Песнь о крестовом походе против альбигойцев // Новая Юность. 2000. № 5 (44).

Песнь о крестовом походе против альбигойцев // Новая Юность. 2000. № 5 (44).

"Песнь о крестовом походе против альбигойцев" - уникальный исторический источник; написанная на основе свидетельств очевидцев, она соединила в себе историческую достоверность с художественным отражением тех далеких событий. Авторы (первый - с дотошностью хрониста, второй - с эпическим пафосом) повествуют о начальном этапе похода идоводят свой рассказ до "реконкисты". Несмотря на различие политических симпатий, оба старались сохранять объективность изложения, что подтверждается документами эпохи и свидетельствами хронистов. Выбор поэтической формы для почти документального повествования согласуется с традициями окситанской поэзии, где широкое распространение получил жанр сирвенты - песни, построенной по модели любовной кансоны, но посвященной вопросам политики, религии или морали.

Общий объем "Песни о крестовом походе" равен 9582 стихам, они разделены на 214 неравных лесс. Начальные 131 лесса принадлежат перу клирика Гильома из Тудела (городка в испанской части Наварры), который неторопливо, шаг за шагом, излагает события 1208-1213 годов, начиная с диспутов между посланцами папы н священниками-катарами и до печально знаменитой битвы при Мюре, окончившейся разгромом рыцарского воинства Тулузского графа Раймона VI и гибелью могущественного союзника Тулузы Педро II Арагонского. Гильом не сочувствует еретикам и не подвергает сомнению правоту крестоносцев, однако массовое истребление южан ему претит. "Да примет Бог те души в Рай, коль милосерд к ним все ж!" - восклицает он, рассказывая о гибели в объятом пламени соборе Безье укрывшихся в нем мирных горожан, женщин и детей.

Второй автор, имя которого осталось неизвестным, продолжает излагать события вплоть до июня 1219 года, когда принц Людовик (будущий Людовик VIII), встав во главе крестоносного войска, начинает поход на Тулузу, Аноним, споры о личности которого не затихают и поныне, выступает ярым сторонником графов Тулузских, которые после решения папы передать их владения Симону де Монфору, что по сути было равно заключению соглашения с Филиппом Августом, чьим вассалом являлся Монфор, стали во главе борьбы за освобождение неправедно захваченных французами земель Лангедока. Тема крестового похода против еретиков исчезает, уступив место теме борьбы Истины и Лжи, Добра и Зла, Доблести и Спеси. Для безымянного поэта армия Монфора является не защитницей веры, а ордой обуреваемых гордыней завоевателей. А так как Бог не может поддерживать неправое дело, значит, он на стороне законных сеньоров Тулузы. Автор уверен в победе тулузцев; вторая часть поэмы, без сомнения, написана до Парижского соглашения, иначе вряд ли бы она оканчивалась на оптимистической ноте.

"Песнь о крестовом походе против альбигойцев", заключительные лессы которой публикуются ниже, переведена со староокситанского автором этих строк; поэт Игорь Белавин по предложенному мною подстрочнику воссоздал русскую поэтическую версию эпической поэмы.

Лессы, в оригиналах которых имеются лакуны, напечатаны с небольшими сокращениями, позволяющими без ущерба для смысла представить больший объем собственно событийного текста.

Елена Морозова

Песнь о крестовом походе альбигойцев

ЛЕССА 205

Каменное ядро убивает Симона де Монфора (25 июня 1218 года). Крестоносцы покидают свой стан на левом берегу Гаронны.

О, это был жестокий бой. Оружьем всяк бряцал.

Смешенье шлемов и клинков, каменьев, стрел, зерцал

Казалось бешеной рекой, потоком, полным сил.

Один стрелок, что арбалет в укрытье разместил,

Прицелясь, твердою рукой свою стрелу пустил

В сеньора Ги1, верней, в коня, на коем граф воссел,

Стрела попала в глаз коню, столь точен был прицел.

В тот миг, когда сражен был конь и Ги в седле привстал,

Другой стрелок пустил стрелу и смертью жизнь попрал;

Пробив и латы, и колет, тот дротик распорол

Сеньору графу левый бок, кровь залила камзол.

В тоске тут сделал граф Симон, что делать не дерзал:

Он поднял к небу кулаки, вздохнул и застонал,

А Ги воскликнул: "Милый брат! Господь мне изменил,

Ущерба недругам моим на грош не причинил,

Меня же выбил из седла, с коня на землю сбил".

Пока печалился Симон и с братом говорил,

Тулузцы мощный камнемет, что плотник смастерил,

Установили на стене, дабы вести обстрел,

И камень, описав дугу, над лугом пролетел,

Туда попав и угодив, куда сам Бог велел.

Кремень, ударив прямо в шлем, Симона с ног свалил,

На части челюсти разнес и череп раскроил,

Тот камень стукнул графа так, что граф весь почернел

И тотчас рыцарю сему досталась смерть в удел.

На то, что пал Симон Монфор, всяк взоры обратил,

И, как обычаи велят, Жослен его накрыл

Прекрасным голубым плащом. Из тех, кто осадил

Тулузу, даже паладин, что в битвах поседел,

Под шлемом слезы проливал, взор к небесам воздел.

"Всевышний, Ты несправедлив, - так каждый возопил,

Погибель графа допустив! Ты всех нас подкосил.

Граф был достойный человек и верный Твой вассал.

А ты позволил, чтобы он, как пес, околевал.

Лить кровь за веру? Ну уж нет! Творя сей произвол,

Ты всех пас, Боже, обманул, в тоску и ужас ввел".

Сердечно каждый паладин о графе горевал.

И тело понесли туда, где клир ученый ждал;

Клонились скорбно клобуки и римский кардинал,

Свершая службу и обряд, кадилом помавал.

Посланец радостную весть тулузцам передал,

Поведал, что в единый миг Симона Бог призвал,

И все решили, что Господь им милость даровал

И солнце Доблести взошло, коли погиб бахвал.

Объяла радость все сердца. Во храмы люд валил,

И всяк во здравие свечу возжег и засветил.

Весь город крики испускал и в барабаны бил,

И звон больших колоколов над Божьим миром плыл.

Вот так жестокий граф Монфор, что кровожаден был,

Как нехристь, камнем был убит и дух свой испустил.

В Тулузе радость началась, весь город ликовал,

И вторил флейтам и рожкам и бубен, и кимвал.

Прошло еще немного дней, и враг осаду снял.

Все бросив, рыцари ушли. Никто не занимал

Ни стан, ни Киприанов бург. Стоял с поклажей мул,

Но было некому нести дозор и караул

И те богатства охранять, что шелк шатров сокрыл.

Однако войску горожан, как то Господь судил,

Достались дорогой ценой плоды кровавых дел,

В бою пал славный Аймерик, о коем всяк скорбел

Всем сердцем и душой.

ЛЕССА 206

Командование над войском крестоносцев переходит к сыну Симона - Амори де Монфору. - Совет в лагере крестоносцев (26 июня 1218 года).

Народ всем сердцем и душой, благую весть узнав,

Восславил Рыцарство и Честь. Надежда, засияв

И думы черные гоня, как утро гонит сов,

Тулузцам озарила путь. Для Спеси гроб готов,

Ведь то и свет не озарит, что не дает плодов.

Воскрес для радости народ. И звон колоколов,

Бой барабанов, гром литавр, свист флейт и меди рев,

Все воспевало камень тот, что рухнул. Зло поправ,

Все поднимало ратный дух. Тулузцы, не сказав

Ни слова, вышли из домов, свое оружье взяв,

Ведь в каждом сердце зазвучал самой Свободы зов.

Напротив, рыцарям креста, скажу без лишних слов,

Смерть графа горе принесла, в их души страх вселив.

Как только солнце поднялось, мир Божий озарив,

Сошлись французы на совет, найдя в Нарбонне кров,

И так воскликнул кардинал, надменен и суров:

"Бароны, рыцари креста, все те, чей путь не крив!

Потеря наша велика. В унынье погрузив,

Враг всех пас выбил из седла, с коня на землю сбив.

И тщетно спрашиваем мы, свое чело склонив,

Где крепость тела, сила рук, зерно и колос нив.

Не знаю, что и думал Бог, смерть графа допустив,

Для нас и Церкви Пресвятой его не сохранив.

Однако ж графа не вернуть. Должны мы, боль уняв,

Святое дело продолжать, ни дня не потеряв,

Сей край сеньору Амори в наследство передав.

Богат и знатен Амори; его права признав,

Умрем же все у этих стен, как умер прежний граф!

Король французский - Церкви друг. Должны мы, спесь смирив,

Послать во Францию гонцов, Филиппа 2 умолив

К нам принца юного прислать, питомца ратных слав,

Дабы Тулузу разорить, ее с землей сровняв".

"Скажу, сеньоры, - рек Фолькет 3, - что Бог, у нас отняв

Симона, дурно поступил. Граф, Церкви подчинив

И плоть и душу, нес свой крест, святой любовью жив,

Не больше папы самого пред Богом согрешив.

Добрей сеньора не найти в пределах ста держав,

И должен папа, коли он в своих сужденьях здрав,

Святым Монфора объявить, почетом окружив.

Никто столь тяжко не страдал, столь много дел свершив.

Вот так замучили Христа, Его со света сжив!"

"Епископ, - молвил Суассон, в слова весь пыл вложив, -

Вы прославляете обман. Добро и Зло смешав,

Как нехристь умер граф Монфор, скажу вам, не солгав,

Ему священник ни один не отпустил грехов...

Скажите, разве у святых последний час таков?

Коль вправду жаловал Монфор прелатов и попов,

Пусть молят Бога, чтобы суд не слишком был суров".

И с этим согласились все, Фолькета укорив,

И клир дал графство Амори, его благословив.

Меж тем отважный граф Раймон, свои знамена взвив,

Со свитой земли объезжал. Журдена посетив,

Граф, в доказательство тому, что их союз не лжив,

Вассалу отдал замок Иль, по-царски одарив.

Что до французов, то они, своих тревог не скрыв,

Не покидали лагерь свой, в тоске и страхе быв

Четыре дня подряд.

ЛЕССА 207

Новая попытка крестоносцев взять Тулузу. - Решение снять осаду.

Земля четыре дня подряд вкушала мир и лад,

На пятый - грянула гроза, являя свой надсад,

Посевы ветер сотрясал, и ливень лил с высот,

И те, кто город охранял, ушли под кров и свод,

Всего лишь небольшой дозор оставив у ворот.

Когда разверзлись небеса, обрушив дождь и град,

Решили рыцари креста, точа проклятий яд,

Что город все-таки возьмут, поскольку путь их свят,

И рассчитали, что они тулузцев победят.

Ужель французы и попы в Тулузу путь найдут?

Набив угольями горшки, взяв фитили и трут,

Враги сумели разложить у городских оград

Костры из виноградных лоз, что хорошо горят.

Увидев пламени пожар, почуяв дым и чад,

Тревогу поднял в тот же миг сторожевой отряд.

В смятенье жители пришли. Раздался шум, набат.

Свое оружие схватив, пустился стар и млад

Бежать к воротам городским, дабы отбить налет.

Заполнив стены и валы, как тучи - небосвод,

Тулузцы взялись за мечи, свой не щадя живот;

Их жены камни им несли и подавали дрот,

Взывая к Деве Пресвятой, чтоб та спасла их род.

На бой поднялся весь парод, жестокой сече рад,

Когда же вышли из ворот тулузцы все подряд,

Они попали в западню, в засаду из засад.

Смешались рыцарей ряды, им был на сотни счет,

и всяк разил и нападал, пустив оружье в ход.

Кого же выберет Господь, кому успех пошлет?

Там вы увидеть бы могли камней смертельный лет,

Немало порванных кольчуг и рассеченных лат,

И то, как копья и клинки и ранят, и язвят.

И небо в сутолоке стрел такой имело вид,

Как будто дождик моросил сквозь сотню мелких сит!

Смерть бродит в поле Монтолье, в долине страх царит,

Там нет пощады никому, там сталь о сталь звенит,

Завеса дыма и огня, которой гуще нет,

Над полем брани пролегла, пыль застилает свет.

А в стане рыцарей креста труба бойцов зовет

И всяк седлает скакуна и острый меч берет,

И вот посланцы христиан к Тулузе путь стремят

И скачут, ярости полны, в броне до самых пят.

Земля трепещет и дрожит от топота копыт,

"Монфор, Бретань и Суассон!" - клич к небесам летит.

Но люди города храбры. О, их сердец гранит

Ничем нельзя поколебать! И страх не бременит

Их души! Раз и навсегда отринув страха гнет,

Тулузцы чувствуют восторг, их ратный пыл растет.

Встречая грозного врага, бойцы стеной стоят,

Готовясь тотчас же отбить клинков и копий ряд.

Тулузцы верят в свой успех, они кричат: "Виват,

Тулуза! Снова ты сильна, вновь час побед грядет!" -

И славят рыцарей и знать, опору и оплот,

Всех тех, кто поднял Чести стяг и высоко несет.

Даль чистым золотом полна, простор серебрян, сед!

И многих стягов и гербов разнообразный цвет,

И ветр, вздымающий шелка, и шелк, что ветром взвит,

И то, как панцири блестят, и то, как рог трубит, -

Все укрепляет ратный дух и сердце веселит.

Повсюду схватка началась, повсюду бой кипит.

Секирой, пикой, топором сраженье вел файдит,

Дреколье взял простолюдин, взял рыцарь меч и щит,

Шла в ход сверкающая сталь, что на куски сечет

И снаряжение, и плоть. И вот уж кровь из-под

Колетов, шлемов и кольчуг сплошным потоком льет,

Ступни, лодыжки, части тел кусками прочь летят,

Потеет кровью вся земля, поля кровоточат.

Бойцов враждующих сторон друг к другу так влечет,

Что каждый недруга разит, где только ни найдет,

Меча не будет под рукой - зубами загрызет.

Там изрубают па куски, в лицо и грудь разят

И смертью недругам своим со всех сторон грозят.

Тулузцы ярости полны. Они врагов теснят,

Берут над ними перевес и гонят вспять, назад,

И, рассекая их ряды, верша свой правый суд,

Сражают насмерть чужаков, иных же в плен влекут.

Тогда лишь завершился бой, когда погас закат,

И я скажу, что с той поры, как был Господь распят,

Таких ожесточенных битв не видел смертный взгляд,

Подобных не было и нет, я повторю стократ.

И горе Бог послал одним, скажу не наугад,

Другим же радость даровал, венец земных наград.

В долину пала тишина, и слышно стало тут,

Как те, кто рану получил, свершая ратный труд,

Кричат: "О, Господи! Спаси!" - и тех к себе зовут,

Кто может облегчить недуг, который жгуч и лют.

Так протекло немало дней. И было не внаклад

Тулузцам тяготы сносить и, ставя ряд преград,

Ждать новой вылазки врага, атаки вражьих орд.

Меж тем французы и попы, из коих каждый горд,

В Нарбоннском замке на совет собрались в час невзгод.

"Сеньоры, - молвил Ги Монфор, - уже который год

Во славу Господа Христа мы льем и кровь, и пот,

И многим в схватке умереть уже настал черед.

Клянусь, ни небо, ни земля не стоят сих утрат,

И если прежде на врага страх наводил мой брат,

То ныне битву продолжать рискнет лишь сумасброд".

"Сеньоры, - молвил Амори, - о том и речь идет,

Что кровь убитого отца о мести вопиет

И отступление мое всяк бегством назовет.

Как имя доброе спасти? Как избежать клевет?

Я, за отца не отомстив, нарушу свой обет

И делу Церкви причиню непоправимый вред".

"О граф, - сказал сеньор Алан, - позвольте дать совет:

Решившись город осаждать, мы не избегнем бед,

Ведь ныне к тем, кто был гоним, приходят дни побед.

Осаду жители снесут без горя и забот,

У них есть хлеб, вино, зерно, дары земных щедрот,

Дрова на случай холодов и подъяремный скот;

Сердца их радостью полны, а нас тоска гнетет.

Уж город был у нас в руках. Каков же результат?

Тот, кто победу упустил, как люди говорят,

Добро, утраченное им, вернет себе навряд!"

"Столь велика моя печаль, - сказал Фолькет-прелат, -

Как будто Бог меня отверг, низринув душу в ад".

И так, к баронам обратясь, рек кардинал-легат:

"Мы все покинем этот край, прочь уведя солдат,

Однако будущей весной, когда весь мир цветет,

Вослед за войском короля вернемся в сей феод.

Сам принц на горе всем врагам возглавит наш поход!"

*

Ушли французы, бросив все, ведь грянул час расплат,

Пришлось оставить чужакам вблизи тулузских врат

и честь, и славу, и копей, и скарб, и жизни цвет,

И графа, коему они служили много лет.

Лишь то и взяли чужаки, что кости и колет Сеньора своего!

ЛЕССА 208

Снятие осады Тулузы (25 июля 1218 года). - Погребение Симона де Монфора в Каркассоне. - Крестоносцы держат совет. - Французы разоряют владения Бернара де Комменжа.

Взяв прах сеньора своего, вернулись в Каркассон

Прелаты Церкви Пресвятой. И граф был погребен

В соборе под большой плитой. Будь кто из вас учен

И вздумай надпись ту прочесть, которой граф почтен,

Узнал бы этот грамотей, что граф Монфор причтен

К святым, что, стало быть, в раю вкусит блаженство он,

Сторицей Бог ему воздаст, как то гласит канон,

И за мученья наградит короной из корон.

В том нет сомненья ни на грош у клира и мирян,

Ведь если кто-то лил рекой кровь добрых христиан,

И лживым словом обольщал, и Зло возвел на трон,

И, сея семена вражды, нанес Добру урон,

И если Рыцарство и Честь унизил сей тиран,

Детей и женщин истреблял, пятная честь и сан,

И все же Господом Христом был избран и спасен,

То ясно, сколь святую жизнь он прожил в мире сем!

Так пусть же Боже Иисус, пресветлой Девы сын,

Что принял муку на кресте, низринув Спесь с вершин,

Погибнуть Разуму не даст, что ныне сокрушен,

И выше злобы и вражды поставит свой Закон.

Ведь снова рыцари креста, придав копью наклон,

Ведут с Тулузой ратный спор, грозя со всех сторон,

И разгорается пожар, Симоном разожжен.

Его наследник, Амори, встав во главе дружин,

Своим баронам говорит: "Сеньоры! Я один

Остался, ибо мой отец погиб у тех куртин,

С которых недруги грозят, что злее сарацин,

И я прошу вас мне помочь, поскольку есть резон".

"О граф, - воскликнул кардинал, - скажу, что враг силен.

Должны вы в ваших городах поставить гарнизон

И ваши замки превратить в оплот и бастион.

Фолькет же пусть спешит в Париж. Он там, я убежден,

Для Церкви рать у короля получит без препон,

И в мае, будущей весной, когда весь мир влюблен,

В Тулузу двинутся войска под колокольный звон.

Мы, встав под стяги короля, одев железом стан,

Такую здесь начнем резню, что задрожит смутьян

И будет город вековой с лица земли сметен.

Я донесенье в Рим пошлю. В смятенье приведен,

Узнает из того письма владыка христиан,

Что нужно Церковь защищать, чтоб не попасть в капкан,

И нам всемерно помогать, поставив все на кон,

Ведь ныне, сколько ни гляди на темный небосклон,

На нем уж нету той звезды, светившей испокон.

В письме я папе напишу, что враг свиреп и рьян,

Что невозможно усмирить тулузских горожан,

Столь те упорствуют во лжи. Забыв детей и жен,

Тулузцы город свой хранят, что нами окружен.

Я их пред папой очерню! И папа, разъярен,

Прикажет пастырям своим не покидать амвон

И, проповедуя войну, на кою каждый зван,

Свои начистить языки, кляня, как басурман,

Тулузцев. Проповедь дойдет до самых дальних стран

И все сердца воспламенит. Всяк рыцарь и виллан

В крестовый двинется поход, отвагой наделен.

К июню всадники в броне заполнят дол и склон,

И столько седел боевых падет на ткань попон,

Что трудно будет прокормить сей ратный Вавилон.

Когда же город будет взят, как то гласит наш план,

Клянусь, никто и никогда не даст гнилой каштан

За тех, кто смел перечить нам, забыв покой и сон".

"И если я, - сказал Фолькет, - доверьем облечен,

За дело с радостью примусь, притом не без причин.

Мне странно видеть, что Христос, наш Царь и Господин,

Отринул верного слугу, что не для Зла рожден.

Когда толпою горожан убит был граф Симон,

Господь о лучшем из сынов не вспомнил и в помин,

Не уничтожил в тот же миг источник злых кручин

И даже то не показал, сколь сильно огорчен.

Не так ведут себя отцы с начала всех времен,

И если худших любит Бог, а лучших гонит вон,

Себя мы сами защитим, сойдясь для оборон.

Пора все бросить на весы, отринув прах и тлен.

Коль ускользнут еретики, таясь за камнем стен,

От мести, коль найдут себе защиту и притин,

Покоя Церкви не видать, сколь ни пройдет годин!"

"Я вам обязан, - молвил граф. - И каждый паладин,

Что ныне жертвовать готов, мной будет награжден".

Но молвил графу Суассон, избрав суровый тон:

"Нет, с вами мне не по пути, я покидаю стан,

Где каждый злобою объят и спесью обуян!

Какая польза от того, что мы в крови от ран?

Не лучше ль, мудрость проявив, вложить стрелу в колчан,

Чтоб к Милосердию сердцам путь был бы облегчен.

Смягчись сегодня Церковь-мать - и мир придет в Нарбонн,

Но если, злобою объят и спесью ослеплен,

Клир к рекам крови призовет, проливши крови жбан,

То Милосердием самим отпор вам будет дан".

"Я лучше кровью захлебнусь, - рек кардинал Бертран, -

Из кожи собственной своей дам сделать барабан,

Чем буду каяться потом, мой дорогой барон,

Что не был вовремя убит мятежный граф Раймон.

Мы с корнем вырвем через год все всходы злых семян;

Француз и житель Пуату, бретонец и норман

Такую здесь начнут резню, раскрыв шелка знамен,

Что даже ангелы в раю сдержать не смогут стон".

"Пусть Бог рассудит, кто тут прав!" - воскликнул Суассон.

Французский лагерь опустел, скажу вам не в обман.

Воспряли Рыцарство и Честь, пройдя как ураган

По краю, ибо час настал нести врагу урон;

Тулузы юный господин, чьим светом озарен

Весь мир, все души и сердца, как солнцем - зелень крон.

С дружиной движется в Клерак, идет на Эгийон

И нападает на Марманд, взяв замок и донжон,

Дабы французов истребить, унизить парижан.

А что же граф Бернар Комменж? Он едет в Сен-Годан,

Дабы владенья возвратить, которых был лишен,

Французы разоряли край, как стая злых ворон,

Страх Божий позабыв.

ЛЕССА 209

Разорение владений Комменжа Жорисом и его отрядом. - Граф Бернар де Комменж и его люди преследуют Жориса. - Стычка с крестоносцами. - После сражения.

Жорис, страх Божий позабыв, сплошной разбой творил,

Как самовластный властелин он в том краю царил,

Что был Бернаров искони, файдитов разорял,

И перед стягами его всяк в страхе трепетал.

На всех оружием своим враг ужас наводил,

Не мог отважный граф Бернар, который сердцу мил,

За спесь французов наказать. Его отряд был мал,

И граф, в Сальесе затворясь, сраженья избегал.

Тогда посланцев и гонцов Бернар Комменж послал

К тулузцам, кои, видит Бог, достойны всех похвал,

А также к своему отцу. И старый граф явил

Благоволение свое и сына оградил

От бед, храбрейших из бойцов прислав в его удел.

Жорис же был неуловим и делал, что хотел.

Когда хватились наглеца - его и след простыл.

Как только солнце поднялось, день ясный наступил,

Бернар в долине у реки свои знамена взвил,

Пустившись за Жорисом вслед. Комменж с собою взял

Всех самых доблестных бойцов, как я уже сказал.

Граф к Мартру с войском поспешил, дабы избегнуть зол,

По из-под носа у него коварный враг ушел,

Когда ж бросок на Сент-Эликс трудов не завершил,

Бароны начали роптать, столь путь их утомил.

Все говорили, что уйти французам Бог судил,

По вот как мудрый Пуанти на это возразил.

"О граф, - воскликнул Пуанти, - кто вас бы убедил

Французам передышку дать в преддверье ратных дел,

Тот гроб готовит нам и Вам, тот в кознях преуспел.

На Вашем месте, мой сеньор, я так бы поступил:

Весь день седла не оставлял, с коня бы не сходил,

И если бы коварный враг к тому возможность дал,

Я, невзирая ни на что, его б атаковал.

Тот презираем и гоним, кто слабость проявил!

Пора Жориса проучить, чтоб он умнее был

И наши земли стороной отныне обходил".

"Он прав, - воскликнул Марестань, - помчимся что есть сил".

И в скачке каждый из бойцов плечо к плечу сплотил.

Вдали остался Сент-Эликс, Помес пред ними встал,

И тут один из горожан баронам подсказал,

Что враг направился в Мельян, чиня вокруг разор,

В своей гордыне не щадя ни городов, ни сел.

"Восславим, - молвил Сен-Беат, - Господень произвол!

Мне говорили, что Жорис нас на свиданье звал,

Теперь уж за свои слова ответит сей бахвал!"

"Нельзя, сеньоры, - рек д'Аспе, - чтоб недруг отыскал

Путь к бегству, ибо ни мечи, ни копий частокол

Нам не помогут ни на грош, коль мы, себе в укор,

Узрим не стяги чужаков, но холм, что пуст и гол".

И так товарищам сказал отважный Эспаньол:

"Мы всех французов истребим, к атаке дав сигнал,

Но если бы сеньор Жорис живым к нам в плен попал,

Его б сеньор Раймон д'Аспе на брата обменял!"

Ни слова против не сказав, Бернар Комменж внимал

Речам баронов до тех пор, пока не увенчал

Беседу мудростью своей. Он рек, и речи пыл

Столь был уместен, что бойцов на подвиг вдохновил,

Зажег отвагой все сердца и души взволновал.

"Средь вас, сеньоры, - молвил граф, - ярма никто не знал,

Перед врагом ни головы, ни шеи не склонял,

Никто и па гнилой каштан жизнь труса не ценил.

И вижу, братья и друзья, что Бог пас возлюбил,

Ведь были мы почти без сил, а нынче и обол

Не дал бы я за жизнь врага, что к краху нас привел.

Я, обвиняя чужаков, душой не покривил,

Ведь тот, кто край наш захватил, кто нас поработил,

Поверг Достоинство во прах и Доблесть погубил.

Как псы, мы крова лишены! Покинув свой предел,

Бежим терновником густым, страшась мечей и стрел.

Наш недруг Злобе и Греху дорогу проторил,

Детей и женщин убивал, весь род наш изводил,

И лучше, обнажив мечи, устлать телами дол

И, может быть, утратить жизнь, чем славы ореол.

Во имя Девы Пресвятой, царицы, чей престол

Превыше прочих вознесен, должны мы, ибо пол

Страны уж недруг разорил, поспорить с ложью булл,

И днесь получат свой оброк и Бог, и Вельзевул.

Уж лучше в схватке умереть, чем несть ярем, как вол!

К тому же воинский трофей - все, что награбил вор, -

Вам будет платой за труды. Таков наш уговор".

И с этим согласились все, восславив сей глагол,

И тотчас же пустились в путь. Всяк силы прилагал

К тому, чтоб обогнать других, пока не увидал

Французов. Укрепив сердца, враг город штурмовал

И собирался захватить ворота и портал.

Когда ж внезапно на холме сонм стягов заблистал

И герб Бернара де Комменж воочью всем предстал,

И рыцарь с кличем боевым забрало опустил,

Не диво, что смертельный страх французов охватил.

Жорис с дружиною своей в укрытье отступил,

Теперь на Бога уповать французам час приспел;

И вскоре схватка началась, бой всюду закипел.

Пришпорив доброго коня, на чужаков напал

Отважный граф Бернар Комменж, пощады не давал

Им Пуанти, и Сен-Беат, в ком дух не ослабел,

Встречал врага лицом к лицу, столь был силен и смел.

Ни сил, ни жизни не щадя, Бернар Сейсес громил

Французов. Доблестный Сейсес с Ансельмом в бой вступил

И, опрокинув чужака, с коня на землю сбил.

На миг, ударом оглушен, француз к земле припал,

По тотчас на ноги вскочил и смерти избежал.

Близ укреплений городских кипел сраженья вал;

Кто, шпоря доброго коня, разил и нападал,

Кто, в пешем действуя строю, опору находил

В том, чтоб удары отражать, сколь их ни получил.

"Сражайтесь, жизни не щадя, - Рожер Монто вскричал, -

И будет Дьявол побежден, носитель злых начал!"

"Смерть и проклятье чужакам" - так каждый отвечал.

Сражался всяк, чем только мог - и камнем, и мечом,

И пал там рыцарь не один, и кровью был крещен,

От стрел ни панцирь, ни колет, ни шлем не защищал,

Из ран струился крови ток, доспехи, обагрял.

Враг на победу и успех надежды не терял,

Но вот отважный гарнизон, что город охранял,

Пращи и луки в свой черед столь ловко применил,

Что оборону чужакам изрядно затруднил.

Резни ужаснее и злей доселе мир не знал;

Скажу, что не один француз удары отбивал,

Вертясь, как раненый кабан, и бой столь ловко вел,

Что сотню копий обломал и сто угроз отмел.

Однако же неравный бой французов утомил.

Заметив, что коварный враг оружье притупил,

Сказал Инар де Пуанти: "Расплаты час настал.

Пусть просят милости у нас, иль ныне всяк пропал,

Мы всех изрубим на куски!" И он, от крови шал,

Пришпорил доброго коня и с прахом прах смешал.

Такой раздался шум и крик, что воздух задрожал;

Подъемля меч и булаву, секиру и кинжал,

По трупам каждый из бойцов дорогу проложил

Сквозь оборону парижан. Пролив всю кровь из жил,

Снопами падали враги, ведь каждый получил

Ударов столько, что на куль с костями походил.

Мечи работали вовсю, и лак, каким металл

Павийских шлемов был покрыт, от сечи темным стал.

Враг был разгромлен и разбит. Жорис друзей не ждал,

И, верно, рыцаря сего никто бы не догнал,

Когда б ему один храбрец пути не преградил,

Не сшиб бы наземь хвастуна и в плен не захватил.

Повсюду, поле все покрыв, лежали части тел,

Лодыжки, головы, ступни, и кто б ни поглядел

На тот кровавый урожай, что меч тулузский сжал,

Пришел бы в ужас и восторг. Повсюду, рдян и ал,

Струился кровяной ручей - и коркой застывал,

Всем возвещая, что враги, от коих край стонал,

Здесь смерть свою нашли.

ЛЕССА 210

Осада крестоносцами во главе с Амори де Монфором Марманда. Сражение при Базьеже.

Но я продолжу свой рассказ.

С тех пор как граф Раймон

Вернулся в отчие края, которых был лишен,

Горит и ширится пожар, что клиром разожжен,

И сын Симона, Амори, встав во главе дружин,

Опять велит трубить поход, тревожа сон долин.

Монфор ведет свои войска дорогой на Ажен

И нападает на Марманд, чтоб взять мармандцев в плен!

Немало с графом шло бойцов, из коих всяк силен.

Бароны те, что из Кореи, и те, чей край - Клермон,

Достоинств чьих не перечесть и чей обширен лен,

В отличных панцирях стальных, в кольчугах до колен

В крестовый двинулись поход, спеша со всех сторон,

Но если б действий боевых не вел французский трон,

Едва ли б к ним пришел успех, сколь ни желанен он.

Ведь город свой хранил от бед, забыв покой и сон,

Сеньор Сантоль, граф д'Астарак. С ним рядом Сикр, Гастон

И Аманье, и Араймфрес, и храбрый де Буглон

Сражались, жизни не щадя, как было испокон.

На укрепленьях городских, чтоб не попасть в капкан,

Давали недругу отпор Гильем и Везиан;

Все горожане, стар и млад, имея свой резон,

Взялись за луки и мечи, взойдя на бастион.

Французы, рыцари креста, кем город осажден,

Вели осаду день и ночь, раскрыв шелка знамен,

Штурмуя подступы и рвы, ворота и донжон,

Но ни на шаг не отступал мармандский гарнизон,

И те, кто город защищал, несли врагу урон

Копьем и лезвием стальным, гоня Гордыню вон.

Никак французы не могли пройти сквозь тот кордон,

И пали многие из них, став пищей для ворон.

Но мы оставим ратный спор, что столь ожесточен,

И вспомним о делах других. Лишь только небосклон

Чуть посветлел, граф Сабартес, лелея тайный план,

Своих бойцов вооружил. Сеньор Изарн Жордан,

Рожер Бернар и Лу Фуа, отважный паладин,

Все те, кто честью дорожит, кто тверд средь злых годин,

Сеньоры Пети и Аймерик, кому жар сердца дан,

В далекий двинулись поход, не отпустив стремян.

Скажу, что через вето страну был путь их устремлен;

И много седел боевых легло на ткань попон.

Бойцы, штурмуя Лорагэ, не показали спин;

В добычу взяв быков, коров и снеди сто корзин,

К Базьежу прибыл граф Фуа, чье сердце без измен,

Дабы жестокому врагу дать бой у этих стен.

Уж скоро дрогнут небеса и ад услышит стон,

Ведь хочет грозный де Берзи, что ловок и умен,

Друзья и родичи его - Монсо, Обри, Буйон, -

Настичь сеньора де Фуа, одев железом стан,

Равно в пределах городских иль средь лесных полян.

Пришла прекрасная пора, когда весь мир влюблен,

И вот отважный юный граф, чьим светом озарен

Весь мир, все души и сердца, как солнцем - зелень крон,

Тулузы истинный сеньор, наследник трех корон,

С дружиной двинулся в поход под колокольный звон.

По кто же был в далекий путь сим юным графом зван?

Любезный Богу Амальви, сеньоры Юк, Бертран,

Пейре Наваррский, славный пэр, летами умудрен,

Ла Мот, уверенный в бою, и стойкий де Гурдон.

Наемный рыцарь и файдит, сеньор, простолюдин,

Все, в ком душа не умерла, кто пылок до седин,

Спешили Право поддержать и защитить Закон.

В Базьеж, в стан графа де Фуа, своих покинув жен,

Явился весь тулузский люд - и ратник, и барон,

И стал тот лагерь боевой похож на Вавилон.

Так молвил людям юный граф, отвагой наделен:

"Сеньоры, скоро грянет бой. Придав копьто наклон,

Лавиной движутся враги - Фуко, Ласи, Алан.

Вдали я вижу их гербы, я вижу стяги стран,

От коих мы несем урон, что Карл - от басурман!

Но я в победу чужаков не верю ни на гран,

Грядет для рыцарей креста день скорбных похорон,

Ведь до сих пор - клянусь клинком, что кровью обагрен,

Со мною не было бойцов, чей дух столь укреплен,

Столь дивных войск не видел свет с начала всех времен".

И так сказал Рожер Бернар, что не для зла рожден:

"Сеньоры! Радости огонь в моей душе зажжен,

Ведь те, кем горд Тулузский край, кем славен Каркассон,

Готовы, встав в одном строю, поставить Злу заслон.

Увидим, кто из нас бахвал, чья слава - прах и тлен!"

Без страха молвил граф Раймон, как истый сюзерен:

"Во имя Девы Пресвятой, прекраснейшей из донн,

Пусть Бог не жизнь мне сохранит, но даму и Нарбонн!

Клянусь, что я не отступлю, не поверну знамен,

Пока последний из врагов не будет истреблен.

К оружью, ибо час настал. Мы клином выбьем клин.

В том нам поможет Иисус, наш Царь и Господин,

И пусть все рыцари креста, кем горд французский стан,

Все, от норманских храбрецов до гордых парижан,

Своих пришпорят скакунов, летя, как ураган,

Мы примем этот бой.

ЛЕССА 211

Атака крестоносцев. - Французы готовятся к бою. Сражение. - Поражение крестоносцев.

Граф рек: "Мы примем этот бой, коль Небо так решит.

Есть преимущество у пас, к победе путь открыт.

Враги заплатят нам за все! Столь близко вражья рать,

Что остается лишь одно - Гордыню покарать.

Когда б любил французов Бог, Он бы не стал ввергать

Баронет сих в пучину бед, на гибель обрекать!"

Спросил у графа де Вильмюр, что верен в час невзгод:

"Разумно ль вмешиваться в бой, стремясь снискать почет,

Коль нет вам равного бойца, чей благороден род?

Вы с теми скрестите копье, кому сам черт не брат,

Ведь лить бароны из низов нам противостоят,

Фуко же опытен и смел, однако не богат.

Что проку в пленнике таком? На грош с него доход.

Не нужен с ним и договор, столь мал его феод,

Но если люб вам стали звон и стрел смертельный лет,

То ванта милость и меня подле себя найдет".

"Прошу понять, - ответил граф, - что я не сумасброд,

По если в бой я не вступлю и тут произойдет

Беда, как мне тогда стерпеть своих упреков гнет?

Скажу, что даже сам король, стремясь врага прогнать,

Обязан так же, как и все, собою рисковать,

Служить примером для других и храбро воевать.

*

Готов пред всеми и для всех я громко заявить,

Что лучите с честью умереть, чем подло отступить.

Но видит правду Царь Небес, который был распят,

PI знает Он, что правы - мы, а недруг - виноват".

И так воскликнул граф Фуа, что горд и родовит:

"Прекрасно сказано, сеньор! И будет враг разбит,

Коль схватку рыцари начнут, элита из элит".

"Сраженье, - рек Рожер Бернар, - начнем, как долг велит.

И пусть дружины и полки герольд предупредит,

Что трусов мы не пощадим. Все потеряет тот,

Кто не пришпорит скакуна, меч в руки не возьмет".

"Сеньоры, - молвил дои Пейре, отвага в ком живет, -

Да здравствует Тулузский граф! On - Чести лучший плод.

Пусть даже волос с головы его не упадет,

Ведь всем нам будет грош цена, коль юный граф умрет".

"Сеньоры, - молвил Лу Фуа, - час пробил. Враг не ждет".

И вот отважный де Вильмюр, в ком Честь нашла оплот,

Юно и славный Корадьяс, кого Бог в битву шлет,

Сеньоры Пети, Жюре, Родриг, сверкая сталью лат,

Лавиной двинулись вперед, составив первый ряд.

Их копья, вниз наклонены, врагу бедой грозят,

Их стяги вьются на ветру и сердце веселят.

Когда сеньор Фуко Берзи, в долину бросив взгляд,

Увидел стяги, что врагу пощады не сулят,

Он мановением руки остановил солдат.

Фуко, отряд остановив, за ним спешивший вслед,

Сошел со своего коня и стал держать совет.

Он рек: "О Франции сыны, чей путь от века свят,

И вы, о родичи мои, в чьем сердце - веры клад,

Бог, я и Церковь, коей вы служили, столько лет,

Глаголем вам: отриньте страх, дабы избегнуть бед.

Крепите мужеством сердца - враги в рога трубят,

И граф Раймон, и граф Фуа сюда свой путь стремят,

Спешат, знамена развернув, пустив коней в намет,

Рутьеры, жадные до драк, и прочий наглый сброд,

Но мы, я верю, победим, заткнув смутьянам рот.

Без страха истый паладин к победе путь торит,

Гроша не стоят рядом с ним рутьер или файдит,

К тому ж нам райские врата, скажу не наугад,

Открыты, ибо все грехи уж отпустил легат".

Не стал молчать и Жан Берзи, воскликнув: "Милый брат!

Сегодня сонмы новых душ заполнят рай и ад,

Ведь Милосердие и Грех сраженье поведут".

"Сеньоры, - рек виконт Лотрек, - берясь за ратный труд,

Все силы следует собрать. Я знаю этот люд:

Южане яры и храбры, опасно ждать их тут.

Коль мы поступим, как глупцы, тулузцы нас сметут".

"Виконт, увидим, - рек Тибо, - кто тут глупец и шут!

Мы будем ждать Раймона здесь. Пусть Бог вертит свой суд".

Сплотились рыцари креста, не отступив назад,

И встали в боевом строю. Холма пологий скат

Омыт был небольшим ручьем. Ни мост, висевший над

Водой, ни узкая доска, ни жердь, чей бок покат,

Не пролегли меж берегов. Но, жаркой схватке рад,

Тот узкий ров преодолел тулузский авангард,

По склону устремившись ввысь - туда, где яр и горд,

Стоял с дружиной граф Берзи, душой и телом тверд.

Слились всех горнов голоса в единый звук, и пот

Все задрожало: хлябь и твердь, земля и небосвод.

"Виват, французы!" - грянул клич, колебля лоно вод,

"Тулуза!" - грянуло в ответ, как будто гром с высот.

Весь луг гербами запестрел, все изменило цвет,

От шитых шелком орифламм струился дивный свет,

Склонялись копья там и сям, имея грозный вид,

И били в золото кольчуг. Земля из-под копыт

Летела. Гнев питал сердца. Был кровью луг омыт.

Сеньоры, напрягите слух, и пусть вас Бог хранит;

Хотя опасность велика, по тверд сердец гранит

И стойко держатся бойцы, терпя урон и вред.

Сказал товарищам своим Гильом де Сегюрет:

"Кому во всех его делах Удача шлет привет?

Чье благородство, доблесть, честь лишают нас побед?

Чье имя громче и грозней, чем всех церквей набат?

Клянусь, то юный граф Раймон, чей славе нет преград!

Коль мы Раймона не убьем, не будет враг разбит,

Ему мир славу воспоет, о нас же - воскорбит".

В тот миг возник пред всеми граф. Кого не вдохновит

Его пример? Подобно льву, что грозен и сердит,

Граф, в гущу схватки устремясь, своих врагов разит.

Схватившись с Жаном де Берзи, чей шлем не зелен - сед,

Граф, первый отразив удар, такой нанес в ответ,

Что панцирь недруга не спас, не защитил колет.

Пал наземь доблестный Берзи, внося в сердца разлад,

И, чрез врага переступив, Раймон вскричал: "Виват!

В куски рубите чужаков, что пас пленить хотят,

Удары наносите им, усилив мощь стократ".

Отважно бьется юный граф, достойный всех наград,

И стяг Тулузы перед ним несет сьер Арнаут.

Поют все трубы и рога, и все мечи звенят,

Всяк рыцарь рубит, колет, бьет, являя свой надсад,

Меж тем Гильом де Сегюрет, точа проклятий яд,

Подкрался к графу со спины, на хитрость тароват.

Он графа в панцирный ремень ударить норовит,

Кольчужный пояс разорвав, ликует и кричит,

Раймон же, панцирь потеряв, не ранен, не убит,

Меча и шлема не лишен, да и с коня не сбит.

Все злей, все яростней резня, повсюду бой кипит,

Мечом и тяжкой булавой всяк щит врага громит,

И щит, на коем без числа щербин, зазубрин, мет,

Так бьет порой в павийский шлем, что был не раз воспет,

Что не выдерживает сталь, которой крепче нет.

Граф де Фуа велит стрелкам искать в броне просвет,

В уздечки призывает он нацелить арбалет,

Но не сдается и Фуко, дав небесам обет,

И стали звон его пьянит, как скрягу - звон монет.

Решив, что честь свою спасут и жизни сохранят

Лишь в обороне круговой, спина к спине стоят

Французы - Жак, Эврар, Тибо. Однако весь народ,

Монто, Ниор и Лу Фуа, бароны и Ла Мот

Все разом, с кличем боевым метнув копье и дрот,

Напали на своих врагов, заслон сметая тот.

Теперь уж приняли дела печальный оборот

Для всех французов, ибо враг, мешая кровь и пот,

Вертелся, как на вертеле, хоть был в броне до пят,

И защититься не могли, почуяв смертный хлад.

Был вмиг разрушен вражий строй, что камень-монолит.

Французы, так и не узнав, откуда смерть грозит,

Снопами падали с копей, теряя меч и щит.

Взялись за дело те, кто пеш. Кинжалы их вершат

Судьбу упавшего врага. И рубят, и крошат

Тулузцы рыцарей креста. И там, и сям лежат

Лодыжки, головы, ступни. И я, коль стих не лжет,

Скажу, что копья и мечи, чья сталь, как пламя, жжет,

Сплошным ковром покрыли луг. Не мог и камнемет

Столь много проломить голов. Стекала кровь из-под

Разбитых шлемов. Дол и склон, скажу не для красот,

Покрылись коркой кровяной. Казалось, в час расплат

Потеет кровью вся земля, поля кровоточат!

Ждала погибель чужаков, немногих спас Господь.

Лотрек, Фуко, Тибо и Жан, тем сохраняя плоть,

Сдались и были взяты в плен. Зато другим ломоть,

Зане убиты и мертвы, вовек не преломить.

Свершилось чудо из чудес, Раймон врага

Сумел, не понеся потерь, и мог благодарить

За то Святые Небеса. Едва ли и навряд

Не прослезились чужаки, сочтя число утрат.

Граф, потерявши лишь пажа, как люди говорят,

Мог снова, духом укрепясь, к победе путь торить;

И был повешен Сегюрет, свою являвший прыть!

Враг по заслугам получил, готов я повторить,

Французам не пришло на ум смеяться и шутить,

Когда посланцы и гонцы, чтоб о беде сообщить,

Явились к Амори.

ЛЕССА 212

Прибытие к стенам Марманда крестоносцев под предводительством принца Людовика. - Осада и взятие этого города.

Гонцы явились к Амори, сеньору передав

Ту весть, что в схватке победил отважный юный граф

Французов, более того, путь к славе проторив,

Взял в плен обоих де Берзи, всех прочих истребив.

Столь разъярился Амори, известье получив,

Что вскоре с суши и воды, все средства применив,

Повел атаки на Марманд, излив и боль, и гнев.

По осажденный гарнизон, в сраженье преуспев,

Французам дал такой отпор, в открытый бой вступив,

Что пали многие бойцы, луг кровью окропив,

На поле брани полегли, к сырой земле припав,

И многих резвых скакунов, стальных мечей, булав

Лишились обе из сторон, скажу без лишних слов.

Бой продолжался день и ночь. Был стар и млад готов

Вести сраженье на измор, свой защищая кров.

Мармандцы, волю укрепив и силы все собрав,

Держались стойко. Но скажу, что был сей люд не прав

В своих надеждах, ибо всем - вплоть до сирот и вдов -

Пришлось немало претерпеть еще до холодов!

Враг и не думал отступать, у стен Марманда встав.

Немало рыцарей креста, свои гербы подняв,

Пришло на помощь к Амори. Немало скакунов

Топтало нивы и поля, примяв земной покров,

И много встало на лугу палаток и шатров.

Вы там увидеть бы могли ряды телег, возов

И тьму плывущих по реке и барок, и судов,

И вскоре ясно стало всем, кто был в сужденьях здрав,

Что обманулись храбрецы, отпор французам дав,

Ведь прибыл в лагерь боевой, вступив под сень садов,

Французской знати лучший цвет, составив ряд полков,

Дабы обрушить на Марманд вето мощь своих клинков.

Клянусь, ни конницы такой, ни статных седоков,

Ни блеска панцирей стальных, ни пестроты гербов

Досель еще не видел мир. На войско, оробев,

Глядели жители со стен, всем сердцем пожалев

О том, что родились на свет. Питомцы ратных слав

Сумели в первом же бою, Марманд атаковав,

Снести ограды и мосты, на барбакан напав,

И сжать вкруг города кольцо, под стены подступив.

Что было делать? Граф Сантоль, явив благой порыв,

Сопротивленье прекратил, ворота отворив

Французам, кои поклялись не лить в Марманде кровь.

В том шитом золотом шатре, что встал среди лугов,

Большой совет устроил принц. Немало клобуков,

Плащей, камзолов и кольчуг, скажу вам, не солгав,

Там вы увидеть бы могли! Всей Церкви цвет, представ

Пред принцем, занял место вкруг. И, знати супротив,

Что заполняла весь шатер, плечо к плечу сплотив,

На дивном шелке, что блестел, все взоры ослепив,

Владыка Франции воссел. На золотой подстав

Перчатку правую сложив, принц молча слушал, вняв

Речам прелатов, коих смысл был для него не нов,

И тем, кто дело говорил, быв не из болтунов.

"Владыка! - рек епископ Сент. - Превыше всех даров

Бог ставит Власть, и Церковь-мать, чей путь вовек не крив,

Тебе, принц, в руки отдает судьбу и этих нив.

Ты ж служить Церкви и Христу! Господь, свой суд не скрыв,

Велит всех сдавшихся тебе мармандцев, чей разрыв

С единой Церковью Святой лишает их всех прав,

Обречь на муку и на смерть, за дерзость покарав.

Сеньор Марманда д'Астарак, чей столь коварен нрав,

Разделит участь остальных; меч вскроет сей нарыв".

"Епископ, - молвил граф Сен-Поль, в слова весь пыл вложив, -

Не верю я своим ушам! Добро и зло смешав,

Вы вред короне принесли. В глазах иных держав

Гроша не стоит та земля, владыка коей лжив..."

"Сеньоры, - рек Бретонский граф, - честь нашу погубив,

Мы не очистимся вовек, ведь ложь - удел рабов".

"Бароны, - рек примас Безье, - при чем тут вы? Суров

Не светский, но церковный суд. Наличье порчи вскрыв

В заблудших душах, Церковь-мать своих прерогатив

Не уступает никому, В геенну гниль плодов!"

"В поход, сеньоры, - рек король, - повлек нас Церкви зов;

Во славу Церкви Пресвятой мятежный город взяв,

Мы пленных доверяем ей. Пускай святой конклав

Решает, быть ли им в живых, лишиться ли голов".

"О Боже, - рек епископ д'Ош, - ужель Твой суд таков?

Пет, не был добрый граф Сантоль в числе еретиков,

Он меч за Церковь поднимал, губя Ее врагов!

Коль заблуждался граф Сантоль, пути не отыскав

В житейском море, если он, запретный плод взалкав,

Шел против Церкви, ныне весь - до самых уголков

Души - раскаяньем объят, избавясь от оков

Гордыни; Зло же душу ту обрушит в ад стремглав.

К тому же доблестный Фуко, к тулузцам в плен попав,

Тож будет ими умерщвлен, судьбы не поборов".

"Сеньор епископ, - рек де Рош, - граф будет жив, здоров;

С него и волос не падет, коль скоро, бодр и брав,

Вернется к нам сеньор Фуко, пятого смерть поправ".

Судьба Сантоля решена, в живых остался граф,

Меж тем настал для горожан час казней и расправ,

На них напала солдатня, в Марманде развязав

Резню, какой не видел свет. В одну толпу согнав

И стариков, и молодых, одежды с них сорвав,

Французы истребили всех, ширь улиц и дворов

Телами мертвыми устлав. Не просто заколов,

Но вырвав сердце из груди, клинком живот вспоров,

Над жертвами глумился враг. Французы, разорив

Весь город, в пепел и золу постройки превратив,

Не пощадили никого, ни донн, ни юных дев.

Цвет изменила вся земля, от крови покраснев;

Была та бойня и резня страшнее страшных снов,

Ковер же мяса и костей, обрубков и кусков,

Казалось, постлан был дождем, упавшим с облаков.

Когда же город был сожжен, все войско чужаков

Пустилось снова в путь.

ЛЕССА 213

Поход крестоносцев на Тулузу. - Горожане готовятся к обороне.

Весь Божий мир пустился в путь и начал свой поход

Во славу Церкви Пресвятой. И тот, кто стяг несет,

Герб Иль-де-Франса поднял вверх, скажу вам в свой черед.

Цветущим нивам и садам неся разор и вред,

Валили валом чужаки, спеша за принцем вслед,

По всем дорогам и путям, куда ни бросить взгляд,

Шли толпы рыцарей креста, сверкая сталью лат.

Бароны Буржа и Анжу, в броне до самых пят,

И парижанин, и норманн, скажу не наугад,

Фламандский рыцарь и рейтар, что верен в час невзгод,

Все шли в Тулузу, взяв мечи, дабы пустить их в ход.

Мудрец те стяги и гербы не сосчитает в год,

Зане двенадцать и один сто раз на десять сот

Умножить надо, чтоб войскам найти число и счет!

И столько мулов, фур, телег тащило кладь вразброд,

Что за день делали полки лишь малый переход.

Пять тысяч пастырей святых: епископ и легат,

Чернец и белый капеллан, каноник и аббат,

Храмовник в латах и с копьем, примас, что мудр и свят,

Все те, кто грамоте учен и кто глаголет всклад,

Шли вместе с войском, говоря, что Бог тулузцам шлет

Погибель, ибо прежде слов в Тулузу меч войдет.

Не диво, что дурная весть смутила весь народ

Тулузский, каждый понимал, сколь грозный враг грядет.

Тотчас посланцев и гонцов направил магистрат

К баронам края, им сообщив, что город видеть рад

В своих пределах тех, кому дороже всех щедрот

Свобода, Рыцарство и Честь, кто хочет свой феод,

Себя, Достоинство свое спасти от вражьих орд.

Так говорили те гонцы: "Все, чем богат наш род,

Да будет отдано тому, кто в руки меч возьмет!"

Пришли в Тулузу, взяв мечи, дабы врага громить,

И те, кто опытом богат, и те, кто родовит,

Пятнадцать сотен храбрецов, каких не видел свет.

Когда же граждане и знать собрались на совет,

Им рек отважный де Пельфор: "Сеньоры! Спору нет,

Что нужно мудрость проявить, отринув злобы гнет,

Ведь, сделай мы неверный шаг, беда произойдет.

Король французский 4 нам грозит, прислав сюда солдат;

Столь жаждут крови чужаки, столь нас убить хотят,

Что опрометчивость в делах поможет нам навряд.

Тулузский граф пред королем ни в чем не виноват,

Он свято чтил вассальный долг, как родич, друг и брат,

И нужно вновь восстановить меж ними прежний лад,

Пока в предместья и сады не вторгся супостат.

На графа сердится король? Спор завершая тот,

Пускай со свитой небольшой в Тулузу он войдет -

И граф, как преданный вассал, а не изгой-файдит,

Ему на верность присягнет и город свой вручит,

Король же стражу и дозор на башнях разместит.

Сеньор вассала пощадит, отринув злой навет,

Иль нам останется одно: дать Небесам обет,

Всем сердцем вверившись Христу, который был распят!"

Рекли бароны, что Пельфор достоин всех наград,

Но так сказал Тулузский граф, который тон и млад:

"Хоть мудр совет, но в нем - изъян, как люди говорят.

Король и впрямь был мой сеньор, но то, что он творит

Несправедливость, ясно всем. Когда бы мне обид

Король французский не нанес, забыв и честь, и стыд,

Никто б меня не упрекнул, что мною долг забыт!

Король сам первый поднял меч. Уж стяг французский взвит

В Марманде. Войско короля к Тулузе путь стремит.

Спешат, знамена развернув, пустив коней в намет,

Убийцы, кои взяли Крест, и прочий наглый сброд,

И ныне гнев на короля в моей душе растет.

Французы яры и храбры, как волки в гуще стад,

Вкруг короля - клеветники, что нас пред ним чернят;

Могу ли, слабость проявив, смягчить сердец гранит?

О нет, я лишь удвою боль, что враг мне причинит.

Когда французы, взяв мечи, жестокий бой начнут,

Когда их шлемы и щиты у наших стен блеснут,

Мы им дадим такой отпор, что дрогнет небосвод

И наземь всадники падут, как переспелый плод.

Клянусь, сговорчивее тот, кого печаль долит,

И с нами принц подпишет мир и договор скрепит,

Но прежде чем утихнет жар и пламя догорит,

Никто не сможет через топь найти надежный брод.

Час грянул! Иль удар врага, как чашу, разобьет

Тулузу, иль в ее стенах мы обретем оплот

И, полня радостью сердца, вновь Роза расцветет".

Столь быстро возымела речь желанный результат,

Что все оказали: "О сеньор, чем только ни богат

Наш город, все мы отдадим, дабы спастись от бед.

Готовы мы от всей души, предвидя дни побед,

Гостеприимство оказать тому, кто кровь и пот,

Нас защищая от врага, на поле брани льет.

Всем горожанам и купцам приказы повелят

Пажам и слугам отпускать, притом без всяких плат,

И хлеб, и мясо, и фураж, вино и виноград,

Снедь всех названий и сортов, всех видов и пород,

Лить то и надо, что спросить: "Что ты желаешь, рот?"

С врагом мы можем ратный спор вести пять лет подряд,

И как ни зол король-отец на неповинных чад,

Он на себя лишь самого несчастье навлечет".

Меж тем внутрь церкви Сен-Сернен, под самый главный свод,

Над коим звон колоколов три раза в день плывет,

Был гроб с мощами помещен. Во гробе том прелат

Был упокоен, я скажу, века тому назад.

Сего прелата дух святой, верша свой правый суд,

И ныне паству защищал во дни скорбей и смут.

Никто без дела не сидел, всяк приложил свой труд

К постройке башен и валов, чей склон высок и крут,

Мостов и крытых галерей, препятствий и преград;

Немало благородных донн, надев простой наряд,

И дев, и отроков младых, являвших пыл стократ,

Под звуки песен и канцон, напевов и баллад,

Трудилось на рытье траншей день целый напролет.

Меж тем Бернар и мэтр Гарнье, ускорив ход работ

И лучших плотников собрав, о ком молва идет,

Немало сделали баллист. И каждый камнемет

Врагу мог много принести печалей и забот.

А те, кто честью и умом себе снискал почет,

И знать, и ловкие купцы, тем не внеся разброд,

Взялись делами управлять, и заставал восход

Людей в заботах и трудах, коли молва не лжет.

Везде вплоть до речной косы, что за холмом лежит,

Поднялись стены и зубцы, чей неприступен вид.

Народ Тулузы сделал все, чтоб дать врагу ответ

И встретить меткою стрелой, взяв лук и арбалет,

Злодеев и убийц.

ЛЕССА 214

Защитники Тулузы готовятся к обороне.

Дабы злодеев и убийц изгнать с позором вон,

А также графа защитить, что не для зла рожден,

Бароны края, спесь врага ценя в гнилой каштан,

Решили силой поддержать тулузских горожан.

Возглавил войско юный граф, скажу вам не в обман,

И те, кто чести не отверг, на ратный подвиг зван,

Делили поровну труды, забыв покой и сон,

И охраняли день и ночь ворота и донжон.

Нашлись достойные вожди для каждой из дружин.

*

А там, у моста дель Базакль, о коем и в помин

Не слышал ни один француз, ни паж, ни господин,

Ведь этот лучший из мостов недавно возведен,

Собрались меткие стрелки. И ни один шпион

На легкой лодке или вплавь, сколь ни увертлив он,

Не мог и мышью проскользнуть, пройдя сквозь тот кордон.

Те, кто в Тулузе защищал и Право, и Закон,

Поклялись на святых мощах, что станут для ворон

Добычей, но ни жаркий бой, ни боль от тяжких ран,

Ни меч, разящий напрямик, ни полный стрел колчан

Их не заставят отступить. Сплетясь к плечу плечом,

Один другому говорил: "Коль смерти обречен -

Умру, но не нарушу долг. Не будет трус прощен".

Дабы поддержку оказать и поддержать зачин

Той схватки, кою грозный враг, что зол, как Саладин,

Готов затеять всякий миг, был тайно отведен

С позиций лучший из полков. Не сняв с коней попон,

Туда спешили те бойцы, где громче стали звон.

Никто пощады не просил, унижен и согбен;

Тулузцы, коих от беды хранил святой Серией,

На битву с недругом своим все вышли как один,

Так пусть же добрый Иисус, пресветлый Божий сын,

Кем Милосердье спасено и Разум в мир внесен,

На тех обрушит весь свой гнев, кто добрых чувств лишен!

Ведь принц, наследник и вассал славнейшей из корон,

Тридцать четыре графа с ним, раскрыв шелка знамен,

И столько рыцарей креста, сколь в поле есть семян,

Пришли, дабы обрушить меч на братьев-христиан,

И проповедует легат, избрав суровый топ,

Что всех, от старых стариков до плод носящих жен

И тех младенцев, что еще не вышли из пелен,

В Тулузе ожидает смерть, всяк будет истреблен.

Но в силах Девы Пресвятой, прекраснейшей из донн,

Казнить злодеев и убийц, как было испокон!

Так пусть же Бог и юный граф, гоня Гордыню вон,

Тулузу защитят.

Аминь.

1Ги де Монфор, брат Симона де Монфора.

2Речь идет о короле Филиппе Августе.

3Бывший трубадур Фолькет Марсельский, ставший Тулузским епископом и яростным гонителем альбигойских еретиков.

4Речь идет о принце Людовике, которого автор иногда (предположительно для рифмы) называет королем.

Дата добавления: 2015-08-27