Философский опус один

Когда в ветрах смиренны думы,

То разум справится готов

С любым препятствием безумным,

С любым количеством врагов.

Когда врата наук открыты,

Тогда познаний путь велит

Найти границу мирозданья

Или созвездья яркий лик.

Но нет, не в силах я понять

Всей светлой мудрости науки,

От дум я опускаю руки,

Но совесть пламенем горит.

Игорь Сорин

Из воспоминаний Маши Лопатиной, режиссера, автора фильма об «Иванушках»:

Колокольчик наш... Хрупкий маленький птенец и одновременно - мощь. Невозможно было не попасть под его влияние. Даже в компании двадцати человек вы бы не сводили с него глаз. Острый ум, лучистые глаза, потрясающее чувство юмора очаровали бы вас в два счёта. Женщины влюблялись в него с первого взгляда. Мужчины хотели быть похожими на него. Он был потрясающим рассказчиком. Актёрское мастерство делало своё дело. Он мог рассказывать простые случаи из жизни, а я каталась по полу, рыдая от смеха. Игорь обладал потрясающим магнетизмом, к нему тянуло, и невозможно было от него оторваться.

К сожалению, я знала Игоря всего несколько лет, и когда мы с ним познакомились, передо мной предстал уже абсолютно сформировавшийся мужчина. Этот человек очень много дал мне. Он постоянно что-то объяснял, рассказывал, призывал читать то то, то это. Я никогда не видела его без книги. Общаясь с ним, я поняла, что он смотрит на мир совсем другими глазами. Может быть, именно по этому Многие считали его странным, а он просто не был таким, как все. Мир, в котором жил он, который он собственно и создал, был непостижим для большинства окружающих его людей. Тех, кто были допущены к нему - были единицы. Да и то, до конца понявших его, наверное, и не оказалось.

Игорь искал своего единомышленника. Искал в каждом. Но чаще всего натыкался на пустоту и непонимание. Именно поэтому его можно было видеть в компании людей совершенно разных: это и люди искусства, и бизнесмены, люди, вообще без рода деятельности, люди, очень взрослые, пожилые и просто студенты. Одним словом, он искал, искал долго, бесконечно, мгновенно воспламеняясь страстью общения и очень быстро разочаровываясь. Он всегда хотел найти человека, который думает также, как он, живёт тем же, чем он. Мне кажется, что он никак не хотел свыкнуться с мыслью своего 'одиночества в этом мире. Он хватался за каждого нового мало-мальски интересного человека и любил читать ему свои стихи, причём без передышки. Помню, я тоже однажды оказалась в такой роли. Мы возвращались после съёмок в Останкина домой, и заплутали в бесконечных коридорах и катакомбах этого безалаберного центра. Он обнял меня за плечи и повёл. При этом сказал: «Сейчас я тебе почитаю свои стихи». И начал читать.

Да свершится

На белом корабле прозрачная заря

Над городом плывет, не задевая неба,

И теплая зима второй вздохнула раз

Рисунком на стекле и шоколадным снегом.

Качнулась колыбель, и юная весна

На рыночных цветах проснулась ненадолго,

Заботливый январь поправит ей постель,

И колыбельный звон подарит колокольня.

За белым кораблем прозрачные слова

Дельфинами плывут, раскачивая небо,

Январь скользит по льду, прижав к своим губам

Весенние цветы, уснувшие под снегом.

Где-то

Далеко-далеко у зеленой реки,

Где не знают холодного ветра,

Собирает цветы, оставляя следы

На горячем песке, лето.

Где ты? Где ты?

Остывает луна, ты стоишь, у окна

И глядишь на зеленую вербу.

у рояля весна, но мелодия сна

На горячем песке где-то:

Где ты? Где ты?

Но однажды зимой, или может весной,

Или, может быть, осенью где-то,

Ты проснешься одна, ты откроешь окно

И увидишь мое лето.

Где ты? Где ты?

Ты напротив живешь, но скрывает тебя

Бестолковая старая верба,

Ты не видишь следов на горячем песке

И не слышишь меня!

Где ты? Где ты?

Может быть за горой, может быть за рекой,

Иногда в мои сны прилетая,

Бродят наши мечты у зеленой реки,

На горячем песке тая.

Где ты? Где ты?

Туда где я и где ты,

разводит вечер мосты

И заметает следы

Туда, где я и где ты.

И белых клавиш цветы, И уплывут корабли

Туда, где я и ты.

Я ее ищу (песня)

Наверно это будут холода,

Наверно, луна закашляла слегка,

А может быть от соли и песка

Устали города, устали облака.

Припев 1: Я иду, по городу иду,

По улицам иду,

Я обязательно тебя найду.

А может, это будут Провода,

Качают поезда и тянутся года.

Тарарум-тара - тёплая Вода,

«А может быть и нет?»

«А может быть и да».

Припев 2: Я иду, иду, иду, _

По городу иду, иду,

По улицам иду, иду.

Я её найду.

Лети, лети, лети моя душа,

Над городом лети,

За облако спеша.

Ладони сложит ветер и тогда,

На лавочке усну, газетами шурша.

Припев 1.

Сорвали понедельник холода

И вторник обвели, за ними ушла среда.

Четверг забуду в пятницу, когда

Суббота скажет нет, а воскресенье - да.

Припев 2.

Зебра мечты

Белых клавиш цветы,

Черных клавиш следы,

Бродит Зебра-мечта до рассвета.

И на жёлтом песке

На зелёной реке

Моя Зебра купается где-то.

Припев: Туда, где я и где ты,

Уводят Зебры следы,

И белых клавиш цветы,

И черных клавиш мосты.

Туда, где я и где ты

Уводят Зебры следы.

На белых клавишах - я,

На чёрных, может быть, ты.

Рассыпая цветы,

Убегаешь ли ты,

Тропкой узкой за красной горой.

А на жёлтом песке,

На зелёной реке

Скачет Зебра-мечта за тобой.

Может быть за горой,

Может быть за рекой,

Иногда на песке засыпая,

Бродят Зебры мечты

Вдоль зелёной реки,

По ночам друг о друге мечтая.

Я была очарована. Стихи лились и лились колокольным звоном. Они не были похожи ни на чьи стихи, были такие новые. Непрерывный поток лился и лился, но вдруг он запнулся. «А теперь А. С. Пушкин», - сказал он. И начал с довольно известных первых строчек Пушкина, плавно перешёл на нечто иное, правда, продолжая в том же стихотворном размере. Я пыталась догадаться, что это такое. Но перебить его не решалась. Отдельно напоминало «Барышню - крестьянку», но в стихах. Персонажи мешались совершенно из разных произведений классиков. Стихи лились и лились из его уст, местами он запинался, как будто забывал, начинал снова, но уже совсем по-другому, совершенно ломая сюжетную линию. Было жутко интересно. Сорин постепенно подводил меня к кульминации рассказа, как вдруг послышалась сущая галиматья, он будто заговорил на тарабарском языке. Глаза мои полезли на лоб. Он, заметив моё удивление, замолчал. Последовала пауза. Я нарушила молчание: «Игорь, так что же это всё-таки за произведение?» - «Это Пушкин, Маша, Пушкин»…

В этот момент мы всё-таки нашли выход и, попрощавшись, разъехались по домам. По дороге я всё ломала голову над произведением, прочитанным Игорем, и постепенно меня осенило, что произведение это было полностью сочинено им, что это была его импровизация по мотивам Пушкина, и придумывал он её на ходу, но в какой-то момент ему просто стало скучно, и он понёс тарабарщину и замолчал. Эта ситуация рассмешила меня и ещё раз подтвердила, что он всё-таки жутко талантливый парень. На самом деле с ним всегда было смешно, причём всем людям без исключения. Мы обожали его. Имея дикую популярность, он оставался скромнейшим и неизбалованным человеком. Никогда не грубил, разговаривал со всеми уважительно. В отличие от Андрея, он полностью был лишён звёздных замашек. Ему было всё равно на чём ехать, сколько ехать, где спать, какая гостиница.

На гастролях он очень любил баню, желательно, настоящую, русскую - с веничком и чаем из самовара. В дороге весь коллектив «Иванушек» слушал музыку, которую он сам сочинил, используя какие-то первобытные инструменты. Это были и чукотские напевы на варгане и гимны ацтеков, и игра на обыкновенной дудочке, - всё это было непостижимо для нашего недоразвитого сознания. Мы мучились, но слушали из последних сил. Сорин всегда был разочарован, когда наши вкусы не совпадали, он хотел, чтобы мы были лучше, чтобы мы развивались, больше узнавали, больше читали. Очень расстраивался, когда видел, что мы тратим своё время, по его мнению, на глупости.

Игорь был отчаянным. Его бесстрашие порой граничило с глупостью. Он прыгал с 10-метровоЙ вышки, не раздумывая, в полунаполненный бассейн (рыбкой). Он стоял на носу небольшого катера в шторм ночью, ни за что не держась, и разговаривал с небом и морем. Он мог ночь провести в дельфинарии, общаясь с дельфинами, мог целый день пролазить в горах и вернуться счастливым, бодрым, отдохнувшим, полным эмоций и сказать, что он разговаривал с горами и получил столько знаний, сколько не получал за всю жизнь. Игорь обожал природу, она восстанавливала и возвращала его к жизни. А он страстно любил жизнь и любил жить.

Из воспоминаний Влада, друга Игоря:

Однажды Игорь с группой был в Анапе по приглашению «Артека». После концерта к нему подошли местные ребята: «Хочешь увидеть рай? Он здесь неподалёку. Ты отдохнёшь от всех. Брось этот балаган, поехали с нами. Ты не пожалеешь». Игорь как-то сразу согласился. И вот Анапа позади со своим бесшабашным весельем. И чем дальше ехали, тем легче становилось на душе. Наконец, машина остановилась, дальше можно было идти только пешком. Это Утришь - Заповедное место на берегу Чёрного моря в Крыму. Там, где нет никакой цивилизации. Одна чистейшая природа. Природа с большой буквы.

Когда ты видишь, что вокруг все цветет, ты должен вдохнуть и задержать дыхание на пять секунд, и то состояние радости, которое вольется в тебя, ты должен удержать в течение всей жизни.

Сорин

Необыкновенно звенящий воздух, огромные скалы, водопады, можжевеловые рощи, реликтовые деревья, поросшие лианами и множество птиц, даже лебеди и, нет границ между синим небом и морем. Туда не ходят поезда, не летят самолёты, не ездят на машинах, туда просто идут пешком. Туда приезжают за тем, чтобы утром встать и раздетым войти под водопад, а потом окунуться в чистое море, или уйти в деревья, чтобы рисовать, мечтать и творить. Да, это был рай на земле, и Игорь растворился в нём. Всю ночь мы просидели у костра. Наконец-то Игорь встретил родственные души. Много говорили о вечности, о космосе, о своём предназначении в этом мире.

Хочу увидеть

Хочу увидеть степь ночную,

Когда всё спит, и в тишине,

Играя весело, ликуя,

Природа шепчет обо мне.

Потом увидеть Север Дальний,

Сиянье смутных облаков.

И только б ветер свежий-свежий,

Чтоб согревал мне в жилах кровь.

Хочу бежать заре навстречу
Под тусклым отблеском луны.

Хочу забыть я эту вечность

И, всё забыв, уйти во сны

И. Сорин

Киты

Эй, кто сказал,

что у нас нет голоса?

А кольца музыки, парящие в воздухе,

Это по-вашему что?!

Мы киты - хранители космоса,

Мы - высший порядок,

природою созданный,

У самой поверхности этой земли.

Мы - разум создателя, света и снов,

Жемчужины моря подарены вечности,

Мы названы именем первой сердечности,

Хранящие вечность, весну и любовь.

И. Сорин

На утро легендарная личность этого «рая», местный Робинзон, проживший в нём уже несколько лет, по прозвищу Пашка-Шаман, показал Игорю все скрытые красоты, известные только ему, аборигену этих мест. А на прощанье подарил ему музыкальный инструмент, сделанный своими руками, наверно, У первобытных музыкантов было нечто подобное. Пашка-Шаман говорил, что этот инструмент ему как-то приснился во сне и он назвал его «Тундур». Сделан он был из бамбуковой палки с натянутой леской. К нему ещё прилагались две можжевеловые палочки, как барабанные. На нём можно было играть и как на струнном, и как на ударном инструменте. Звук он издавал необыкновенно красивый. Наверно, после этого подарка у Игоря появилась страсть собирать необычные этнические музыкальные инструменты всех веков и народов. Игорь провёл на Утрише всего одну ночь и пол дня, вечером у него был концерт и надо было возвращаться из этого рая в реальный мир, мир хаоса, ревущей толпы. Но эти минуты покоя, красоты и вечной гармонии природы у Игоря остались навсегда. Он бережно хранил их в своей памяти и в минуты усталости и безумного одиночества, мысленно уходил туда обратно, обретая покой.

Лето 1997 года принесло Игорю и маленькую радость. Он задумал купить машину. Его знакомый, живший в Америке, решил сделать ему сюрприз. Однажды около нашего дома появилась красная спортивная машина с открытым верхом. Игорь поблагодарил своего богатого почитателя, сделал несколько кругов вокруг дома на этой сверкающей красавице и заявил обалдевшему «американцу»: «Нет, я не могу на ней ездить, она слишком заметная, и я буду чересчур выделяться, а мне

это ни к чему»

- Что же ты хочешь тогда?

- Ну, пожалуй, подержанный «Мерседес» мне подойдет.

Ответ шокировал пария:

- Ты же звезда?! У тебя должно быть всё супер! Да, это всё ерунда, я ещё и сам не знаю, что хочу - ответил Игорь.

Решение пришло неожиданно. Однажды с Васей Смирновым - художником и другом детства - Игорь заехал к знаменитому в Москве модельеру и коллекционеру обуви «Петлюре» и вдруг увидел во_ дворе у него маленькую жёлтую машину. Это был «Фольксваген жук». Неожиданно для себя Игорь влюбился в эту модель. «Да, вот это и только это я хочу!», - воскликнул он. И вскоре у него появился «Фольксваген-жую», но только ослепительно белого цвета. Коллекционная модель 1957 года. Это было настоящее «ретро». Все знали, что

Игорь увлекался модой именно 50-60 годов. Это просматривалось и в его одежде, и в предметах, которые он собирал. У него были пластинки того времени, патифон, ламповый приёмник, какие-то приталенные рубашки с острыми воротничками и в цветочек, расклешённые брюки, да и ещё много чего другого. Всё это он умудрялся покупать у бабушек на Тишинском рынке или в секенд-хендах, причём не только в Москве, но и в других городах, где только оказывался. Он, как ребёнок, радовался какой-нибудь уникальной вещи, приводил её в порядок и с гордостью носил. Так и эта машина для него была суперсчастьем.

Мне нравится моя машина, она очень стильная, у нее есть свое лицо: внутри красный велюр и белые сидения. Закрываешься, и возникает такое ощущение, чо ты в «турбо» и утпаешь, утопаешь… Вообще, это такой мой маленький лунаходик.

Сорин

Как только он её купил, тут же сел и поехал, без всяких прав, просто сел и погнал домой, нарушая правила, несколько раз даже въезжая на встречную полосу и разворачиваясь там, где ему было нужно.

Из воспоминаний Ноны Гришаевой:

Звонит как-то Гоша (Игорь):

- Нона, я машину купил.

- Иномарку?

- Да!

- А какую?

- Выходи на Волгоградский проспект, я за тобой заеду.

- А когда ты научился водить?

- Это не важно! Выходи!

- А какая машина, какой марки?

- Ты узнаешь, поймёшь!

Помню был дождь. Я в коротком кожаном сарафане под зонтом. Стою на Волгоградском проспекте и, как дура, бросаюсь к каждой иномарке, а в них сидят «рыла» И говорят: «Сколько? Куда Вас подвести?»

Так я простояла минут 20, вконец промокла и кляла всё вокруг. И вдруг подъезжает белое солнце, это чудо, я расплылась и, не секунды не сомневаясь, что это Игорь, бросилась к машине, буквально свалилась в неё, и мы поехали к Дёрову в театр. Очнувшись, я спросила:

- Сколько ты водишь её?

- Два дня.

- Замечательно!!! - ответила я. - Только бы доехать, - и закрыла глаза.

Дёров нас встречал у подъезда театра и был ошарашен нашим видом. Игорь тут же развернулся, и мы поехали обмывать эту «чуму» в ресторан «Бочка».

- Ребята, заказывайте что хотите, - сказал Игорь.

У него всегда была широкая натура. Тут наш Дёров проявил себя, заказав 150 грамм какого-то сумасшедшего коньяка по $250 за 100 грамм.

Игорь трепетно относился к своей машине, просто она была частью его: всегда в порядке, всегда сверкающая своей чистотой. Права у него были международные, выданые ещё в Варшаве, но их почему-то у него почти никогда не спрашивали. Игорь не знал все дорожные знаки и правила дорожного движения, он мог на улице Горького в центре Москвы, увидев друга, тут же развернуться и подъехать к нему поговорить. Для него это было в порядке вещей. На дороге, уважая его марку, водители всегда уступали ему дорогу, и Игорю это ужасно льстило. Если его останавливало ГАИ, он широко улыбался, шутил, его тут же узнавали, и отделывался он либо автографом, либо кассетой. Игорь ездил, как жил, без всяких условностей и правил, и всё ему сходило с рук. Я бесконечно этому удивлялась. Наверное, в то время у него был свой ангел-хранитель, или он просто знал, что с ним ничего не может случиться.

Возвращаюсь к концертной деятельности: 1997 год был очень сложным для Игоря. Это был год метаний, мук, поисков себя, своего предназначения в жизни. Его все тяготило, он просто вырос из детских штанишек, ему хотелось работать в полную мощь своего таланта. Ему хотелось творить что-то своё и петь, петь, но только не попсу. В группе это было не возможно. Игорю надоели однообразие, дикая гонка... тогда он заявил об уходе.

В группу «Иванушки» я попал и случайно, и не случайно. Мне говорили, что это будет не просто группа, а будет Шоу. Но когда ты изо дня в день два с половиной года занимаешься одним и тем же, становится неинтересно. Я загибаюсь от однообразия. Это чудовищная растрата себя. Жалко, но я ничего не могу с собой поделать. Я больше не развиваюсь в группе. Я устал от этой музыки. Я даже не считаю это музыкой. Это звуки. Слишком все просто. Работа перестала приносить мне радость, она превратилась в каторжный труд. Я несчастлив сейчас.

Сорин

В новом альбоме «Твои письма» он почти не пел, а был только на подпевках. Единственное о чём он попросил, так это написать ему прощальную песню. Так появились «Облака».

1997 год был годом прощальных гастролей. На концертах Игорь читал свои стихи, иногда пел свои песни, нёс молодёжи своё слово романтика и поэта, учил любить мир, быть добрыми, щедрыми и красивыми, много читать, стремиться к совершенству и к творчеству. Он, их кумир, сделал, может быть, больше, чем вся Академия педагогических наук. Это его поклонницы кинулись в библиотеки читать Пушкина, Чехова, Набокова, Булгакова, Платонова, Экзюпери и Ричарда Баха. С ним они становились чище, с ним они учились любить мир и раскрашивать его своими красками. Когда он пел «Облака», плакал зал, и он вместе с ним.

Уже был найден Олег Яковлев, которого постепенно вводили в состав. Он ездил с группой на гастроли. Анд­рей стремился перенести на него имидж Игоря, но ког­да Олег выходил на сцену и начинал «петь» под фонограмму песни Игоря, публика готова была растер­зать его. Униженный Олег уходил со сцены испуган­ный и жалкий. Игорь страшно переживал за группу, но хода назад не было: «Я дал слово, что уйду, я всем объя­вил об этом и не могу взять его назад». Игорь колебал­ся, и чем ближе подходило время конца контракта, тем это больше ощущалось. Он изменился, перестал играть роль шута, помирился со всеми. Он был прежним Иго­рем: весёлым, добрым, щедрым с публикой. Ко мне приходили девчонки с тетрадками подписей, их были сотни. «Игорь не уходи!» - только эти два слова, ос­тальное - подписи. Игорь колебался, но замена ему уже была найдена, и он не хотел обидеть Олега. Игорь ушёл достойно 3 марта 1998 года. Эпопея «Иванушек» для него закончилась.

ГЛАВА VI.

Дата добавления: 2015-11-04