Лекция 7. Русская Церковь и Греческий Восток в XVII в. Миссия Арсения Суханова.

«Милостыня без счета». Несмотря на то, что Русь приняла крещение от Византии, отношение русских к грекам, особенно после Ферраро-Флорентийской унии, было, мягко сказать, подозрительное и крайне настороженное.

На Руси слову «грек» часто придавали насмешливо-недоверчивый оттенок. Греки, которых знали на Руси, - церковные иерархи, дипломаты, торговцы, разного рода наемники – в массе своей были далеко не лучшими представителями своего народа. Алчные и лицемерные, они вызывали недоверие и презрение у русских. Павел Алеппский свидетельствует, что в Москве в середине XVII в. греческим купцам воспрещалось входить в русские храмы! «А иные русские попы мирских торговых греков в церковь Божию божественного пения слушать не пущали, называли их неверными». Но и это не всё. По свидетельству того же Павла Алеппского, до его приезда в Москве не дозволяли служить приехавшим с Востока греческим епископам и патриархам, потому что считали их оскверненными через сближение с турками.

Впрочем, неприязнь была взаимной. Греки, вообще свысока смотрели на недоучек-москалей, неизвестно откуда обзаведшихся странными для них обрядами, на все попытки критического к ним отношения отвечали (в описываемое время, то есть когда это не грозило испортить их карьеру в России) тем, что с удовольствием доказывали москвичам их невежество, и, поэтому, сугубую необходимость учиться, и учиться именно у них – греков. Греческие иерархи со смешанным чувством смотрели на русское «православное царство»: они ждали от него в первую очередь исключительно материальной поддержки и в то же время не могли избавиться от привычного, укоренившегося пренебрежения к «северным варварам». Как свидетельствует один иностранец – Генрих Седерберг (шведский пастор, взятый в плен под Полтавой, много лет после этого проживший в России и оставивший описание русской жизни): «Греки всегда смотрели на себя, как на особую привилегированную нацию, которой всецело принадлежит первенство и руководящая роль во всем православном мире, по крайней мере, в делах церковных. <...> Славянские нации, не исключая русских, в глазах греков были низшие, неспособные к самостоятельной церковной жизни; их должны были постоянно держать в своих руках и во всем руководить греки, их неизбежные опекуны и учители».

Внезапное и сильное желание учить русских возникло у иерархов-греков (сразу у многих) в середине XVII в., когда русский царь захотел учить свое духовенство и стал прилично платить за учебу.

Богатое царское жалование и престиж и преимущества учительского звания привлекали в Москву все новых и новых ученых чужаков:

- некоторые из них оказывались неспособными к учительству,

- некоторые оказались самозванцами с подложными патриаршими грамотами,

- многие привозили с собой отряды «слуг и родственников» – торговцев, бизнесу которых царское правительство щедрой рукой предоставляло немалые привилегии.

Так, патриархи Афанасий экс-Константинопольский и Паисий Иерусалимский набрали (получив с них за это деньги) в свои «свиты» купцов, записав их монахами, иеромонахами, архимандритами. Некоторых из этих купцов опознал воевода в Путивле и указал на это патриарху Паисию, на что тот спокойно ответил, «что де хотя и были прежде сего торговые люди, только де ныне служат ему, патриарху».

Иногда между самими греками возникали скандальные истории из-за денег, недоплаченных купцами их «шефу» за попадание в Москву. Эти распри разбирал Посольский приказ, и они неизбежно становились известны многим, увеличивая недоверие русских из всех слоев общества к «обездоленным» псевдо-архимандритам и прочим попрошайкам.

Вообще, взаимные между греками (в том числе архиереями) кляузы и интриги (по многим и разнообразным поводам) с целью устранить из России конкурентов в борьбе за царское жалование были делом обычным. Однако нужно отметить и то, что русское правительство, даже получив донос одного грека на другого, вело расследование неохотно и ненастойчиво, и ни разу не приняло каких-либо серьезных мер для предупреждения обманов на будущее. Создается впечатление, что оно не хотело примешивать сыск и раскрытие мошенничества к святому делу христианского благотворения. Имел значение и политический аспект проблемы: выявить и наказать жуликов (и даже вернуть убытки казны) было для русского правительства гораздо менее важно, чем сохранить на греко-язычном Востоке репутацию гостеприимнейшей для греков страны.

Вместе с тем, правительство России в течение XVII в. вынуждено было предпринять целый ряд мер, чтобы хоть частично ограничить наплыв греков-милостынесобирателей.

1. Требовать документы приезжающих иерархов и точные перечни сопровождающих их лиц более или менее строго русское правительство стало только с начала XVII в., когда их наплыв стал очень уж тяжел для русской казны. До этого в Москву свободно проезжали «ограбленные и обездоленные» с одним честным (или не очень честным) словом и любым количеством «слуг и родственников». Однако по словам профессора Н.Ф. Каптерева: «Следствием этого требования <документов> было то, что каждый проситель, отправляясь на Русь за милостынею, старался раздобыться рекомендательною патриаршею грамотою, и если не добывал настоящей, то заменял ее поддельной, благодаря чему фабрикация поддельных рекомендательных патриарших грамот и приняла с тех пор очень почтенные размеры».

Подложные документы не были большой редкостью. Так, ехавшего в Россию Юрия «Крижанича нагнал <в Нежине> некий Софоний, назвавший себя митрополитом Филиппа и Драмы (Македонская епархия). Софоний ехал на Русь для сбора милостыни, но не имел для этого соответствующих грамот. Нуждаясь в попутчике, который бы знал русский язык, он стал уговаривать Крижанича поехать с ним, а чтобы усыпить бдительность пограничных таможенных застав, – сочинить подложные грамоты якобы от имени патриарха <Константинопольского> Иоанникия - «по общим нуждам церковным». Вначале Крижанич решительно отказался. Потом образец такой грамоты он, действительно, сочинил, но оформлять ее как документ не стал и в Москву вместе с фальшивым посланцем патриарха Иоанникия не поехал». Интересно, как объяснил свой проступок сам Ю. Крижанич: «Признаюсь в своей вине: впоследствии я сочинил ему помянутыя грамоты, боясь за свою жизнь». Получается, что «митрополит Филиппа и Драмы» не знает ни слова по-русски, не имеет верительных грамот, не знает, как их сочинить, но смело едет в Москву за деньгами, и, угрожая убийством, требует от своего более грамотного попутчика составить подложный документ! «Митрополит» Софоний (или Софроний) в Москве был в 1661 г. (и даже со своим «архимандритом»), все, что положено митрополиту, получил, и благополучно выехал из России.

2. Второй мерой, предпринятой русским правительством в начале XVII в., чтобы хоть как-то ограничить расходы на греков, стало установление срока для приездов в Россию за милостыней представителей одного монастыря. Сроки эти, как и размер милостыни, были разные для разных монастырей, как правило это 6 или 7 лет, реже 3-5 и 8-10 лет. Единый срок и размер (175 рублей каждые 5 лет) были установлены только в 1742 г.

3. Царское разрешение на проезд в Москву давалось не всем, так как выдавая деньги гостю - милостынесбирателю и поворачивая его обратно в Путивле, казна сильно уменьшала свои расходы. Легчайший и вернейший способ получить это разрешение для греков был следующим: заявить в Путивле, что везешь в Москву важные политические вести. Впрочем, иногда такое заявление оказывалось в Москве обманом.

Независимо от милостыни в Москве, восточные патриархи обычно получали царское жалование (деньги или ценные подарки, часто – иконы в драгоценных окладах), не покидая своих кафедр, через едущих туда по каким-либо нуждам русских, или через наших послов, едущих в Константинополь.

В ответных благодарственных письмах патриархи расхваливали (как позволял их литературный талант, как правило, немалый) царские подарки, например, иконы, которым якобы приходили поклониться жители разных сел и городов, и не только православные, но и турки и франки; иногда иконы - царский дар - даже оказывались чудотворными! Подобные благодарственные письма (вероятно, не всегда правдивые) всегда оканчивались просьбами новых милостей.

Правительство России, относительно небогатого в ту пору государства, никогда не интересовалось тем, как тратятся данные (в дар или за святыню) «ограбленным и обездоленным» грекам-иерархам деньги. Единственным непременным условием их получения было обязательство пожизненно молиться о здравии государя и упокоении его предков. Размер милостыни в Москве и посылавшегося на Восток жалования, заздравных и заупокойных денег патриархам, епископам и монастырям, очень трудно определить даже приблизительно. Это была, в точном смысле слова, милостыня без счета.

Известна стоимость даров иноземным «ограбленным и обездоленным» иерархам (согласно росписи): патриарху до 9 тыс. р., митрополиту 4-6 тыс. р. и т.д. до простого монаха. Для сравнения, по некоторым сведениям, в середине XVII в. за год тяжелой крестьянской работы на хозяйском довольствии молодой крепкий мужчина получал пять рублей, женщина – два с полтиной, а лошадь стоила полтора рубля.

Всякая попытка усреднить по годам количество и сан приезжих милостынесбирателей и вычислить среднегодовой расход на них русской казны была бы недостаточно обоснованной, но он, вероятно, был не меньше 20.000 р.; и это только дары. Полные же расходы включали транспорт, проживание, прокорм, экстраординарные дары, плату за богослужения, отпустительные грамоты и святыни, выкуп пленных, плату за политические услуги, и убытки от беспошлинной торговли - и все это при постоянной нехватке денег на государственные (в основном, военные) нужды. Немалые деньги получали приезжие греки и от русских – частных лиц: за святыни, богослужения, благословения, отпустительные грамоты и т.п.

Не все греки приезжали в Москву, чтобы вернуться на родину с деньгами; некоторые имели или изъявляли намерение остаться в России до конца своих дней. Их принимали радушно, награждали особо щедро. Очень многие из них оседали в Малороссии, во всех отношениях более удобной для них. В Нежине была даже самоуправляемая греческая колония со своей церковью. Русское правительство принимало на постоянное житие не всех желающих, но с разбором. В противном случае высшая русская иерархия быстро стала бы греко-язычной, т.к. безместных и бродячих архиереев и архимандритов на Востоке было очень много. Все остававшиеся в России навсегда греки-клирики прежде, чем совершать богослужения, проходили «курс» обучения русским обычаям и богослужебному уставу; монахи и миряне рассылались по монастырям «под начал для исправления христианской веры».

За свои неисчислимые подарки русские цари получали:

- молитвы греков о царском здравии и упокоении предков,

- сведения политического характера, привозимые в Москву некоторыми из них, бывшими русскими политическими агентами,

- их политические услуги и

- полное послушание греческих иерархов царским пожеланиям на Московских соборах XVII в.

Кроме того, приезжавшие на Русь за милостыней греки, охотно привозили сюда мощи святых. В греко-язычных странах святыни традиционно (и особенно после 1453 г.) были собственностью частных лиц (как иногда, весьма редко, бывало и в России), и там их купля и продажа никого не удивляла. Профессор Каптерев сообщает: «В виду того, что святыня была <на греко-язычном Востоке> ходячею ценностью, за которую можно было получить хорошие деньги, она сделалась предметом корыстной эксплуатации: ею не только торговали, по в видах наживы ее просто воровали». Каптерев подсчитал мощи каких святых в Россию привозили чаще: Пантелеймона - 23 раза, Стефана 14, Златоуста 14, Меркурия 13, Луки 9, Предтечи 7, ап. Андрея 5, Игнатия Богоносца 5, Марии Магдалины 4, имп. Константина 3, ап. Филиппа 3, и т.д.

Русские покупали греческие святыни не торгуясь и не жалея денег, как покупают вещь жизненно нужную; русские цари, покупая святыни и сосредотачивая их в Москве, думали, несомненно, не только о пользе для себя лично, но и о престиже России в христианском мире. Покупая святыни у греков, русские, естественно, не хотели, да и не могли скрывать своего презрения к святоторговцам. Арсений Суханов говорил греческим архиереям и их клирикам: «Мощей святых у вас было много, и вы их разносили по землям, и ныне у вас нету, а у нас стало много».

Миссия Арсения Суханова. Арсений (Суханов Антон Путилин; † 14 августа 1668), келарь Троице-Сергиева монастыряря, дипломат, писатель, заведовал Московским Печатным двором.

Отец Арсения Путало Елизарьев Суханов владел деревней, к 1622 г. разорился и «волочился меж двор на Туле». После 1622 г. Антон Суханов служил дьячком в коломенском Старо-Голутвине монастыре, где принял постриг с именем Арсений, рукоположен во диакона Коломенским и Каширским еп. Рафаилом. С августа 1633 г. Арсений был архидиаконом при патриархе Филарете, его личным секретарем и хранителем Патриаршей казны.

В 1634 г., после смерти патриарха, Арсений поселился в Чудовом монастыре, принимал участие в соборах, приемах иностранных посольств, списывал и приобретал для себя рукописи, учил греческий язык. В 1637-1640 гг. в составе посольства кн. Ф. Ф. Волконского-Шерихи ездил в Грузию для сбора сведений о церковной жизни страны. Между 1642 и 1645 гг. был рукоположен во иеромонаха и назначен строителем Троицкого Богоявленского монастыря в Кремле.

27 января 1649 г. в Москву прибыл Иерусалимский Патриарх Паисий за милостыней для храма Гроба Господня. Он участвовал в богослужении в Успенском соборе Кремля и обратил внимание царя Алексея Михайловича и Московского патриарха Иосифа на несогласие в чинопоследованиях и обрядах Русской Церкви с греческими Церквами.

Что касается личности патриарха Паисия, то здесь любопытно отметить следующий эпизод, связанный с гибелью Константинопольского патриарха Парфения. В октябре 1651 г. архиепископ Фессалийский Даниил в особой отписке царю Алексею Михайловичу сообщал: «Грех ради наших сказывают, что Иеросалимский патриарх прислал денег немало тут же на помощь, чтоб ево, патриарха Парфения, сослали, потому что они имели меж собою недружбу». Дело закончилось тем, что патриарха Парфения обвинили в заговоре против Порты и повесили на решетчатых воротах в Константинополе. Другими словами, в результате интриг Паисися в 1651 г. погиб Константинопольский патриарх Парфений Младший.

Однако это случилось позже. В 1649 г. решено было послать с патриархом Паисием «в Иерусалим, и в Александрию, и в Святые горы, и в Царьград» Арсения Суханова, которому предписывалось «узрети, како греки... церковный чин и пение содержат».

Посольство патриарха Паисия выехало из Москвы 10 июня 1649 г., 24 августа прибыло в Яссы, где остановилось в принадлежавшем патриарху монастыре. Однако очень скоро Арсению пришлось вернуться в Москву.

Дело в том, что в октябре 1649 г. в Яссах Арсений Суханов узнал о пребывании в Молдавии Т. Анкундинова, выдававшего себя за царевича Ивана Васильевича Шуйского. С сообщением об этом Арсений уже 10 ноября отправился в Москву, откуда 26 января 1650 г. был отправлен в обратный путь с поручением собрать сведения о самозванце, перебравшемся на Украину.

30 марта, когда Арсений остановился в Васлуе на подворье болгарского Зографского афонского монастыря, русскому дипломату рассказали о расправе, учиненной на Афоне греческими монахами над сербским старцем Дамаскином, крестившемся двуперсто, а не 3 перстами, как греки. Греческие монахи объявили Дамаскина еретиком и выдали турецким властям. Старец был заключен в тюрьму. Книги, на которые Дамаскин ссылался в доказательство своей правоты – московские издания («Книга Кирилла Иерусалимского», Следованная Псалтирь, «Многосложный свиток») и некая сербская книга, — греческими монахами были сожжены.

Для Арсения этот случай стал одним из поводов к началу прений о вере с греками. Прения проходили в Тырговиште (Торговище) во время пребывания здесь патриарха Паисия, надолго задержавшегося в Валахии. С греческой стороны в спорах участвовали патриарх Паисий, митрополиты Мелетий Браильский и Стефан Тырговиштский, Охридский архиепиксоп Даниил, священник Иоасаф, дидаскал Малахия, греческие архимандриты, монастырская братия.

На 1-м прении, 24 апреля 1650 г., Арсений защищал двоеперстие, доказывая его древность. Интересна своеобразная эрудиция Арсения Суханова и его диалектическая изобретательность. Против слепого национализма греческого русский начетчик победоносно выдвигает национализм русский. На требование Арсения доказать документально предписание троеперстия, архимандрит Филимон отвечает: «об этом у нас нигде не написано, но мы так изначала приняли». Арсений на это отвечал: «ты хорошо сказал, что вы так приняли изначала. И мы также приняли изначала от св. апостола Андрея. Так пишут блаженный Феодорит и др. Чем вы лучше нас? И у нас угодивших Богу много, как и у вас было. Если вы приняли веру от апостолов, то и мы от ап. Андрея. Да хотя бы и от греков, однако от тех, которые непорочно сохраняли правила свв. апостолов, седьми вселенских соборов и богоносных отцов, а не от нынешних, которые не хранят апостольских правил и в крещении обливаются и окропляются, а не погружаются в купели, и книг своих и науки у себя не имеют, но принимают от немцев».

На 2-м прении, 9 мая, Арсений предложил обсудить расхождение между греческим и русским летосчислением — сколько лет считать от сотворения мира до Рождества Христова: 5500 или 5508? На Руси, как известно, придерживались второй точки зрения. Однако от этого вопроса участники дискуссии перешли к более общей проблеме авторитетности греческой церковной традиции для Руси.

Во время 3-его прения, 3 июня, патриарх в присутствии Арсения и греческого духовенства осудил сожжение афонскими монахами книг московской печати. Теперь оказалось, что сами участники этого аутодафе собрались в Молдавии около патриарха Паисия: и сам сжигатель книг, архиепископ Охрицкий Даниил, и очевидец сжигания, инок Амфилохий. Все, что теперь рассказал Арсений, при переспросах подтвердилось.

Арсений же говорил, что в греческих книгах, издающихся в Венеции и Англии, содержатся многочисленные католические ереси, в то время как в русских книгах никаких отступлений от Православия нет. Для доказательства этого факта Арсений взял у патриаршего дидаскала Малахии печатную греческую грамматику, раскрыл, поднес к патриарху и, указывая на текст, заявил: «вы говорите, что ваши греческие книги правят в Венеции и в аглицкой земле ваши же православные греки. А вот эта книга напечатана в Венеции, а в ней напечатана самая главная римская ересь: «и в Духа Святаго, иже от Отца и Сына исходящаго». Вот такие книги следовало бы вам сжигать. В наших книгах ереси нет. Государь царь у нас православный, ереси никакой не любит. Книги правят у нас люди избранные, и беспрестанно над тем сидят. А над теми людьми надзирают, по государеву указу, митрополит и архимандриты и протопопы, кому государь укажет. И о всяком деле докладывают государю и патриарху». Публичное поражение патриарха Паисия было очевидным. Его Святейшеству пришлось оправдываться перед русским дипломатом-самоучкой: «Конечно, не хорошо сделали. Мы и латинских книг не жжем. Но что – ересь, то мараем в них».

Вот этот факт латинской порчи некоторых греческих печатных книг, в первую очередь предназначенных, конечно, для униатов, а затем рассчитанных на употребление и у бедных православных греков, и оказался очень важным в истории возникновения старообрядческого раскола. Этот эпизод прений вере впоследствии был особо любим старообрядцами.

Что же касается старца Дамаскина, то Арсений Суханов оставил о нем следующие сведения: «А старца де того закляли, что ему впредь так не креститься и никого не учить, и отдали его турку: и турок де держал ево у себя в железах многое время и, взяв с него мзду, отпустил. Старец же Анфилохии патриарху сказывал, что другово де такова старца во всей горе Афонской нету. Брада де у него до самой земли, якож у Макария Великого; а носит де ея, в мешечик склав, и тот мешечик з бородою привязывает к поясу. А имя ему Дамаскин, муж де духовен и грамоте учон. И то де греки зделали от ненависти, что тот старец от многих почитаем, а Сербин он, а не грек; греки де хотят, чтоб всеми оне владели».

На 4-м прении, 6 июня 1650 г., греки осудили обычай русских перекрещивать католиков. Арсений же ответил, что обливательное крещение не является действительным. Патриарх Паисий заметил, что обливание и даже окропление применяется и у греков, пытаясь тем самым оправдать существование такой практики. На это Арсений заметил, что грекам не следует бравировать этим обычаем, т.к. только данная информация станет известна в Москве, всех приезжих греков начнут принимать через крещение (см. постановления Московского собора 1620 г.).

В ходе всех прений Арсений отрицал безусловную авторитетность греческой церковной традиции для Русской Церкви, поскольку русские «Крещение приняли от апостол: Андрея... а не от вас, греков», кроме того, но мнению Суханова, под властью турок греки во многом отступили от церковных канонов. Залогом сохранения Православия на Руси, по мнению Арсения, выступает русский царь — единственный в то время самодержавный православный правитель. Общий вывод, который сделал Арсений по окончании прений, — «у греков христианства почти нет».

8 декабря того 1650 г. Арсений вновь уже был в Москве и подал в Посольский приказ в качестве отчета «Статейный список» и «Прения с греками о вере». В Москве были не очень довольны тем, что, во-первых, Арсений не выполнял возложенное на него поручение, во-вторых, вступил в споры с одним из Восточных патриархов.

В феврале 1651 г. Арсений снова был отправлен на Восток. Ему был дан приказ при заезде в Яссы не задерживаться около патриарха и ехать независимо от его людей на Восток одному. Отдельным пунктом запрещалось вступать в споры. Арсений выехал из Ясс в мае 1651 г. в Константинополь. Побывав на островах Архипелага, прибыл в Египет, где беседовал с Александрийским патриархом Иоанникием. Из Египта проехал по Палестине. Оттуда через Сирию, Малую Азию, Грузию и Кавказ вернулся в Москву из своего двухлетнего путешествия в июне 1653 г. Свои наблюдения Арсений записал в дневнике под заглавием «Проскинитарий» (т. е. Поклонник святым местам).

Арсений описывает и обобщает, как многое у греков с Москвой не сходится: аллилуйя они троят, у них пять просфор, а не семь; крестные ходы против солнца, а не посолонь; крещение больных и через обливание. Примечательно, что о перстосложении Арсений молчит. Видимо, на него произвело подавляющее впечатление всеобщее на Востоке троеперстие.

Через 4 месяца после возвращения Арсений был послан на Афон (1653-1655) для приобретения древних греческих и слав, рукописей и книг, необходимых для начавшейся в России никоновской книжной справы, а также для греко-латинской школы, открытой в Москве в 1653 г. Арсением Греком.

Арсений вез грамоту патриарха Никона к Константинопольскому патриарху, письма настоятелям святогорских монастырей, богатую милостыню — «денежную казну» и на 3 тыс. р. соболей. Арсений прибыл на Афон в апреле 1654 г. Прожив на Св. Горе более 2 месяцев, он посетил более 17 монастырей.

Всего Арсений Суханов отобрал 498 книг. Наибольшее число — 158 рукописей и 5 печатных книг — в Иверском монастыре, в Ватопедском монастыре он выбрал 64 рукописи, в лавре св. Афанасия — 61. Древнейшими из привезенных греческих рукописей являются: пергаменный лист с отрывком из Посланий ап. Павла (VI в.), 30 слов Григория Богослова (975), списки Евангелий (IX-ХII вв.), Апостола (XI-XIV вв.), Номоканон патриарха Фотия (XI в.), Минеи служебные и Минеи Четьи (XII-XVI вв.), творения святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста и прп. Ефрема Сирина (XIV-XV вв.), церковная история Евсевия Кесарийского (ХН-ХШ вв.), сборники догматико-полсмических сочинений (XIV в.).

Арсений привез также значительное число греческих рукописей светского содержания, по-видимому предназначавшихся для греко-латинской школы (иначе, как объяснить необходимость покупки этих книг для исправления богослужебных книг): «Труды и дни» Гесиода (XV и XVI вв.), «Илиаду» и «Одиссею» Гомера (XIII, XV и XVI вв.), сочинения Аристотеля (XV-XVII вв.), Демосфена (XV и XVI вв.), Феокрита (XV в.), Аристофана (XVII в.). трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида (XV и XVI вв.), «Описание Греции» Павсания (XVI в.), «Географию» Страбона (XV в.), медицинские трактаты Галена (XV и XVI вв.), Диоскорида (XVII в.), Орибасия (XVI в.).

Большая часть выбранных Арсением книг была оплачена на месте и была привезена им в Москву, другая часть была привезена позднее из монастырей св. Павла и Хиландарского, за них было уплачено в Москве. Некоторое количество рукописей и книг, выбранных Арсением и имеющих его пометы, по неизвестным причинам не было отправлено в Москву и осталось на Афоне. Из привезенных книг и рукописей 395 были отправлены в Новоиерусалимский монастырь, 48 — на Печатный двор.

Позднее привезенные греческие рукописи составили основу Синодального греческого собрания, славянские были разделены между Патриаршей (Синодальной) библиотекой и библиотекой Новоиерусалимского монастыря (все хранятся в ГИМ – Государственный исторический музей Москвы). Печатные издания поступили на Печатный двор, книжное собрание которого легло в основу Библиотеки московской Синодальной типографии (РГАДА – Российский государственный архив древних актов).

Книжное (рукописное) собирание Арсения стало драгоценностью для русской науки в будущем, но, к сожалению, не для своего времени.

Дата добавления: 2015-11-04