Он высокомерно взглянул на меня:
- Мое ухо не слышит воплей - они слишком далеки от нашей Солнечной
системы. И кто вопит? За кого вы встаете горой? К прежним паукам и змеям
вы добавляете кузнечиков - ради них готовы пожертвовать существованием
человечества! Неужели вы не соображаете, с каким могущественным
противником сознательно нас сталкиваете? Андре уже погиб неизвестно почему
и для чего - вам этого мало?
- Андре похищен, - сказал я. У меня сильно забилось сердце. Я боялся,
что голос мой задрожит. - Я уверен, Андре жив.
Ромеро продолжал с желчью:
- Наши великие предки, создавшие коммунизм на Земле, сражались и
победили ради счастья людей, ради того, чтоб создать нам, своим потомкам,
справедливое, обеспеченное бытие. Почему мы должны изменять их завету,
оставляя заботу о людях, чтоб совать нос в чужие дела? Я понимаю, стоило
бы потрудиться, если бы мы могли навсегда истребить все зло и
несправедливость во Вселенной. Но это же невозможно! Мы не облетали и
тысячной доли одной нашей маленькой Галактики - поручитесь ли вы, что в
неисследованных звездных районах нет своего горя? Почему вы берете на себя
роль всеобщего наставника и исправителя? Мы не боги, в самом деле, чтобы
страдать всеми страданиями мира, печалиться всеми его печалями!..
Я слушал Ромеро и думал, как и он, о наших великих предках.
Да, правильно, они боролись, нередко погибали, чтоб создать на Земле
справедливый общественный строй - для нас, для тех, кто придет после, не
для себя. Сколько их, безвестных людей, отдавших жизни свои за счастье
потомков? Разве они оправдали бы нас, наслаждающихся счастьем, созданным
для нас трудом и муками многих поколений, и свысока отворачивающихся от
страданий и несовершенства жизни подобных нам существ?
Да, конечно, всю несправедливость во Вселенной мне не вычерпать, я
просто не знаю пока всей Вселенной. Но как пройти спокойно мимо подлостей?
Я способен прекратить их, неужели же я не воспользуюсь своей силой? Что
это за рассуждение - вопли угнетенных и истребляемых доносятся издалека, я
не хочу к ним прислушиваться! Не есть ли оно само одной из форм подлости?
Примирились бы с таким эгоизмом наши предки-революционеры, обрекавшие себя
на муки, чтоб нам было легко? Почему мы должны быть хуже их? Я хочу быть
лучше, а не хуже предков, они жили и боролись и ради того, чтоб я был
лучше их, а не хуже!
Человечество всегда вели вперед великие, а не низменные идеи! Время
подвигов не прошло, нет, подвиги и ныне так же свойственны человеку, как и
пятьсот лет назад.
И еще одно: разве можно измерять социальную справедливость в
километрах? Если над кем-то измываются рядом со мной, это возмутительно, я
должен вмешаться. А если издевательства в ста километрах от меня? В
тысяче? В миллионе? В триллионе? Силовые поля ослабляются на отдалении -
таков закон физических явлений, но подлость, отдаляясь, не становится
меньше, она не знает обратной пропорциональности к расстоянию.
Близко или далеко угнетают беззащитных существ - мое сердце одинаково
обливается кровью!
Ромеро с вызовом ждал моего ответа. Я молчал. Спорить с ним было
бессмысленно. Тогда он сказал:
- Кстати, о несчастном нашем друге Андре. Вы все повторяете, что он
не погиб, а исчез. Думаю, никто не усомнится, что я с охотой отдал бы
собственную жизнь ради его спасения. Но если уж с полной откровенностью,
то лучше и для нас, и для всего человечества, и даже для опекаемых вами
полуразумных звездных животных, если Андре погиб в борьбе с невидимкой.
- Вы отдаете себе отчет в своих словах, Павел?
- Полностью отдаю. Андре слишком много знает о достижениях
человечества. Зато он не знает, что такое пытки - физические и
нравственные. Если враги владеют хотя бы той техникой допроса, которую
применяли в темницах древних властителей Земли... Вы меня понимаете?
И на это я не ответил. Я уже думал о судьбе, ожидавшей Андре, если он
жив. Милый и гениальный, взбалмошный и добрый, он меньше любого из нас был
способен вынести насилие и муку, "Эли! Эли!" - кричал он, исчезая. Почему
он? Почему не я? Если бы мне предложили поменяться с ним судьбою, с каким
облегчением и радостью я бы согласился!
Но звездолету разнесся сигнал боевой тревоги, зазвучал властный голос
Леонида:
- Все по местам! В оптике корабли противника. К бою!
- К бою! - гремело на корабле. - К бою!
По боевому расписанию мое место около больших дешифраторов МУМ. Я
кинулся из клуба, где мы совещались, в обсервационный зал: отсюда с
дешифраторами отличная связь. Рядом со мною, кто отставая, кто обгоняя,
бежали к своим предписанным местам другие. Шум продолжался еще минуты две,
а потом глубокая тишина оковала звездолет, наполненная великим напряжением
тишина!
Мы были к бою готовы.
К бою! Почти пятьсот лет человечество не знало истинного значения
этого призыва. Он еще существовал в языке - как диковинное слово из
словаря, как звук, как предание, как тема для ученого разговора о прошлом,
за ним не стояло единственно важного - действия.
Люди моего поколения, пятнадцатого поколения мира на Земле, утратили
воинственность. Мы рождались мирными и должны были умереть в вечном мире,
- так нам самим казалось. О нет, мы не были изнеженными, духовная
расслабленность не источила наши души - мы просто давно не знали, что
такое война. Сила уже не была аргументом на Земле. И мы искренне думали о
себе, что из нас вытравлен даже боевой инстинкт.
Но вот жестокие обстоятельства навязали нам бой, и в каждом из нас
мгновенно проснулся воин. Собранные и грозные, мы на своих заранее
указанных местах молча ожидали нападения. Враг безрассудно ринулся на нас,
его надо сурово покарать, - так чувствовал каждый из нас. МУМ непрерывно
суммировала наши ощущения и мысли, непрерывно докладывала их командиру
корабля: нас наполняли одинаковые чувства, мы думали одинаковыми мыслями.
Нас было почти сто - женщины и мужчины, старые и молодые, сдержанные
и порывистые, серьезные и веселые, - в тот миг, перед первым после четырех
с половиной столетий мира человеческим сражением, мы внезапно стали одним
огромным человеком - одной несгибаемой волей, одним мощным разумом.
Исполинская тишина, полная страсти и напряжения, оковывала звездолет.
Мы были полностью готовы к бою!
И тут мы увидели крейсеры противника.
Вывалившись из сверхсветовой области в обычную, они выпрыгнули как бы
из небытия в мир нормальных тел и масштабов. Что бы Ольга ни говорила об
опасности близких гравитационных ударов, главная опасность таится в
неожиданности появления врагов.
В данном случае они просчитались. Если бы они скрытно подлетели
достаточно близко, нам пришлось бы труднее. Но они обрисовались в десятке
миллионов километров. Просчет их тем страннее, что, летя в невидимости для
нас, сами они отлично нас видели, как и мы видим те космические тела, к
которым идем на сверхсветовых скоростях.
Лишь убежденность в собственном могуществе, до сих пор не встречавшем
достойного противодействия в их глухом уголке Вселенной, могла привести к
такому промаху.
Я насчитал шестнадцать шаров, несущихся к нам со всех направлений
звездной сферы, потом прибавилось еще два, отставших от общего строя.
Восемнадцать крейсеров против двух - они могли надеяться на победу! И
полностью уверенные в победе, они больше всего заботились, чтоб мы не
сбежали. Они замкнули нас в сферу-в кольцо, как говорили наши предки,
воевавшие лишь в двух измерениях.
И, как принято у всех флибустьеров, злодействуют ли они в крохотном
земном море или безграничных просторах космоса, разрушители не собирались
вступать в переговоры, чтоб выяснить наши намерения, - они обрисовались и
немедленно атаковали.
И навстречу им снова грянули аннигиляторы Танева, превращенные в
защитные батареи.
Если бы я мог рассматривать все эти сцены взглядом стороннего,
равнодушного к событиям наблюдателя, они, вероятно, показались бы мне даже
забавными. Стремительно нараставшие шары вдруг унесло. Генерируемое двумя
звездолетами пространство образовало провал в космосе, исполинскую яму в
его метрике, и шары барахтались где-то на границе неожиданно разверзшейся
бездны, отлетая от нас все дальше. Они по-прежнему рвались к нам со всех
осей на звездную сферу, и на всех осях расстояние между ними и нами
увеличивалось.
Теперь даже самые тупые из них должны были сообразить, что мы не
убегаем, а не подпускаем их к себе: если бы мы убегали, то, удаляясь от
одних, сближались бы с другими.
Дешифраторы молчали. В бешеном вихре исторгаемого пространства
путались и разрывались любые гравитационные волны.
Когда первая атака крейсеров была отражена и их самих отбросило так
далеко, что они почти перестали улавливаться в умножителе, Леонид и Аллан
остановили боевые аннигиляторы, чтоб не расходовать активное вещество.
Через некоторое время шары опять появились в зоне видимости, а
дешифратор наконец уловил гравитационные волны передач между кораблями
противника. Один из крейсеров являлся флагманом. Флагмана одолевали
вопросами, он отдавал приказания. Разрушителей с ним они пока найти не
сумели. Их флагман намеревался прорваться сквозь толщи разлетающейся
пустоты на сверхсветовых скоростях, раз не удались обычные.
Я знал, что Леонид получает все данные от машин самостоятельно, но
продублировал ему расшифровку.
- Один разок уже прорывались на сверхсветовых, да не вышло, - ответил
Леонид. - И сейчас добьются не большего.
Приблизившись на достаточную, по их мнению, дистанцию, шары один за
другим ныряли в невидимость. Я не мог подавить чувства беспомощности,
когда корабли разрушителей стали исчезать. Я снова и снова спрашивал себя
все о том же, пытался разрешить все ту же загадку.
Вокруг нас на триллионы километров простиралась сияющая звездами
пустота, в пустоте, невидимые, бешено неслись к нам восемнадцать
смертоносных шаров, - что, если Леонид и Аллан ошибутся и скорость
сближения превысит скорость растекания пространства? Что, если вражеские
машины, пожирающие пустоту, возьмут верх над нашими, сеющими пустоту
вокруг себя?
Решение может дать лишь опыт, но опыт - палка о двух концах. Если он
повернется против нас, ошибка будет непоправимой.
И когда умножитель зафиксировал появление шаров на пределе видимости,
словно гора свалилась с моей души. Но я рано торжествовал. Разрушители
оказались проницательнее, чем я о них думал. Они нашли единственно
возможный способ борьбы - навязать нам многократные космические сражения,
каких мы долго выдержать не могли.
Приборы расшифровали команду флагмана: "Атаковать на обычных
скоростях, пока не истощится их способность создавать пространство". Они
хорошо понимали, что генерирование пространства идет за счет ресурсов
заранее подготовленного вещества, а не по велению высшей воли, никакие же
материальные ресурсы не безграничны.
Правда, они не знали, как вскоре показали события, что мы умеем
вовлекать в реакцию уничтожения вещества и внешние тела, в том числе и их
корабли.
Так продолжалось несколько раз: мы отбрасывали их, генерируя
пространство, они ныряли в невидимость и прорывались в сверхсветовой
области. С каждым разом их прорывы становились опасней. Теперь они
тормозили так близко, что только форсирование всей мощности аннигиляторов
спасало нас от гравитационного залпа.
Враги не сомневались, что рано или поздно мы станем мишенью для их
орудий.
Леонид обратился ко всем на обоих звездолетах с просьбой высказаться
через МУМ.
- Имеются две возможности выйти из боя. Первая - прорваться сквозь их
окружение и, оставив Плеяды врагу, бежать к Солнцу. Гарантии, что мы
прорвемся без боя на уничтожение, дать не могу. Возможно также, что враг
пустится вдогонку и навяжет решительное сражение. Вторая - перейти от
обороны к нападению. Не сомневаюсь, что нам удастся аннигилировать
несколько крейсеров врага. Я знаю, что на одном из них может оказаться наш
исчезнувший товарищ. И все-таки мое мнение - атаковать.
Каждый из нас думал в эту грозную минуту об Андре.
Мы не торопились принимать решение. На нас лежала ответственность
перед человечеством - мы обязаны были вернуться на Землю и рассказать о
том, что открыли в далеких районах Галактики. Но и ответственность за
возможную гибель друга, попавшего в беду, мы снять с себя не хотели - мы
просто не могли ее сняты. Мы понимали, какой сделаем вывод, было только
одно решение, но не торопились его высказывать. Мы не перебарывали себя -
нам надо было перемучиться.
А затем МУМ объявила, что ни возражающих, ни воздерживающихся нет.
Раз нам навязывают сражение, надо его принять.
И снова, уже в последний раз, на всех направлениях небесной сферы
вспыхнули восемнадцать быстробегущих звезд. Сражение разыгралось в самом
центре Плеяд, под лихорадочным блеском ярчайших светил. Небо пылало и
переливалось, звезды исторгались в сиянии. А в неподвижности великолепных
реальных светил мчались искусственные светила, стремительные,
пронзительно-зеленые. Восемнадцать факелов рушились на нас со всех сторон,
они с каждой секундой нарастали.
Крейсеры противника поняли, что мы готовы принять бой, и стали
притормаживать. Они выстраивались по сфере, центром которой были наши
звездолеты. Теперь они двигались компактно и с одинаковой скоростью. В
зловещем сиянии кораблей вражеской эскадры тускнели и пропадали звезды.
От одновременного залпа всех гравитационных орудий эскадры нас
отделяли считанные минуты. Все решало теперь, кто сможет ударить раньше -
мы или они?
И когда восемнадцать кораблей врага, еще не выйдя в сферу своего
прицельного удара, оказались в зоне нашего действия, Леонид и Аллан разом
пустили в ход аннигиляторы. Пока это были еще рейсовые, а не боевые
аннигиляторы, они лишь уничтожали пространство, врагу могло показаться,
что мы сами ринулись на сближение.
Но они не дали обмануть себя. Они сразу увидели, что сближаются с
нами не в одном, а во всех направлениях. Ими овладела паника. Четыре из
восемнадцати звездолетов противника, захваченные конусами исчезающего
пространства, быстро оторвались от своих. Их всасывало к нам, мы
расшифровали их отчаянные призывы: "Помогите, потеряли управление!" и
панические приказы флагмана: "Дайте задний ход! Дайте задний ход!"
А затем мы приняли новую команду адмирала вражеского флота: "Бейте из
гравитационных орудий! Бейте, бейте - иначе столкнетесь с ними!" Безмерное
ликование охватило меня, когда и услышал этот приказ.
И перед гибелью они не понимали того, _ч_т_о_ было им уготовано!
Ни Леонид, ни Аллан не стали дожидаться предсмертного залпа гибнущих
флибустьеров. То, что мы увидели и что, несомненно, увидали оставшиеся в
живых враги, было грандиозно. Теперь они познали полностью человеческое
могущество.
В звездном небе ослепительно вспыхнули четыре багровых солнца и тут
же погасли, образовав туманные облака. Облака крутились, рассеивались,
становились невидимыми - мировая пустота обогатилась четырьмя новыми
провалами, зловещие крейсеры стали километрами, просто километрами, не
газом, не молекулами, не атомами, одной лишенной телесного содержания
протяженностью - миллионами километров пустого "ничто"!
Остальные крейсеры противника ринулись наутек. Леонид пустил было наш
звездолет в погоню за ними, но они унеслись в сверхсветовую область. Перед
тем как крейсеры зловредов пропали в невидимости, мы приняли гравиграмму
их флагмана. "Всем покинуть звездное скопление! Всем покинуть звездное
скопление!" - повторялось в приказе.
Я побежал к Ромеро. Я должен был жгучим упреком бросить ему в лицо
свою радость.
- Андре ничего не выдал, Павел! Из приказа адмирала ясно, что до
последней минуты они опасались простого столкновения с нами, а не
аннигиляции.
Ромеро долго смотрел на меня, не отвечая. Я вдруг заметил, что он
осунулся и постарел.
- Поверьте, я радуюсь вместе с вами, - сказал он устало. - Хотя, если
вдуматься, - чему радоваться?..
Я ненавидел его. Он не верил, что Андре мог остаться в живых и не
выдать секретов. Для него было одно объяснение - Андре давно мертв.
Плеяды остались за нами.
Это было печальное приобретение.
День за днем, неделю за неделей мы облетали одну звездную систему за
другой. На тех планетах, где имелись условия для жизни и где еще недавно
жизнь цвела, жизни не было.
Мы явились в Плеяды слишком поздно.
Я удивился, когда БАМ перевела название странных существ инфантильным
словом "зловреды". С глухой яростью сердца я убеждался все больше, до чего
точен перевод. Там, где они появлялись, появлялось зло. На следы их
присутствия невозможно было смотреть. Даше мысль о том, что они существуют
в одном мире с нами, становилась нестерпимой. Речь уже не шла о том, чтобы
остановить завоевателей. Их надо было уничтожить, найти и уничтожить!
День за днем, неделя за неделей в биноклях умножителя, на
стереоэкранах вспыхивали одни и те же картины: густые облака пепла и
праха, клубящиеся над планетами, суша, перемешанная с океанами в одно
топкое месиво...
Мы попытались высадиться на одной из разрушенных планет.
Это было в звездной системе Алционы - великолепной, празднично-яркой
звезды. В недалеком прошлом здесь, вероятно, всего хватало: света и тепла,
воды и зелени, воздуха и простора, минералов и еды. В печальном настоящем
здесь была пыль, ничего, кроме пыли... Над планетой клубились черные
облака тончайшей взвеси. Мы рассматривали планету в приборы, угадывали по
горам праха уничтоженные города. Причалив к поверхности, мы едва не
утонули в пыли. Пыль текла, как вода, она походила на порошкообразный
графит.
Нам пришлось возвратиться.
Однажды вечером в клубе звездолета Вера попросила нас высказаться:
что делать дальше?
Теперь мы знаем, что в Галактике свирепствуют странные
полусущества-полумеханизмы, воинственный, технически высокоразвитый народ,
говорила она. Мы выбрались на галактические просторы и обнаружили, что они
захвачены пиратами. Но еще не все ясно. Где они обитают? Для чего
совершают свои нападения? И где похожие на нас существа? Мы видели их в
видениях ангелов, на картинах альтаирцев, на скульптурах жителей Сигмы, но
не живыми. Может, этого народа, наших потенциальных друзей, больше не
существует?
Не исключено, что мы оказались зрителями последней фазы космической
войны разрушителей с мирными звездожителями, и в ней погибли все
противники зловредов. Это еще предстоит выяснить. Вместе с тем пора
возвращаться на Землю. Нужно ознакомить людей с собранными фактами, чтоб
решения были объективны.
Вера предложила разделить флотилию. Один звездолет берет курс на
Землю, другой продолжает поиски звездных гнездовий раскрытых противников и
неведомых друзей.
За несколько месяцев мы удалились от Солнца на пятьсот светолет и
проникли в Плеяды. Следующий объект разведки, по-видимому, - скопление в
Персее, до него четыре тысячи светолет. Экспедиция туда займет не один
год, однако она необходима. Пока мы не узнаем, куда исчезла флотилия
зловредов, никто на Земле не вправе пребывать в спокойствии.
- Я возвращаюсь на Землю, - закончила Вера. - И вы понимаете почему:
предстоят споры.
- Я готова лететь дальше, - объявила Ольга. - "Пожиратель
пространства" лучше приспособлен для дальних рейсов, чем "Кормчий". Мы
перегрузим к себе часть активного вещества с "Кормчего". Экипаж
скомплектуем из тех, кто вызовется в экспедицию.
Она сказала это так просто, словно о путешествии с Земли на Сириус
или Альфу Центавра. Другие не торопились с ответом.
Я думал о Земле и Оре, и о звездах, рассыпанных вокруг Земли и Оры.
Ничто не тянуло меня особенно на Землю, скорее уж манил Плутон, но и без
Плутона я мог бы прожить. Правда, на далекой Веге, на сине-белой Веге, где
никогда я не был и вряд ли буду, осталось то, что хоть немного влекло меня
назад. Но что переменится, если я поверну вспять? Нас с Фиолой соединяет
лишь пустое желание соединиться - у нас нет дороги друг к другу. Любовь
наша бессмысленна - преждевременна, как по-ученому формулирует Лусин.
Зато туда, в далекий Персей, я рвусь всей страстью души, всеми
помыслами ума. Где-то там мой друг, он звал меня в последнюю минуту своего
существования среди людей. И, может, мне удастся распутать некоторые
загадки зловредов, - где же их распутывать, если не у самих противников?
- Я лечу в Персей, - сказал я.
Ромеро и Лусин решили возвращаться на Землю. Труба Лусин брал с
собою.
А потом наступил день расставания. Расставание было невесело. Вера
обняла меня, я поцеловал ее. Я не был уверен, что увижу ее. И с ней я мог
не скрывать печали.
- Вера, все может быть в такой дальней дороге, - сказал я. - Запомни
мое последнее желание - Ромеро нужно опровергнуть. Если люди не выйдут на
помощь звездожителям, грош цена человечеству.
Она с нежностью смотрела на меня сквозь слезы.
- Люди помогут всему доброму и разумному, что нуждается в помощи.
Нет, Эли, человечеству не грош цена.
Последними, с кем я попрощался, были Камагин и Громан. Отважные
маленькие космонавты, наши предки, были взволнованы, как и мы.
- Три года назад, четыреста двадцать земных лет, мы расстались с
Землей, - сказал Камагин. - Сами мы мало с той поры переменились, Земля и
люди неузнаваемы. От души желаю вам в межзвездных странствиях большей
удачи, чем выпала на долю нам.
- А вам доброй встречи на Земле, - ответил я. - И доброй новой жизни
на ласковой зеленей старушке, на вечно молодой Земле!
- Прими подарок в дорогу, - сказал мне Аллан.
Он протянул связку старинных книг, главное свое сокровище - журналы
двадцатого века.
Мы с Ольгой сидели в обсервационном зале. Очертания "Кормчего" быстро
уменьшались на фоне звездного неба, вскоре без приборов его нельзя уже
было разглядеть, хотя Аллан включил все прожекторы.
- Вот мы остались в одиночестве, - сказал я. - И сколько продлится
наше одиночество?
- Я не боюсь одиночества, - сказала Ольга. - Я могу летать хоть на
тот свет, только я не знаю, где он находится - тот свет.
Изумленный, я повернулся к ней. Она с улыбкой смотрела на меня. У
меня было ощущение, словно я сделал что-то нехорошее. Я снова стал
всматриваться в звезды.
- Эли! - позвала она тихо. - Эли!
- Да! - отозвался я, не отрываясь от неба. - Вспорем Звездным Плугом
Вселенную, Ольга! И кто знает, может, нам удастся что-нибудь разузнать об
Андре.
По графику, разработанному МУМ, путешествие до звездных скоплений в
Персее должно было продлиться свыше года при скорости в пять тысяч раз
превышающей световую. Подобных скоростей еще не достигали, но Леонид с
Осимой не сомневались, что рекорд удастся.
- Один Аллан наполовину уменьшал нам ход, - доказывал Леонид. - Его
звездолет - тихоня.
Унесясь из досветовой области, Леонид дал волю страсти к быстроте.
Если бы уничтожаемая пустота издавала звуки, по всей Галактике разнесся бы
треск разрываемого пространства. Но мы летели в великом молчании космоса.
Впереди сероватой дымкой чуть проступало двойное скопление в Персее,
много, много месяцев должно было пройти, пока оно из тусклой дымки
превратится в скопище светил.
Все знают, что галактические просторы пусты. Одно - знать, другое -
ощущать. При перелете с Земли на Ору я не почувствовал пустоты, звезды
удалялись и приближались, рисунок созвездий менялся. Исполинскою пустотой
дохнуло на нас лишь в полете на Плеяды, день уходил за днем неделя за
неделей, мы тысячекратно обгоняли свет - за бортом все оставалось тем же.
Но, лишь удаляясь от Плеяд, я полностью понял, как бездонно пуста
Вселенная!
Уже через неделю великолепное скопление, три сотни звезд, собранных в
кучу, превратились в такой же моточек сияющей шерсти, каким оно видно с
Земли. Теперь, когда за моей спиной остались многие тысячи светолет пути,
я понимаю, что мироздание не то, каким оно представляется на школьной
парте. Звезды, как и люди, - коллективисты, они теснятся друг к другу. А
вне этих звездных коллективов - безмерная "пустейшая пустота", как
называет ее Леонид.
И если в пустоте попадается одинокая звезда - это событие. Мы иногда
встречали такие шальные звезды, чаще темные карлики, ни одного гиганта и
сверхгиганта - звезда вылетала из мрака, неизвестная, мы проносились мимо,
зная о ней уже все важное и неважное. Ни на одном из таких светил не было
признаков жизни.
Жизнь в Галактике - дар более редкий, чем тепло и свет.
Теперь я имел свое кресло в командирском зале, рядом с дежурным
командиром. Дешифраторы ловили каждую волну и вспышку, протоны и нейтроны,
гравитационные и электрические поля. Их информация поступала в МУМ, та
отдавала команды автоматам, а я вслушивался в эту неустанную
исследовательскую работу, ставил механизмам дополнительные задания.
Обычно я дежурил с Ольгой, мы часами молчали, вглядываясь в звездное
небо, мысленно переговаривались с подчиненными нам машинами. Я все более
узнавал другую Ольгу, не ту, что порядком надоедала мне в школе, не ту,
что вела ученые разговоры в веселой компании, - спокойного, решительного,
проницательного командира. Я учился у нее. Сейчас все это в прошлом, но я
с радостью вспоминаю дни совместных дежурств.
Каждый день я уходил в гравитационную лабораторию. Я запускал
механизмы, дешифраторы ловили их импульсы, МУМ рассчитывала результаты.
Излучения мозга зловредов, записанные Андре, гравиграммы напавших на нас
крейсеров просматривались все снова и снова.
Я считал эту работу главным своим делом. Раньше Андре делал все сам,
мы лишь помогали ему. Мы подсмеивались над его скоропалительными теориями,
снисходительно одобряли его прозрения, а про себя были спокойны. Рядом с
нами бушевал огромный разум, он непрерывно порождал и выбрасывал наружу
ослепительные идеи. Он жадно ухватывал каждую загадку, бился, пока не
разрешал ее, - зачем нам было тревожиться? Все, что возможно сделать,
сделает он, и сделает лучше, чем любой из нас, - так чувствовал каждый.
Теперь Андре не было. Исчез гениальный генератор новых идей. Его надо
было заменять, хотя бы частично. У меня и в помине не было вдохновенной
легкости Андре. Но я неустанно, непрерывно размышлял - я хотел заменить
трудом его интуицию. Там, где он одолевал простор неизвестности
двумя-тремя исполинскими прыжками, я пробирался ползком, петлял,
возвращался обратно и снова полз вперед.
Во всяком случае, я был настойчив.
Я садился на диван, закрывал глаза, тысячи раз возвращался мысленно
все к одной картине. Мы сжали полями слабеющего головоглаза, он отчаянно
гравитировал своим: "Помогите! Помогите!" Его гравитационные призывы
уходили с нормальной световой скоростью, с той же скоростью возвращались
ответы. Можно вычислить по времени, разделявшему призыв и ответ,
расстояние от Сигмы до крейсера, вышедшего им на помощь. Но крейсер, летя
в сверхсветовой области, раньше ночи добраться не мог, - так он сообщал.
Сколько дней или недель светового пути разделяло их? А разрушитель
беседовал с крейсером так, словно тот стоял рядом.
"Что же это такое? - спрашивал я себя. - Что может двигаться в
пространстве, не уничтожая его, со сверхсветовой скоростью?"
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 33 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |