу Вудворд дал единственный ответ, который мог дать:
— Собирай свои бумаги. Ты уходишь отсюда. Теперь потрясен был Мэтью.
— Но... но я же должен отбыть еще одну ночь своего срока.
— Я тебя прощаю! Собирайся!
Мэтью увидел, что Рэйчел отодвинулась обратно в темный угол камеры. Он разрывался между желанием выбраться из этой мерзкой дыры и пониманием, что если он выйдет сейчас из тюрьмы, то вряд ли уже увидит Рэйчел до утра ее казни. А столько было еще вопросов, которые надо задать и на которые найти ответ! Он не мог это дело так оставить, иначе, наверное, оно будет преследовать его до конца его дней.
— Я останусь здесь и отбуду свой приговор, — сказал он.
— Что?
— Я остаюсь здесь, — хладнокровно заявил Мэтью. — Одна ночь не будет иметь последствий.
— Ты забываешься! — Вудворд готов был упасть в обморок. — Я требую от тебя повиновения!
Это требование, хотя и высказанное таким слабым голосом, все же несло в себе достаточно властности, чтобы оскорбить чувство независимости Мэтью.
— Я ваш слуга, — ответил он, — но не ваш раб. Я решаю остаться здесь и отбыть свой приговор. Утром я приму удары плети, и тем мое наказание кончится.
— Ты с ума сошел!
— Нет, сэр. Простить меня — это только создаст дальнейшие проблемы.
Вудворд начал было спорить, но ни голос, ни дух его не имели достаточно силы. Он встал на пороге камеры, держа оскверненную Библию и сверток с куклами. Взглянув в сторону Рэйчел Ховарт, он увидел, что ведьма отступила к дальней стене своей камеры, но магистрат знал: стоит ему выйти, она тут же начнет плести свои разрушающие разум заклинания вокруг мальчика. Вроде как оставить ягненка в зубах волчицы. Он попытался еще раз:
— Мэтью... я прошу тебя пойти со мной.
— В этом нет необходимости. Я могу выдержать еще одну ночь.
— Да, и быть проклятым на целую вечность, — прошептал Вудворд.
Он положил Святую Книгу на стол. Даже оскверненный, этот том может послужить Мэтью щитом, если он к этому щиту прибегнет. То есть если затуманенное зрение юноши позволит ему понять силу книги. Вудворд проклинал себя, что допустил посадить сюда мальчика: мог бы знать, что ведьма обрадуется возможности подчинить себе ум Мэтью. И Вудворд понял, что протоколы суда тоже в опасности. Даже представить себе невозможно, что с ними может случиться, если они на последнюю ночь останутся там, где ведьма до них может дотянуться.
— Я возьму бумаги, — сказал он. — Уложи их в ящик, пожалуйста.
Это требование нельзя было назвать неразумным, так как Мэтью предполагал, что магистрат начнет их сегодня читать. Он повиновался незамедлительно.
Когда с этим было закончено, Вудворд взял ящик под мышку. Ничего более он не мог сделать для Мэтью, только помолиться за него. Он бросил огненный взгляд на Рэйчел Ховарт.
— Следите за своими действиями, мадам. Вы еще не на костре.
— Разве есть сомнения, что я там окажусь? — спросила она.
Он игнорировал вопрос и повернулся к Мэтью.
— Наказание плетью... — казалось, что глотка распухла вдвое, и речь требовала максимума усилий, —...состоится в шесть утра. Я буду здесь... как можно раньше. Остерегайся ее трюков, Мэтью.
Мэтью кивнул, но не высказал своего мнения по поводу здравости этого утверждения.
Магистрат вышел из камеры, оставив дверь широко открытой. Он заставил себя не оглянуться, поскольку вид Мэтью, добровольно выбравшего заточение и находящегося в смертельной опасности пасть жертвой колдовства, был бы для него невыносим.
За дверью тюрьмы, в тусклом сероватом свете и тумане, повисшем в воздухе, Вудворд с облегчением увидел, что Гуд ждет его с каретой. Он забрался на сиденье и положил сверток с куклами рядом. Как только Вудворд уселся, Гуд дернул вожжи, и лошади тронулись.
Вскоре после ухода магистрата в тюрьму явился Грин и принес ужин, который состоял из кукурузной похлебки. Он запер камеру Мэтью со словами:
— Надеюсь, мальчик, ты будешь хорошо спать. Завтра твоя шкура принадлежит мне.
Мэтью не обратил внимания на смех тюремщика. Потом Грин убрал фонарь, как всегда на ночь, и оставил узников в темноте.
Мэтью сел на скамью и поднес миску ко рту. В стене за спиной пискнула крыса, но их стало гораздо меньше после визита крысолова, и наглость их тоже никак не была прежней.
— Почему вы остались? — донесся из темноты голос Рэйчел.
Мэтью проглотил похлебку, уже бывшую во рту.
— Хочу полностью отбыть свой срок.
— Это я знаю, но магистрат предложил вам прощение. Почему вы его не приняли?
— Магистрат Вудворд сейчас болен и не вполне адекватен.
— Это не ответ на мой вопрос. Вы решили остаться. Почему?
Мэтью был занят похлебкой. Наконец он сказал:
— У меня есть еще вопросы, которые я хотел бы вам задать.
— Например?
— Например, где вы были, когда убили вашего мужа? И почему его тело нашли не вы, а кто-то другой?
— Я помню, что в ту ночь Дэниел встал с постели, — сказала Рэйчел. — Или это было уже раннее утро? Не помню. Но он часто вставал затемно и при свече что-то писал в книге расходов. Так что ничего странного в этом не было. Я просто перевернулась на другой бок, натянула одеяло и заснула, как всегда делала.
— Вы не знали, что он вышел из дому?
— Нет.
— И это тоже было обычным? Что он выходит наружу в такой ранний час?
— Бывало, он ходил кормить живность, если уже недалеко до рассвета.
— Вы сказали, что ваш муж вел книгу расходов? Что он там учитывал?
— Дэниел учитывал каждый шиллинг. Записывал, сколько вложено в ферму, сколько потрачено на обыденные расходы вроде свечей, мыла и прочего в этом роде.
— Ему кто-нибудь в городе должен был деньги, или он кому-нибудь?
— Нет. Дэниел гордился тем, что сам себе хозяин.
— Похвально, хотя в наши времена весьма необычно. — Мэтью еще отхлебнул из миски. — Как было найдено тело вашего мужа?
— Его нашел Джесс Мейнард. Он лежал в поле, и горло... ну, вы знаете. — Она замолчала. — Мейнарды жили через поле напротив нас. Джесс вышел покормить кур на рассвете и увидел... как кружат вороны. Он подошел и тогда увидел Дэниела.
— Вы видели тело?
И снова секундное колебание. Потом она сказала тихо:
— Видела.
— Я понимаю, что он погиб от раны на горле, но были у него на теле другие раны? Бидвелл их описывал, как мне помнится, как следы когтей или зубов на лице и руках.
— Да, были.
— Простите мою неделикатность, — сказал Мэтью, —но как их описали бы вы? Как следы когтей или зубов?
— Я... я помню... какая страшная рана была у него на горле. И я видела вроде бы следы когтей на лице, но... в тот момент мне было не до того, чтобы их рассматривать. Мой муж лежал мертвый, глаза и рот открыты, будто... я помню, что закричала и упала рядом с ним на колени. После этого я мало что помню, только что Эллен Мейнард меня увела к себе в дом.
— А Мейнарды до сих пор там живут?
— Нет. Они уехали вскоре... — Она безнадежно вздохнула. — Вскоре после того, как пошли слухи.
— А кто начал распускать эти слухи? Вы знаете кого-нибудь?
— В любом случае я узнала бы это последней, — сухо ответила Рэйчел.
— Да, конечно, — согласился Мэтью. — Зная человеческую природу, я не сомневаюсь, что слухи стали расходиться, становясь все страшнее и страшнее. Но скажите мне вот что: обвинения против вас не выдвигались, пока ваш муж не был убит, — это так? Вас не подозревали в убийстве преподобного Гроува?
— Нет. Когда меня сюда привели, Бидвелл пришел говорить со мной. Он сказал, что у него есть свидетели, что я занимаюсь ведьмовством, и он знает, что я или мой "хозяин" — как он сказал — ответственны за смуту, поразившую Фаунт-Роял. Он спросил меня, почему я решила стать любовницей Сатаны и с какой целью хочу я уничтожить город. В этот момент он меня спросил, не я ли убила преподобного. Конечно, я тогда решила, что он сошел с ума. Он сказал, что я должна прекратить всякое общение с демонами и покаяться в том, что я ведьма, и тогда он устроит, что меня тут же изгонят из города. Альтернативой, как он сказал, является смерть.
Мэтью доел похлебку и отставил миску.
— Скажите мне, — попросил он, — почему вы не согласились на изгнание? Ваш муж погиб, а вас ждала казнь. Почему вы не уехали?
— Потому что, — ответила она, — я невиновна. Дэниел купил нашу ферму у Бидвелла, и мы оба работали на ней изо всех сил и добились успеха. Почему я должна была все бросить, признать за собой убийство двух человек и ведьмовство и чтобы меня выставили за ворота без ничего? Меня бы там ждала верная смерть. Здесь по крайней мере я думала, что приедет магистрат разобрать дело, и у меня будет шанс. — Она помолчала, потом добавила: — Я и представить не могла, что это займет столько времени. Магистрат должен был здесь оказаться больше месяца назад. Когда прибыли вы с Вудвордом, Бидвелл почти извел меня своими нападками и обвинениями. Я почти потеряла надежду. А у вас у обоих вид был настолько... ну, неофициальный, что я было подумала: Бидвелл привел двух подставных, чтобы выманить у меня признание.
— Понимаю, — сказал Мэтью. — Но разве не предпринимались усилия выяснить, кто совершил эти убийства?
— Что-то пытались делать, насколько я помню, но когда уехала Ленора Гроув, интерес к этому угас, поскольку не было ни подозреваемых, ни очевидного мотива. Но убийство преподобного — это было первое событие, после которого люди стали покидать Фаунт-Роял. Это была мрачная зима.
— Могу себе представить. — Мэтью прислушался к усиливающемуся стуку дождя по крыше. — И весна оказалась мрачной. Не думаю, что Фаунт-Роял сможет пережить еще такую же.
— Наверное, нет. Но ведь я уже об этом не узнаю?
Мэтью не ответил. Что он мог сказать? Голос Рэйчел прозвучал очень сдавленно, когда она заговорила снова:
— По вашему мнению, сколько мне еще осталось жить?
Она просила сказать ей правду. Мэтью ответил:
— Магистрат будет тщательно читать записи. Он будет обдумывать решение, опираясь на те дела о колдовстве, которые ему известны. — Мэтью сложил руки на коленях. — Может быть, он вынесет решение уже в среду. В четверг он может попросить вас признаться, и в этот же день он попросит меня написать, датировать и подписать приговор. Я думаю... приготовления будут сделаны в пятницу. Он не захочет выносить приговор в канун воскресенья или в само воскресенье. Следовательно...
— Следовательно, меня сожгут в понедельник, — договорила за него Рэйчел.
— Да, — сказал Мэтью.
И наступило долгое молчание. Как ни желал Мэтью облегчить ее скорбь, он понимал, что тут не найти никаких слов утешения, которые не прозвучали бы совершенно по-дурацки.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 45 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |