Интернационал

Гнат Володымырович Пидгородецкий сверил номер купе с билетом и осторожно открыл двери – купе было пустым. Гнат Володымырович шумно, сквозь вытянутые в трубочку губы, выдохнул и зашел внутрь. Положил большой бывалый чемодан на багажную полку. Немного подумал и переложил в рундук, под сиденье. Достал большой, клетчатый платок и промокнул вспотевшую голеную верхивку. Или верховку? Он задумался: память категорически отказывалась предоставлять данные, как будет звучать на мове «бритая макушка». Наверное, все-таки, «верхивка». Или верхивка это пиджак?

Гнат Володимирович громко плюнул. Символически. Ехать ему в этом купе предстояло еще семь суток и плевать несимволически было неразумно. А хорошо бы все-таки до самого Владивостока одному ехать. Он даже зажмурился от приятных мечтаний, но тут-же открыл глаза и сурово закусил длинный вислый ус - нужно быть реалистом и готовиться к соседству какого-нибудь неприятного москаля.

Гнат Володымырович покинул родную Ахтырку Хмельницкой области четыре дня назад и в данный момент только-только пересел из поезда Волочинск-Москва в поезд Москва-Владивосток. Пересадка происходила короткими перебежками от одного состава к другому с соблюдением всех мер предосторожностей и все равно, не обошлось без прецедентов. Один настырный дедок, примерно такого же возраста как Гнат Володымырович, дернул за расшитую узорами сорочку, а кто-то из окна стоящего на перегоне вагона бросил на его бритую, нет – голеную, верхивку огрызок соленого огурца. Не попал, слава Богу, но все равно – Гнат Володымырович сглотнул – было очень обидно. Он насупил брови – так хотелось погулять по Москве, вспомнить молодость, славные студенческие годы, но… Ладно, приеду на Сахалин, там и погуляю. Сват писал -природа там замечательная и люди незлобивые.

Гнат Володымырович достал частый гребешок, бережно расчесал длинный пучок волос – оселедец. Предмет его гордости и неустанных забот. Удобная, между прочим, вещь для мужчин в возрасте, когда волосы растут не так активно, как прежде. Оседелец рос немного ни оттуда, где следовало. Там, откуда следовало, волос уже не было естественным образом. Но этот факт был почти незаметен.

Он расстелил на столике вышитый женой рушник и положил сверху подарочное издание «Кобзаря». Полюбовался. Смотрелось так, как надо. Сдержанно, без вызова, но с достоинством.

Гнат Володымырович немного подумал и положил рядом с книгой большой кусок сала. Собственного посола. Кабанчика он откармливал сам, проверенным дедовским способом. Неделя – картошка и комбикорм, неделя – постная диета: тыковка, вернее гарбузы, кабачки и прочая растительность. От этого сало стало похожим на прекрасный итальянский мрамор – снежно-белого цвета с чудесными розовыми прожилками нежнейшего мяса.

Композиция на столике приобрела завершенный характер.

Дверь купе противно заскрипела. Гнат Володымырович быстро разгладил усы, оселедец и уселся на свое место. Спина выпрямлена, подбородок приподнят, взгляд тверд (но без агрессии) и направлен в окно.

В проеме двери (Гнат Володымырович смотрел на отражение в окне) стоял кацап, судя по всему махровый, со всеми кацапскими атрибутами: бородой, подпоясанной красным пояском, вышитой по подолу рубахой. В мягких сапогах. На левом рукаве черно-желто-белый шеврон с надписью Россия. Гнат Володымырович подслеповато прищурился. Так и есть! Вышивка на подоле нежеланного попутчика была идентична вышивке на его рубахе. А ведь говорил Оксане Дымытриевне (в прошлом Ксении Дмитриевне), чтобы петухов вышила! Так нет, символика ей понадобилась, обереги. Сиди теперь как дурак, рядом с кацапом с точно такими же крестиками. Э-эх!

Тем временем вошедший успел оценить обстановку и было видно, что ход его мыслей совпадает с мыслями Гната Володымыровича. Буркнув «добрый вечер», попутчик уселся на противоположное место. Спина прямая, подбородок под тем же углом, что и у Гната Володымыровича. Багаж москаль пока оставил зажатым между ног.

Гнат Володымырович демонстративно промолчал.

Дверь опять заскрипела. Ново пришедший был одет радикально отличным образом от двух сидящих напротив друг друга оппозиционных сторон. Черные брюки, белая сорочка, черный жилет, на голове круглая, опять же черная шапочка.

Оселедцев, в отличие от Гната Володымыровича, у вновь прибывшего было два, и свисали они наподобие косичек впереди каждого уха. Между оселедцев за стеклами очков поблескивали беспокойные, слегка выпуклые черносливины глаз.

Тьфу! – опять сплюнул Гнат Володымырович – только тебя тут, ортодоксального, для полного комплекта не хватало!

Вошедший вежливо поклонился, представился - Шимон Хонович.

Представители великих народов это заявление оставили без внимания.

Шимон Хонович робко покосился направо, затем налево и, сделав выбор, уселся рядом с Гнатом Володымыровичем. Гнат Володымырович страдальчески подкатил глаза, но промолчал. В купе воцарилась тишина, изредка прерываемая вежливым пошмыгиванием Шимона Хоновича. Он уже достал носовой платок, но высморкаться пока не решался.

Гнат Володымырович взглянул на часы – до отправления осталось восемь минут. О том, кто еще может заявиться в течении этого времени он старался не думать.

Дверь вновь скрипнула и в проем заглянула черная кучерявая голова, толстые слегка вывернутые губы расплылись в широкой, доброжелательной улыбке.

Глядя на ослепительно белые зубы новичка Гнат Володымырович разулыбался в ответ. Слава тебе, Боженька, - негр!

- Здорово, мужики! – напирая на «а», произнес негр. – Знакомиться будем. Меня Федором звать.

Все представились. Русофил Иван Семенович гостеприимно похлопал по полке, приглашая Федора садиться рядом с собой. Гнат Володымырович неприязненно покосился на Шимона Хоновича и завистливо вздохнул.

Поезд тронулся. Завязался разговор. Общались исключительно через чернокожего Федю. Поначалу было неудобно, но потом все попривыкли и беседа потекла плавно и без остановок.

Выяснилось следующее. Иван Семенович ехал в Красноярск, Шимон Хонович (Гнат Володымырович, страдальчески поморщился) тоже, на Сахалин. Ехали они, как и Гнат Володымырович, на предмет подготовки плацдарма для последующего переезда семей. Жизнь, как оказалось, у каждого была несладкой. Только Федор, потомственный москвич, ехал к сестре в гости, в Новосибирск и переезжать никуда не собирался.

- А чего же ты в Израиль-то не едешь? – спросил Гнат Володымырович у Шимона Хоновича. Вернее вопрос был обращен к Феде и прозвучал следующим образом: «А чего он (Шимон Хонович), в Израиль-то не едет?»

Владелец двух оселедцев с готовностью повернулся к Гнату Володымыровичу, но тот демонстративно отвернулся. Пришлось обращаться к Феде:

- Так там тоже война. Опять же, кому мы там нужны? А семью чем кормить? На Сахалине фермерством прокормиться можно. Морепродукты опять же. Там наши есть уже. Да и вообще спокойно. Опять же мост собираются строить. Совсем другой цимус будет.

Гнат Володымырович с сочувствием покивал. Сам в такой диспозиции находился.

Немного подумав, Гнат Володымырович, попросил знаком Шимона Хоновича подняться и достал из своего чемодана литровую бутылку сливовой горилки. Солидно крякнул и поставил на стол. Спросил Федора:

- Как насчет вечеряти?

- Ужинать, что-ли?

- Ну да.

- Да с удовольствием! Сало у тебя Игнат Владимирович, как на картинке.

Гнат Володымырович польщенно улыбнулся и достал два металлических походных стаканчика. Удобнейшая вещь, между прочим. Ровно пятьдесят грамм каждый.

- Стаканчика-то два всего? Ничего, у меня тоже есть. – Федор извлек из сумки бутылку армянского коньяка и шутливо стукнул о бутылку с горилкой. Достал помидоры, варенные яйца и последними - две пластмассовые кружки, по виду тоже, пятидесятиграммовые.

Гнат Володымырович насупился. Вот ведь хороший мужик, а без понятия - ну, никак невозможно представить себя за одним столом с Иваном Семеновичем и Шимоном Хоновичем.

- Я с ними не буду. – Он поморгал, натура у Гната Володымыровича была хлебосольная, и человек он был интеллигентный, вежливый, но…

- А я без них не смогу, – расстроенно сообщил Федор. – Не по-людски это будет.

В купе повисло тягостное молчание.

Выход нашел Шимон Хонович. Все-таки умная нация, чтобы не говорили!

Он раскрыл свой саквояж, с гордостью извлек красивую бутылку, с прозрачной, золотистой жидкостью.

- Вот, настоящая пейсаховка! Я ее, как и Гнат Володымырович собственноручно готовил. Только не из слив, а из изюма. А вы, Феденька, себя не ограничивайте. Можно ведь с каждым из нас покушать. Наливать вам только нужно в одну треть стаканчика, чтобы баланс соблюсти.

За пейсаховкой на стол последовали завернутая в фольгу рыба-фиш по-еврейски (Сарочка, специально, в дорогу готовила) и соленые огурчики бочечного посола.

Иван Семенович выставил бутылку настоящего русского, хлебного самогона. Из отборного зерна. И жаренную курицу с корочкой, которую жена заботливо натерла чесноком. Иван Семеновичу очень хотелось поинтересоваться технологией изготовления пейсаховки, но он постеснялся.

Выпили. Было не совсем удобно. Феде приходилось торопиться, чтобы не задерживать товарищей. Но потом наладилось.

Дальнейшее Гнат Володымырович помнил не все. Хорошо помнил, как пели. Помнил, как понравилась ему исполненная Шимошей красивая и грустная песня на не понятном языке. Еще помнил, как Иван рассказывал смысл оберегов, водил пальцем по вышивке Гната Володымыровской рубахе и хвалил сообразительность его жены. Обереги действительно оказались толковыми. Помнил, как они проводили сравнительную дегустацию напитков.

После каждого напитка они клали в рот по пол-ложки растворимого кофе. Федя сказал – это нужно, чтобы отбить вкус предыдущего образца. Жевать нужно было кофейные зерна, но их не было. Победила по единогласному мнению пейцаховка и Шимоша прослезился.

Еще в голове осталась картинка: они сидят обнявшись, прикасаясь лбами и поют «Союз нерушимых республик свободных». На сердце тепло и спокойно и хочется всех любить.

А что было дальше, Гнат Володымырович не запомнил. Наверное, он уснул.

Конец.

Дата добавления: 2015-10-28