Крылья над горам 4 страница

19 сентября при фотографировании Будапешта при подходе к цели экипаж наблюдал до 80 прожекторов, расположенных кольцом вокруг города и до деся­ти батарей ЗА крупного и среднего калибра, а также патрулирование истреби­телей. Умело проскочив зону ПВО, задание выполнил отлично».

Правым лётчиком в экипаже до конца войны был Валентин Константинович Малышев. Поэтому основная часть экипажа – командир корабля, штурман и правак – притёрлись друг к другу основательно. Это и являлось основной причиной их успешной боевой работы.

Среди личного состава авиаполка экипаж пользовался уважением. Недовольство проявляли только вооруженцы, ибо все люди как люди, а эти всегда возвра­щаются с задания с пустыми патронными лентами. Чего греха таить: любил экипаж после выполнения боевого задания пострелять из пулемётов по назем­ным целям. Техсостав ворчал и не без основания: попробуй каждый день заря­жать крупнокалиберные пулемёты. А их девять! Встречая экипаж после заруливания на стоянку, техник самолёта неизменно спрашивал: «Ну что, охотники, опять стреляли?» «Стреляли, – отвечал командир – и урон врагу нанесли, и потренировались, а хорошо стрелять – во как надо!»…

Доставку разведчиков за весь период войны экипажу поручили впервые. Готовились долго, так как из-за непогоды вылет всё время переносился. Основная часть ответственности лежала на штурмане – никакими сигналами точка не обозналась. Найти ночью в лесу поляну – это тебе не фунт изюма. Таких полян ни счесть.

Пассажиры подъехали в сопровождении Лазарева, с которым уже давно общались по-свойски, а вот двух парней, примерно двадцатилетнего возраста, увидели впервые. Это были чехи. Прямо у самолёта представитель ГРУ развернул карту и, подсвечивая фонариком, показал эту треклятую поляну. Она находилась километрах в семи от железнодорожного полустанка. Парни попросили сделать всё, чтобы их не сбросили именно сюда, так как здесь, вполне возможно, у немцев достаточно сил.

Мироненко волновался напрасно: снег, контрастируя на фоне тёмного леса, чётко обозначал границы полян. Ошибки быть не могло. На первом заходе сопроводили вниз первого разведчика, а вот для второго заводили машину на точку сброса трижды – парень никак не мог побороть страх. Пришлось ему немножко помочь.

О том, что парашютисты приземлились нормально, узнали сразу по прилёту. А о том, что начальник специального отдела НКО генерал А.Ф.Бедняков их благодарит за работу, узнали через несколько дней из телеграммы началь­ника штаба АДД: «Прошу объявить благодарность командиру корабля старшему лейтенанту Тихомирову за удачный и точный сброс двух человек в районе Праги в ночь на 21 декабря 1944 года»[349].

Инициатива о поощрении экипажа исходила от ГРУ: «Два наших агента, сброшенные в ночь на 21 декабря 1944 года в районе Праги с самолёта экипажа старшего лейтенанта Тихомирова донесли, что они были благополучно заброшены в район цели и точно приземлились в заранее намеченный на карте пункт. Приземление прошло удачно. Сообщаю для вашего сведения». На документе сделано указание Ермолину: «Нужно сообщить в АДД и просить объявить благодарность Тихомирову»[350].

Воспользовался «окном» в непогоде и 5-й авиакорпус. Генерал Георгиев прика­зал командиру 53-й авиадивизии готовить 26 самолетов – 21 с основного аэродрома и 5 с подскока Ясенка. Предстояло отработать по заявкам Чехословацкого штаба партизанского движения, НКГБ Украины и РО 1-го Украинского фронта. Зада­ние выполнили только девять экипажей.

Партизаны сделали заказ на доставку боеприпасов на точки, расположен­ные в основном вокруг Брезно. На одну из них, в 16 километрах на север от этого населённого пункта (цель № 1), два экипажа 1-го авиаполка сбросили на «конверт» из пяти костров (в центре мигающий) 2750 кг.

Три экипажа (два от 23-го и один от 336-го авиаполков) на такой же сигнал в пятнадцати километрах на север от Брезно (цель № 2) с высоты 2600 метров сбросил 4190 кг боеприпасов (винтовочные патроны, мины, гранаты, патроны к «ТТ»).

На точку в пятнадцати километрах на юго-запад от Брезно (цель 3) один экипаж 23-го авиаполка на пятиугольник неправильной формы из пяти костров сбросил 1250кг винтовочных патронов.

На цель № 4 (40 км севернее Брезно) на сигнал буква «Г» – три костра в линию и один в стороне под девяносто градусов экипаж 23-го авиаполка опустил на парашютах 1265 кг винтовочных патронов.

Общий вес доставленного партизанам семью самолётами груза составил 9 455 кг. Ни одного командира корабля, выполнившего задание, назвать невозможно, но зато имена тех, кто по каким-либо причинам груз не доставил, боевые донесения сохранили.

С боевого задания не вернулся экипаж 336-го авиаполка командира корабля Г.И. Чапанова. Ожидали его до предела возможного. Когда мыслимое и немыслимое время вышло, стали уточнять в штабах воздушных армий и пар­тизанских движений фронтов. Не получив никаких сведений, весь состав эки­пажа зачислили в пропавшие без вести. В основу этого вывода легла инфор­мация командира корабля З.А.Кузьмина, который наблюдал восточнее пункта Новы-Тарг падение горящего самолёта.

25 января 1945 года вернулись командир корабля Г.И.Чапанов, штурман Е.А. Козьяненко, лётчик В.А.Хандога, борттехник И.А.Камышев. Приказом по авиаполку все они были допущены к боевой работе, а начальнику штаба АДД генералу Н.В.Перминову ушло следующее донесение:

«На маршруте к цели в 21.45 в районе Новы-Тарг на высоте 3000 метров самолёт сзади, снизу атаковал истребитель. После первой атаки на Ли-2 было повреждено управление и выведен из строя левый мотор. Командир кораб­ля принял решение вернуться, но отказал второй мотор, и экипаж сел вынуж­денно в четырёх километрах от линии фронта. Воздушный стрелок выбросился на парашюте во время второй атаки и ушёл в партизанский отряд. При поисках партизан раненый радист был оставлен в лесу. Через сутки вернулись, но его уже не было. Соединились с частями Красной Армии. О судьбе радиста Г.М.Коробко данных нет»[351].

Этот документ отправлен в штаб АДД в феврале 1945 года. А вот ещё один от 15 апреля: «Первую атаку истребитель произвёл справа снизу, вторую – снизу сзади. Огонь открыл с дистанции 300 метров. В результате был подбит один мотор, лётчик произвёл вынужденную посадку на территории противника в 90 километрах севернее Ясло. Радист Коробко в результате атаки был ранен в руку и сильно истёк кровью. При следовании всем экипажем по территории противника к линии фронта Коробко от истощения и потери крови не мог дальше идти. Экипаж оставил его в лесу, a сами направились в ближайший населённый пункт в поисках пищи. При возвращении к месту нахождения радиста, последнего не оказалось. Дальнейшая его судьба неизвестна»[352].

По опыту боевой работы, да и по возрасту, за исключением командира кора­бля это был молодой экипаж в авиаполку. Геннадий Иванович Чапанов поднялся в небо войны только в начале 1944 года. После действительной службы в де­сантных войсках, где сделал 70 прыжков с парашютом, поступил в Тамбовское лётное училище ГВФ. С 1940 года – пилот спецотряда в Харькове. С началом войны стал инструктором в учебной эскадрилье. Затем курсы высшей лётной подготовки и – штурвал бомбардировщика Ли-2 в 336-м авиаполку. К 20 декабря совершил 36 боевых вылетов, из них семь в Чехословакию.

Теперь о самом полёте. Командир корабля получил задание отвезти и сбро­сить партизанам на точку севернее Брезно боеприпасы. Подготовку экипажа проверил штурман эскадрильи П.И.Годунов. Взлетели с подскока Ясенка в 21.04, радист Коробко установил связь. Линию фронта перелетели на высоте 3000 метров. Поднявшись ещё на 500, пошли по направлению к городу Новы-Тарг.

Атака «Me-110» оказалась внезапной, но и безрезультатной. Однако оторваться от него не удавалось, чувствовалось, что истребителя наводят локато­ры. На третьем заходе с хвоста ему всё же удалось нанести прицельный удар: были ранены борттехник Камышев, радист Коробко и стрелок Сукач, а также переби­та маслосистема левого мотора. Давление масла резко упало, и он остановился.

Чапанов приказал штурману и лётчику сбросить груз, а сам развернул Ли-2 на обратный курс. Возможно, ему удалось бы перетянуть горный массив, но самолёт попал в зону противовоздушной обороны. Уходя от прожекторов и зенит­ного огня, лётчик потерял запас высоты, машина оказалась ниже гор.

На одном моторе, да ещё перегретом, поднять Ли-2 даже на метр было не­мыслимо. Командир корабля понимал, что из создавшейся обстановки можно вый­ти только двумя путями: или покинуть подбитую и немощную машину, или сажать её в горах. Чапанов выбрал второе, ибо десантирование с тремя ранеными членами экипажа дело более опасное, чем даже посадка в горах. Конечно риск большой, но есть шанс и его надо использовать!

Включив посадочные фары, и не выпуская шасси, командир корабля повёл Ли-2 на посадку. То ли чутье помогло, то ли умение, а может быть, то и другое вместе, но приземлились весьма удачно. Это произошло примерно в пятнадца­ти километрах севернее города Ясло, на польской территории, вблизи линии фронта. Не успел растаять звук от скрежета корпуса самолёта о камни и кустарник, как по месту приземления открыла огонь немецкая артиллерия.

Пришлось покидать ещё дышащую теплом машину в срочном порядке. Метрах в двухстах укрылись в овраге, чтобы пересидеть обстрел, передох­нуть и привести в порядок мысли. Минут через пять кто-то обратил внимание, что у самолёта мелькает свет. Присмотрелись и точно: несколько тусклых лучиков от электрофонариков шарили по фюзеляжу, и оттуда доносилась не­мецкая речь. Как потом выяснилось, экипаж приземлился недалеко от артил­лерийской части противника.

Стало ясно, что к самолёту дороги нет. Боясь погони, углубились в овраг. Отойдя на безопасное расстояние и убедившись, что преследования нет, устроили совет. Общее мнение: надо пробиваться к линии фронта. Раненым, среди которых наиболее тяжёлым оказался борттехник Иннокентий Камышев, оказали посильную помощь, и тронулись в путь.

До линии фронта прошли километров пять. Три ночи пытались перейти рубеж между советскими и немецкими войсками, но все попытки оказались тщетными: то та, то другая сторона периодически освещала нейтральное прос­транство ракетами, оно с двух сторон прошивалось разноцветными нитями от пулемётных очередей трассирующими пулями.

На третий день, в очередной раз склонясь к карте, решили менять стра­тегический план – идти к партизанам в Чехословакию. Решение это далось трудно: первые дни, проведённые после приземления, показали какая это мука – голод. Питались мёрзлой капустой и пшеницей, колоски которой выискивали в копнах и стогах. На вторую ночь пути вышли к Вислоке. Река ещё не замёрзла, а мост охранялся немцами. Решив, что утро вечера мудренее, нашли в покинутый жителями деревеньки пустой домик и устроились на ночлег, подкрепившись сваренной мёрзлой картошкой. Спали, сменяя друг друга на посту, всласть.

Рассвет был зимний – зябкий, осторожный, с хорошей видимостью. Вдалеке проступала зубчатая кромка лесов. Где-то испуганно крикнула сойка. Корткой пулемётной очередью простучал по стволу дятел. Вдруг у сарая раздался скрип колёс повозки. Два немца, не снимая с груди автоматов, спригнули на землю и стали загружать сено.

Оценив обстановку, Чапанов приказал подпереть дверь бревном и всем подняться на чердак. Загружали телегу немцы долго. Покончив с делом, один из них направился к дому. Натолкнувшись на запертую изнутри дверь, он позвал напарника. В это время кто-то из членов экипажа вспомнил, что в спешке оставил внизу краги, но было поздно – дверь уже трещала под ударам прикладов автоматов и сапог. Затаив дыхание, все стали ждать, что будет дальше.

Найдя краги, немцы насторожились, тревожно загалдели и стали обшаривать углы дома. Стало ясно, что стычки не миновать. Все члены экипажа взвели пистолеты, Чапанов опустился у люка на колени, а Косьяненко стал у него за спиной. Не найдя ничего подозрительного в хате, немцы решили обследовать чердак. Штурман, стоявший во весь рост, голову немца увидел первым и выстрелил. Но, судя по всему, промахнулся.

Фрицы кубырем скатились вниз и вмиг покинули дом. Чапанов приподнял пару черепиц, высунул голову: заготовщики вовсю гнали лошадей по просёлочной дороге, с воза клочьями разлеталось сено. Вскоре беглецов поглотил лес. Принял он и вторую группу беглецов, но уже с другой стороны безлюдного села.

Через сутки экипаж наткнулся на землянку, в которой жили четверо бежавих из плена советских солдат и две женщины. Они дожидались прихода частей Красной Армии. Решили идти в Чехословакию вместе. Женская прибавка здорово помогла экипажу в плане контакта с местным населением.

Две недели передвигался отряд по территории Польши, пока не вышел в горном районе на границу. Ещё неделя ушла на поиски партизан. Это уже на территории самой Чехословакии. В конце концов, попали в отряд «За Родину», тот отряд, в котором, если помнит читатель, находилась часть экипажа Пет­ра Губина. Встретились, как родные. Иннокентий Камышев попал в руки к то­му же чешскому врачу, который лечил Сергея Уткина – Франтишеку Радачу.

Стрелок экипажа А.Г.Сукач вернулся в авиаполк через две недели после возвращения основной части экипажа. Что же с ним произошло при атаке истребителя? Алексей Гаврилович рассказал об этом в рапорте на имя командира авиаполка. На его основе в штаб авиадивизии ушло следующее донесение: «6 февраля 1945 года возвратился в авиаполк стрелок экипажа Чапанова сержант Сукач. При второй атаке истребителя был ранен в левую руку, имеет в руке 22 осколка, турель и пулемёт оказались разбитыми. Подошёл к двери, которая была открыта и, услышав разговор двух членов экипажа, стоявших у двери, принял это за команду прыгать. Приземлился в районе Лишаново (65 км юго-восточнее Кракова), разыскал партизанский отряд, в котором, занимая должность заместителя командира отряда по политчасти, находился до 24 января 1945 года»[353].

Такова судьба экипажа Г.И.Чапанова, сбитого в ночь на 21 декабря 1944 года при полёте к партизанам в район Брезно. Она подана мной официальными документами и письменным рассказом самого Геннадия Ивановича. В нём, кста­ти, он ничего не поведал о том, что стрелок Сукач покидал борт самолёта на парашюте и обошёл молчанием факт исчезновения радиста Коробки. Возможно, его до сих пор терзают сомнения в правильности своих, как командира кора­бля, действиях: можно ли было всем уходить в поисках пищи, оставив радиста одного, да еще в тяжелом состоянии? Думается, что это решение было не­верным.

Как бы там ни было, а к тем потерям, которые понес 5-й авиакорпус, участвуя в Зволенской операции, приплюсовалась еще одна – пропал без вести воздушный стрелок-радист 336-го авиаполка старший сержант Коробко Григорий Маркович, уроженец села Грицеевка Белокуровского района Ворошиловоградской области. Судьба его до сих пор неизвестна.

Один экипаж 23-го авиаполка работал по заданию РО 1-го Украинского фронта. Предстояло выбросить груз последовательно на две точки. Первая – высота с отметкой 1471 – находилась в 18 километрах на северо-запад от Брезно. Сюда экипаж прибыл в 22.40 и сбросил на световой сигнал из пяти костров четыре ПДМ (480 кг) с боеприпасами. Через тридцать минут вышли на вторую точку в районе горы Острица (24 км юго-восточнее Брезно). Два костра сиг­налили о том, что работать можно. За борт ушло три мешка (450 кг) боеприпасов. Имя командира корабля в боевом донесении не зафиксировано.

Подольский архив не сохранил имен и членов экипажа, который отработал в интересах НКГБ Украины. В боевом донесении сказано: «Один Ли-2 в 20 ча­сов 50 минут с высоты 600 метров выбросил без сигналов семь человек и 720 кг боеприпасов в лес в двадцати километрах восточнее Всетина (85 км восточнее Брно).

Это была разведывательно-диверсионная группа «Луч». Установить этот факт мне удалось с помощью книги Войтеха Жампаха «Партизанские портреты», изданной в Чехословакии. Основные сведения по десантированию, отражённые в ней, полностью совпали с данными боевого донесения: количество людей – семь человек, дата выброски – в ночь на 21 декабря, место приземления – у Липтала в районе Всетина.

Их было семеро, молодых парней. До объединения в разведывательно-дивер­сионный отряд, каждый из них прошёл свои партизанские дороги. На должность командира «Луча» органы подобрали Анатолия Ивановича Ка­минского, которому за пять дней до вылета исполнилось двадцать четыре. Пе­ред войной ему удалось несколько лет поработать счетоводом в МТС. Уходя от немцев, изменил фамилию на Калинова, которая и стала его псевдонимом в партизанском отряде. Командовал отделением, подрывал мосты и железнодорожные поезда.

Самым старшим в отряде был комиссар Бронислав Иванович Башинский, ему исполнилось двадцать шесть. После окончания пединститута в Нежине, два года перед войной преподавал в школе историю. На оборонительных работах под Киевом попал в плен, бежал, организовал в родном селе Кодра партизан­ский отряд, который позже вошел в соединение Ковпака.

Подрывники и разведчики отряда «Луч» – это парни, которые шагнули в вой­ну из школ и училищ. Взять, к примеру, Николая Евдокимовича Зубченко. 2 января 1945 года, уже в Чехословакии ему испонилось девятнадцать лет. Производственно-техническое училище так и не закончил, помешала война. Вместе с отцом партизанил. Храбрый юный разведчик добывал в немецких гар­низонах ценные сведения. Несколько раз, пересекая линию фронта, доставлял их командованию советских войск.

Десантирование группы прошло нормально. Приземлились в районе дислока­ции 1-й Чехословацкой партизанской бригады имени Яна Жижки и начали искать встречи с её командиром Д.Б.Мурзиным. При её подготовке произошла стычка с немцами, в ходе которой получил тяжелое ранение Башинский.

С повреждённым тазом и перебитыми ногами он сумел уползти в лес. Укрыл комиссара чех-лесник Ш.Витку. Состояние раненого ухудшалось. Партизаны решили доставить его в больницу города Злин. По пути туда Бронислав Ива­нович умер.

После смерти комиссара Каминский получил указание идти под Брно, войти в контакт с одной из групп отряда «Ермак», подготовить площадку для приё­ма подкрепления и грузов.

Обосновались на новом месте, вошли в контакт с местными жителями. На одном из заводов Брно работали два брата-чеха – Владимир и Вацлав Гораки. Они стали сотрудничать с Каминским. Вскоре им удалось сделать более сотни снимков усовершенствованной ракеты ФАУ. Об этом успехе донесли начальнику 4-го управления НКГБ Украины Сидорову (псевдоним – Антонов). Он приказал готовить площадку для приёма самолёта.

Владимир и Вацлав покинули завод и принесли снимки командиру «Луча». Решили немедленно небольшой группой под руководством Каминского идти к назначенному месту посадки самолёта. Взяли с собой радиста Иванова и 17 февраля вышли из лагеря. К вечеру добрались до села Осики в районе Бланско, разместились в двух соседних домах на отдых.

Но оказалось, что исчезновение братьев Гораков с завода было замечено. Каратели шли по их следу. В Осиках завязался бой. Каминский и Зубченко погибли. Драгоценные снимки, находившиеся у командира «Луча», каратели забрали. Радисту и братьям Гораки, отдыхавшим в другом доме, удалось спастись. О срыве операции радист Иванов (Жирко Дмитрий Антонович) доложил в Центр. Антонов приказал ему возглавить остатки группы и присоединиться к ранее доставленной через аэродром «Три Дуба» разведывательно-диверсионному отряду «Зарево» под командованием Фаустова. За четыре месяца заревцы уже прочно обосновались на Высочине.

22 марта командир «Зарева» получил радиограмму с координатами группы Жирко и указанием, что ему надлежит назначить место встречи с ним. Посоветовавшись, Фаустов дал ответ: «Назначаю встречу Иванову в селе Черновицы (шесть километров северо-восточнее Недведиц). Время встречи сообщите, согласовав с Ивановым».

Вероятно, по какким-то причинам Дмитрию Жирко не подошло место, и он предложил другое – село Дольни Льгота. Фаустов согласился.

На встречу с Жирко и его товарищами, назначенную на 12 часов ночи, ко­мандир «Зарева» отправил начальника штаба Кадлеца. Взяв десять бойцов, Владимир Францевич двинулся в путь.

К селу подошли задолго до темна, передневали в сосняке. С заходом солнца взяли на окраине проводника, который и привёл отряд к старосте. Постучали в окно. За дверью послышались шаги.

- Кто вы?

- Партизаны из отряда «Зарево»

Хозяин отбросил задвижку.

- Просим извинить, пан, но мы знаем, что у вас находится Иванов, мы пришли на встречу с ним.

Староста показал на дверь в комнате. Кадлец постучал.

- Товарищ Иванов, я – начальник штаба партизанского отряда «Зарево». Мы получили радиограмму от Антонова с указанием на встречу с вами.

Дверь открылась. На пороге стоял высокий светловолосый парень. С Жирко были Аркадий Радаев, чехи Йозеф Копржива и братья Гораки. По случаю встре­чи хозяин накрыл скромный стол. Когда Кадлец и группа Жирко прибыли в расположение отряда «Зарево», его командир сообщил в Центр «Находившаяся Дольни Льгота группа Иванова 24 марта мной подобрана. Фаустов».

Так остатки десантной группы «Луч» влились в отряд «Зарево» и были в нём до конца войны. Надо сказать, что заревцы получили хорошее пополнение. Радист в партизанском деле лишним никогда не бывает, а Жирко оказался специалистом толковым. Получил отряд и бойца, владевшего немецким языком. Его хорошо знал Вацлав Горак. Чеху раздобыли немецкую форму и стали привлекать к заданиям.

Как-то разведчики отряда принесли неприятное известие: в селе Борова прибыл и разместился в школе отряд немцев для проведения карательной опе­рации против заревцев. Стали решать, что делать. Менять дислокацию? Место_, где располагался отряд, было уже основательно обжито и изучено. Уходить – это значит терять так необходимые связи с местными пат­риотами. Нет, менять базу во всех отношениях невыгодно. Надо принимать бой, но не ждать начала карательной операции врага, а напасть самим первыми, причём немедленно.

Операцию возглавил Владимир Кадлец. Отобрав десять бойцов и прихватив с собой ручной пулемёт и взрывчатку, отправились на задание.

Борова приютилась в низинке, обрамлённая вокруг несколькими холмами, покрытыми лесом. Изучив в бинокль расположение домов и улиц, стали ждать темноты. Тёплый весенний день догорал быстро. Вот солнце, зацепившись за макушки деревьев, уже скатилось за холм, в вечерней мгле стало трудно раз­личать силуэты домов. Пора. Кадлец дал команду.

В окна крайнего дома постучали негромко, но настойчиво. В дверях появи­лась мужская фигура в белом.

- Мы – партизаны! Где школа? – Кадлец, будучи в немецкой форме, говорил по-чешски.

Справившись с собой, хозяин дома, а им оказался Йозеф Соботка, махнул рукой в сторону.

- Сколько там немцев?

- Человек сорок,

- Проведёшь! Пошли!

- Вот так, в нижнем белье?

- Именно так!

Ночь была тёмной, двигались медленно, тихо и бесшумно. Выбрались на шоссе, и, прижавшись к домам, пошли по его обочине. Когда впереди прорезались очертания здания, остановились. Кадлец попросил проводника рас­сказать о расположении школьных помещений.

- Всё, пан, можешь возвращаться. И никому ни слова! Сам знаешь, что случится, если проболтаешься. Я – Иван Грозный.

Заверив, что будет молчать, Соботка засеменил обратно. Через минуту его белую фигуру растворил мрак ночи.

Отряд, соблюдая предельную осторожность, направился к школе. Впереди в немецкой форме – Кадлец и Вацлав Горак, остальные, изготовив оружие, на расстоянии двадцати метров.

Замаячила фигура часового, не сбавляя шага, пошли прямо на него.

- Хальт! – пролаял немец, останавливая идущих.

Понимая, как важно сблизиться с часовым на минимальное расстояние, Вацлав затеял с ним разговор, продолжая вместе с Кадлецом идти вперёд. Через несколько секунд дула двух автоматов упёрлись немцу в грудь.

- Хенде хох!

Узнав у перепуганного часового место расположения карателей в школе, и по­кончив с ним, Кадлец поставил пулемётный расчёт так, чтобы под его прицелом находился весь фасад здания, и первый тихо вошёл в коридор. За ним – Вацлав и все остальные. Соботка говорил, что директор с семьей располагается в левой части коридора. В каком же из классов немцы? Ломать голову долго не пришлось: из-под двери одного из них пробивалась узкая полоска света. Бесшумно направились туда. Кадлец подождал, когда все подойдут, и подал знак Гораку. Тот толкнул дверь и, сделав несколько шагов, оказался в комнате. Вслед за ним, держа палец на спусковом крючке висящего на шее автомата, вошёл Кадлец.

Двух секунд было достаточно, чтобы оценить обстановку. Комната была полна народу, все в брюках, обуви и белых нательных рубашках. Кое-кто ле­жал на неразобранных постелях, большинство же сидело на скамейках. Один, долговязый, что-то вещал остальным, по интонации голоса можно было определить, что это старший. Поворачивая голову в сторону резко открытой двери, он продолжал говорить.

- Хенде хох!

Горак сделал выразительное движение автоматом, а затем, для подтверждения серьезности своих намерений, вытащил из левого кармана пистолет. Не веря своим глазам и ушам, присутствующие исполняли команду медленно. Вероятно, немецкая форма двух вошедших несколько их смутила: может быть, пусть и дурная, но это шутка. Однако появившиеся в дврях комнаты партиза­ны на этот счёт не оставили никаких надежд. Когда руки немцев застыли в вертикальном верхнем положении, Кадлец сделал несколько шагов вперед, и, оказавшись напротив старшего, сказал:

- Мы – партизаны, не опуская рук, выходите строиться, при попытке ока­зать сопротивление – стреляем.

Вацлав перевёл. Еще не веря тому, что произошло, немцы стали нехотя выходить на свободное пространство между стеной и кроватями. Долговязый сделал шаг вперёд, а затем резко бросился к постели, на которой лежала кобура. Его остановила пуля, выпущенная из пистолета Горака. Не разгибаясь, немец рухну в проход между кроватями.

Выстрел придал ускорение: в течение нескольких секунд немцы, не опуская рук, выстроились вдоль стены. Партизаны начали собирать оружие. В это врем; один из пленных обратился к Гораку и что-то начал ему говорить.

- Командир, он докладывает, что здесь есть французы, человек тридцать, они вреда не делали и хотят домой.

- Скажи ему, пусть своих оставит в классе, а фрицев выводит на улицу.

Партизаны увели немцев, а Кадлец и Горак остались в комнате. Владимир Францевич разрешил французам опустить руки и сказал:

- Войне скоро конец, вас освободили партизаны, мы вам возвращаем оружие, идите в лес, но больше не помогайте немцам.

Горак перевёл. Французы загалдели, лица их посветлели. Правда, когда на школьном дворе раздались автоматные очереди, они вновь помрачнели, но не надолго.

Проследив за тем, как французы покинули здание, Кадлец направился к ди­ректору школы. Он и его жена, перепуганные до смерти, смотрели на гостя в немецкой форме с нескрываемым страхом.

- Пан, успокойтесь, – сказал Кадлец по-чешски, – я – Иван Грозный, мы – партизаны. Те фашисты, которых мы расстреляли, поселились в вашей школе, чтобы уничтожить наш партизанский отряд. Мы их упредили. Чтобы вас гес­таповцы не обвинили в сотрудничестве с нами, мы вас закроем.

Завершив операцию, партизаны вернулись на базу. О смелых и решительных действиях Вацлава Горака узнал весь отряд. Он и его товарищи до конца вой­ны находились в «Зареве», участвовали во всех его операциях.

Такова судьба разведывательно-диверсионной группы «Луч», десантирован­ной экипажем АДД. Имена его членов остались неизвестными.

Через двое суток в авиакорпусах началась подготовка к новому броску через Карпаты. Он был кстати, так как к этому времени партизанские соединения и отряды развернули на всей территории Чехословакии активные боевые действия. Уж если патриотам чего-либо и не хватало, так это, прежде всего оружия и боеприпасов. Заявок от штаба партизанского движения Чехословакии посту­пило как никогда, много. Для их выполнения 4-я авиадивизия занарядила 28 самолётов.

15-му авиаполку предстояло удовлетворить просьбы четырёх партизанских точек. Взлёт с Калиновки начался в 17 часов 10 минут. На цель № 1 (13 км южнее Тренчина) взяли курс пять самолётов.

Первым в район сброса вышел экипаж А.Т.Анисимова. Сигналов не оказалось, Командир корабля спросил штурмана:

- Ты уверен, Василий?

- Даю ракету!

Не успел погаснуть её свет, как снизу, слева по курсу, потянулась ввысь ответная ракета зелёного цвета, а вслед за ней на тёмном фоне земли заж­глись огоньки – первый, второй, третий, четвертый. Нужен еще один, посре­дине этого квадрата. Вот и он. Костры сложились в «конверт» и подтвердили правильность расчётов штурмана Кораблина.

- Командир, доверни влево на два градуса, может быть, успеем бросить сходу. Вот так, молодец! Бросаю!

- Кашмин, как там?

- Все раскрылись!

- Уходим!

Вторым в группе самолетов на цель № 1 шёл экипаж Л.Н.Редькина. Вот как он описывает этот полёт: «Основная тяжесть ложилась на штурмана, от которого в большой степени зависела точность выхода самолёта в заданный район. При подлёте к Герлаховке уточнили местонахождения и время прибытия на цель. Пошли со снижением вдоль долины. Малейшее отклонение от линии пути могло привести к столкновению с острыми зубьями вершин гор. Трудно пере­дать словами на какой риск шли экипажи во имя выполнения приказа Родины. Фактическое время полёта приближалось к расчётному времени выхода на цель. И в этот момент на мгновение появились желанные огни в виде «конвер­та» и сразу же исчезли. Район выброски затянуло облаками. Зашли ещё раз, в целях безопасности включили аэронавигационные огни, на короткое время, чтобы не столкнуться с другими самолётами, зажгли фары. А вот и «окно».

Дата добавления: 2015-10-28