Солнце уже взошло. Высоко в небе прокричал огромный ворон, призывая своих собратьев оживиться, громко оповещая о желанной находке всю стаю.

* Полёт Белого Ворона *

Солнце уже взошло. Высоко в небе прокричал огромный ворон, призывая своих собратьев оживиться, громко оповещая о желанной находке всю стаю.

Ворон стал стремительно снижаться и на лету ворвался в узкую площадку позади торгового помещения, на которую люди ссыпали испортившиеся продукты.

День ознаменовал прекрасное начало. Здесь было чем поживиться, и вскоре вся стая облепила столь выгодное место. Гортаня от удовольствия, небольшая группа мужских вороньих особей успешно отгоняла от площадки бродячих псов и кошек, ловко орудуя крыльями и твёрдыми, как пики, клювами.

Заканчивая трапезу, они важно прохаживались по границам участка, напоминая округе, что сейчас они являются полноправными хозяевами этой свалки.

Неподалёку, у старой осины, расположился совсем ещё юный ворон, который не принял участие в пиршестве. Шагая вперевалку, набивши брюхо и волоча от этого крылья по земле, к нему приблизился уже бывалый, матёрый Ворон.

- Пока ты мечтаешь тут, без тебя всё съедят. Отвлекись от своих грёз, не потопаешь, не полопаешь, - важно начал матёрый. – Славный выдался денёк…

- Неужели это всё, на что способны вороны? – отчаянно спросил юный, сероглазый Ворон. – Неужто рождены мы птицами лишь для того, чтобы в помойках рыться, всё время об утробе помышляя?

- Молод ты ещё… Легко мечтаешь о небе и заоблачных ветрах, о белом облаке, когда один ты, и ничем не связан. Нет у тебя семьи, гнезда надёжного, птенцов, что вечно требует еды… Избранницы, которая всё своенравнее с годами и сварливее. И дескать, перья у неё уже не тот имеют блеск, и прутики в гнезде уж истрепались… А у других вон – новые, покрепче… Так целый день мужская часть огромной стаи в заботах этих прозябает. Накрутишься, наносишься и к вечеру не то что крылья, лапы уж не держат. Какие тут мечты уж? Пустое это, - проворчал Матёрый.

- Что, так всю жизнь и шастать по помойкам? За гарью, копотью людских бетонных труб, не видеть неба чистоту? Так и пребывать до смерти в зловонных колпаках, что городами называются? Всю жизнь зависеть от людских подачек, боясь от мусорных контейнеров отстать? Давно ли солнце вы в приветствии встречали? Давно ли с ветром устремлялись наперегонки? Роса ли перья ваши окропляет в час утренний, или кислотный дождь заводов?

Я слышал, раньше вороны летали в поднебесье, теряясь в облаках, паря со всеми равно: и с орлами, и с журавлями, и с жаворонками ранними. И перья их подобны облакам бывали – и лёгкими, и белыми…

Своё почтение им налету и беркуты, и соколы являли! А нынче что? Отравленную пищу потребляя, тяжёлой грузностью налились и тела, и перья воронов.

Всё больше падалью питаясь, цвет чёрный, словно грифы – смерти вестники, заполучили в результате.

И в стаи посбивались, чтоб кошки им не докучали. И на гнилых ветвях поруганных деревьев стали гнёзда вить. И не раздольно, а один поверх другого… Как муравьи посжались чуть ли не на голове друг друга. А что полёт сейчас их представляет? Ленивое обзорное парение над крышами домов, не превышая зачастую высоту деревьев!? От сытой лености и нашей пищи безобразной, даже кошки перестали охотиться на ворона и на сороку, за птиц нас более не принимая, буд-то брезгуя…

Нет ныне в нас ни высоты, ни дальности полёта. Цвет этот жуткий чёрный! Словно мрак несём мы из глубин чистилища вселенского… Даже сами люди увидели угрозу в нас и зло. Что происходит? Неужто все ослепли? Сороки, как бродяги, кочуют восвояси, воруют и трещат лишь праздно…

- Да взор всё это, сероглазый! Байки стариков и пережитки их. Тогда летали на просторах они, не жили в городах, но трудно было им в их дикости! А нынче – хорошо: тепло, еды полно, удобно. Трудить полётами высокими и дальними, себя не нужно, всё под боком. Прогресс пошёл на пользу, - матёрый перебил.

- На пользу ли? Мы не больны рассудком?

- Ну что ты причитаешь, молодой! Ты хочешь трудно жить? Морозить перья на заснеженных вершинах? Или тебе по нраву по полдня за насекомыми гоняться и ягоды отыскивать в лесах? Ты может вожака сместить надумал и самому его занять основу? Так похвально! Ты молод и силён, давно пора, путь юности открыт, дерзай! – сердился Матёрый.

- Мне место вожака без надобности. Я надумал светлых воронов искать. А лучше белых. Они мне может что-то прояснят, подскажут новое, - ответил молодой.

- Заладил как глупец своё… Живу уж двести лет и знаю, что Белых не бывает воронов. Все мы с тобой одно. И деды так и прадеды все наши жили. И все их прадеды и прародители от сотворенья самого!

Иди лучше поешь, мечтатель, - хмыкнул бывалый.

В ту ночь не мог заснуть юный ворон. Он не хотел ни есть, ни продолжать беседы безнадёжные.

С ранних лет он в этой стае жил. Печально было признавать себя стервятником. И не хотелось жить. Но как-то раз, над крышей дома высотного пролетая, ему почудилось, что он на миг увидел птицу, напоминавшую его, но с лучезарным белым оперением. Как буд-то показалось и позвала она его, но через миг пропала… Всё облако он обыскал, в котором белого увидел ворона, но не нашёл. И в день другой, и в третий ввысь устремлялся; без сил, уставший возвращался, но безрезультатно. Тогда родители встревожились его и успокаивать взялись, но только опечалились. Всё выглядело так, как буд-то их юнец отстал от жизни стаи и оторвался от реальности, в мечтах блуждая.

И в эту тягостную ночь тихонько мать к нему приблизилась:

- На звёзды смотришь, сын мой? Наверно это молодости привилегия. Когда-то и я ночами напролёт взор устремляла в небо и верила в чудесное…

Но было так давно всё это… Хотелось белого мне встретить принца, и чтоб унёс меня он в дальние и поднебесные просторы. Но вскоре повстречала твоего отца. Он статен был, и ловок, и степен. Красивый, сильный и надёжный. Умён не по годам. Ну и не страшно, что не белый, зато отважный… И вот родился ты… Мой первенец – моя кровинка и опора в старости. Каким общительным ты в детстве был! Все вороны тебя любили и уважали прыть твою. Сколько надежд с отцом мы возлагали на тебя. Тобой гордились! И вот ты вырос. Но до сих пор словно ребёнок. Мечты, фантазии. Ну почему ж ты не в отца? Он был серьёзен, прозорлив. А ты и не гнезда не свил, и ни главой не стал семейства, птенцов не вывел в свет…

Мой горемыка, попробуй всё ж понять, что время нынче уж другое. Легенд эпоха и героев прошла уж безвозвратно. Никто за тяготною быта суматохой не разглядит сегодня «гадкого утёнка», оборотившего в «Лебедя» прекрасного. Все его примут за сороку, только скажут, что чуть побольше она других сорок…

Замыслил ты полёт высокий, в свободном поднебесье. Но что ты им добьёшься? Сегодня никому не нужен твой полёт. Итак забот полным-полно у всех. Не огорчай ты нас с отцом. Избранницу себе возьми, пока не стар ещё произведи потомство. Польза большей будет, нежели всю жизнь впустую буравить небо. А устанешь, измотаешься, так кто пригреет?

- Пригреет солнышко, а облаком укроюсь. И небо жажду утолит. Деревья пищей попотчуют своей! – ответ был сына уверенный.

- Ну что такое говоришь, мой отрок? Где ж видано такое, чтоб ворон молодой питался только плодами и ягодами с деревьев? А зимой ты пищу где возьмёшь?

- Да разве ж это важно, мама? Когда и на рябине, когда сухие ягодки на ветках с осени оставшиеся сыщутся. Да хоть и из-под снега семена травинок раскопаю, если будет нужно! На свалках городских мне не отыщется призванья. Давно их перерос я. Томно здесь и мрачно, - ответил сын.

- Учился бы как твой отец. Теперь он уважаемый, другим даёт науки жизни. Гнездо построил в самом крепком месте. В надёжном. На дубу раскидистом, со всеми «знатными» в соседях ходит. Для них он важен, его ценят. Поговорил бы с ним об этом, место где получше он тебе возможно и определил бы. И на дубу хорошем. И с прутьями хорошими поможем мы тебе в строительстве гнезда, - развивала мать.

- Как много умных воронов сгубила жизнь такая! Только и думают о том, чтоб дуб покрепче отыскать, да место для гнезда получше выбить. Потом где лучших прутьев взять, потом как починить их или новые добыть когда и где. И в дальнейшем ветку над землёй сыскать, чтобы с неё учить других с преумным видом. Чтоб молодые восхищались и хвалили учёного такого благодетеля. Но что он даст им? Чему обучит?

Важничать, вздымая брюхо? Ведь сей наставник всю молодость свою учился у таких, каким теперь сам стал. За наукою не видел неба он! И крылья атрофировал свои и мышцы. И чёрный он как смоль, и стар, и неуклюж. Но в жизни воронов не изменил он ничего, усугубил лишь плавно и без того плачевное существованье.

Какую цену заплатил он за то, чтоб привлекательным не быть вороньему семейству для хищников? Себя он в падальщика превратил! Подумать только, ради жалкого прозябания среди людских отбросов!

Хищник не тронет ворона, ибо ворон сам теперь стал хищником, только более низкого разряда. Зато любой кот с огромным удовольствием задерёт прекрасную голубку, вестницу – синичку или маленького, но смелого воробья! Но суть достойную свою все эти птицы сохранили, хоть и покой утратили…

Наутро ворон сероглазый покинул стаю. Покинул город, гнёзда, теплоцентрали, трубы, свалки, грохот, суматоху и непонимание.

Теперь летел он над полями и лесами, он вдруг увидел, насколько мир огромен! Он уставал и приземлялся, поскольку крылья за период жизни в городе ещё казались слабыми, и взор туманился от обилия красок. Всех красок жизни. Он не знал, куда летит, лишь просто наслаждался полётом. Всё дальше, выше и быстрее… Свобода полной грудью! Вот ветерок повеял, подгоняя крылья, одарив дыханием простора…

Но вот и туча набежала серая внезапно. Ударила гроза и стало на душе у ворона тревожно. Лиловым стало небо и радость от полёта куда-то испарилась. Но смелый ворон продолжал лететь. «Раскаты грома, ну и что? Такое видел я и в городе! Обычно дождь всегда за громом следует. Причин опасности не вижу!» - сам ободрял себя юнец.

Через минуту шквальный ветер уже срывал листву, пыль поднимал с земли и нарастал всецело, встречной приближаясь силой. Глаза уже покрылись пылью, онемели крылья от напряжения… Ещё порыв, и ворон будет смят, назад отброшен силой вихря… Но он летел вперёд, поправ законы о динамике полёта, а невозможности забыв.

С тяжёлых туч сорвался поток стихийный ливня. Забыв теперь о всём, одним полётом движимый, он всё ещё летел. Внезапно ещё выше устремился он, но намокшие перья не вытянули долгое пике и тяжестью обременённые, безжизненно сложились. В свободном ускорении, стремглав, он падал вниз. Он ни о чём уже не думал… Промокший, измождённый, он камнем падал вниз, но это не заботило его. Он почему-то счастлив был. Верхушки сосен показались… Совсем уж близко до земли…

«Какая же прекрасная и радостная на самом деле смерть. Ведь сколько в ней величия и чувств глубинных! За что так все её страшатся, ненавидят?» - мысль промелькнула у молодого ворона.

- Эй, дружище, согни в суставах крылья свои, и на бреющем полёте, неспеша и без рывков, к соседнему пикируй дубу. Увидишь ствол раздвоенный, а далее за ним дупло. Туда и направляйся! – внезапно голос громкий вывел ворона из грёз…

Собрав остатки сил, он приземлился, как было велено, и еле лапы волоча, к дуплу огромному приблизился…

- Что смотришь? Заползай уж, раз послал тебя Всевышний! – ответил изнутри приятный голос.

Забрался внутрь Сероглазый. Внутри глубокого дупла, где сухо было и свежо, два ворона огромных восседали. Цвет их оперенья серым был. Забилось сердце сероглазого в волнении, как рукой сняло усталость…

- Что ж ты горемыка в неведомый полёт без подготовки устремляешься? Вон измотал себя, чуть не извёл… Юнец совсем! Располагайся, перья свои суши. Меня Всеобозримым прозвали птицы, а это мой соратник – остромысл. Давно мы здесь… Видали всякого, - незнакомец хотел говорить назидательно, но всё, от блеска ясных глаз до тембра его речи выражали доброту, заботу.

- Родители прозвали меня Животворным. А в стае звали сероглазым, или юнцом. Скажи Всеобразимый – я не во сне? Вы правда серые? – взволнованно воззвал герой. И оба ворона переглянувшись, засмеялись. Не с вызовом, не надсмехаясь, а как-то полюбовно, дружески.

- Нет Животворный, ты не спишь. Всё наяву. Свидетельством тому твой мокрый хохолок и перья порастрёпанные. Ты на мочалку весь похож сейчас! Одни глаза видны живые, да клюв время от времени ещё клацает! – весело ответил Остромысл.

И юный ворон с ними вместе тоже рассмеялся. Смеялся долго он и от души. Давно такою радостью он не вознаграждался. В стае всё серьёзным было, тягостным.

- Ты чего попёр на тучу? Да с ветром, и с грозою. А потом ещё и с ливнем! – смеялся Всеобозримый. – Я уж боялся недокричаться до тебя. А как красиво падал! Соколы бы обзавидовались!

- Задумал истину искать я! Я был уверен, что вороны не для помоек рождены. Имеют вороны своё предназначенье свыше! И свято оно! – ответил сероглазый.

- Ты прав, мой юный друг! Волнений повседневных череду не замечают нынче вороны за шумом городов. Не помнят сегодня они о том, что хаос всегда только на поверхности. Ведь также океан волнуется, вздымая волны на поверхность… Но в глубине нет волн. Туда не проникает ветер. И если движение твоё внутри проходит, то волны не растревожат тебя. Суматоха тягот возникает у того, кто на поверхности. Приходит сильный ветер и океан сходит с ума. А вместе с ним сходит с ума и всё живое, что на его поверхности…

Но можно вместе с волнами нам двигаться, а не наперекор им. Стать нужно частью их, вобрать в себя и слиться с ними, тогда и ими можно наслаждаться, - промолвил Остромысл.

- Но мужество твоё есть добродетель, в силу которой в минуту опасности ты готов совершить прекрасное!

Сегодня ты узнал, что быть крылатым от рождения – величайшее благо на свете.

Когда-то дед мой говорил мне: «Помни отрок – если ты можешь быть «орлом», то не стремись ты первым среди «галок» стать!».

А храброму отныне вся Земля есть Родина. Дух Радостью силён. Так, Животворный? – вступил Всеобозримый.

- Да. Это вдохновляет. О коршунах и об орлах я зорких слышал, что сами выбирают жизнь свою.

Однажды, степной Орёл огромный в реке увидел устрицу, что плавно по воле волн перетекала, несомая потоком. Тогда Орёл о жизни спросил её, захотел изведать, в чём радость в продвижении по воле волн? Она ответила, что жизнь такая прекрасна тем, что разум не тревожат мелочи волнений и тревог.
Легко течёт она и даже не заботит её то место, куда река её доставит. Зато всё тихо и покойно на душе…

Орёл её поблагодарствовал за речь, но ей ответил, что бури и ветра хоть и терзают его разум и сердце, но будят пыл и внутренний огонь. Что жизнь свою, пути полёта, он выбирает сам, и что ему совсем не безразлично, куда он прилетит. Он сам за всё в ответе и это вдохновляет жизнь его и движет им. Не сможет ползать летать рождённый, это факт! Слыхал я братцы и о чайках, что над простором вод кружат. И об одной из них, что совершенствовала свой полёт в неистовом стремлении к свободе, сейчас всё чаще вспоминаю. Она, отвергнутая всеми, не прекратила поиск свой, свободу всё же обрела в итоге, и новых встретила друзей в другом полёте, навсегда оставив привязанность держаться близко к человеку, кормясь от промысла его по рыбной ловле.

Об альбатросах вольных слышать доводилось. Они прекрасны в бытности своей начальной. От человека не зависят, и в стаи не сбиваются. Живут на скалах и шторма им нипочём…

Не менее достойна восхищения и птица Буревестник. Она в волнах бушующих избрала для себя покой. Всё на поверхности воды в неистовстве, ревёт волна, грохочет гром, а буревестник взор свой устремляет в глубину и видит тишь да гладь могучих вод пучины, - молвил Животворный.

- Ты вижу время в стае даром не терял. Прекрасны Коршуны, Орлы и Альбатросы. Отважны Буревестники. Великой стала Чайка, привычный изменяя мир, зависимость искореняя у собратьев. Но кто в сравненье с ними вороны? Не падальщики, верно, но всё же санитары – и в том увидел их! Есть место каждому своё под солнцем. И ворону с орлами не тягаться, взмывая в поднебесье! Смирись, мой юный брат, соизмеряй свои деяния с реальностью, - на это Остромысл произнёс.

- Но вы же тоже когда-то покинули стаи, города, уклад привычной жизни. Живя в природе и на воле сильнее стали и светлее. А почему остались здесь и далее лететь не пробуете? Искать нам нужно белых воронов. Они-то знают, что не только чистить наносную пыль забвений и паутину страха снимать способны вороны! – несогласился Животворный.

- Мой друг! Оставив суматоху мира, мы волю обрели утраченную. Отсюда мы встречаем тех, кто хочет быть свободным и мечтает, как и ты. И до тебя нас посещали молодые вороны, которые лететь хотели в поднебесье, искать собратьев белых. И улетали, но не вернулся ни один из этих поисков. А те, кто к стаям возвращались, желая вольными увидеть всех сородичей своих, что в городах томятся, погибали как один все. За время жизни на природе они меняли цвет, приобретая серый оттенок и ясные, светящиеся взоры. Уж больно мерзко выглядели на фоне серых, вольных, ленивые и чёрные сородичи. Ущербность свою видя, сами заклёвывали серых, вольных воронов. Вот потому и здесь мы до сих пор. Года уже не те, чтобы вперёд лететь и белых отыскивать. Не та уж хватка. Да и боязно – а вдруг там впереди нет ничего? Хоть и слыхали, но никто воочию не видел белых воронов и с ними не говорил, как я с тобою. И наше место здесь и цель – свобода, а не фантазии о полётах. Ты снами оставайся. Мудр ты, других научишь жить свободой. Для птицы – это главное. А Поднебесье есть мечта несбыточная, но прекрасная, живая. Она в тяжелую минуту всегда поможет, оставаясь в сердце!

Я расскажу тебе о самом важном. С самых давних, незапамятных времён в прекрасной Калифорнии, в бухте Монтеррей жили пеликаны. Эти огромные коричневые птицы, размах крыльев которых нередко превышало и три метра, почти без всяких усилий скользили над водою бухты.

Но внезапно, с приходом века индустриального, число их стало уменьшаться. Они попали в кризис, когда средство от насекомых, изобретённое человеком, попало в рыбу, которой питались пеликаны. И это утончило пеликанам скорлупу яиц настолько, что яйца разбивались до того, как вылуплялись малые птенцы. Однако тем же научным путём человек решил эту проблему, и снова пеликаны стали размножаться в бухте Монтеррей. И это было очевидно, у них была здесь жизнь хорошая и сытная. Сопровождая местные рыболовецкие суда, пеликаны получали обильную пищу без малейших усилий, и не было у них нужды самим доставать себе любую рыбу.

Но когда, спасая дельфинов, человек издал закон об охране окружающей среды, рыбаки остались без работы, и пеликаны стали гибнуть вновь. Они уже забыли, как пищу надо доставать и о себе заботиться о воле. Людские планы им уже не подходили, и птицы гибли. И молодой один совсем пеликан вдруг понял – необходимо перевоспитание! Он улетел во Флориду, в считанные дни преодолел он расстояние в пять тысяч километров и пригласил поселиться в своей бухте вольнолюбивых пеликанов, хватку не утративших. Новоприбывшие большие особи, в которых не пропал инстинкт охоты, очень скоро смешались с обленившимися и перекормленными пеликанами бухты Монтеррей. А уже через несколько месяцев, следуя примеру прибывших птиц, местные особи начали сами добывать себе пищу. Их потомки вновь стали жизнеспособными. И пеликаны бухты Монтеррей спаслись. По их примеру и другие птицы сегодня, хватку не ослабив вольную, во дрёме летаргической. У своих сородичей ещё поддерживают выживание. И это подвиг главный и стремление для жизни! А ты всё в Поднебесие стремишься, не понимая, что ты нужен здесь сородичам своим! – сказал Всеобозримый.

- Велик и познавателен твой опыт, мудрый брат мой. Несомненно глубока история о пеликанах, тобой поведанная, и мужество достойно уважения. Деяния и ваши говорят о мужестве и силе. Приглашение остаться с вами любо сердцу моему, светлые птицы. Но тяготею я к другому – изведать настоящее предназначение воронов во всей их славе, - немного обдумав, произнёс Животворный.

У Остромысла и Всеобозримого он научился находить в лесу плоды и ягоды, ночлег и травы целебные. И вот, в одно солнечное утро, проснувшись и вдохнув хвойный аромат, юный ворон почувствовал, что приспел черёд двигаться дальше. С благодарностью и благословением простился он с серыми соратниками вольными и устремил свой взор на солнечное небо.

- Лёгкого пути тебе и попутного ветра, младший брат. С собою ничего ты не бери. Всегда в путь отправляйся налегке и долго о маршруте не размышляй. Пусть сами крылья выведут тебя к Мечте! – напутствие промолвил Всеобозримый.

Молчал Остромысл. Лишь слёзы навернулись на глаза, когда взлетал прощаясь Животворный.

- Ты только долети, о чём Мечтал исполни. Пусть братья белые не оставят тебя. Лишь только долети и весть подай нам. Храни же тебя Небо, - совсем тихонечко ему вослед промолвил Остромысл.

Теперь же Животворный весь отдался полёту. Шумели ветра, слышалась ли гроза, ударял ли ливень, сверкала ли молния – уже не волновался юный ворон. Он научился принимать их, подружился со стихиями и всецело растворялся в них. И не заботило его отсутствие ночлега, пища скудная, когда полёт через степей просторы пролегал. Солёная морская гладь бывало лёгкие его целебным воздухом прибоя наполняла. Всё более он лёгкость крыльев и тела ощущал, взлетая выше, радуясь полёту самому. Всё глубже понимал он, что жизнь есть только там, где радости присутствие несменно пребывает от исполнения предназначенья своего.

Жизнь – дар для всех, она единственное благо. Она как песня из души – не то в ней важно, сколько она длится, а то, насколько хорошо она звучит!

Она проста, она смеётся, она всем рада и поёт. Всё лучшее в природе – жизни всем вместе и принадлежит. Пусть даже кажется кому-то, что столь многие вовсе недостойны света, но свет приходит с каждым утром. У Матери-Природы не из камня сердце. Она подобна раскрывшемуся в ранний час цветку. Она нежна ещё и не окрепла, однако же очарование её приводит в восхищение и трепет всю округу.

Если растение засохло, то оно твёрдо и негибко. Но продолжает жизнь всегда изящное и нежное.

Внутренним чутьём Животворный всецело ощущал, что истинное путешествие и есть сама жизнь, и заключается она в познании того, как из существа с крыльями стать полноценной птицей.

И он летел. Всё стало ясно вдруг и просто в разуме: на высокую гору не поднявшись, не узнать высоты Неба. Не взглянув в глубокое ущелье в горах, не узнать толщины Земли. Не начав делать то, к чему душа стремиться, не узнать счастливой жизни.

Идя к своей мечте, он не заботился уж об исходе.

Взглянув на солнце, свет увидев истинный, других он истин боле не искал. Иного света в мире нет. Если б солнце хотя бы один раз поутру не взошло, то и конец всему бы наступил. Жизнь не имеет объяснений, и в том мистерия величия её. Всё вокруг есть праздник и откровение Всевышнего. Из камня каждого, из дерева и из волны, исходит праздничное поздравление Создателя!

Но кто же видеть мог и чувствовать его на свалках, где взор и мысли тяготами выживания поглощены? Открылся миру сероглазый ворон и мир в ответ ему открылся. Мгновением полёта наслаждаясь, до слёз хотелось за тепло благодарить Родное Солнце, и ворон устремился в неслыханную высь для птицы – он к Солнцу подлететь решился.

Всё выше… выше… За облаками скрылся и всё наращивая высоту, ловко орудовал крыльями. Стало казаться, что и птица ни одна ещё в такую высь не поднималась, и не смущало его то, что иссякнуть могут силы и воздух стал разрежённым уже… Дыханье затруднилось. Динамика полёта в облаках здесь не годилась. Стал ворон задыхаться, но рывками всё ещё взлетал, а солнце было несоизмеримо выше. Как буд-то и недосягаемо вовеки…

- Дерзнувший превозмочь себя достоин уважения! Меж тем и мужество без благоразумия не есть мудрость. За мной проследуй, серый! – прозвучал столь лаконично голос за спиною Животворного, что он и не подумал воспротивиться. Он развернулся и глазам не смог поверить… Парил пред его взором огромный белый ворон! Казалось, он из сияния сплошь состоял. Свечение от него расходилось во все широты и глубины пространства Поднебесного.

Юный ворон оглядел себя – цвет оперения его был светло-серый, словно туча, и даже в нескольких местах и белые фрагменты пятнами образовались в перьях. «Преображение такое воображение всецело потрясает! Возможность невозможного открылась в секунды считанные… Легенда ожила и я в ней главный персонаж… Вот это взлёт!» - успел лишь удивиться Животворный.

- Чему так удивлён ты, юный ворон, коль в твоей жизни главной силой движущейся всегда была мечта? – не оборачиваясь, словно мысли прочитав, промолвил белый ворон.

- Не знаю даже что сказать!? Желание, в полёт позвавшее, мне трудно трепетной мечтой назвать!

Хотел лишь я узнать, в чём истинное воронов предназначенье. В чём их величие и святость, - ответно произнёс на это Животворный.

- Именно так, с душой соприкасаясь, и стремления рождая, духовный глаз с тобой общался на Земле. Мечта твоя давно ему душой поведана была, да трудно было Космоса Богатству к тебе пробиться сквозь суматоху. Или ты думал, что Мечта есть чёткость плана? Забудь об этом. Произведённые по плану мысли не есть Мечта. Реальность одинакова для всех – иллюзии у каждого свои.

Твой поиск в жизни всегда с Мечтою тесно связан. И поиск сей не происходит шаг за шагом – это всегда прыжок внезапный. Это мужество, а не расчёт. И это только что с тобой произошло, когда собрался ты до Солнца долететь! – пояснил белый «проводник».

- Я чувствовал… Я верил… Как буд-то это знал… Всё время жил я жизнь, в неё не имея ожиданий, и не имел особой в результатах я нужды. В удовольствии самого процесса творения этой жизни я черпал силы, а не в последствиях творения. И это стало для меня свободой. Секрет свободы оказался прост – делай не то, что ты обязан делать, а то, что сделать ты способен! Но всего больше хотелось о белых воронах узнать, и верилось, что их когда-нибудь увижу, - от радости волнуясь, молвил Животворный.

- Уверовавший – увидит! Так прост закон осуществления Мечты и тем могущественен он.

Ничто не вечно, кроме извечных истин! – прокомментировал неторопливо белый ворон.

Они влетели в искристо-белое, огромное в размерах, облако. Через мгновение рассеялась его завеса, и влетевшее облако впустило внутрь…

Роскошный оазис предстал очам исследователя юного. Каскады водопадов, изобилие плодов разнообразных, яркой сочности травы, лазурный берег моря, просторные луга, высокие и крепкие повсюду деревья, ковры цветов.

- Я может быть уже в Раю? Я умер? – вопрошал недоумённо Животворный.

- В некотором роде, да! Преображение всегда бок о бок с Воскрешением идут. А воскрешение возможно лишь тогда, когда всё старое в тебе вдруг умерло. Рай – это быть самим собой! Душа твоя рвалась сюда, и в этом Поднебесье был твой Рай всегда. Так принимай свою Мечту, свой Рай!

Лелеять жизнь, отыскивая истину – значит быть готовым к смерти, а значит быть готовым умереть для той жизни, о которой ты думал, что это истинная и полноцветная жизнь…

Ну вот мы и дома! – внезапно прервал лирику открытий белый ворон, приземляясь на поляну, окружённую дубами вековыми.

Возле каждого дуба, неспешно прохаживались большие, и поменьше, вороны. Все они были лучезарнобелые и практически сливались в одно общее сияние.

- Ты мог быть кем угодно в прошлом. Ты мог быть кем угодно во внешнем мире. Но в глубине души своей ты был всегда тем, что ты видишь перед собою.

Ты светлый дух, ты ворон из общины белых. Добро пожаловать в Мечту!

«Случайности» лишь с теми происходят, кто делает для этого неизмеримо много. Пролетевшая птица исчезает бесследно. Небо остаётся пустым. И не хранит оно следов… Не важно, какими ты способностями обладаешь, важно то, какой ты сделал выбор!

Всё, что могло произойти, произошло. Исчезнет память о тебе или останется, значенья не имело для тебя. Изведать ты хотел полёт, ворвавшись в Поднебесье, в чём святость воронов узнать стремился – и вот ты здесь, сейчас…

Можешь называть меня Зажигающий Звёзды. Всегда я буду рад ответить на твои вопросы! – изрёк степенно белый «проводник», сложив почтенно крылья.

- Мне имя Животворный, - отозвался новичок.

- Я знаю и знают все здесь. Они твои друзья и все мы света одного лучи, мы целое одно тут. И потому все знаем о тебе, как о себе. И также о любом.

Ответ имеется и о томлении твоём… Когда-то вороны летали заодно с людьми. Они сопровождали дух Богов, являясь сами Духами. С людьми мы были неразрывным целым. С огромной частью восседали на плече и на перстах Богов-Людей. Не менее значительны мы были, чем соколы, и беркуты, и филин. Мы же сопровождали Души Богов при переходе в мир иной, при смене форм, и охраняли до прибытия. И этому благодаря, все души не могли попасть невесть куда…

А ныне вороны не стражи, не хранители силы, и даже многие не санитары, а просто падальщики… Важнее стали для людей шуты и франты – попугаи. Их на плече увидеть рады потомки Бого-Человека. И потому суть Божества всё более походит на химеру примитивную…

Но мы не вымерли. Осталась главною для нас задача – сородичей всех пробудить от спячки, и вспомнить им помочь, в чём Сила их и слава. И через Дух затем коснуться Человека-Бога. Понавыдумывал себе он разных нереальных тяжб и мусорного груза мыслям: секреты таинств, знаний и методик, гимнастик обезьяньих, ритуалов, предсказаний мнимых, кулинарию и столовое искусство, уроки, обучение и в школе выживания труда упорство, и даже время – всё суть иллюзия. А главном позабыто – о чувствах и благодарности за жизни Дар – Создателю Творящему.

В тебе стремление проснулось подняться к Солнцу. Тебе могло бы в запредельной высоте сил не хватить, умений находиться в атмосфере, способности дышать иначе. Но ты уверен был, что не воротишься обратно. Мог опыт повторить ты человека, до тебя поднявшего к Солнцу. Молодой Икар, величие сияния вобрав, в итоге крылья опалил и рухнул в море! Быть может после для кого-то он слыл глупцом, но он Мечту исполнил! С восторгом принял он конец свой!

И ты, коснувшись Солнца, тоже сгореть рискуешь… Однако, совсем не обязательно с тобой должна случиться гибель. С сияньем солнца слившись, сам после солнцем станешь. Полёт сей если выдержишь, ничто и никогда не смогут помешать тебе в твоих свершеньях. В этом Вечность обретёшь и Рай свой воссоздашь…

До срока задержался среди белых братьев Животворный. Их чувствовать привык и мыслить коллективно. За время пребывания в Поднебесье, совсем стал белым он и лёгким. Произошла в нём трансформация глубокая и Духа, и всех клеток в теле, и крыльев.

Так смог он запредельную освоить высоту, взлетел до Солнца, принял благодать, обрёл сияние и к белым возвернулся братьям. Он в радости купался. Однако что-то всё же не давало ему покоя. Под дубом и в глубокой думе его сыскал Зажигающий Звёзды:

- Ты думаешь о доме и сородичах, оставленных в неволе? Помочь им помышляешь?.. С ними хочешь радость свободного полёта разделить? Поведать хочешь правду всю… Что ж, достойные стремленья! Легко быть ангелом первейшим среди Ангелов. А вот легко ли посреди невольничьего стада сердитого остаться Ангелом?

Здесь многие об этом помышляли. Вернулись же обратно считанные единицы в свои стаи городские. Со временем они погибли все. Потомство кое-где оставили лишь в виде серых воронов вольнолюбивых. Сам для себя реши – что сможешь изменить реально в их мире ты? И если подходящего решения не подберёшь, то лучше здесь остаться в Поднебесье.

- Уже решил всё. Я возвращаюсь к ним, чтоб поменять им жизненные ценности. На старых воронов расчёт уж небольшой… Зато молоденькие воронята ещё живут мечтами. Я подарю им Веру! – ответил Животворный…

…Юный белый ворон грациозно к дубу подлетел, где размещалось родителей его гнездо. Другие же смотрели на него и в замешательство впадали:

- Белый Ворон? Такого быть не может! Что это – игра воображения или чар волшебство?! А-а, всё понятно! Он бледен, значит болен! Ведь нет в природе белых воронов, конечно это результат болезни!!!

- Отец и мать мои – неужто не узнаёте и вы меня? – отчаянно взывал Животворящий.

- Определённо сходство есть… Но сын наш чёрным был, нормальным. Пропал уже давно на воле он. А ты весь белый и сияешь, аж режет глаз. Ты братец случаем не эпидемию ли подхватил? А то ещё всю стаю сгубишь нам. Ты б поселился на окраине… Подумаем мы как беде твоей помочь, - ответил ворону отец.

- О Боги! Мама, ты же помнишь, как в ночь перед моим отлётом, о звёздах говорили мы, да о Мечтах? Я тот же всё! Я Животворный – сын твой, и я вернулся, чтоб поведать о жизни в Поднебесье! Я встретил белых воронов, я долетал до Солнца! Неужто облик изменённый мешает сердцу чувствовать? Слеза скатилась по щеке, тихо мать произнесла:

- Ты посмотри же на себя… Питаться взялся ягодами и плодами и так извёл себя. Совсем не весишь ничего. Как пух стал лёгкий. Наверно уже давно не ел нормально. Весь побелел, осунулся. Совсем похоже присмерти. Что ж ты с собой наделал, мой мечтатель горемычный? Уже не серый даже – весь белёсый, ну проходи уже…

- Но я здоров! И я пришёл поведать о славе воронов! Огромные возможности открылись стае нашей! Мечты способны претворятся даже те, которые могли казаться ранее великими, но неосуществимыми! Юнцам я хочу показать возможности полёта другие! Все смогут к Поднебесью долететь и солнцу поклониться! – Животворный продолжал метаться среди воронов, оцепенело уставившихся на него, как на призрака…

- Матёрый, ведь ты прекрасно знал меня! Я сероглазый тот юнец. Теперь стал белым. Я жив и во плоти перед тобою! Взгляни же мне в глаза, не бойся!

- Ну может и похож. Пусть даже ты и сероглазый. Так что с того? В природе не бывает белых воронов, - смущённо отвечал ему Матёрый.

- Эй, приятель! Сейчас перед тобою я! И белый Я! Ужель глаза тебя подводят? – всё взывал юнец.

- Ты не белый! Совсем недавно может им и стал… А в прошлом ты такой же чёрный, - отступал Матёрый.

- Взгляни внимательней. Я белый, и стою перед тобой. Сейчас и здесь. И это есть реальность. А прошлого уж нет давно. Оно ушло, и не вернётся. Так как же можешь утверждать ты, что я чёрный, если белый Я? Ты может не в реальности сейчас, а сплошь остался в прошлом? – настаивал открыто Животворный.

- Не пойму я, как такое могло произойти. Быть может ты – не ты… А может повезло тебе и одарил своим раскрасом тебя Всевышний… А может мистика какая? Иль фокус опции, не знаю, - опустил глаза Матёрый.

- Но если видите меня вы только тем, кем я был раньше, то почему не верите, что стать вы все способны белыми? Мы одна стая. Все способны поступить также, как и я! – в последний раз к сородичам воззвал в надежде Животворный. Молчали вороны и с места не сдвигались. Потупились уныло молодые, с кем в детстве он играл. Виновато озирались бывалые. Поглядывали робко исподлобья дети, боясь родителей, но увлечённые всецело.

Печаль и горечь Животворный ощутил. Смятение и боль. Увидел страх сородичей в грядущей перемене.

Ни слова более не обронил он, развернулся и побрёл подальше на окраину. Обосновался под осиной и загрустил. Внезапно ощутил спиною он взгляд столь пристальный, что резко обернулся. Глаза его слезились, но всё же различить сумел он маленького воронёнка. Малыш тот робко из-за дерева подкрался к Животворному. Увидев, что его заметил белый ворон, испугался и бежать хотел уже, но Животворный осторожно произнёс:

- Тебе ведь здесь неинтересно, так? Хотелось бы страдания свои закончить? Как звать тебя герой?

- Прозвали Шустриком сородичи. Я сирота. Родителей убило молнией. Теперь в гнезде с сестрёнкою вдвоём мы. А правда, что в Поднебесье все одна семья и рады каждому? И верно ль говорят, что ангелы и ветер по соседству живут от белых воронов? – воронёнок немного осмелел.

И улыбнулся Животворный, и сказал тихонечко:

- Конечно правда. Там много есть ещё другого, всё сразу-то и не расскажешь. Ты вечером, как солнышко начнёт садиться, возьми свою сестрёнку и вместе приходите на это место. Я обо всём вам расскажу, о чём попросите. Так каждый вечер Животворный делился опытом и ощущениями жизни с Шустриком и маленькой совсем его сестрёнкой Зацветаной. Вскоре, прячась от родительского гнева, другие воронята пробирались тайком к осине в вечерний час. Затем и поутру. И все вопросы задавали и слушали рассказы Животворного. Прошло немного времени и почти все юные особи в стае собирались у осины послушать белого ворона.

Родители птенцов глаза на эти встречи закрывали, вид делали, что и не ведают, где дети их бывают. И вот настало время задуманное претворить. В один из вечеров вышел Животворный в середину круга, образованного стаей и обратился к сородичам:

- Братья мои и сёстры! Более задерживаться в стае не могу. Терять во мраке начинаю силу света. Все те, кому свобода дорога, я призываю на рассвете лететь со мной. Возьму юнцов и воронят я всех, кто в ранний час к моей осине придёт. Их поведу я в Поднебесье! Они чисты, решительны, смелы. Все те, кто в силах сомневается своих, кто стар иль телом слаб, до срока попребудут в природе первозданной, сил наберутся перед дальним перелётом в Поднебесье, у братьев моих лесных суть серых воронов.

Сказал Животворный и направился к своей осине. Зашевелились вороны, подняли шум. У многих разделились мнения, как обращение такое воспринять. Кто радовался, кто в задумчивости пребывал, а кто был неподдельно возмущён!

Кричали вороны:

- Как так? Детей и молодёжь не пустим с проходимцем невесть куда! С кем здесь останемся? Да где же это видано, чтоб дети все покинули родителей своих и то, что строилось веками в городах? Пусть убирается, коль хочет так, а нас с потомством нашим в покое оставит!?

Но были и другие реплики:

- Желаем детям мы того, о чём мечтали в юности своей. И если не достигли мы звезды, так потому, что некому сопроводить на волю нас было. А у детей у наших достойный проводник. Пусть приведёт к Мечте их Животворный, раз мы не в силах…

Поздним вечером к белому ворону мать подошла тихонько:

Такой переполох поднял ты в стае, сынок мой. Ты не вернёшься более, я чувствую. И потому тебя пришла благословить в дорогу дальнюю. Но путь твой свят, и Небо будет в помощь тебе. Однако, думаю тебе полезно будет знать, что в большинстве своём негодовали в стае нашей вороны. Склонялись заклевать тебя. Отец вступился и не позволил. В душе своей он счастлив за тебя. Триумфом его сердце переполнено – ведь сын его великий белый ворон! Он может вида не подать, но знай, ты возродил его стремленье к жизни!

- Отрадно слышать мне такое матушка. Поклон вам низкий всем, кто мне поверил и за Мечту вступился! Не трудно мне, закалкой обладая, решения внезапно принимать. Но слава тем, кто несмотря на страх, опасность осуждения попрал и чувствам смог довериться.

То был их первый шаг к свободе. Такие вороны отныне вольны. Они мне дороги, - ответил Животворный.

Рассвет окрасил небо. Под осиной сгрудились семнадцать юных воронят. Грудь горделиво выпятив, всех впереди стоял счастливый Шустрик с сестричкой. Чуть поодаль крылья разминали молодые вороны. Пришло из стаи воронов поболе трети. Постепенно подходили и вороны постарше. И обступили вскоре всю осину.

Заторопился к месту сбора и юный сын Матёрого. Его супруга сварливо прокричала:

- А ты куда собрался? О, небо! Да что ж такое происходит? Куда же смотрят старшие? А ты, отец, чего молчишь? Твой старший сын из дома уйти задумал по младости и недоумию, на росказни купился Душегуба белого. Неужто всё равно тебе?

Матёрый молча размышлял, потупив взор.

- Оглох ты что ли тюфяк бесчувственный? Твой сын и твоя кровь стал жертвой страшного обмана! Разум покинул нашу стаю, попав в коварства сети. Фортуна отвернулась от нас за безразличие наше, - супруга наседала.

Матёрый тяжело вздохнул и молвил вдруг:

- Пускай летит! В дороге ветра тебе попутного сынок и неба чистого! Не забывай нас с мамкой…

- Да что ты мелешь, пень трухлявый! Совсем заплыли мозги от жира… Стой сынок немедленно!

- Ты не услышала что я сказал, жена? Я повторю: пусть он летит! Лучше сына в добрый путь благослови, мать! – сердито отрезал Матёрый и довольно улыбнулся напоследок.

Со стаею простившись, Животворный напоследок произнёс:

- Отцы и матери! Вы улыбнитесь детям смелым вашим, не хоронить же вы их вышли! По весне вернуться ваши воронята. Во всём их слушайте, они учителями будут вам. Спасибо за доверие и за тепло душ ваших, прощайте! Поминайте добром о нас!

И белыми крыльями взмахнув, взлетел немного Животворный. Над отчим домом сделал круг почётный и устремился ввысь. За ним все устремились мечтатели. Животворный вёл свой клин неспешно, чтоб поспевали все, и на четвёртый вечер плавно стал снижаться в лесу безмолвном. Вот дуб раскидистый и ствол его раздвоен, и дупло за ним… Забилось трепетное сердце Животворного, когда он снова заглянул в дупло… Однако тихо и безмолвно было внутри. И ни души.

- Да разрази меня июньский гром! Кого я вижу? Ты ли это, Животворный? – раздался голос сверху. На огромной ветке, к вершине ближе, сидели Остромысл и Всеобозримый.

- Смотри-ка, - белый! Значит всё-таки добрался!? И в Поднебесье был? – спустился Остромысл вниз.

- Да братцы, был везде и видел всех, и даже возвращался в стаю! Поглядите, сколько воронов вольнолюбивых я привёл с собою! – отозвался Животворный.

- Ну Животворный! Ну лихой! Ну баловень судьбы! Порадовал хоть напоследок старика, - Всеобозримый как ребёнок ликовал! Пустился танцевать, кружиться и Небо восхвалять.

- Я отобрал в полёте самых сильных. Они отправятся со мною дальше, в Поднебесье. Числом не много их, а остальным окрепнуть нужно. Я поручаю вам о них заботу. По весне, сородичи, став белыми, вернуться за ними и проводят дальше, к центру Поднебесья.

Каждый из них великую имеет душу мечтателя, и не смотрите вы на то, что кто-то стар иль мал совсем, - всё пояснял волнуясь, Животворный.

На третий вечер Животворный неспешно подошёл к Всеобозримому и Остромыслу, отозвав их в сторону.

- Здесь скоро будет много вольных птахов. Вы принимайте всех. Всем места вдоволь на свободе. Коли из них кто готовность ощутит до срока в Поднебесие лететь, его вы не держите, пусть летит. Пройдёт немного времени, и стаи воронов повсюду наполнятся учителями белыми и юными. Дух воронов воспрянет и вернёт утраченную славу предков. Но есть на свете несколько воронов, особо сердцу томных моему. То отец и мать мои, по роду сёстры и молодые братья. Примите их с поклоном от меня. Передайте, что люблю их очень, - речь молвил Животворный.

- Добро герой! Что в силах наших исполним. Видно по всему, поутру в путь собрался ты? – прозорливость отличала Всеобозримого всегда.

- Верно. Путь неблизкий. А впереди сезон дождей. Не знаю, как мои ангелы в пути себя проявят. Но знаю точно, что на облаке большом уж Звёзды Зажигающий нас всех встречает. И вдаль глядит он неустанно, - улыбнулся Животворный.

Душой широкою ведомый, белый ворон снова уходил в рассвет. Уверенно он вёл свой смелый караван. Лучи светила освещали ранний путь его, героев теплом окутывали облака сих странников, и ветер крылья направлял…

А к вечеру того же дня Всеобозримого сыскала мать Животворного, и привела с собою маленькую девочку сороку из соседней стаи, мечтательницу юную совсем…

Минули месяцы, всё больше становилось на воле белых воронов. Всё большим светом наполнялась Вселенная, стремительно менялась жизнь и возвращалась к стаям память предков. В потоке ликования всеобщего исчезли все следы первопроходцев к Поднебесью.

Никто не ведал, где встретить можно Животворного. Поговаривали, что Зажигающий Звёзды поручил ему какое-то особенно сложное задание и с тех пор никто его не видел. Другие говорили, что улетел он звёзды заселять, и где-то в небе ночью буд-то видно Ворона созвездие, в погоду ясную…

Но можно ль слухам верить?..

Однако на поверхности всегда разгадка тайн любых.

В одно весеннее и солнечное утро, когда природа только стала наполнять цветением сады, и тёплый ветер в волосах играл ребят, всё пело, танцевало и кружилось, девятилетняя девчушка у окна сидела и грустила. И слёзы на глазах её блестели, и взор был мрачен. Её любимая голубка, что прилетала к ней день ото дня, с ней попрощалась и с любимым упорхнула.

Осталась девочка одна, без крылатого друга. Окно она открыла и сидела на подоконнике.

Внезапно, снизу на карниз запрыгнул белый воронёнок, учтиво поклонившись девочке.

- Привет! Ты что за птица? Похож и на ворону с виду, но белых не бывает же ворон! – девчонка оживилась.

- Я – Шустрик! И белый ворон Я! И в мире нет того, чего не может быть. Тебя как звать? – заговорил пришелец.

- Анжелою зовут. А разве может ворон с человеком говорить?

- Ещё как может. Были времена, когда летали вместе – мы и люди! Наш дух единым целым был. Давай с тобой дружить? – игриво Шустрик предложил.

- Ты здорово придумал. А ты мне будешь на ночь читать любимые мне сказки?

- Зачем читать? Я расскажу тебе о том, что поважнее. О единстве птиц и человека. Об устремлениях. И о мечтах Вселенной. О звёздах расскажу. А хочешь, научу тебя летать? – раздухорился Шустрик.

- Хочу! И прямо здесь мы можем и начать? – девчонка в радостном волнении поднялась.

В этот миг перо упало белое на Шустрика как будто с неба. Анжела вверх взглянула… В небе синем огромный белый ворон парил, расправив крылья.

- Э-э… как тебе сказать… Летать чуть позже… Сначала расскажу, - замялся Шустрик. – А это брат мой старший и наставник. Зову его я Животворный. И кстате, нас не каждый видеть может. Лишь с сердцем добрым человек в сиянии любви нас привлекает.

- Какой ты милый, Шустрик! И я теперь как белая ворона с вами буду! – Анжела рассмеялась от души. Она согнула руки в локтях и растопырила ладошки. Это было приглашение, что сделала она на уровне доступных детских чувств. Два белых ворона мгновенно оказались на её ладонях. Девушка восторжествовала!

- Как с вами радостно, как интересно. Как быстро всё переменилось. Совсем недавно я ещё грустила, а сейчас хочу и петь, и танцевать, и будто бы взлетаю! Что так быстро влиять способно на наше счастье?

- Ценой счастливой жизни является Мечта! – ответил ей на это Животворный.

* * *

И много светлых тайн поведали в дальнейшем человеку Белые Вороны. Летая в безбрежных далях и чувствуя собой Вселенную, всё больше знаний и красоты охватывали вороны. Случалось, что прилетали они на зовы чистых человеческих сердец и помогали находить Мечту!

Вот и сегодня в Поднебесье они парят, и устремляются на помощь человеку, в пути своём заплутавшему, но всеми силами старающемуся отыскать утерянный маршрут к своей звезде.

И может быть сегодня, милый друг, огромный Белый Ворон распростёр свои искрящиеся крылья над тобой, и начинает свой рассказ…

Дата добавления: 2015-08-28