Тем временем калека-нищий проковылял по улице Собаки и свернул в темный безлюдный переулок. Убедившись, что рядом никого нет, он достал из-за пазухи плоский глиняный амулет и разбил его о стену. Хрупкое тело старика скрутила судорога, когда чары рассеялись, и на его месте появился Серегил, молодой и здоровый.
Икнув, он опустился на корточки, дожидаясь, пока пройдет тошнота. Многие заклинания оказывали на него это побочное действие в той или иной степени — еще одна неприятная сторона его странной реакции на магию.
Наконец, выпрямившись, он провел рукой по лицу, чтобы убедиться в полноте обратного превращения, достал светящийся камень и принялся листать те бумаги, что Гемелла отвергла.
Он предложил ей очень соблазнительный выбор: долговые расписки, частную переписку, признания в любви (вовсе не к супругу) многих влиятельных лиц. Некоторые из них были старыми, добытыми во время его давних ночных похождений. Вперемежку с ними там оказались, однако, три неоконченных письма благородного Серегила. Зная методы своих возможных противников, Серегил позаботился о том, чтобы они были в достаточной мере двусмысленными. Гемелла взяла все три.
Мрачно усмехнувшись, Серегил направился обратно к ювелирной лавке, чтобы начать терпеливое ожидание.
ГЛАВА 24. Уотермид
Алек отвел свой клинок и отпрыгнул назад; это заставило Беку потерять равновесие В первый раз за полчаса ему удалось прорваться сквозь ее защиту и получить очко.
— Правильно! Держи ее! Держи ее! — воскликнул Микам. — Теперь отступи, как я тебя учил! Молодец. Давайте-ка снова.
С раннего утра шел густой снег, так что для урока фехтования им пришлось освободить холл. За последние три дня Алек добился заметных успехов, и они с Микамом не хотели потерять завоеванное.
Кари терпеливо сносила все это и только потребовала придвинуть столы к стенам, чтобы защитить гобелены. Они с Элсбет удалились на кухню, но Иллия взобралась на стул рядом с отцом и радостно вопила каждый раз, когда Алеку удавалось взять верх над ее сестрой. Пока что это случалось нечасто.
Бека, морщась и улыбаясь одновременно, потерла бок.
— Ты делаешь успехи, это точно. Серегил будет доволен. Ее веснушчатые щеки раскраснелись, а глаза сверкали тем же огнем, который Алек замечал в глазах Серегила и, Микама, когда те устраивали шуточные баталии. Сейчас, когда ее волосы были заплетены в косу, Бека казалась старше, а облегающий камзол подчеркивал округлость груди, которую обычно скрывала ее бесформенная туника.
Когда девушка снова подняла рапиру, Алек так засмотрелся на грацию ее движений, что внезапный выпад застал его врасплох; это стоило ему еще одного синяка на плече.
— Проклятие, снова я прозевал! — Морщась, он занял более защищенную позицию.
— Сосредоточься, — посоветовал Микам. — Наблюдай за противником, но старайся видеть и все вокруг. Куда она посмотрела, как переступила с ноги на ногу, как поджала губы — подмечай все, что может тебе подсказать, какое движение она хочет сделать. И не напрягайся: это делает тебя медлительным.
Стараясь держать все это в уме, Алек отступил, заставив Беку двинуться вперед. Защищенный дужками эфес был теплым и знакомым в его руке; Алек сумел провести успешную атаку. Поймав конец клинка Беки дужкой, он резко повернул руку и почти сумел обезоружить девушку.
— Ура Алеку! — закричала Иллия и захлопала в ладоши, довольная успехом своего любимца.
Этот прием, однако, Беке был известен, и она тут же подставила Алеку ножку; тот тяжело упал на спину, и его рапира отлетела, зазвенев по камням пола.
Бека не особенно нежно придавила его ногой и приставила острие рапиры к горлу.
— Проси пощады!
— Пощады! — Алек поднял руки, сдаваясь. Когда она отпустила его, однако, он ухватил ее за щиколотку и повалил на пол рядом с собой. Навалившись на девушку, он выхватил из сапога кинжал и приставил лезвие к ее горлу.
— Сама проси пощады! — прорычал он.
— Ты жульничаешь! — возмутилась Бека.
— Ты тоже.
— Да уж, Серегил будет доволен! — простонал Микам, качая головой.
— Судя по грохоту, тут кто-то швыряется наковальнями, — засмеялась Кари, входя со стопкой тарелок. — Вы, честная компания, шли бы буянить куда-нибудь еще, а мне нужно накрывать к обеду.
Холл быстро наполнился слугами и работниками, собравшимися к обеду в полдень. Топая, чтобы стряхнуть снег с ног, они вытащили столы на середину, и скоро уже все сидели за горячей едой.
Микам за обедом обсуждал с управляющим установку новой механической пилы, но тем не менее от его внимания не укрылось, что Алек и Бека все время о чем-то шептались. Судя по тому, что Элсбет, сидевшая по другую сторону от Алека, не проявляла интереса к их беседе, Микам решил, что они говорят о фехтовании или стрельбе из лука.
Кари наклонилась к нему, проследив за его взглядом.
— Уж не думаешь ли ты, что Бека в него влюбилась? — прошептала она.
— Когда у нее в кармане назначение в царскую гвардию? — хмыкнул Микам.
— Она слишком целеустремленная для этого.
— И все-таки… Он славный мальчик.
— Не отчаивайся, — поддразнил ее Микам. — На вкус Элсбет он недостаточно цивилизован, но Иллия готова выйти за него при первой возможности. По крайней мере она так говорит дважды на дню.
Кари шутливо ткнула мужа в бок.
— Да ну тебя! Уж что нам в семье ни к чему — так это еще один мужчина-непоседа. А раз его взял к себе Серегил, можно спорить на что угодно, что именно такой он и есть.
Микам притянул ее к себе.
— Кому как не тебе это знать, терпеливая моя. Обед подошел к концу, и Микам отодвинулся от стола.
— Я собираюсь проведать благородного Квинеуса. Я обещал ему, что мы сыграем партию в девять камешков. Ты ведь поедешь со мной. Кари? Вы с госпожой Мадриной не виделись уже несколько недель.
— Я тоже! Я тоже! — закричала Иллия, повиснув у отца на шее. — Мне хочется показать Нарии амулет, который мне подарил дядюшка Серегил.
— Что ж, тогда давайте поедем все! — воскликнул Микам, подбрасывая девчушку в воздух. Бека и Алек переглянулись.
— Мы собирались поохотиться у реки, — сказала Бека.
— Она не хочет встречаться с Раником, — начала дразнить сестру Иллия.
— Пусть он для разнообразия делает глазки Элсбет. Она к тому же считает его таким утонченным!
— Он такой и есть, — чопорно возразила Элсбет. — Он ученый и к тому же поэт. Только потому, что он не пропадает целыми днями в лесу, стреляя во все, что попадется на глаза…
— И слава Богу, — фыркнула Бека. — Этот криворукий дурень не попадет быку в задницу, даже если тот наступит ему на ногу! Пошли, Алек. Ты можешь снова оседлать Ветерка.
Лошади возбужденно заржали, когда Бека и Алек вошли в конюшню. Подойдя к Ветерку, Алек положил седло на спину лоснящегося гнедого жеребца. Парень чувствовал вину перед Заплаткой, которая высунула голову из своего стойла, но возможность поездить на чистокровном ауренфэйском коне нельзя было упускать.
— Я хочу показать тебе кое-что особенное, — сказала Бека и бросила на Алека загадочный взгляд, затягивая подпругу.
Выехав со двора, они дали лошадям волю. Свежевыпавший снег взвихрился следом за ними, когда всадники поскакали по убранным полям. Алек начал описывать Беке маневры отряда капитана Миррини, которые он видел однажды, и они стали подражать гвардейцам, вопя и размахивая луками вместо копий.
— Я все еще не могу поверить в это! — воскликнула Бека, натягивая поводья. — Еще несколько дней, и я буду в гвардии!
— А не будешь ты скучать по семье? — осторожно поинтересовался Алек. За свое короткое пребывание в Уотермиде он познакомился с жизнью, которой никогда не знал. Это был шумный и безалаберный дом, со слугами, собаками и Иллией, всегда путающейся под ногами, но, как и в «Петухе», здесь чувствовались тепло и надежность, которые очень ему нравились., Бека посмотрела на дальние холмы, на рваные облака, скользящие по небу.
— Конечно, буду, — ответила она, направляя свою кобылу к реке. — Но я же не могу остаться тут навсегда, правда? У меня не такой характер, как у мамы, я не могла бы растить детей и вечно ждать мужчину, который исчезает на месяцы. Я сама хочу путешествовать. Думаю, уж ты-то понимаешь это.
Алек улыбнулся:
— Я как раз думал о том, какая это замечательная жизнь — оставаться все время на одном месте. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. Мы с отцом бродили по одним и тем же лесам всю мою жизнь. И тут появляется Серегил с рассказами о дальних краях и чудесах, которые и вообразить-то себе трудно… Вот ему и не понадобилось долго меня уговаривать.
— Тебе повезло, что ты с Серегилом, — сказала Бека с оттенком зависти.
— Они с отцом — что только они вдвоем не делали! Когда— нибудь я рассчитываю отправиться вместе с ними, но сначала мне нужно найти собственный путь в жизни. Поэтому-то я так и хочу попасть в царскую гвардию.
Несколько минут они скакали молча, потом Бека спросила:
— И все-таки — каково это, быть с ним?
— Тебе бы понравилось. Ни один день не похож на предыдущий. Думаю, что нет ничего, о чем бы он не знал хоть немного. И к тому же есть еще и Нисандер. Я пытался рассказать о нем Элсбет, но очень трудно объяснить, как человек может одновременно быть ужасно могущественным и самым обыкновенным.
— Да, я с ним встречалась. Знаешь, ведь он первый предложил мне вступить в гвардию. Потом он засмеялся и взял с меня обещание никогда не говорить маме, что это он придумал. Ну не странно ли?
Алек подумал, что, пожалуй, понимает старого волшебника: из Беки получился бы превосходный наблюдатель.
Лебеди улетели с берега замерзшей реки; повернув вверх по течению, Алек и Бека проехали больше мили, но так и не обнаружили никакой дичи. Махнув рукой на охоту, они стали соревноваться в стрельбе в цель. Стрелы Беки с белосерым оперением редко летели более метко, чем красные стрелы Алека.
— Хватит, — наконец сказала Бека, заметив, как низко уже стоит солнце.
— Давай-ка соберем стрелы. И у меня для тебя еще приготовлен сюрприз.
Они снова проехали вдоль реки, добрались до поросших лесом холмов и свернули под деревья. Там, где дорожка поворачивала, они спешились, и Бека показала Алеку на широкий полузамерзший пруд. Приложив палец к губам, она подвела его к стволу упавшего дерева, за которым можно было спрятаться, и показала на противоположную сторону пруда.
В полынье играли две выдры. Доковыляв до верха заснеженного склона берега, они весело съезжали в воду на животах. Щелкая и покряхтывая, они повторяли представление снова и снова, к вящему удовольствию Беки и Алека.
— Они напоминают мне Серегила, — прошептал Алек, опираясь на ствол. — Однажды, когда мы были в Доме Орески, Нисандер превратил его в выдру. Есть такое специальное заклинание — не помню, как он его называл, — но Нисандер говорил, что то, в какое животное ты превращаешься, как-то связано с тем, что ты за человек.
— В выдру, вот как! — задумчиво произнесла Бека. — Я скорее представила бы его себе рысью или пантерой. А тебя Нисандер превращал тоже?
— Я превратился в оленя. Бека критически осмотрела его:
— Пожалуй, это по тебе видно. А в кого, ты думаешь, превратилась бы я? Алек поразмыслил.
— В сокола или, может быть, волка. Уж во всяком случае, в охотника.
— В сокола или волка? — пробормотала Бека. — Мне нравится.
Они еще молча понаблюдали за выдрами, наслаждаясь дружеской близостью, так легко возникшей между ними.
— Ладно, пошли, пора возвращаться, — наконец прошептала Бека. Когда они подошли к лошадям, она повернулась к Алеку и спросила: — Ты ведь любишь его, верно?
— Кого? Серегила?
— Конечно.
— Он мой друг, — ответил он, удивленный вопросом. — Почему бы мне его не любить?
— А-а, — кивнула Бека, как будто ожидавшая другого ответа. — Я думала, может быть, вы любовники.
— Что! — Алек остановился как вкопанный. — Что это тебе взбрело в голову!
— Не знаю, — фыркнула Бека. — Пламя Сакора. Алек, почему бы и нет? Он ведь был влюблен в моего отца, знаешь ли.
— В Микама? — Алек прислонился к тонкому стволу ольхи. Дерево наклонилось под его весом, осыпав их обоих снегом. Снежинки заблестели на волосах Беки и холодными иглами укололи его кожу, попав за ворот. — Откуда ты знаешь? — ошарашенно спросил Алек.
— Мама сказала мне давным-давно. Я услышала коечто и спросила ее. Как она говорит, это была безответная любовь. У папы и мамы уже был роман, когда они встретились с Серегилом, но тот какое-то время не сдавался. Они с мамой в те дни не очень-то ладили, это только теперь они друзья. Она выиграла, и ему пришлось смириться. Но знаешь, я помню, когда я была еще совсем маленькой, я однажды слышала, как родители спорили. Отец тогда сказал что-то вроде «не заставляй меня выбирать, я этого не могу сделать». Мама потом рассказывала, что это он о Серегиле говорил. Так что я думаю, что он тоже любил Серегила, но любовниками они никогда не были.
Алеку было нелегко переварить это неожиданное открытие. Чем больше он узнавал об обычаях южан, тем более непонятными они ему казались.
Наблюдая, как дочери учат Алека деревенскому танцу в холле морозным вечером, Микам подумал, что будет скучать по юноше, когда тот уедет.
Как и предсказывал Серегил, Алек сразу же нашел со всеми общий язык и уже казался членом семьи. Кари сразу же к нему привязалась, а девочки обращались с Алеком, как с братом. И в фехтовании он делал быстрые успехи без нетерпеливого понукания Серегила., Кари подошла к Микаму сзади и обхватила за талию, глядя, как продвигается обучение танцам. Фигуры были сложные, и Элсбет с Бекой добродушно отчитывали Алека, когда он путался.
— Хотела бы я, чтобы у нас был такой сын, — прошептала Кари.
— Не дай Бог тебя услышит Бека, — улыбнулся Микам в ответ.
Кари, как всегда по субботам, занималась починкой белья, сидя у окна, когда в холл вошел Алек со своим луком.
— Нет ли у тебя воска? — спросил он.
— Вон там, на полке, рядом с сухими травами, — сказала Кари, показывая на полку иглой. — И там же есть чистые тряпки, если нужно. Поставь на огонь воду и посиди со мной. Завтра ты уже уезжаешь, за неделю я с тобой и не поговорила как следует.
Алек повесил на крюк над углями котелок и сел на табурет, положив лук на колени.
— Мне так нравится, когда ты у нас, — сказала Кари; ее игла вспыхивала на солнце — Кари зашивала дырку в одной из юбок Иллии. — Надеюсь, ты будешь часто приезжать. Серегил выбирается к нам реже, чем хотелось бы. Может быть, ты сумеешь на него повлиять.
— Не думаю, что на него кто-нибудь может особенно влиять, — с сомнением проговорил Алек, потом добавил: — Ты ведь знаешь его давно, правда?
— Больше двадцати лет, — ответила Кари. — Он член семьи.
Алек принялся втирать воск в тетиву.
— Он сильно изменился с тех пор, как вы познакомились? Я хочу сказать — он ведь ауренфэйе.
Кари улыбнулась, погрузившись в воспоминания.
— Это было еще до того, как мы с Микамом поженились. Микам то появлялся, то исчезал, совсем как сейчас, только тогда он путешествовал один. Потом одним прекрасным весенним утром он явился в дом моего отца вместе с Серегилом. Я помню, как увидела его около двери кухни и подумала: «Вот самый красивый мужчина, которого я только видела, а я ему совсем не нравлюсь». — Кари потянулась за следующей юбкой для починки. — Наши отношения начались не очень гладко.
— Бека говорила мне.
— Я так и думала. Он показался мне тогда таким взрослым. Мне ведь было всего пятнадцать. А теперь — ты только погляди на меня… — Она провела рукой по волосам, где серебряные пряди уже мешались с темными. — Мать семейства с тремя дочерьми, и Бека уже старше, чем я была тогда. Серегил кажется мне таким юнцом, все еще красивым юношей. По обычаям его народа он и в самом деле юнец и будет молод еще долго после того, как меня запахают в борозду поля. — Кари грустно опустила глаза на камзол, который штопала. — Мне кажется, его тоже смущает то, что Микам стареет; он ведь понимает, что рано или поздно потеряет его. Потеряет всех нас, кроме, может быть, Нисандера.
— Я никогда об этом не думал, — пробормотал Алек.
— Да. Ему уже приходилось терять друзей. Но ты спрашивал меня, изменился ли он. Изменился, только скорее в, поведении, чем во внешности. Тогда в нем чувствовалась горечь, хотя и теперь он иногда бывает довольно злым. Нам он всегда был хорошим другом и бессчетное число раз выручал Микама из всяких переделок.
Кари умолчала о том, что по большей части именно Серегил и втравливал Микама в неприятности. Этот мальчик скроен из той же материи, что и Микам с Серегилом, да и Бека тоже, к огорчению ее матери. Что остается, кроме как любить их всех и надеяться на лучшее?
ГЛАВА 25. Возвращение в Римини
в свое последнее утро в Уотермиде Алек поднялся до рассвета, но оказалось, что Бека встала еще раньше. Одетая для езды верхом, она сидела в холле, занимаясь починкой чехла для лука. Рядом лежали несколько небольших свертков — все, что она собиралась взять с собой в гвардейские казармы.
— Похоже, ты уже готова отправляться, — сказал Алек, опуская свой мешок на пол.
— Скорее бы, — вздохнула она, продевая дратву через твердую кожу. — Этой ночью я почти не спала, так волновалась!
— Интересно, удастся ли нам с тобой много видеться в городе. Мы живем не очень далеко от дворца.
— Надеюсь, что удастся, — ответила Бека, осматривая свою работу. — Я была в Римини всего несколько раз. Держу пари. ты мог бы показать мне немало интересного.
— Пожалуй, — улыбнулся Алек, только теперь почувствовав, каким знакомым сделался город со времени его прибытия., Скоро появились и остальные члены семьи, и все уселись за последний завтрак вокруг очага.
— Нельзя ли Алеку побыть немножко подольше? — жалобно спросила Иллия, крепко его обнимая. — Бека все же часто его побеждает. Скажите дядюшке Серегилу, что Алеку нужны еще уроки!
— Если ему удается хоть изредка побеждать твою сестрицу, значит, он прекрасный боец, — сказал Микам. — Ты же помнишь, что сказал дядюшка Серегил, маленькая ты моя птичка. Алек ему нужен.
— Я скоро снова приеду, — пообещал Алек, дернув ее за темную косичку. — Ведь вы с Элсбет еще не научили меня как следует танцевать.
Иллия придвинулась к нему поближе и захихикала:
— Ты действительно еще ужасно неуклюжий.
— Схожу-ка я посмотрю на лошадей, — сказала Бека, отодвигая почти нетронутый завтрак. — Не копайся, Алек. Мне хочется выехать пораньше.
— У вас впереди целый день. Дай парню спокойно поесть, — остановила ее мать.
Однако непоседливость Беки оказалась заразительной, и Алек быстро проглотил свою овсянку. Вскинув на плечо мешок и лук, он вышел во двор и обнаружил, что Бека оседлала для него Ветерка. Заплатка возмущенно фыркала, привязанная сзади к ауренфэйскому коню, и натягивала повод.
— Что это такое? — спросил Алек и только тут обнаружил, что все семейство с улыбками смотрит на него. Кари подошла к юноше и крепко его поцеловала.
— Это наш подарок тебе, Алек. Приезжай к нам почаще и присматривай за нашей девицей в городе.
— Мы увидимся во время празднеств, посвященных Сакору, — проворчала Бека, обнимая мать. — До них остается всего месяц.
Кари ухватила Беку за медные кудри и притянула к себе:
— Помни, чья ты дочь, и все будет хорошо.
— Не могу дождаться, когда и я приеду в город! — воскликнула Элсбет. — Напиши нам сразу же.
— Сомневаюсь, что жизнь в казарме будет похожа на то, что ждет тебя в храмовой школе, — засмеялась Бека. Легко вскочив в седло, она следом за Алеком и своим отцом выехала со двора.
До городских ворот они добрались вскоре после полудня. На рынке, лежащем за городской стеной, был птичий день, и все разновидности пернатых — от цесарки до фазана, от куропатки до гуся, живые или ощипанные — были здесь представлены. Каждый торговец имел красочный вымпел на шесте, укрепленном над клеткой с птицей, и это, вкупе с пестрыми одеждами разносчиков сладостей, придавало рынку праздничный вид, несмотря на серое нависшее небо..Ветер гонял перья разных цветов, и на путников обрушилось кудахтанье, кряканье, шипение и писк.
Алек молча улыбнулся, вспомнив, как страшно ему было при первой поездке по улицам города. Теперь он чувствовал себя здесь как дома; он знал уже некоторые секреты Римини, а скоро узнает еще больше. Оглянувшись, он неожиданно заметил в толпе знакомое лицо.
Те же торчащие вперед зубы, хитрая улыбка, одежда, бывшая когда-то нарядной. Это был Тим, молодой воришка, стащивший у него кошелек на Морском рынке. Пользуясь затором у Жатвенных ворот, он присоседился к богато одетому молодому человеку, очевидно, собираясь сыграть с ним ту же шутку, что в свое время с Алеком. Девушка в грязном розовом платье прижималась к жертве с другой стороны, отвлекая ее.
«Он мой должник», — подумал Алек, спешиваясь и бросая поводья Беке.
— Куда ты? — поинтересовалась та.
— Увидел старого приятеля, — ответил юноша с мрачной улыбкой. — Я сейчас вернусь.
Он помнил уроки Серегила и сумел подобраться к воришкам незамеченным. Дождавшись, когда кошелек ничего не подозревающей жертвы перекочевал к Тиму, Алек подошел к нему сзади и крепко ухватил за руку. Торжествовать ему, правда, пришлось недолго: только уроки Микама спасли ему жизнь.
Благодаря своим новым отточенным инстинктам он вовремя разгадал внезапное движение Тима; схватив его за запястье, он остановил кинжал всего в нескольких дюймах от собственного живота.
Глаза Тима хищно прищурились, он старался вырвать руку — угроза была налицо. Девушка повернулась так, чтобы заслонить от окружающих нож в руке сообщника. Алек только молился, чтобы и у нее не оказалось ножа: в толчее ей ничего не стоило ударить его и исчезнуть прежде, чем кто-нибудь что-то заметит. К счастью, она не сделала этого, но Алек почувствовал, как напрягся Тим.
— У нас с тобой есть общий друг, — сказал Алек тихо. — Ему не особенно понравится, если ты меня убьешь.
— Кто это? — бросил Тим, продолжая вырывать руку.
— Это уловка, милок, — предостерегла его девушка. Она была едва ли старше Элсбет. — Кончай с ним, и смываемся.
— Заткнись, ты! — прорычал Тим, не сводя глаз с Алека. — Я тебя спрашиваю — что еще за друг?
— Красивый и щедрый господин из-за моря, — ответил Алек. — Он здорово управляется с рапирой в сумерках.
Тим свирепо смотрел на него еще несколько секунд, потом неохотно принял более миролюбивую позу.
— Ему следовало бы сказать тебе, что не следует хватать нашего брата сзади, если только у тебя не серьезные намерения, — прошипел он, отталкивая девушку в сторону. — Попался бы ты мне в тихом местечке, я бы уже прирезал тебя. — Бросив на Алека еще один враждебный взгляд, Тим вместе с девушкой исчез в толпе.
— Встретился ты со своим другом? — поинтересовалась Бека, когда Алек вернулся.
— Всего на минутку. — Алек сел в седло и взял у Беки поводья. Его руки все еще слегка дрожали.
Выехав с рынка, они повернули на юг, к казармам царской гвардии. Там Бека показала свои бумаги часовым. Обняв на прощание отца и Алека, она въехала в ворота, не оглядываясь назад.
Микам смотрел ей вслед, пока она не скрылась из виду, потом глубоко вздохнул и повернул коня к Жатвенному рынку.
— Ну вот, она получила, что хотела.
— Ты беспокоишься о ней? — спросил Алек.
— Год назад я был бы спокоен, но теперь назревает война. Не вижу, как можно было бы ее избежать. И уж не сомневайся — царская кавалерия первой ввяжется в дело. Так что Беке остается не так уж много времени, чтобы привыкнуть к здешним порядкам — месяцев пять или шесть, а то и меньше.
— Но посмотри, как многому научил меня Серегил за несколько месяцев, — ободряюще сказал Алек, когда они, направились к «Петуху». — А ведь ему пришлось начинать почти с нуля. Бека же никому не уступит ни в стрельбе из лука, ни в фехтовании, а уж верхом она ездит, как будто родилась в седле.
— Это верно, — признал Микам. — И Сакор любит смелых.
Добравшись до улицы Синей Рыбы, они свернули в ворота, ведущие на задний двор, вошли в дверь рядом с кухней и поднялись по лестнице, не откидывая капюшонов. Микам молча прошел вперед к скрытому в стене проходу и произнес волшебные слова так же легко, как это делал Серегил.
Пробираясь за ним в темноте, Алек впервые подумал о том. что Микам бывает здесь уже много лет; ему всегда тут рады. Все, что Алек узнал о дружбе этих двух мужчин, теперь предстало перед ним как единое целое: это были давние отношения, в которых ему самому пока что отводилась совсем небольшая роль.
Дойдя до последней двери, они вошли в загроможденную, но ярко освещенную и уютную комнату. В камине потрескивал огонь. Все вокруг было в еще большем беспорядке. чем обычно, если предположить, что такое возможно. На всех стульях и кипами в углах лежала разнообразная одежда; на любой свободной поверхности громоздились тарелки, бумаги, очистки фруктов. Алек заметил на обеденном столе кувшин, который он принес неделю назад, — он стоял на том же месте, словно символизируя собой присутствие Алека до его возвращения. Свежие металлические и древесные опилки и разбросанные инструменты окружали маленькую наковальню на рабочем столе у окна.
Единственным ничем не захламленным местом в комнате был тот угол, где размещалась постель Алека. На ней был аккуратно разложен нарядный костюм, а к подушке прислонена дощечка с крупной надписью «Добро пожаловать домой, господин Алек!», сделанной красивыми буквами красной тушью.
— Похоже, он тут потрудился, — сказал Микам, оглядывая беспорядок. — Ты дома, Серегил?
— Привет! — раздался сонный голос откуда-то из-за кушетки. Обойдя ее, Микам и Алек обнаружили Серегила в гнезде из подушек перед камином, окруженного книгами и свитками и с кошкой на груди.
Серегил лениво потянулся.
— Я смотрю, ни один из вас не изрубил другого в куски. Как у вас дела?
Широко улыбаясь, Микам уселся на кушетку.
— Все пошло прекрасно, как только мне удалось заставить Алека забыть твои дурацкие поучения. Тебя ждет сюрприз, когда вы в следующий раз скрестите клинки!
— Молодец, Алек! — Столкнув с себя кошку, Серегил встал и снова потянулся. — Я так и знал, что у тебя дела пойдут на лад. И как раз вовремя, должен заметить. У меня есть для тебя работа на эту ночь.
— Работа «Кота из Римини»? — с надеждой спросил Алек.
— Конечно. Что ты думаешь на этот счет, Микам? Всего-то и нужно, что перелезть через подоконник, а потом вылезти обратно в одном доме на улице Колеса.
— Почему бы и нет. Он еще не готов к тому, чтобы взять штурмом царский дворец, но о себе позаботиться он сможет, если не привлечет слишком много внимания.
Серегил шутливо взъерошил Алеку волосы.
— Тогда решено. Это дело за тобой. Пожалуй, тебе пригодится кое— что., Картинным жестом Серегил извлек маленький, завернутый в шелк узелок и вручил его Алеку.
Сверток был тяжелым. С интересом сняв обертку, Алек обнаружил набор инструментов — такой же, какой всегда носил с собой Серегил. Развернув его, Алек провел пальцем по резным рукояткам: отмычки, крючки, надеваемая на голову лента с крошечными светящимися камнями. На клапане тусклым серебром блестел вытесненный на коже полумесяц Иллиора.
— Я решил, что пора тебе обзавестись собственным набором, — пояснил Серегил, наслаждаясь произведенным впечатлением.
Алек бросил взгляд на наковальню:
— Ты сделал их сам?
— Ну, видишь ли, это не те вещицы, что можно купить на рынке. Тебе понадобится также новое имя и биография. Я как раз ее обдумываю.
Микам кивнул в сторону дощечки у подушки:
— Господин Алек?
— Благородный Алек из Айвиуэлла, никак не меньше. — Серегил слегка поклонился Алеку и уселся на кушетку напротив Микама. — Он майсенец.
Алек подошел к своей постели и более внимательно посмотрел на разложенную там одежду.
— Значит, благородный Серегил, как обычно, вернется в город к началу празднеств, посвященных Сакору? — заметил Микам. — И на этот раз не один?
Серегил кивнул:
— Я привезу с собой молодого аристократа — благородного Алека, единственного сына барона Гарета из Айвиуэлла, последнего представителя благородного, но обедневшего майсенского рода. Надеясь, что это поможет его отпрыску пробиться в жизни, барон Гарет поручил сына старому верному другу, благородному Серегилу из Римини.
— Неудивительно, что барон Гарет умер в нищете, — лукаво перебил его Микам. — Похоже, благородный барон не отличался здравостью суждений.
Не обращая на него внимания, Серегил объяснил Алеку:
— Поместив разоренное и к тому же мифическое поместье Айвиуэлл в самом глухом углу Майсены, мы убиваем одним выстрелом нескольких зайцев. Те манеры, которые окажутся отличными от принятых здесь, можно будет отнести за счет твоего провинциального воспитания. К тому же такая выдумка уменьшает вероятность того, что у кого-то найдется знакомый в тех краях. Таким образом, благородный Алек окажется и достаточно аристократичен для высшего общества, и в то же время никому не известен.
— То обстоятельство, что он и не скаланец, и не ауренфэйе, сделает его подходящим объектом для внимания тех леранцев, что захотят добраться до благородного Серегила.
— Наживка! — сказал Алек.
— Что-что? — засмеялся Серегил.
— Наживка, приманка, — объяснил юноша. — Когда ты хочешь поймать большого зверя, вроде медведя или горного кота, ты привязываешь в лесу ягненка и ждешь, пока твоя добыча не явится.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |