Глоссарий терминов и имен собственных 9 страница

Размеры и пропорции комнаты были колоссальны, ее высокий потолок покрыт золотыми листьями, стеллажи были не белыми, а блестяще черными. Книги на полках, опоясывающих стены, были обернуты черной кожей, их корешки отделаны золотом, в котором отражались слабые блики свечей. На полу лежал кроваво-красный, мягкий, как мех, ковер.

В воздухе пахло чем-то необычным, запах напоминал какие-то специи. Ей казалось, это потому, что братья приходят иногда в этот зал и подолгу засиживаются среди своей истории, вынимая с полок книги, может быть, о себе, а может быть, о своих предках. Она попыталась представить их здесь и не смогла, так как она никогда не видела ни одного из них. На самом деле, она никогда не видела мужчину во плоти.

Кормия быстро вычислила порядок томов, оказалось, они были организованы в хронологическом порядке – о, подождите. Здесь так же был и биографический раздел.

Она опустилась на колени. Каждый комплект томов было отмечен номером и на нем стояло имя Брата и его отцовская линия. Первый том был очень древним, на нем были архаично расположенные символы, что напомнило ей о самых старых частях дневника Девы-Летописицы. Этому первому Воину было посвящено несколько книг, а следующие двое Братьев значились как его сыновья.

Следуя далее вдоль ряда книг, она достала первую попавшуюся и открыла ее. На титульном листе был великолепно выписан портрет Брата, вокруг него следовало подробное описание: его имя и дата рождения, дата вступления в Братство, описывалась его доблесть на поле брани и тактические умения. На следующей странице располагалась родословная Воина на протяжении всех поколений, после чего шел список его жен и детей. Затем в каждой главе следовало подробное описание его жизни, как на поле битвы, так и вне ее.

Этот Брат, Торчер, по всей видимости, прожил долгую жизнь и был славным Воином. О нем было три книги, и одна из последних записей была посвящена радости мужчины, по поводу вступления в Братство, его единственного, оставшегося в живых сына, по имени Рейдж.

Кормия вернула книгу на место, и продолжила путь вдоль рядов, пальцем пробегая по переплетам, касаясь имен. Эти мужчины воевали, чтобы оберегать ее, они пришли на помощь, когда Избранные подверглись нападению сотни лет назад. Они также защищали гражданское население от лессеров. Может быть, все эти приготовления для Праймэйла пройдут не так уж плохо. Конечно же, тот, чья задача – защищать невинных, не сможет причинить ей боль.

Так как она не знала возраста того, кто ей был обещан, и дату его вступления в Братство, она просматривала каждую книгу. А их было так много, бесконечные полки…

Ее палец остановился на корешке толстого тома, одном из четырех:

БЛАДЛЕТТЕР

Имя отца Праймэйла заставило ее похолодеть. Она читала о нем, как часть истории расы, и, пресвятая Дева, возможно, она ошиблась. Если истории об этом мужчине были правдой, то получалось, что даже тот, кто храбро воевал, мог оказаться очень жестоким.

Странно, что его отцовской линии не было в списке.

Она шла дальше, отслеживая еще больше переплетов, еще больше имен.

ВИШЕС

СЫН БЛАДЛЕТТЕРА

Здесь был только один том, и он был тоньше ее пальца. Когда она легко достала книгу и провела ладонью по обложке, ее сердце бешено колотилось. Книга открылась с трудом, было ясно, что ее редко касались. Вернее, не касались вообще. Портрет Брата отсутствовал, не было и подробного описания его боевых подвигов, только дата рождения, которая указывала, что скоро ему исполнится триста лет и три года, и запись о том, когда он вступил в Братство. Она перевернула страницу. Не было никакого упоминания о его происхождении, за исключением того, что его отцом был Бладлеттер. Остальная часть книги была чиста.

Поставив книгу на место, она вернулась к томам, посвященным отцу и вытащила третий из них. Она читала об отце, в надежде узнать что-то о сыне, что могло бы развеять ее опасения, но обнаружила такую жестокость, что это заставило ее молиться, чтобы Праймэйл был похож на свою мать, кем бы она ни была. «Бладлеттер»^[63] – очень подходящее имя для такого Воина, потому как он был одинаково жесток и к вампирам, и к лессерам.

Пролистав до конца, она обнаружила на последней странице запись о его смерти, хотя о причине ничего не говорилось. Она достала первый том и открыла его, чтобы посмотреть на портрет. У него были черные как смоль волосы, борода и такие глаза, что ей захотелось отбросить книгу прочь и никогда не открывать ее снова.

Вернув том на место, она осела на пол. По окончании секвестра Девы-Летописицы, сын Бладлеттера придет за Кормией и получит ее тело в законное владение. Она не знала что последует за этим, не могла даже представить дальнейшие действия мужчины, и очень страшилась сексуального обучения.

По крайней мере, как Праймэйл, он возляжет с другими, напомнила она себе. Со многими другими, часть из которых специально подготовлена для того, чтобы доставлять мужчинам удовольствие. Без сомнения, он предпочтет их. Если ей хоть немного повезет, он будет редко приходить к ней.

Глава 13

Бутч растянулся на постели, и Ви со стыдом, признался себе, что провел много дней, представляя: на что это будет похоже? Что он почувствует? Что он будет обонять? Теперь, когда это стало реальностью, он был рад, что ему пришлось сосредоточиться на исцелении Бутча. В противном случае, он бы чувствовал ненужное напряжение, и ему пришлось бы отстраниться.

Когда его грудь коснулась груди Бутча, он попытался сказать себе, что ему это не нужно. Он старался делать вид, что ему не требовалось чувствовать кого-то рядом, что ему не приносит облегчения это ощущение, когда кто-то плотно прижимается к тебе с головы до пят, он притворился, что ему наплевать на тепло и тяжесть тела рядом с ним.

Исцелив копа, он не излечится сам.

Но это, конечно, все вздор. Ви обнял Бутча и открылся, чтобы принять в себя все зло Омеги. После визита матери и пулевого ранения, он жаждал близости другого человека, ему было необходимо чувствовать руки, которые обнимут в ответ. Биение сердца напротив его собственного.

Он так долго не протягивал руки другому человеку, так долго держался в стороне. Он снял щиты рядом с единственным человеком, которому доверял, и от этого защипало глаза.

Как хорошо, что он никогда не плакал, иначе щеки стали бы мокрыми, как речные камни.

Бутч вздрогнул от облегчения, и Вишес почувствовал, как дрожат плечи и бедра мужчины. Зная, что этого делать не следует, но не в силах остановить себя, Ви протянул свою татуированную руку и глубоко запустил ее в густые волосы Бутча. Коп издал еще один стон и придвинулся ближе, Ви перевел глаза на своего хирурга.

Широко распахнув глаза и приоткрыв рот, она наблюдала за ними из кресла.

Ви не чувствовал неловкости лишь потому, что знал, что когда она уйдет, у нее не останется воспоминаний об этом интимном моменте. В противном случае он бы этого не вынес. Подобная хрень не часто случалась в его жизни, в основном потому, что он не допускал такого. И будь он проклят, если хоть кто-то из чужаков будет лезть в его частные дела.

За исключением того… что она-то вроде как не являлась чужаком.

Хирург сидела, глубоко утонув в кресле, прижав руку к горлу. Время тянулось медленно, вытягиваясь во всю длину, как ленивая собака туманной летней ночью. Она смотрела ему прямо в глаза, и он тоже не отводил взгляда.

Опять в голову пришло это слово: Мое.

Только вот о ком из них он думал? О Бутче или о ней?

О ней, подумал он. Именно эта женщина в другой стороне комнаты вызывала в голове это слово.

Бутч зашевелился, его ноги легко касались ног Ви через одеяло. Ви почувствовал укол вины, вспомнив, сколько раз он представлял себя с Бутчем – в объятиях, так, как сейчас, думал о…ну, лечение не было и половиной тех мыслей. Странно, конечно. Теперь, когда все это происходило на самом деле, Ви не думал ни о чем сексуальном по отношению к Бутчу. Нет… сексуальное влечение и «связующее» слово были направлены на ту молчаливую женщину в его комнате, которая явно была в шоке.

Может быть, она не выносила вида мужчин вместе? Не то чтобы они с Бутчем когда-то будут вместе.

По какой-то нелепейшей гребаной причине Ви сказал ей:

– Он мой лучший друг.

Казалось, она удивилась этому пояснению. Ровно, как и он.

Джейн не могла оторвать глаз от кровати. Пациент и Рэд Сокс ярко светились, их тела испускали мягкий свет, и между ними что-то происходило, какой-то обмен. Господи, сладкий запах в воздухе постепенно исчезал.

Лучшие друзья? Она посмотрела на руку пациента, зарывшуюся в волосы Рэд Сокса, и на то, как его сильные руки притягивали мужчину ближе к себе. Конечно, они были друзьями, но как далеко они зашли в своей дружбе?

Прошло Бог знает сколько времени, пока Рэд Сокс, наконец, издал долгий вздох и поднял голову. Глядя на их лица, в нескольких дюймах друг от друга, Джейн приготовилась к худшему. Она спокойно относилась к таким мужчинам, но по какой-то безумной причине она не хотела видеть, как ее пациент целует своего друга. Или кого-то еще.

– Ты в порядке? – спросил Рэд Сокс.

Голос пациента был низким и тихим.

– Да. Я устал.

– Не сомневаюсь.

Рэд Сокс плавным движением соскользнул с кровати. Черт побери, он выглядел так, будто провел месяц на спа-курорте. К нему вернулся нормальный цвет лица, а глаза стали спокойными и ясными. Исчезла атмосфера зла.

Пациент перевернулся на спину, потом лег на бок, поморщившись от боли. Затем попытался вернуться в первоначальное положение. Он скрестил ноги под одеялом, как будто пытаясь избавиться оттого, что сейчас чувствовало его тело.

– Тебе больно? – спросил Рэд Сокс. Когда ответа не последовало, парень бросил взгляд через плечо. – Можешь помочь ему, док?

Ей хотелось сказать «нет». Ей хотелось грязно выругаться и еще раз потребовать, чтобы ее отпустили. Ей хотелось крепко пнуть этого члена клуба Рэд Сокс по яйцам за то, что от произошедшего сейчас ее пациенту стало хуже.

Но клятва Гиппократа заставила ее подняться и подойти к вещевым мешкам.

– Зависит от того, что ты мне принес.

Подойдя ближе, она обнаружила запас лекарств от любого вида боли из Уолгрин^[64]. И все это было упаковано в мешки Биг Фарма^[65], и значит, у них существовали свои источники в клинике: лекарства были запечатаны таким образом, что явно не проходили через черный рынок. Черт, эти парни, вероятно, и были черным рынком.

Чтобы убедиться, что она ничего не пропустила, она проверила вторую сумку… и обнаружила свою любимую форму для йоги… и остальные вещи, которые она упаковала для поездки в Манхэттен, на интервью в Колумбии.

Они были у нее дома. Эти ублюдки залезли в ее дом.

– Нам пришлось отогнать твою машину, – пояснил Рэд Сокс. – И решили, что тебе потребуется свежая одежда. А это было уже упаковано.

Они ехали на ее Ауди, шарили по комнатам, рылись в ее вещах.

Джейн встала, и пнула сумку так, что она пролетела через всю комнату. Вся ее одежда вывалилась на пол, она сунула руку в карман и схватила бритву, готовая перерезать Рэд Соксу горло.

Послышался твердый голос пациента:

– Извинись.

Она развернулась и посмотрела на кровать.

– За что? Вы забрали меня против моей во…

– Не ты. Он.

Рэд Сокс быстро сказал раскаивающимся голосом:

– Я сожалею, что мы вошли в твой дом. Мы просто пытаемся тебе все облегчить.

– Облегчить? Не обижайся, конечно, катись ты к черту на рога со своими извинениями. И знайте, люди заметят мое исчезновение. Полиция будет искать меня.

– Мы обо всем позаботились. Даже насчет встречи на Манхэттене. Мы нашли билеты на поезд и приглашение на собеседование. Они больше тебя не ждут.

От ярости она на какое-то мгновенье лишилась голоса.

– Да как вы смеете.

– Они согласились перенести интервью, когда узнали, что ты заболела.

Будто это должно ее успокоить.

Джейн открыла рот, готовая наброситься на него, когда до нее дошло, что она находится полностью в их власти. Противодействие похитителям, возможно, было не самым умным в данной ситуации.

Выругавшись, она посмотрела на пациента.

– Когда вы меня отпустите?

– Как только я встану на ноги.

Она внимательно изучила его лицо, от эспаньолки и алмазных глаз до тату на виске. Не думая, она сказала:

– Дай мне слово. Поклянись жизнью, которую я тебе вернула. Вы позволите мне уйти целой и невредимой.

Он не колебался. Даже не перевел дыхание.

– Клянусь своей честью и кровью, что течет в моих жилах, ты будешь свободна, как только я поправлюсь.

Ругая себя и их, она вынула руку из кармана, нагнулась и вытащила флакон демерола из большой сумки.

– Не вижу здесь шприцов.

– У меня есть.

Рэд Сокс подошел и вынул стерильный пакет. Когда она попыталась взять его, он не выпустил его из рук.

– Уверен, ты используешь их с умом.

– С умом? – Она вырвала шприц из его руки. – Нет, я воткну шприц ему в глаз. Ведь именно этому меня учили в медицинском колледже.

Нагнувшись еще раз, она порылась в сумке и нашла пару резиновых перчаток, пакет проспиртованных салфеток, марлю и упаковку для смены повязки на груди.

Хотя она для профилактики и влила пациенту антибиотики еще до операции, так что риск заражения был низок, она все равно спросила:

– Можешь достать антибиотики?

– Все что потребуется.

Да, у них определенно были связи в больнице.

– Возможно, мне потребуется немного ципрофлоксацина или амоксициллина. Зависит от того, что входит в состав этой хирургической упаковки.

Она положила иглу, флакон и другие материалы на тумбочку, натянула перчатки и разорвала упаковку.

– Секунду, док, – сказал Рэд Сокс.

– Прошу прощения?

Рэд Сокс смотрел на нее, его взгляд был как оружейный прицел.

– При всем уважении, хочу подчеркнуть, что если ты намеренно навредишь ему, я убью тебя голыми руками. Мне все равно, что ты женщина.

Ужас пробежал по ее позвоночнику, когда рычание заполнило спальню, похожее издает мастифф перед нападением.

Они оба в шоке посмотрели на пациента.

Его верхняя губа приподнялась, обнажая острые передние зубы, которые стали длиннее в два раза.

– Никто не прикоснется к ней. И плевать, что она сделает или кому.

Рэд Сокс нахмурился, будто его приятель лишился разума.

– Ты знаешь о нашей договоренности, сосед. Я забочусь о твоей безопасности, пока ты не сможешь сам о себе позаботиться. Тебе это не по нраву? Лечи скорее свою задницу, и потом можешь беспокоиться о ней.

– Никто.

Последовала минута молчания, в течение которой Рэд Сокс по очереди переводил взгляд, то на врача, то на пациента, как будто пересматривая законы физики, и сомневаясь в самой математике.

Джейн вмешалась, чувствуя, что ей необходимо их успокоить, пока они не вскипели окончательно:

– Ладно, ладно. Давайте прекратим это идиотское позерство, хорошо?

Оба посмотрели на нее с удивлением, но, казалось, их еще больше поразило то, как она локтем оттолкнула Рэд Сокса в сторону.

– Если ты собираешься быть здесь, выруби агрессию. Этим ты ему не поможешь, – она посмотрела на пациента. – Ну а ты… ты просто расслабься.

После продолжительного молчания, Рэд Сокс прокашлялся, а пациент надел свою перчатку и закрыл глаза.

– Спасибо, – пробормотала она. – Теперь, если вы, парни, не возражаете, я начну делать свою работу, чтобы поскорее отсюда выбраться.

Она вколола пациенту дозу демерола, и, через несколько секунд, жесткая линия его бровей расслабилась, словно на них ослабили винты. Напряжение покинуло его тело, она ослабила повязку на его груди и сняла марлю.

– Боже… мой, – выдохнула она.

Рэд Сокс посмотрел через ее плечо.

– Что случилось? Рана же хорошо зажила.

Она мягко ощупала ряд металлических скоб и розовый шов под ними.

– Теперь это можно снять.

– Помощь нужна?

– Это неправильно.

Пациент открыл глаза, и было очевидно, что он знал, о чем она думает: Вампир.

Не глядя на Рэд Сокса, она сказала:

– Не достанешь мне хирургические ножницы и зажимы из той сумки? О, и принеси мне локальный спрей-антибиотик.

Услышав шорох в другом конце комнаты, она прошептала:

– Что ты такое?

– Живой, – ответил пациент, – благодаря тебе.

– Вот возьми.

Джейн нервно дернулась, притянутая за ниточки кукловода игрушка. Рэд Сокс протягивал ей инструменты из нержавеющей стали, но она не могла вспомнить, зачем просила их.

– Скобы, – пробормотала она.

– Что? – переспросил Рэд Сокс.

– Я вытащу скобы, – она взяла ножницы и зажимы и брызнула на грудь пациента антибиотик.

Несмотря на то, что ее мозг выделывал непонятные па внутри черепной коробки, она умудрилась вытащить и удалить каждую из двадцати, или около того, металлических скоб, бросая их в мусорную корзину, рядом с кроватью. Закончив, она смыла капли крови, выступившие из каждого прокола, а затем нанесла на грудь еще антибиотика.

Встретившись с его бриллиантовым взглядом, она знала наверняка, что он не был человеком. В жизни она повидала слишком много внутренних органов, и слишком часто боролась за жизни пациентов, чтобы сейчас думать иначе. Но она не знала, радоваться ей или плакать. И всей человеческой расе.

Как такое возможно? Существование совершенно иного вида с огромным количеством человеческих характеристик? С другой стороны, вероятно, именно это помогло им остаться в тени.

Джейн накрыла его грудь тонким слоем марли, которую затем обернула вокруг. Когда она закончила, пациент поморщился, и его рука, та, что в перчатке, легла на живот.

– Ты в порядке? – спросила Джейн, когда его лицо побледнело.

– Тошнит, – над верхней губой выступил пот.

Она посмотрела на Рэд Сокса.

– Я думаю, тебе лучше уйти.

– Почему?

– Его сейчас стошнит.

– Я в порядке, – пробормотал пациент, закрывая глаза.

Джейн направилась к сумке за уткой, и сказала Рэд Соксу:

– Уходи прямо сейчас. Дай мне его осмотреть. Для этого нам не нужна аудитория.

Чертов демерол. Он снимал боль, но иногда побочные эффекты доставляли немало проблем пациентам.

Рэд Сокс замешкался, пока больной не застонал и не начал вынужденно сглатывать.

– Мм, хорошо. Слушай, прежде чем я уйду, тебе принести, что-нибудь свежее, поесть? Может, ты хочешь что-нибудь особенное?

– Ты шутишь? По-твоему, я должна забыть о похищении и смертельной угрозе, и сделать у тебя заказ?

– Нет причины голодать пока ты здесь. – Он взял поднос.

Боже, этот его голос… грубый, хриплый голос с Бостонским акцентом.

– Я знаю тебя. Я определенно откуда-то тебя знаю. Сними кепку. Я хочу видеть твое лицо.

Парень взял остывшую еду и пересек комнату.

– Я принесу тебе что-нибудь поесть.

Когда дверь закрылась, и послышался шум запираемого замка, она почувствовала какое-то детское желание подбежать и заколотить по ней.

Но тут больной застонал, и она посмотрела на него.

– Может, перестанешь с этим бороться?

– Черт… побери… – он повернулся набок, когда начались рвотные позывы.

Судно не понадобилась, потому что в его желудке было пусто. Джейн заставила себя пойти в ванную и принести полотенце, которое она положила на рот пациента. Его спазмы жалко тонули в полотенце, он схватился за грудь, как будто не хотел, чтобы открылась рана.

– Все в порядке, – сказала она, положив руку на его гладкую спину. – Ты уже вполне здоров. Шов не откроется.

– Такое чувство… будто я… черт…

Боже, он страдал: его лицо покраснело от напряжения, он весь вспотел, а тело трясло.

– Ничего страшного, просто не подавляй это. Чем меньше ты борешься с ней, тем легче тебе будет. Да… вот так… дыши между приступами. Хорошо, сейчас…

Она гладила его по спине и держала полотенце, продолжая нашептывать. Когда все закончилось, пациент лежал неподвижно, дыша через рот, его рука в перчатке сжала уголок простыни.

– Было не очень-то весело, – прохрипел он.

– Мы подберем тебе другое болеутоляющее, – пробормотала она, убирая волосы с его глаз. – Больше никакого демерола. Послушай, я хочу проверить твои раны, хорошо?

Он кивнул и откинулся на спину, его грудь казалась такой же широкой, как эта проклятая постель. Она осторожно сняла повязку, нежно подняла марлю. Господи… кожа, которая была проколота скобами всего пятнадцать минут назад, полностью зажила. Остались лишь тонкие розовые линии на его груди.

– Что ты такое? – выпалила она.

Ее пациент откатился к ней.

– Уставший.

Даже не подумав о том, что делает, она снова начала гладить его, движения ее ладони, по его коже, издавали тихий шорох. Прошло совсем немного времени, прежде чем она заметила, какими жесткими и мускулистыми были его плечи… и то, к чему она прикасалась, было теплым и очень мужским.

Она убрала ладонь.

– Пожалуйста.

Он схватил ее за запястье рукой, на которой не было татуировок, хотя его глаза были закрыты.

– Прикоснись ко мне или… черт, держи за руку, я… как будто плыву по течению. Уплываю. Я ничего не чувствую. Ни кровать… ни свое тело.

Она посмотрела вниз, туда, где он держался за нее, глазами измерила бицепсы, широту его груди. В голове мелькнула мысль, что он мог переломить ее руку надвое, но не станет. Полчаса назад он был готов разорвать горло одному из своих близких, чтобы защитить ее…

Прекрати.

Прекрати чувствовать себя с ним в безопасности. Стокгольмский синдром ^[66] нам не товарищ.

– Пожалуйста, – сказал он, прерывисто дыша, стыд сжимал его горло.

Боже, она никогда не понимала, как жертвы похищений развивали отношения со своими похитителями. Это было против всей логики, против закона самосохранения: твой враг не может быть твоим другом.

Но отказаться от его тепла было немыслимо.

– Мне нужна моя рука обратно.

– У тебя же их две. Используй другую.

С этими словами он прижал к себе ее ладонь, простыни все дальше соскальзывали с его тела.

– Тогда позволь мне перейти на другую сторону, – пробормотала она, вытащила руку из его захвата, сменив ее на другую, положив освобожденную ладонь ему на плечо.

Его кожа была золотисто-коричневого цвета летнего загара и такой гладкой… Господи, гладкой и упругой. Ее взгляд скользнул по изгибу его спины, на затылок, и, прежде чем она осознала, что делает, она уже гладила его блестящие волосы. Короткие на затылке, длинные вокруг лица – может, он специально носил их таким образом, чтобы скрыть татуировки на виске? Хотя, они наверняка были сделаны на показ, иначе, зачем наносить их на таком заметном месте?

Он издал горловой звук, мурлыканье, которое прокатилось по его груди и верхней части спины, затем он отодвинулся, потянув ее руку за собой. Очевидно, он хотел, чтобы она потянулась вслед за ним, но она начала сопротивляться, и он вернулся обратно.

Глядя на свою руку, на его твердом бицепсе, она думала о том, когда в последний раз была близка с мужчиной. Давно это было. И честно говоря, ей не было так хорошо тогда.

В памяти возникли глаза Манелло…

– Не думай о нем.

Она дернулась.

– Откуда ты знаешь, о ком я думаю?

Пациент отпустил ее и медленно перевернулся так, что оказался к ней затылком.

– Извини. Это не мое дело.

– Как ты узнал?

– Я постараюсь заснуть, хорошо?

– Хорошо.

Джейн встала и подошла обратно к своему креслу, думая о его шестикамерном сердце. Его крови неопределенного группы. О клыках в запястье блондинки. Взглянув в окно, она спросила себя, что если стекла были закрыты не только из соображений безопасности, но и для защиты от дневного света.

К чему все это приведет? Быть запертой в комнате с… вампиром?

Рациональная ее часть решительно отвергала подобную мысль, но где-то глубоко внутри нее правила логика. Она покачала головой, вспоминая свою любимую цитату из Шерлока Холмса, перефразируя ее: «Если вы отсекли все возможные объяснения, то невозможные и есть ответ». Логика и биология не лгут, не так ли? Это была одна из причин, почему она решила стать врачом.

Она посмотрела на своего пациента, запутавшись в выводах. В голове крутилась мысль о возможностях эволюции, но она старалась учитывать и более практические вопросы. Она подумала о лекарствах, что были в вещевом мешке, и о том, что ее пациент находился в опасной части города, когда его подстрелили. И, эй, они похитили ее.

Как она вообще могла доверять ему, или его словам?

Джейн засунула руку в карман и нащупала бритву. Ответ на этот вопрос был прост. Она не могла.

Глава 14

В своей спальне, в особняке, Фьюри сидел, прислонившись к спинке кровати, укутав ноги в синий бархатный плед. Он снял протез, а в тяжелой стеклянной пепельнице рядом с ним тлел окурок. Из скрытых динамиков Bose слышался Моцарт.

Книга об огнестрельном оружии служила ему в данный момент больше как мольберт, а не материал для чтения. Перед ним лежал толстый лист белой бумаги, но он пока не сделал ни одной пометки своим карандашом Тикондерога № 2. Портрет был закончен. Он дорисовал его около часа назад и собирался с духом, чтобы смять его и выбросить.

Хотя ему никогда не нравились свои рисунки, этот он почти полюбил. На черно-белой странице, из-под грифеля карандаша появились лицо женщины, ее шея и волосы. Бэлла смотрела куда-то влево, она слегка улыбалась, прядь темных волос лежала на щеке. Он увидел ее такой этим вечером, на Последней трапезе. Она смотрела на Зейдиста, что и объясняло ее тайную улыбку.

На всех его рисунках, в каких позах он бы ее ни изображал, она всегда смотрела куда-то в сторону. Потому что, если бы она смотрела с портрета прямо ему в глаза, это было бы неуместно. Черт, сам рисунок был абсолютно неуместным.

Он закрыл лицо рукой, приготовившись смять бумагу.

В последний момент он опять взял косячок, страстно желая какого-то искусственного облегчения для своего сердца, что билось сейчас так быстро. В последнее время он много курил. Больше чем когда-либо. И хотя он вверял себя химическим успокоителям, чувствуя себя при этом омерзительно, идея завязать с этим – никогда не приходила ему в голову. Он не мог себе представить, как он проживает день без подобной «помощи».

Он сделал еще одну затяжку, задержал дым в легких, думая о своей проблеме с героином. Тогда, в декабре, он не прыгнул с головой с этого героинового обрыва, не потому, что принял верное решение, а потому, что Джон Мэтью выбрал подходящее время, чтобы вмешаться.

Фьюри выдохнул и уставился на кончик косяка. Искушение попробовать что-то более сильное опять вернулось. Он чувствовал дикое желание поехать к Риву и попросить у парня еще один пакетик, полный эйфории. Может быть, тогда он обретет хоть немного спокойствия.

Раздался стук в дверь, и он услышал голос Зи:

– Я могу войти?

Фьюри сунул рисунок между страниц книги.

– Да.

Зи вошел и не сказал ни слова. Уперев кулаки в бедра, он наматывал круги, вышагивая у его кровати. В ожидании Фьюри зажег еще один косяк, и следил за движениями своего близнеца, пока тот вытаптывал ковер.

Заставить Зи говорить не легче, чем уговорить рыбу добровольно сесть на крючок. Молчание – единственная приманка, которая работала.

Наконец брат остановился.

– У нее кровотечение.

Сердце Фьюри чуть не выскочило из груди, он распластал руку на обложке книги.

– Насколько сильно и как давно?

– Она скрывает это от меня, поэтому я не знаю.

– Как ты это выяснил?

– Я нашел прокладки, спрятанные глубоко в шкафчике рядом с туалетом.

– Может быть, они там давно лежат.

– В прошлый раз, когда я брал оттуда бритву, их там не было.

Черт.

– Она должна пойти к Хэйверсу.

– Следующий прием только через неделю.

Зи снова заметался.

– Я знаю, что она не говорит мне, потому что боится, что я слечу с катушек от волнения.

– Может быть, она нашла им какое-то другое применение?

Зи остановился.

– О, ну да. Точно. Прокладки прямо мегафункциональные. Как ватные палочки и подобная хрень. Слушай, может, ты с ней поговоришь?

– Что? – Фьюри быстро затянулся. – Это личное. Только между вами.

Зи обхватил свою бритую голову руками.

– Ты в подобных вещах разбираешься лучше меня. Последнее, что ей сейчас нужно, чтобы я сломался прямо перед ней, или еще хуже, начал орать, потому что напуган до смерти и не понимаю что делаю.

Фьюри попытался сделать глубокий вдох, но едва смог вобрать воздух в горло. Он так хотел вмешаться во все это. Он хотел пройти вдоль коридора со статуями, войти в комнату этой пары, сесть рядом с Бэллой и вытянуть из нее всю эту историю. Он хотел быть героем. Но это было не его место.

– Ты ее хеллрен. Ты должен поговорить с ней. – Фьюри затушил последние дюймы косяка, забил очередной, и открыл зажигалку. Кремневое колесико издало скрежещущий звук, когда выскочило пламя. – Ты можешь сделать это.

Зейдист выругался, еще немного потоптался, но, в конце концов, направился к двери.

– Разговоры обо всей этой беременности постоянно напоминают мне о том, что если я потеряю ее, я сдохну. Я чувствую себя таким чертовски беспомощным.

Дата добавления: 2015-11-04