Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Existential Psychotherapy 1 страница



Irvin D. Yalom

EXISTENTIAL PSYCHOTHERAPY

Basic Books A Division of Harper Collins Publishers

Ирвин Д. Ялом

ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНАЯ ПСИХОТЕРАПИЯ

Перевод с английского Т.С. Драбкиной

Москва Независимая фирма "Класс" 1999

УДК 615.851 ББК 53.57 Я 51

Ялом И. Я 51 Экзистенциальная психотерапия/Пер. с англ. Т. С. Драб-киной. — М.: Независимая фирма "Класс", 1999. — 576 с. — (Библиотека психологии и психотерапии).

ISBN 5-86375-106-1 (РФ)

Эта книга — один из наиболее фундаментальных и обстоятельных трудов известного американского психотерапевта, одного из самых ярких представителей экзистенциально-гуманистического направления. Экзистенциальная терапия представлена в ней как целостный подход — от теоретической структуры до технических приемов. Психотерапевтам любой теоретической ориентации необходимо знакомство с этим направ­лением, так как экзистенциальная терапия фокусируется на базисных проблемах существования человека. Кроме того, эта книга будет чрез­вычайно интересна для любого специалиста гуманитарной сферы, а также

^ с/

для тех читателей-неспециалистов, готовых принять на себя нелегкий и захватывающий труд задуматься о сущности бытия.

Главный редактор и издатель серииЛ.М. Кроль Научный консультант серии Е.М. Михайлова

Публикуется с разрешения издательства "Basic Books"npu посредни­честве литературного агентства "Мэтлок ".

ISBN 0-465-02147-6 (USA) © 1980, Irvin D. Yalom

ISBN 5-86375-106-1 (РФ) © 1980, Basic Books

© 1998, Независимая фирма

"Класс", издание, оформление © 1999, Т.С Драбкина, перевод на русский язык © 1999, Л.М. Кроль, предисловие

© 1999, В.Э. Королев, обложка

СПЕЦИИ ЖИЗНИ И СМЕРТИ В ПСИХОТЕРАПИИ

Кажется, Ирвин Ялом открыл формулу успеха захватывающих книг по психотерапии. Узнаваемый и простой сюжет несет неуловимое напряже­ние детектива; то и дело переходит в роман-путешествие с кинематогра­фически рельефными деталями, неторопливостью и спокойной созерца­тельностью; внезапно возникают поэтико-романтические пассажи, а также тонкая самоирония бытового рассказа-зарисовки. Но и это не все. До­кументы, анекдоты, цитаты, дневниковые записи, конспекты серьезных исследований, полемические заметки для памяти — все это собрано в бле­стящем учебнике, одновременно являющемся популяризацией серьезней­ших проблем. По ходу изложения доктор Ялом вновь и вновь реализует метафору, о которой говорит в начале книги: "вбрасывает специи" — не­что, придающее частям книги их неповторимый вкус. Здесь мы встреча­емся с новой культурой психотерапии, иным ее уровнем, где представ­лены как гуманитарные, так и естественные науки, и, может быть, "специи" доктора Ялома служат связью между ними.



В карьере и исканиях Ирвина Ялома прослеживается мотив русской сказки "Колобок". Он от дедушки-психиатрии ушел, и от бабушки — экспериментальной науки, и от папы — психоанализа укатился, и от мамы — экзистенциальной философии, и даже от тети — большой литера­туры, явно участвовавшей в его выпечке, — отдалился. И хотя исторически Ялом — русский колобок (его семья "укатилась" из России в начале века), его образование и постижение каждого упомянутого "родственника" но­сят вполне завершенный характер. Блестящий Стэндфордский профессор, дипломированный психиатр, сертифицированный тренер-психоаналитик, автор признанных руководств и монографий, лауреат престижных научных премий... А также создатель собственного направления в психотерапии — чему, собственно, и посвящена эта книга, одна из лучших работ профес­сора Ялома, по мнению многих. Поэтому его предпочтения, картинки, указания, сомнения особенно интересны.

Определения подхода точны и афористичны: "Экзистенциальный под­ход является одной парадигмой среди многих других, и ее право на суще­ствование определяется ее клинической полезностью"; "Симптомы паци­ента рассматриваются как ответ на тревогу смерти текущего момента, а не на возбуждение ассоциации с прошлыми травмами и стрессами"; "В данном подходе делается акцент на сознавании, непосредственности и выборе — акцент, усиливающий эффект воздействия терапевта".

Доктор Ялом, получивший завидное психоаналитическое образование, принадлежит к числу многочисленных специалистов, полагающих, что

оно представляет скорее историческую, чем практическую ценность. Эта точка зрения в корне отличается от входящего в моду в России психоана­литического мифа. Здесь с ним связывается представление о глубине, укорененности, солидности, чуть ли не об исключительности. И, конеч­но, о буржуазной респектабельности, инвестирование денег и времени в которую должно, якобы, дать несомненные плоды. Ирвин Ялом сдержан, тверд и бережно ироничен, легко и почтительно обращается с авторите­тами. Вот одно из его частных высказываний о Фрейде: "Я уверен, что, при всей его невероятной интуиции, тема смерти для него оставалась сле­пым пятном, скрывавшим некоторые очевидные аспекты внутреннего мира человека".

Психоанализ российского разлива — особая статья... Чем не декаданс и не преддверие нового века? Двадцатого? Двадцать первого? И может быть, в начале нашего века на маленькой станции провинциальной Рос­сии начитавшийся Ницше телеграфист пересказывал юной барышне — бабушке Ирвина Ялома — мысли о смерти. Не так ли начиналась исто­рия этой книги? А на конференции — "американской станции", — где мне довелось познакомиться с автором, его сын, юный доктор психологии с калифорнийским загаром, бойко торговал видеокассетами своего отца...

Книга представляется цельной и последовательной, украшенной мно­жеством деталей и "мелочей", дополняющих друг друга. "Анекдот из огромной коллекции Фрейда — мужчина говорит своей жене: "Если кто- то из нас умрет раньше другого, я, наверное, перееду в Париж". "Анд- ре Мальро спросил приходского священника, в течение пятидесяти лет принимавшего исповедь, что же тот узнал о человеческом роде. И полу­чил ответ: "Во-первых, что люди куда более несчастны, чем кажется... и еще одну фундаментальную вещь — что взрослых людей на свете не суще­ствует". Кажется, что автор исполняет хасидский танец — между двумя мирами: светлым праздником надежды и обетования и земным, повседнев­ным, скучным и очень реальным, с редкими огоньками радости и встречи с потусторонним. И здесь доктор Ялом кланяется доктору Буберу.

Ирвин Ялом напоминает, что "хорошая терапевтическая работа всегда соединяется с проверкой реальностью и поиском индивидуального просвет­ления". При всей теоретической и фактологической насыщенности книги особенно ценен поиск индивидуальных решений для людей — пациентов доктора Ялома. Он приводит как девиз слова Людвига Бинсвангера "Нет единственного пространства и единственного времени, а есть столько вре­мен и пространств, сколько существует субъектов". Признание неповто­римости отдельного человеческого существа представителями разных тео­рий сближает таких формально далеких авторов, как Ирвин Ялом, Милтон Эриксон, Карл Витакер, Дональд Винникотт, и открывает панораму зах­ватывающе интересного путешествия в мир настоящей психотерапии.

Леонид Кроль

1. ВВЕДЕНИЕ

Несколько лет назад мы с друзьями посещали кулинарный курс, который проводила почтенная армянская матрона вместе со своей пожилой служанкой. Так как они не говорили по-английски, а мы — по-армянски, общение было затруднено. Она учила путем нагляд­ного показа, на наших глазах создавая целую батарею чудесных блюд из телятины и баклажанов. Мы смотрели (и прилежно пытались за­писать рецепты). Но результаты наших усилий оставляли желать луч­шего: как ни старались, мы не могли воспроизвести ее яства. "Что же придает ее стряпне этот особый вкус?" — гадал я. Ответ от меня ускользал, пока в один прекрасный день, особенно бдительно следя за кухонным действом, я не увидел следующее. Наш ментор с вели­чайшим достоинством и неторопливостью приготовила очередное ку­шанье. Затем передала его служанке, которая без единого слова взя­ла его и понесла в кухню на плиту. По дороге она, не замедляя шага, бросала в него горсть за горстью рассортированные специи и припра­вы. Я убежден, что именно в этих украдкой производившихся "вбра­сываниях" и заключался ответ на мой вопрос.

Думая о психотерапии, особенно о критических составляющих ус­пешной терапии, я часто вспоминаю этот кулинарный курс. В ака­демических текстах, журнальных статьях и лекциях психотерапия изоб­ражается как нечто точное и систематическое — с четко очерченными стадиями, со стратегическими, техничными вмешательствами, с методическим развитием и разрешением переноса, с анализом объек­тных отношений и тщательно спланированной рациональной програм­мой направленных на достижение инсайта интерпретаций. Однако я глубоко уверен: когда никто не смотрит, терапевт "вбрасывает" самое главное.

Но что, собственно, представляют собой эти ингредиенты, ус­кользающие от сознательного внимания и протокола? Они не вклю­чены в формальную теорию, о них не пишут, им явным образом не учат. Терапевты зачастую не осознают их присутствие в своей рабо­те; тем не менее, каждый терапевт согласится, что во многих случаях он или она не может объяснить улучшение состояния пациента. Эти принципиально важные компоненты трудно описать и еще труднее определить. Возможно ли дать определение и научить таким каче­ствам, как сочувствие, "присутствие", забота, расширение собствен­

ных границ, контакт с пациентом на глубоком уровне и — самое не­уловимое — мудрость?

Одно из первых описаний случаев в истории современной психо­терапии хорошо иллюстрирует селективное невнимание терапевтов к этим "добавкам"1. (Последующие описания в этом отношении менее полезны: психиатрия уже стала настолько догматичной в представле­ниях о правильном ведении терапии, что "неканонические" шаги те­рапевта вообще перестали упоминаться в протоколах.) В 1892 г. Зиг­мунд Фрейд успешно лечил фройляйн Элизабет фон Р., молодую жен­щину, страдавшую от психогенных трудностей передвижения. Свой терапевтический успех Фрейд объяснял исключительно применением техники отреагирования — отмены подавления определенных вредо­носных желаний и мыслей. Однако при изучении заметок Фрейда об­наруживается поразительный объем иной терапевтической активно­сти. Например, он предписал Элизабет посетить могилу сестры, а также нанести визит молодому человеку, которого она находила при­влекательным. Он проявлял "дружескую заботу о ее текущих обстоя­тельствах"2, контактируя с ее семьей: встретился с ее матерью и "умо­лял" дать пациентке возможность открытого общения, чтобы она могла периодически облегчать свое душевное бремя. Узнав от мате­ри, что у Элизабет нет надежды стать женой бывшего мужа своей по­койной сестры, он передал эту информацию пациентке. Он помог семье распутать финансовый узел. В другое время Фрейд убеждал Элизабет спокойно принимать факт неизбежной неопределенности будущего для каждого человека. Неоднократно он утешал ее, заверяя, что она не ответственна за нежелательные чувства и что сила ее пере­живаний вины и угрызений совести ярко свидетельствует о моральной высоте ее натуры. Прослышав, что Элизабет собирается на танце­вальный вечер, Фрейд добился приглашения туда, чтобы увидеть, как она "кружится в веселом танце". Невозможно не задаться вопро­сом, что, собственно, помогло излечению Элизабет фон Р. Я не сомневаюсь, что фрейдовские "добавки" явились могучими интервен­циями, и исключать их из теории было бы ошибкой.

В этой книге я стремлюсь сформулировать и раскрыть определен­ный подход к психотерапии — теоретическую структуру и ряд вытека­ющих из нее техник, — рамки которого позволяют обсудить многие из терапевтических "специй". Название этого подхода — "экзистенциаль­ная психотерапия" — не объяснить в двух словах, что неудивительно: экзистенциальная ориентация имеет глубоко интуитивный, а не эмпи­рический фундамент. Тем не менее, я начну с формального опреде­ления, прояснению которого будет служить остальная часть книги. Эк­зистенциальная терапия — это динамический терапевтический подход, фокусирующийся на базисных проблемах существования индивидуума.

Я убежден: огромное большинство опытных терапевтов опирают­ся на многие из описываемых ниже экзистенциальных идей, неза­висимо от их принадлежности к другим идеологическим школам. На­пример, большинство терапевтов понимают, что осознание своей смертности и вообще "конечности" нередко заставляет человека на многое взглянуть совершенно по-другому; что целительное действие принадлежит отношениям; что страдания пациентов связаны с вы­бором; что терапевт должен стимулировать "волю" пациента к дей­ствию; что, наконец, большинство пациентов страдают от недоста­точной осмысленности своей жизни.

Но экзистенциальный подход — это нечто большее, чем тонкий подтекст или имплицитная установка, присутствующие у терапевта помимо его воли и намерений. На протяжении нескольких лет, чи­тая лекции терапевтам на многие темы, я задавал им вопрос: "Счи­таете ли вы себя экзистенциально ориентированными?" Немалая доля слушателей, примерно половина, отвечали утвердительно. Но на вопрос " Что такое экзистенциальный подход?" они затруднялись ответить. Надо сказать, что вообще язык описания терапевтами своих терапевтических подходов не отличается ни краткостью, ни однознач­ностью; однако экзистенциализм с его неопределенным и противо­речивым словарем в этом смысле не знает себе равных. У терапевтов экзистенциальный подход ассоциируется с такими заведомо неточ­ными и на первый взгляд не связанными между собой понятиями, как "аутентичность", "встреча", "ответственность", "выбор", "гу­манистический", "самоактуализация", "центрирование", "сартри- анский", "хайдеггеровский". Многие профессионалы в области пси­хического здоровья привыкли считать его смутным, аморфным, ир­рациональным, романтическим — даже не "подходом", а некой ли­цензией на импровизацию, разрешением недисциплинированному и неотесанному терапевту с "кашей" в голове действовать как его левая нога пожелает. Я надеюсь показать, что это мнение неоправданно, что экзистенциальный подход является ценной, эффективной пси­хотерапевтической парадигмой, столь же рациональной, связной и систематичной, как любая другая.

Экзистенциальная терапия: динамическая психотерапия

Экзистенциальная терапия является формой динамической пси­хотерапии. Термин "динамический" часто используется в сфере пси­хического здоровья, — в которой, собственно говоря, речь идет ни о чем ином, как о "психодинамике", — и без прояснения смысла ди­

намической терапии фундаментальный компонент экзистенциального подхода останется непонятным. Слово "динамический" имеет как об­щее, так и техническое значение. В общем смысле понятие "дина­мический" (происходящее от греческого dunasthi — "иметь силу и власть") указывает на энергию или движение: "динамичный" фут­болист или политик, "динамо", "динамит". Но техническое значе­ние этого понятия должно быть иным, ибо, в противном случае, что означала бы "нединамичность" терапевта: медлительность? вялость? малоподвижность? инертность? Конечно же, нет: в специальном, техническом смысле термин имеет отношение к концепции "силы". Динамическая модель психики является наиболее значительным вкла­дом Фрейда в представление о человеке — модель, согласно которой в индивидууме присутствуют конфликтующие силы, и мысли, эмо­ции, поведение — как адаптивные, так и психопатологические — представляют собой результат их взаимодействия. Также важно, что эти силы существуют на различных уровнях осознания, и некоторые из них совершенно неосознанны.

Таким образом, психодинамика индивидуума включает различные действующие в нем осознаваемые и неосознаваемые силы, мотивы и страхи. К динамической психотерапии относятся формы психоте­рапии, основанные на этой динамической модели функционирова­ния психики.

Экзистенциальная психотерапия в моем описании вполне подпа­дает под категорию динамической психотерапии. Это очевидно. Но затем мы задаем вопрос: какие силы (а также мотивы и страхи) нахо­дятся в конфликте? Иначе говоря, каково содержание этой внутрен­ней осознаваемой и неосознаваемой борьбы? Ответ на данный воп­рос отличает экзистенциальную психотерапию от других динамичес­ких подходов. Она базируется на радикально ином представлении о том, каковы конкретные силы, мотивы и страхи, взаимодействую­щие в индивидууме.

Установление характера глубинных индивидуальных внутренних конфликтов не бывает легкой задачей. Клиницисту редко доводится наблюдать исходную форму первичных конфликтов у своих страдаю­щих пациентов. Пациент предъявляет невероятно сложную картину симптомов, в то время как первичные проблемы глубоко погребены под многослойной коркой, созданной вытеснением, отрицанием, смещением и символизацией. Клинический исследователь вынужден довольствоваться пестрой картиной, сплетенной из многих нитей, которые нелегко распутать. Установление первичных конфликтов тре­бует использования различных источников информации, — глубокой рефлексии, сновидений, ночных кошмаров, вспышек глубинного переживания и инсайта, психотических высказываний и исследова­

ния детей. Постепенно я охарактеризую все эти подходы, однако обоб­щенную схематическую картину имеет смысл дать уже сейчас. Крат­кий обзор трех резко различающихся подходов к прототипическому индивидуальному внутреннему конфликту — фрейдистского, нео­фрейдистского и экзистенциального — послужит контрастным фоном для освещения экзистенциальной точки зрения на психодинамику.

Фрейдистская психодинамика

Согласно Фрейду, ребенком владеют инстинктивные силы, ко­торые являются врожденными и в ходе психосексуального развития постепенно пробуждаются, подобно тому, как развертывается лист папоротника. Конфликт происходит на нескольких фронтах: это стол­кновение между собой противоположных инстинктов (эго-инстинк- тов с либидинозными или, согласно второй теории, — Эроса с Та- натосом); инстинктов — с требованиями среды, а позднее — с тре­бованиями интернализованной среды, то есть Супер-Эго; наконец, это необходимость достижения ребенком компромисса между потреб­ностью немедленного удовлетворения и принципом реальности, тре­бующим отсрочки удовлетворения. Таким образом, движимый ин­стинктами индивид противостоит миру, не допускающему удовлет­ворения его агрессивных и сексуальных аппетитов.

Неофрейдистская (межличностная) психодинамика

Неофрейдисты, прежде всего Гарри Стак Салливан, Карен Хор- ни и Эрих Фромм, имеют иную точку зрения на фундаментальный индивидуальный конфликт. Для них ребенок не является инстинк­тивным и запрограммированным созданием; если не считать врожден­ных нейтральных характеристик, таких как темперамент и уровни ак­тивности, он полностью формируется культуральными и межличнос­тными факторами. Базовая потребность ребенка — это потребность в безопасности, то есть в принятии и одобрении со стороны других лю­дей; соответственно, структура его характера определяется качеством взаимодействия со значимыми взрослыми, от которых зависит его бе­зопасность. Он не управляется инстинктами, однако от рождения на­делен огромной энергией, любознательностью, невинной свободой тела, неотъемлемым потенциалом роста и желанием безраздельного обладания любимыми взрослыми. Проявление этих свойств не все­гда согласуется с требованиями находящихся рядом значимых взрос­лых; противоречие между естественными тенденциями роста и потребностью в безопасности и одобрении составляет коренной кон­

фликт ребенка. Если ему достались родители, которые вследствие по­глощенности собственной невротической борьбой не могут ни обес­печивать безопасность, ни поощрять автономный рост, у него разо­вьется тяжелый психический конфликт. Причем компромисс между ростом и безопасностью неизменно будет достигаться за счет роста.

Экзистенциалъная психодинамика

Экзистенциальный подход акцентирует базисный конфликт дру­гого рода — не между подавленными инстинктивными устремления­ми и не с интернализованными значимыми взрослыми.

Это конфликт, обусловленный конфронтацией индивидуума с дан­ностями существования. Под "данностями существования" я подра­зумеваю определенные конечные факторы, являющиеся неотъемле­мой, неизбежной составляющей бытия человека в мире.

Как открывает человек для себя содержание этих данностей? В оп­ределенном смысле, это нетрудно. Метод — глубокая личностная реф­лексия. Условия просты: одиночество, молчание, время и свобода от повседневных отвлечений, которыми каждый из нас заполняет мир своего опыта. Когда мы "заключаем в скобки" повседневный мир, то есть отстраняемся от него; когда глубоко размышляем о своей ситуации в мире, о своем бытии, границах и возможностях; когда касаемся по­чвы, предлежащей всем остальным почвам, — мы неизбежно встреча­емся с данностями существования, с "глубинными структурами", ко­торые я ниже всюду буду именовать "конечные данности". Катализато­ром процесса рефлексии часто служит экстремальный опыт. Он связан с так называемыми "пограничными" ситуациями — такими, например, как угроза личной смерти, принятие важного необратимого решения или крах базовой смыслообразующей системы.

В этой книге обсуждаются четыре конечные данности: смерть, сво­бода, изоляция и бессмысленность. Экзистенциальный динамический конфликт порождается конфронтацией индивидуума с любым из этих жизненных фактов.

Смерть. Наиболее очевидная, наиболее легко осознаваемая конеч­ная данность — смерть. Сейчас мы существуем, но наступит день, когда мы перестанем существовать. Смерть придет, и от нее никуда не деться. Это ужасающая правда, которая наполняет нас "смертель­ным" страхом. Говоря словами Спинозы, "все сущее стремится про­должать свое существование"3; противостояние между сознанием не­избежности смерти и желанием продолжать жить — это центральный экзистенциальный конфликт.

Свобода. Другая конечная данность, значительно менее очевид­ная, — это свобода. Обычно свобода представляется однозначно по­

зитивным явлением. Не жаждет ли человек свободы и не стремится ли к ней на протяжении всей письменной истории человечества? Од­нако свобода как первичный принцип порождает ужас. В экзистен­циальном смысле "свобода" — это отсутствие внешней структуры. Повседневная жизнь питает утешительную иллюзию, что мы прихо­дим в хорошо организованную вселенную, устроенную по определен­ному плану (и такую же покидаем). На самом же деле индивид несет полную ответственность за свой мир — иначе говоря, сам является его творцом. С этой точки зрения "свобода" подразумевает ужасаю­щую вещь: мы не опираемся ни на какую почву, под нами — ничто, пустота, бездна. Открытие этой пустоты вступает в конфликт с на­шей потребностью в почве и структуре. Это также ключевая экзис­тенциальная динамика.

Экзистенциальная изоляция. Третья конечная данность — изоля­ция. Это не изолированность от людей с порождаемым ею одиноче­ством и не внутренняя изоляция (от частей собственной личности). Это фундаментальная изоляция — и от других созданий, и от мира, — скрывающаяся за всяким чувством изоляции. Сколь бы ни были мы близки к кому-то, между нами всегда остается последняя непреодо­лимая пропасть; каждый из нас в одиночестве приходит в мир и в оди­ночестве должен его покидать. Порождаемый экзистенциальный кон­фликт является конфликтом между сознаваемой абсолютной изоляци­ей и потребностью в контакте, в защите, в принадлежности к боль­шему целому.

Бессмысленность. Четвертая конечная данность существования — бессмысленность. Мы должны умереть; мы сами структурируем свою вселенную; каждый из нас фундаментально одинок в равнодушном мире — какой же тогда смысл в нашем существовании? Почему мы живем? Как нам жить? Если ничто изначально не предначертано — значит, каждый из нас должен сам творить свой жизненный замы­сел. Но может ли это собственное творение быть достаточно проч­ным, чтобы выдержать нашу жизнь? Этот экзистенциальный дина­мический конфликт порожден дилеммой, стоящей перед ищущей смысла тварью, брошенной в бессмысленный мир.

Экзистенциальная психодинамика: общие характеристики

Таким образом, понятие "экзистенциальной психодинамики" от­носится к названным четырем данностям — четырем конечным фак­торам, а также к порожденным каждой из них осознаваемым и нео­сознаваемым страхам и мотивам. Динамический экзистенциальный

подход сохраняет описанную Фрейдом базисную динамическую струк­туру, но радикально изменяет содержание. Прежняя формула:

ВЛЕЧЕНИЕ ^ ТРЕВОГА ^ ЗАЩИТНЫЙ МЕХАНИЗМ* заменена следующей:

СОЗНАВАНИЕ КОНЕЧНОЙ ДАННОСТИ ^ ТРЕВОГА ^ ЗАЩИТНЫЙ МЕХАНИЗМ**

Обе формулы выражают представление о тревоге как движущей силе развития психопатологии; о том, что задача взаимодействия с тревогой порождает психическую активность, как сознательную, так и бессознательную; что эта активность (защитные механизмы) состав­ляет психопатологию; наконец, что, обеспечивая безопасность, она неизменно ограничивает рост и возможности опыта.

Фундаментальное различие между этими двумя динамическими подходами состоит в том, что формула Фрейда начинается с "импуль­са", в то время как экзистенциальная формула — с сознавания и стра­ха. Как понимал Отто Ранк6, эффективность психотерапевта значи­тельно возрастает, когда он или она видит в человеке прежде всего существо страдающее и полное страха, а не движимое инстинктами.

Эти четыре конечных фактора — смерть, свобода, изоляция и бес­смысленность — определяют основное содержание экзистенциальной психодинамики. Они играют чрезвычайно важную роль на всех уров­нях индивидуальной психической организации и имеют самое непос­редственное отношение к работе клинициста. Они также служат орга­низующим началом. В каждом из четырех разделов этой книги рас­сматривается одна из конечных данностей и исследуются ее философ­ские, психопатологические и терапевтические аспекты.

* Тревога является сигналом опасности: если инстинктивные импульсы сво­бодно проявятся, организм окажется под угрозой, поскольку Эго лишится кон­троля, и в этом случае ответное наказание (кастрация-оставление) неизбежно; поэтому защитные механизмы ограничивают непосредственное удовлетворение влечения, но позволяют ему выражаться косвенно — в смещенном, сублимиро­ванном или символическом виде.

"Здесь тревога происходит от страха смерти, пустоты, изоляции и бессмыслен­ности, а защитные механизмы могут быть двух типов: 1) конвенциальные механиз­мы защиты из тех, что подробно описаны Фрейдом, Анной Фрейд4 и Салливаном5, ограждающие индивида от всякой тревоги, независимо от ее источника; 2) специ­фические защиты, которые будут описаны ниже, служащие специфической функ­ции преодоления одного из первичных экзистенциальных страхов.

Экзистенциальная психодинамика: вопрос глубины

Другое глобальное отличие экзистенциальной динамики от фрей­дистской и неофрейдистской связано с понятием "глубины". Для Фрейда исследование — это всегда раскопки. С аккуратностью и тер­пением археолога он соскабливал слой за слоем психический матери­ал, пока не достигал скальной породы фундаментальных конфлик­тов, являющихся психологическим осадком самых ранних событий жизни индивида. Самый глубокий конфликт — это самый ранний конфликт. Таким образом, психодинамика по Фрейду обусловлена развитием; "фундаментальное", "первичное" следует понимать хро­нологически: и то, и другое синонимично "первому". Соответствен­но, например, "фундаментальными" источниками тревоги считаются самые ранние психологические опасности — сепарация и кастрация.

Экзистенциальная динамика не порождается развитием. На самом деле ничто не вынуждает нас рассматривать "фундаментальное" (то есть важное, базовое) и "первое" (то есть хронологически первое) как тождественные понятия. С экзистенциальной точки зрения, глу­боко исследовать не значит исследовать прошлое; это значит отодви­нуть повседневные заботы и глубоко размышлять о своей экзистен­циальной ситуации. Это значит размышлять о том, что вне време­ни — об отношениях своего сознания и пространства вокруг, своих ног и почвы под ними. Это значит размышлять не о том, каким образом мы стали такими, каковы мы есть, а о том, что мы есть. Прошлое, точнее, память о прошлом, важно постольку, поскольку является частью нашего теперешнего существования, повлиявшей на наше текущее отношение к конечным данностям жизни; но — я буду подробнее говорить об этом ниже — это не самая перспективная об­ласть терапевтического исследования. В экзистенциальной терапии главное время — "будущее-становящееся-настоящим".

Это отличие экзистенциальной динамики не означает невозмож­ность исследования экзистенциальных факторов с точки зрения раз­вития (в главе 3 этой книги глубоко обсуждается развитие концеп­ции смерти у детей); но оно означает, что когда кто-либо спрашива­ет: "В чем состоят первопричины моего ужаса, заложенные в глубо­чайших пластах моего существа и действующие в настоящий мо­мент?" — ответ с точки зрения развития не вполне уместен. Самые ранние впечатления индивида, при всей их важности, не дают отве­та на этот фундаментальный вопрос. Собственно говоря, следы пер­вых событий жизни порождают явления биологического застоя, ко­торые могут затуманивать ответ, являющийся трансперсональным и всегда находящийся за пределами жизненной истории индивидуума.


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.015 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>