Тот, Кому надо.

...Звери алчные, пиявицы ненасытные!

Радищев.

Пролог.

И чего только не перевидала эта тихая и спокойная земля за последнее тысячелетие! И какие только власти не сменялись на ней! Была Республика - правда жители её тогда не и не подозревали, что их вече обзывается таким мудрёным латинским словом. Республика пала, уступив полуазиатской монархии. После была Великая Империя - от Варшавы и аж до Калифорнии. Солнце в ней не заходило никогда. Пала и Империя, снова уступив место Республике. Но и та продержалась недолго, а пришедшая следом диктатура Советов просуществовала как раз по предсказанному безумным пророком с далёкого Запада - ровно долгих семьдесят лет и три года. И снова была Республика - до тех пор, пока во время Потепления океан не поднялся аж на семьдесят с лишним метров, начисто смыв Северную Столицу. Дальше был разгул анархии и многочисленные банды, промышлявшие на затопленных городах, да и просто разбоем, - огнём и кровью делили меж собой и кромсали на мелкие уделы несчастное Валдайское Побережье, некогда бывшее просто возвышенностью. Анархия длилась недолго, а закончилась она и вообще уж печально - одна из этих банд, захватив военную базу, оставила от красивейшей Главной Столицы выжженную радиоактивную пустошь. И это стало последней каплей: армия агонизирующей Республики поднялась - банды были вырезаны поголовно, порядок восстановлен, и с той поры стала быть Диктатура. Наверное, для того и нужна Республика, чтобы подготовить почву для грядущей Диктатуры. История Древнего Рима либо Французской революции - вот наиболее наглядные и вопиющие примеры.

Очено быстро, за какие-то пять-семь лет, построили новую Столицу - как раз точно на полпути по железной дороге между Северной и Главной. Диктатор долго решал, как назвать её - Новая... - в честь Главной - или Новый... - в честь Северной. В конце концов он остановился просто на слове "Новый", без пояснений, так как слово "город" мужского рода.

Очень быстро, по-моему даже очень быстро, в людской обиход вошла поганенькая такая фраза, сохранившаяся и выжившая аж с давних советских времён: "Те, Кому Надо". Те, Кому Надо хватали людей за любую провинность, после чего пытали и расстреливали безо всякого следствия, адвокатов и судов. Время настало такое. Какие там права человека, какая гуманность? Земля неуклонно двигалась к новому Средневековью и Диктатура, пусть и такая зловещая и кровожадная, всё ж- таки хоть немного поддерживала видимость порядка и государственности. А весь остальной мир тем временем катился, как под гору, в бездонную ямищу варварства и дикости.

Те, Кому Надо отвозили своих несчастных жертв "Куда Следует" - тоже поганенькая советская фраза, а место, что называлось "Куда Следует" в городе с безликим именем "Новый", видимо по традиции, да и не без доли чёрного юимора, новые власти обозвали Лубянкой. Там, среди мрачных казематов и залитых кровью пыточных подвалов, в кабинете с креслами, обитыми свиной кожей и портретом Диктатора в красном углу - вместо иконы, - и находился Главный, Тот, Кому Надо. О нём и пойдёт речь далее.

...Что ни казнь у него - то малина...

О. Мандельштамм

Имя своё он почти уже не помнил. Да и зачем было ему, почти всесильному, помнить какое-то там своё имя, когда все многочисленные подчинённые обращались к нему просто и по-подхалимски - Хозяин. А те, кого эти самые подчинённые приволакивали к Хозяину на расправу, называли его, да и всех ему подобных по-старому, - ещё со времён Советской диктатуры известным прозвищем - "Те, Кому Надо". А он и был в данный момент самый главный из Них - то бишь непосредственно самый что ни на есть Тот, Кому Надо.

Интересно, кстати,- почему именно "Тот"? В честь египетского бога, что ли? И почему -"Кому Надо"? Что надо? Жаль, что последние из помнивших Совдепию, лет уже тридцать, как гостят у праотцов, - вот они бы уж точно объяснили, что ему надо.

И он имел Власть. Власть кровожадную и чудовищную по своей вседозволенности. А докажи поди ему, что ты не верблюд! Докажешь? - То-то.. Или что ты генетически абсолютно здоров и не имеешь предков, болевших, к примеру, сифилисом в седьмом до твоего рождения колене.

* * *

Тот, Кому Надо вальяжно растянулся в кресле, раскурив дорогущую сигару. Кубы-то после Потепления как-никак поменьше стало - вот поэтому и дороговат стал хороший табачок. День начался. Полчаса... Следующие...

Покой его нарушил Майор: - Вот, доставили двоих.

- И что??

-Да как всегда: целовались прилюдно, лапал он её грязно...

- Введите.

Два дюжих сержанта буквально вволокли в кабинет молоденькую парочку, предварительно заломив им руки за спины. Те особо и не сопротивлялись - обоим лет так по пятнадцать-шестнадцать.

- Ну и... -не предвещающим добра голосом, как бы нараспев начал Хозяин: - Чего молчите? А? Морали, значит, нарушаете? А как же чистота нравов, порядочность наконец? - Он что -кивнул на икону Диктатора - Зря что ли на вас, скотов, пашет. Ночами не спит, б...! - Вот ты, шалава - ткнул холёный палец в девушку - сейчас вот с ним пере... - тут Хозяин применил до крайности некультурное понятие. -А потом, сука, ещё этак с пятнадцатью, пока, б..., не нагуляешься. А нагуляешься, тварь - замуж выскочишь. И кого, скажи мне, ты после этого своего блудства родишь? Ублюдка от всех семнадцати? Мутанта паршивого? - Обойдёшься! И без твоей копилки в стране дебилов хватает.

- Извините, но мы знаем друг друга уже два года... - тихим и будто сдавленным голосом начал было парень.

- Во-от оно что! Тем хуже для вас. По малолетству, значит, трахнулись? - подвёл черту Тот, Кому Надо: - А это статья, между прочим. Развращение несовершеннолетних карается по всей строгости...

- Но есть ведь Любовь на свете - робко подала голос девушка. Щёки её буквально горели от стыда.

- Какая, нахрен, любовь? Совокупляетесь как кошки по подвалам. Уродов всяких потом плодите, - Хозяин потихонечку начал выходить из себя: - Молодёжь, мать вашу. Поколение турбо...

- Ну и что, скажи мне с ними делать? - обратился он к Майору. - В кутузку - нельзя: вернутся ведь когда, снова за старое примутся. В разные города сослать - съедутся тихой сапой, твари. Одно, Майор, остаётся - вариант "нуль"

- Но ведь дети почти...

- Пофигу! (Хозяин сказал гораздо грубее и похабней) - Нечего мрази всякой плодиться. Сказал - нуль, значит - нуль. И без выкрутасов всяких, слышишь?

- Но как же так можно: запросто взять и... - продолжил было Майор.

- А вот так! - Тот, Кому надо с размаху треснул кулачищем по дубовому, инкрустированному медью, столу. - А на тебя: смотри, если что, у меня здесь - Хозяин кивнул на старинный компьютерный монитор - тоже кое-что найдётся. Смотри, думай хоть, что говоришь и кому. А то как бы деткам твоим не осиротиниться. Выполняй и помни об этом. Без выпендрёжа. Гуманист х..в.

Влюблённых провели по тёмному узкому коридору куда-то во внутренний двор огромного здания. Вскоре оттуда послышались несколько приглушённых хлопков. Тот, Кому Надо удовлетворённо потянулся, позёвывая, в уютном кожаном кресле. День начинался хорошо.

Некоторое время спустя вернулся Майор и вытянулся в струну перед Хозяином.

- А вот скажи мне, Майор, - начал тот, всё ещё нежась и потягиваясь в кресле. - Для чего же люди на земле живут? Знаешь?

- Ну, наверное, чтобы цивилизация развивалась, прогресс то есть.

- Прогресс, говоришь? А знаешь, что из-за твоего долбаного прогресса чуть ли не пол-Земли смыло к чёртовой матери?

- Значит, чтобы любить друг друга - Майору припомнилась злосчастная парочка.

-Любить? Да? Да неужели? Хозяин сегодня явно был настроен на философский лад и вовсе не собирался прекращать назидательный диалог: - Любить, значит... Хм... Любить... - А ведомо ли тебе, ослу паршивому,что бабы вот эти как с пещерных времён были самками жадными, так ими по сю пору и остались? Любая тебя за тридцать сребреников продаст и уйдёт потом к другому, тому, у которого уже не тридцать, а триста сребреников. А от него - к тому, у кого этих сребреников тыщи три накоплено. И далее в том же духе. Ты сказку древнюю о рыбаке и рыбке в детстве читал? - Так кого здесь, б..., любить? Этих что ли пожалел? - Тот, Кому Надо кивнул за окно, где несколько солдат грузили в чёрную машину накрытые рогожей трупы: - Штампа в аусвайсе нет? - Нет. Так нечего тогда и любить. Любилки ещё не отросли. А эти - Хозяин снова кивнул за окно - примером наглядным станут: что можно, а что нельзя - и до каких лет. Распустились, гады, после Анархии...

- Но Христос же сказал... - попробовал было подать голос Майор.

- А пошёл бы твой Христос! - Он когда жил, Христос твой? Времена тогда другие были, понял? И бомбы едрёные в столицах не взрывали тогда, и Океан своё место знал. А сейчас - куда ни глянь - везде только сволочи, гады и скоты. Думают лишь бы где урвать побогаче, да переспать с кем. А когда у такой вот шалавы, как эта, безрукий младенец родится, потому что под заражённого легла - это по твоему хорошо, да?

Майор уже и не знал, что сказать. Хозяина вовсю продирала философская словесная диаррея. Но тут на поясе - так вовремя и кстати пронзительно заверещала рация, Майор извинился - срочный вызов, мол - и поспешил удалиться из кабинета

Вернулся он через полчаса - с новым задержанным. То был седой бородатый тип, на всём выражении лица которого читалась явная политическая неблагонадёжность. Вдобавок к прочему, тип был весьма волосат и одет в кожаную мотоциклетную куртку - по моде конца прошлого века, то есть времён начала Республики.

- Хиппуешь, скот? - непринуждённо, но как-то по-особенному зловеще, начал допрос Хозяин.

- Музыку, сказали, слушал - поддержал разговор Майор. - Запрещённую

- Ну-ка дай - Тот, Кому Надо почти силой выхватил из рук Майора малюсенький, почти игрушечный, плеер. Затем, брезгливо поморщившись, одел трофейные, сорванные с задержанного, наушники:

...Грядущий Хаос жди в слезах,

Жестокий и слепой,

И ненависть читай в глазах

Пришедших за тобой.

Безжалостность времён-

- Игра озлобленных Богов.

Беспомощности стон

Разбавлен скрежетом зубов.*

- Та-ак... Тот, кому Надо постепенно, как кобра ядом, переполнялся холодной злобой, так и рвущейся наружу. - Это какого ж ты хаоса ждёшь? Анархии новой захотел? А?? Седобородый аж сжался весь от нехороших предчувствий. - Эт-то кто же такой ненавистник-то за тобой приходил? Уж не мы ли, часом? А если мы, - то почему на свободе до сих пор, жив почему, а? Бежал, значит, скот - и, глянь-ка: бородищу себе сивую отрастил, чтоб, значит, не узнали. Кстати, надо бы узнать, где это у нас такие музыки играют. Я бы побеседовал с сочинителем, мать его растак, в нашем уютном подвальчике.

- Эта песня очень старая, Хозяин - Майор тоже немного послушал и узнал знакомую мелодию: - Я её ещё в детстве слышал, а сочинили, говорят, ещё на рубеже веков.

- Надо ж, какая дрянь порой выползает из прошлого! Вот, Майор, смотри,какие типы по твоему району гуляют. А тебе хоть бы хны. Майор виновато потупил взгляд.

- А что ещё это за боги такие во множественном числе? Язычник что ли?- ткнул Хозяин указующим перстом прямо в грудь бородачу: - Язычник, сука.

- Я никого не...

- Мо-о-олчать!!! Ты здесь, скот - или где? Я тебя счас научу, б...! Ща ты у меня узнаешь безжалостнось времён: - Майор, нуль ему! Задержанного вывели и, сустя где-то с четверть часа со двора послышалось два негромких хлопка.

- Отхипповался, тварь,- подумал Тот, кому Надо и снова вальяжно растянулся в кресле. Кто такие были хиппи в то время давно уже никто не помнил, но словечко "хипповать" - осталось, и в представлении Хозяина означало нечто до крайности омерзительное.

...Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи,

Здесь первые на последних похожи,

И не меньше последних устали, быть может...

Наутилус Помпилиус.

Третьего задержанного доставили часа где-то через два. Злоба унялась и Хозяин снова был в нормальном расположении духа. Мужчина средних лет, конвоируемый Майором и двумя солдатами в чёрной форме, смущённо переминался с ноги на ногу в дверях кабинета.

- Что с этим? - завёл свой привычный, давно набивший оскомину, допрос, Тот, Кому Надо.

- Да шёл он как-то неправильно - прокомментировал Майор, попутно ударив мужчину в бок - точно в печень. - Мы ему:"Стой!", а он - идёт себе как шёл- и даже в нашу сторону и не шелохнется. Думали: пьяный, что ли, подходим,- ан нет, трезвый абсолютно. Идёт, говорит, по-своему, никого не трогает, отстаньте, мол, от меня. Ну после этих-то слов мы его как раз и повязали.

- Ну говори, скот, - неторопливо начал Тот, кому Надо, - как это ты ходишь по-своему? У него, что ли, особое разрешение спросил? - Хозяин ткнул пальцем прямо в икону Диктатора, сиротливо висевшую в Красном углу. - Друг его, что ли - или собутыльник? - Тот, Кому Надо явно намекал на пагубное пристрастие Диктатора к спиртному. - Видали мы таких друзей! У нас вон целых полподвала с Диктатором дружит. А другая половина - уже молится вовсю за него. Любимому вашему Христу. И прямо у него под боком. За пазухой, то бишь. - Куда шёл-то? - А-а, твоё дело? Твоё, значит, дело, скот! А не моё, да? В какой стране, говоришь, живёшь? - Ты, скот, живёшь в моей стране и даже рыпнуться без моего согласия никуда не можешь! Понял? - А-а, понял... Та-ак... - Майор, этому - нуль. Точно. Без оговорок. А ты вернись потом, поговорим о том-о сём... Скучно а то чтой-то...

* * *

Время потихоньку подходило к обеденному перерыву и Тот, Кому Надо начал клевать носом прямо в кресле. Ровно в час дня двери его кабинета растворились и секретарша, Мара, поставила перед своим Хозяином поднос с лёгким, не отягчающим желудок, обедом. Пара объёмистых дымящихся чашек крепчайшего кофе с ликёром тоже, по-видимому входили в комплект облегчённого хозяйского обеда.

Тот, Кому Надо ел грязно, по-свински, жадно хватая испачканными жиром пальцами наиболее аппетитные куски до хрустящей корочки поджаренного мяса. Макароны и суп он проигнорировал. Запив всё это изрядной порцией огненного кофе, Хозяин снова оживился и, нажав неприметную кнопочку на столе, позвал секретаршу. Мара вошла - раскрашенная донельзя брюнетка лет этак шестнадцати.

- Пошли - сказал ей почти всемогущий Тот, Кому Надо. И она пошла... А попробовала бы не пойти!

Вдоволь натешив свою похоть, Хозяин снова вернулся в насиженное и уютное кожаное кресло. Жизнь продолжалась. И сегодня она была особенно чертовски хороша! Вернулся адьютант.

- Так вот, Майор, мы недоговорили с тобой - зачем люди на Земле живут? Ты говорил -любовь, я - что нету её ни хрена на свете, ты говорил - цивилизация, а я вот говорю, что полное дерьмо эта твоя цивилизация. - Так зачем же живут-то?

Майор как-то неловко попытался ответить: - Ну, может, чтобы люди продолжили свой род во Вселенной, к звёздам вышли, и дальше, типа того...

Хозяина снова понесло: - К звёздам? Во Вселенную? А ты знаешь, что Марс, эта пустыня голая, со ржавым песком и без воздуха - тоже, как и Потепление, людских рук дело? там летописи древние нашли, в развалинах городов. И сфинкс тот марсианский - предостережением должен быть для потомков. Недаром же ему там слезу на щеку присобачили. - Мало тебе этого? Ишь, во Вселенную захотел... А знаешь, Майор, что ещё до Марса наши предки на Фаэтоне* жили? - Спросишь, куда делся? - А вот когда взорвут какие-нибудь дебилы водородную бомбищу на дне океана, где-нибудь. этак в Марианской впадине, - тогда и узнаешь, куда. Мяукнуть не успеешь, как от Матушки-Земли такой же Пояс Астероидов останется. Вывод изо всего этого знаешь, какой? Нет? - А я вот знаю.

Тот, Кому надо продолжал плодотворно мыслить: - Человечество - это такая зараза, ну как плесень: как ни выводи её, всё равно не изведёшь, вылезет, гадина, снова. Людей и на Луну-то нельзя выпускать, не то что во Вселенную. А плесень эта, что самое обидное, уже расползается на все оставшиеся планеты: ползёт и гадит. Потом, глядишь, и вправду, на горе Мирозданию,- на звёзды перекинется... Хозяина буквально рвало словами обличения роду людскому.

Однако, у Майора снова - так вовремя и кстати запищала рация. Он поднёс её к уху и нажал кнопку: - Да. - Да. - Что... -Что-о??? - Сейчас! - без привычного подхалимажа он мельком кивнул Тому, Кому Надо и буквально пулей вылетел из кабинета.

* * *

Майор вернулся полчаса спустя и взвод солдат, наставив грозно, прямо в грудь Хозяину автоматы, сопровождал его... Пошли, Виктор - сказал в полной промозглой тишине Майор и зловещий лязг нескольких затворов весомо и наглядно подтвердил его судьбоносные слова.

Хозяин так и подпрыгнул в кресле:- Меня?? - Меня... - За что, чёрт подери?! - и расплылся по креслу жирной, бесформенной и испуганной насмерть амёбой. В кабинете неприятно запахло.

- За Любовь - со сталью в голосе прокомментировал Майор. - И за Христа. И за музыку. И за плесень. Хозяин, ты слишком сильно возомнил о себе. Высшему это не понравилось. Он приказал: "Вариант нуль". Звук "у" в слове "нуль" майор подчеркнул особенно.

- Пошли - сказал Майор, и Тот, Кому Надо, пошёл. А попробывал бы не пойти! Спустя четверть часа во внутреннем дворе огромного здания раздалось два негромких хлопка...

Прошло немного времени и в кабинете с кожаными креслами появился новый хозяин. Им стал Майор. Нет, извините, больше не Майор - Тот, Кому Надо.

И всё началось сначала.

1-3. 07. 2001.

ПОЛОВОДЬЕ.

Пятнадцать человек на сундук мертвеца

Йо-хо-хо! И бутылка рому!

Пей! - И дьявол тебя доведёт до конца,

Йо-хо-хо! И бутылка рому!

Пиратская песня.

- Дарби Мак-Гроу! - вопил он. - Дарби Мак-Гроу!

Так он повторял без конца, затем

выкрикнул непристойную ругань и завыл:

- Дарби, подай мне рому!

Р. Л. Стивенсон. "Остров сокровищ"

-Слышь, баклан, давай ещё вмажем! - Ящер протянул Шведу объёмистую зеленоватую бутыль с мутно плескавшимся буро-красным пойлом внутри.

-Ну давай: - Швед не отказался и, запрокинув голову как горнист, одним сокрушительной силы глотком осушил ёмкость до самого коричневого -там скопился обильный осадок - донышка. На этикетке данной опорожнённой бутыли в абсолютно мрачных тонах был изображён усиленно кренящийся набок кораблик семнадцатого века, настойчиво пробирающийся сквозь окружающий шторм с молниями и сильным волнением океана. Снизу пейзаж этот был прокомментирован краткой и ёмкой эпитафией: МАДЕРА.

А вокруг, насколько мог видеть глаз, простиралось море разливанное мутной как та мадера и также буроватой, но пресной и без градусов, воды: с красавицей Окой случилось ежегодное и неотвратимое весеннее половодье. И в этот раз оно было по-особенному диким и буйным - лодочные сараи на высоком береговом склоне, где и заседали Швед с Ящером, затопило почти наполовину. И вода продолжала всё подниматься и подниматься.

- А вот пираты, слышь, баклан, в таких вот случаях ром пили. Когда плавали в Карибском море. И бутылки у них были четвероугольнообразные - глубокомысленно затянувшись "Бондом", начал было Ящер...

- Не трынди! Круглые у них были бутылки и очень похожие на колбы. Я на картине видел - у этого, как его, Рембрандт-дт-дтта. - Исторгнув такую вот тираду с усиленным заиканием на последнем, весьма труднопроизносимом слове, Швед потянулся за валявшейся поблизости сумкой. В ней отчётливо и характерно глуховато звякнуло. Затем, с превеликим трудом справившись с пластиковой пробкой - та ну никак не желала выколупываться, - весьма основательно приложился к зеленоватому горлышку ёмкости. На колбу та смахивала лишь весьма и весьма отдалённо, а уж четвероугольнообразной не была ни в коем случае. Испанский, а может и португальский, чёрт их разберёт, галион на полуоторванной этикетке начало штормить вроде бы как самую чуточку посильнее: - Ых! - Пираты, говоришь? Ром пили? А чё, блин, наша, блин, мадера, похуже, блин, ихнего, блин, рома? - задавая этот вопрос, Швед даже и не задумался о количестве вставленных им в предложение неопределённых артиклей - тех, что в английском, например, языке обозначаются кратким созвучием "the". Ящер небрежно поправил причёску на голове: сильный юго-западный ветер дул порывами и постоянно сбивал бледно-русую нечёсаную прядь волос прямо на глаза, что замутняло ему общую видимость и весьма мешало обзору окрестностей.

- Типа пираты - это круто! - на всю округу высказался Швед. Тема разговора ему явно пришлась "по приколу". Да и общий водный пейзаж вокруг упорно навевал военно-морские мысли.

Маразм крепчал и в танце наши мысли

С. Максимов.

Швед продолжил: - А между прочем, слышь, Ящер, - пираты, блин, и прочие типа мореплаватели, когда они плавали в своём флибустьерском Карибском море, постоянно терпели всевозможные кораблекрушения: - ну, тайфуны там всякие, цунами, рифы и типа всё такое... И потому в бутылки из-под ранее ими же выпитого рома они совали послания: "Мы, типа того, пираты, попали, блин, в корабля-бля-бле...-тьфу,блин, чёрт! Короче, в кораблекрушение. Спасайте, кто может! Широта наша восемнадцать градусов..." - при этом Швед, прищурив левый глаз, тщательно сверился с данными, начертанными внизу этикетки. После чего отхлебнул и передал бутыль Ящеру. Поднесённая к его ротовому отверстию, мадера приглушённо булькнула пяток раз, после чего стеклотара была возвращена обратно: по-видимому с целью определения долготы. Галион в грозовом штормящем море как будто бы ещё немного наклонился.

- А долгота - продолжал географические исследования Швед, снова сверившись с источником координат - у нас ноль семь, то бишь семьдесят к западу, хотя вообще-то ноль семь было два раза - сколько мы тут уже пьём? Почти полтора часа? Ну да... Всё сходится... Вот так, типа, блин, они и писали: "А долгота наша полтора часа по Гринвичу..." - Кстати, Ящер, московское время отличается от мередиана Гринвича на два часа, а карибское - часа, типа, эдак на четыре с обратным знаком. Что там на твоих говорящих? Тотчас же после нажатия нужной кнопки на сверхмодных тайваньских часах красивый женский голос размеренно произнёс: "Четырнадцать часов - двадцать семь минут".

- Стало быть в Карибском море где-то, блин...-Швед задумчиво наморщил кожу лобной области черепа головы -...где-то, типа, полдевятого утра... Пираты взбодряют рассветный похмельный дух чашечкой свезежава... Тьфу, чёрт! - Свеже, блин, заваренного ароматного кофе. И рома, небось, в него плеснули...

Маразм усиливался и крепчал совместно с опьянением Шведа: - Вот тут - продолжал он далее - вода, однако, вокруг нас, половодье, типа, блин. И мы тут, получается, поскольку сидим почти на острове, тоже, типа, блин, того... -вроде как потерпемши корабле...бли...- Тьфу, чёрт! Аварию, короче... Сложносоставные слова Шведу удавалось внятно произнести всё реже и реже. А островом в его представлении являлось бугристое всхолмье с затонувшими уже почти на две трети до крыши лодочными сараями.

- Ну и гнусь же ты, Швед, несёшь! Пираты какие-то, Гринвич, ром с кофе, мадера...- прервал его ещё не совсем пьяный Ящер. - Кстати о мадере... Швед достал из сумки очередную, поскольку предыдущая закончилась, и, что самое загадочное, никто и не заметил как. Эта бутылка оказалась почему-то заткнута массивной пробкой из одноимённого дуба, хотя ни объёмом, ни цветом - и содержимого и ёмкости нисколько не отличалась от предыдущих. Этикетка также была весьма сходной с прочими, за единственной лишь разницей: Грозовые тучи - мрачнее, молнии - ярче, да и бортовой крен галиона с пиренейской пропиской стал ещё более крутым и зловещим. А ещё там слово МАДЕРА было написано слегка коряво и почему-то неким странным, будто бы даже старинным шрифтом.

- Палёная - решили оба, но всёж-таки справились и с такой пробкой, частью расковыряв ёё перочинным ножом, а частью - протолкнув её остатки внутрь при помощи оказавшейся под рукою сухой и прочной веточки. Затем дружно отпили где-то треть, а злосчастный галион, абсолютно незаметно для их глаз, порывом ветра вдруг положило чуть ли не набок, переломив заодно фок-мачту и заставив черпануть правым бортом изрядную порцию солёной атлантической воды. А когда она схлынула, унеся с собою часть экипажа, прямо над мачтами с оглушительным треском разорвала небо молния и косой тропический ливень хлынул с утроенной силой. И тучи всё продолжали сгущаться...

- Так вот, потерпев кораблекрушение, пираты, типа того, в чевтвевровыгульную бутыль из-под рома обычно совали послание - всем, кто выловит его среди бескрайних океанских вод: "Типа -мы тут пираты и..."

- Хватит! Ты уже это говорил! - Ящер повелительным взмахом руки оборвал маразматически пьяную шведскую тираду, заодно отняв и бутыль с мадерой.

- Но если пираты... -И фрл-фри-бульстьеры - не унимался Швед.- В опустошённые ими же ромовые колбы... - Ящер аж подавился вином на половине глотка - То почему бы и нам не...

- Ты на что это, сука, намекаешь? Они писали такую хренотень когда вода уже палубу заливала. Это мы по-твоему, тоже сейчас подохнем, да? Совсем ты, Швед, сдурел от вина-то дешёвого! Небось от настоящей мадеры тебя бы так не колбасило.

Тем не менее, мутная талая вода в Оке тихонечко поднималась, незаметно подползая всё ближе и ближе к месту временной дислокации участников весёлого субботнего пикника.

- Бутылки-то у них были, между прочем, тоже из зелёного стекла, прямо, типа того, как у нашей мадеры!

Ясный мой свет, ты напиши мне...

Таня Буланова.

В каждой строчке только точки,

Догадайся, мол, сама...

Песня из к/ф 30-х годов.

Долго искали хотя бы клочок бумаги в синей дермантиновой ящеровой сумке - с которой и пришли посмотреть на разлившийся водоём. Там было всё, что угодно: две отвёртки, пассатижи, кусачки, штопор...(Тьфу, чёрт, а мы, придурки, столько времени ножом колупались!), изолента, моток проволоки, огрызок карандаша... И ни клочка бумаги, не считая смятых останков сигаретной пачки. Но ведь на этом-то обрывке нормально и пяти слов не напишешь! А не то что убедительное послание с мольбою о помощи. Слышь, Ящер - внезпно осенило Шведа - а на чём, по-твоему, у нас селёдка лежит?

За что, собственно говоря, тут же и допили оставшиеся полпузыря до самого победного конца. И в тот самый момент, когда последняя капля мадеры скатилась в бездонную глотку Ящера, на потемневшей этикетке незримо разверзлись сумрачно-сизые небеса и штормовой вал с рокотом и треском швырнул разбитый полузатопленный галион на чернеющие в бурунах и пене прибрежные рифы. Не спасся никто. А ведь от Санто-Доминго, что на Эспаньоле, галион "Сьюдад-Мадеро" с грузом какао,пряностей и награбленного конкистадорами золота, не успел отойти даже на каких-то семьдесят миль. В течение всего лишь полутора часов внезапно налетевший невиданной силы тропический шквал превратил один из лучших кораблей Кадисской верфи в хаотично приплясывающие на волнах древесные обломки, а команду из отпетых кастильских головорезов - в мирную и совершенно безобидную банду утопленников. В корм для рыб и раков.

Приличный кус грубой и плотной обёрточной бумаги, в которую три часа назад завернула селёдку полная и улыбчивая продавщица сельмага, теперь насквозь успел пропитаться каким-то жиром впополам с рыбным соком и вид имел самый что ни на есть антикварный.

И парочка вдрызг нахлеставшихся мутной бормотухи раздолбаев усиленно принялась кропать письмо - с целью отправить его бутылочной почтой в безбрежную неизвестность половодья. Карандаш то и дело проскальзывал на обильных пятнах рыбьего жира, но всё равно большую часть написанного текста с горем пополам можно было разобрать - по крайней мере смысл. Да и к тому же - с пятнами и пробелами - по внешнему виду данное послание приобретало смутную и загадочную древность:

"Hallo, типа всем! Вот тут на острове среди безбрежных окских далей..." - Швед, что дальше писать?

- Пиши: - Из-за о-о-острова н-на стр-режень, н-на пр-росто-о-ор р-речной волны-ы! Вы-вы-плывают р-расписны-ые.. -Швед начал было гнусавым голосом затягивать знаменитейшую русскую народную:... А Стеньки Р-разина...

- Заткнись! - ткнул его Ящер локтем в бок. - Мы тут, типа, письмо пишем, а не песню. Тоже мне, блин, Швед имени Пятницкого! Чтобы нам, типа, поверили, нужно писать старинным слогом, с ятями, ерами всякими и прочими ижицами. Надо сказать, оба имели весьма смутное представление о том, что это за буквы были такие при царе Горохе, и как они писались. Но доля здравого идиотизма с изрядной примесью пьяной дури всёж таки сделала своё коварное дело:

" А какъ посреди глубокихъ да бъскрайнiх водъ потърпелъ да лодьекрушъние достославныи Ящъръ боярскiй сынъ а и с нiмъ былъ Швъдъ съ Къмьскои волостi "

- Ящер, ты что, блин, типа совсем сдурел? Какая, к чертям собачьим, Кемская волость?

- Да так... Фильмом одним навеяло... Не отвлекай...: "А и были у нiхъ бутылi стъкляные размолдавскаго вiнища кръплънаго. И лодья у нiхъ да пошла ко дну а оне осталися на островъ. А на островъ жъ томъ разъсобачиiм не нашлося дажъ и штопору но оне отвързалi бутылiщи харалужьнымi ножами перащчiннымя".

- Пиши-пиши, Ящер,- зашибись получается...:"А потомъ во сiи бутылiщя, выпивъ съ горя да ихъ содържiмое опускале пiсьмы объ помощчi достославныи Ящеръ боярскои сынъ а и съ Швъдомъ iзъ къмьскои волостi. Тiпа търпятъ лодьекрушънiе тiпа усе такое и прочъе. Отвъчаите нам кто нi попади и прiшлите къ намъ експъдiцыю со спасатъльными да желетами да вiномъ молдавъскiмъ мадърою поелiку у насъ оно кончiлось."

- Чё, Ящер, по натуре кончилось?

- Кончилось, кончилось. - Я последний глоток допил.

Дописав далее координаты, впрочем уже известные, послание обуглили с краёв при помощи зажигалки - для пущей древности, сложили пополам, свернули трубочкой, кое-как затолкали в узенькое горлышко последней завершившей пьянку бутылки и затем, запечатав огрызком той самой пробки (пригодилась же!), зашвырнули прямо в разгульное буйство половодья, - на волю ветра и волн.

Затем участники пикника покурили, посовещались (самый краткий конспект совещания: - болезнь "перепил" лучше чем болезнь "недопил".) - и спрыгнув, слегка пошатываясь, с недотопленного островка на сушу, ушли в деревню за самогонкой.

...Откуда у парня испанская грусть?

Михаил Светлов. "Гренада".

А выну саблю, выну востру

Да срублю тебе главу.

Эх, покатилась головизна

Да во зелёную траву.

Народная песня.

Спустя где-то с полчаса, почти на том же месте, перебравшись лишь повыше - то есть не на островок, от которого уже почти ничего не осталось, а на сухой, намного выше предыдущего, пригорок, оба героя снова продолжали лихую гулянку. Термоядерную деревенскую самогонку распивали теперь отнюдь не из горлышка, как мадеру, но из двух изрядно помятых пластиковых стаканчиков - их безвозмездно, вместе с краюхой чёрного хлеба, выдала в вечное пользование добрая баба Нюра. Она же, впрочем, и самогонку продала подешевле - как хорошим знакомым, а заодно и верным постоянным клиентам. Наливалось, вроде бы, каждый раз понемножку - грамм так по семьдесят, однако после третьей (на каждого) стопки случилось нечто из привычного ряда событий абсолютно вон выходящее: когда Швед уже в который раз намеревался поведать поведать собутыльнику о достоинствах последнего альбома "Prodigy", тот вдруг совершенно остекленевшим взглядом уставился в сторону речного разлива. Швед гляннул туда же и также остолбенел на месте сидя: окружённая рваными клочьями тумана, вспенивая несколькими парами вёсел холодную апрельскую воду, прямиком в их сторону направлялась большая шлюпка, полная какого-то - отсюда не разобрать - народу. А ещё дальше, где необычный туман прямо среди ясного дня сгущался ещё сильнее, в его клубах смутно маячили мачты и силуэты двух старинных боевых кораблей. Вымпел на грот-мачте одного из них - того, что ближе, внезапно - когда порыв ветра частично разогнал туман, развернулся во всю свою длину и стала отчётливо видна затейливая вязь старинного поллустава: ОРЕЛЪ.

- Всё, блин, глюки - набрав полную грудь воздуха, грустно выдохнул Швед, дополнительно матернувшись - чтобы хоть частично снять нахлынувший испуг. - Сюда, кажись, плывут... Ящер тоже выругался и злобно добавил: - А всё письма твои, кретин: "Мы, типа, пираты и всё такое..."

- Не мои, а твои! Ты писал-то: "Достославный Ящер, боярский сын..." Сукин ты сын, а не боярский!

- А идея чья была? Не твоя разве? Йо-хо-хо и бутылка рому... Вот тебе и пираты. Иди, блин, встречай, - сейчас они тебя враз кофеем угостят. И бутылкой рому.

А пока они так переругивались, шлюпка тем временем подошла почти к самому берегу и стало отчётливо видно кто в ней находится. А зрелище, надо сказать, было весьма и весьма живописным. На носу, гордо поводя по ветру взлохмаченной бородой, в шитом золотом парчовом персидском кафтане, красовался некто. Кафтан его был подпоясан широким ярко-красным кушаком, за который было небрежно заткнуто два совершенно музейного вида пистолета - только вовсе не тусклые, как под толстым музейным стеклом, но отливающие воронёной сталью и покрытые резьбою с серебряной насечкой. Венчала сей карнавальный наряд остро отточенная сабля. Её этот некто с решительными намерениями сжимал в огромном кулаке, недобрым взглядом созерцая быстро приближающийся берег, а в особенности - тех, кто на нём находился. Из-за его широкой спины не менее злобно выглядывал ещё один карнавальный персонаж, потрясая обнажённой шпагой. На смуглом лице этого, помимо бешеных от ярости глаз, находились ещё и орлиный нос, а под ним - иссиня-чёрные мушкетёрские усики, дополненные испанской бородкой. Можно было бы ещё добавить и про камзол европейской моды семнадцатого века, но это, кажется, уже и так ясно.

Шлюпка, слека притормозив вёслами, с ходу налетела на грунт и двое тотчас же сошли с неё. А за ними - остальные, вооружённые бердышами, саблями и шпагами, и разодетые не менее причудливо. В несколько секунд лихая ватага скрутила Шведа с Ящером - те даже пикнуть не успели,- поставив их пред грозные очи атаманов.

- А ну ответствуйте, колдуны нечестивые, пошто письма злопакостные сочиняете? - гулким басом начал допрос бородатый. - Ведомо ли вам, псы окаянные, откуда вы нас по мерзостной своей прихоти вызвали? Окаянные псы уже успели вполне протрезветь и стояли ни живы ни мертвы. У обоих заметно тряслись поджилки.

- Еретики! Инквизиции на вас нет! - воинственно взмахивая шпагой подал голос тот, что с усиками.

- Утихомирься, Михайло! - властно прервал его бородач. - Счас мы с ними разберёмся... Ох, разберёмся...

- Дон Стефано, прошу вас, отдайте их нам. Вернее, мне лично. И тогда, клянусь честью, вот этой самой шпагой...

- Вот видите, шпыни ненадобные, до чего вы дона Мигеля дель Кампо-и-Эспиносу своими пакостями ведовскими довели! - продолжал тем временем бородач, которого, судя по одежде, всё-таки звали Степаном, а вовсе не доном Стефано. - Он, злыдни шелудивые, в тот самый день и час от аглицкой сабли пасть был должен, в честном бою погибнуть. А куды ж он, отвечайте, через заклинания ваши чародейские, заместо этого попал, а? Не ведаете?

Швед с Ящером подавленно молчали. Они, хоть и не ведали, но даже и пятками чуяли, что именно по их вине и раздолбайству с доном Мигелем стряслось нечто предельно нехорошее - на лице злосчастного дона это прямо таки светилось и переливалось.

- А хотите - ухмыльнулся в густые усы и бороду Степан. - Он вам сам об этом расскажет. Шпага-то у него во-о-острая, да и по-нашему за столько-то лет гутарить выучился. Всё вам объяснит, всё поведает... Ладно, пошутковали - и будя. Порешать вас время пришло... - За что? -За ведовство безбожное да за порчу злоехидную. А то - ишь, распоясались: "Широта восемнадцать..., кораблекрушение... тайфуны..." - и где словес-то таких бесовских нахватались! Уж я-то, Стенька, - грешник и душегубец лютый...- но вы, вы-то каковы, а? Я хоть за идею супостатов гробил - или ограбить чтобы. -А вы? -А вы -ответил Степан на собою же и заданный вопрос - за просто так, под селёдочку с мадерою!

Швед с Ящером попытались было возразить, хоть как-то оправдаться: "Мол, откуда ж нам было знать что типа...", но получив по увесистой затрещине от цепко державших их громил: "Не смей перечить надёже-атаману!" - тотчас смолкли и далее старались вести себя как можно тише.

- Который из вас Ящер, тот дону Мигелю, считай, достался, а ты, супостат, швед с кемьской волости от моей сабельки смертушку сей час примешь. Ах не швед? А на грамотке вон той что написано? - Степан ткнул остриём сабли в обронённую Ящером пачку "Бонда" - Аль скажешь, пёсий сын, будто не знаешь, что по-свейски "Бонд" так и означает: "Не тяглый швед"? Ладно, лети, душонка колдовская, на суд Божий! - С резким, но мощным вымахом сабли безбашенная шведова головушка слетела с плеч и покатилась по прошлогодней сухой траве, пачкая её вытекающей изнутри кровью. - Это чтоб испугаться не успел - пояснил Стенька друзьям-товарищам, вытирая саблю о травяной сухостой.

Некоторое время спустя откуда-то из-за кустов выскочил донельзя радостный дон Мигель, также вытирая окровавленную шпагу, только вовсе не пучком травы, - а клочьями выдранных ящеровых волос.

- Трупы с собою захватим. - сказал ему Стенька - Хватит им землю-матушку поганить. Эх, сабельку добрую о нехристя колдуна опаршивил! Теперича ею и хорошего человека располовинить стыдно. - добавил он тут же, ломая дорогой клинок о коленку.

- А я вот сапоги почти новые мозгами еретическими вымарал... - виновато доложил старшему компаньону дон Мигель дель Кампо-и-Эспиноса.

Эпилог

- Ну что, назад вертаемся, Михайло? Тошно мне здесь. Глянь-ка, что нехристи окаянные с матушкой Русью содеяли! - Степан кивнул на сереющие вдали огромные трубы. Те отчаянно коптили небо сизо-чёрным дымом, а из той, что пониже иногда вырывались языки багрового пламени. - Там - и то гарью не так смердит, а уж Стикс - не в пример этой вот клоаки чище. - Стенька сплюнул сквозь зубы в мутную, с мазутными разводами, окскую воду: - Хуже Батыя похозяйничали, сволочи!

-Дон Стефано, а может ещё и в Севилью мою родную заглянем? Там тоже, говорят, еретики да экстрасенсы завелись...

- Не тужи, Михайло, сплаваем ещё... И в Севилью твою сплаваем, и по Волге-матушке пройдёмся, и за океан погостить малость заглянем.

Смуглое лицо дона озарилось кривой ухмылочкой, явно не сулящей недругам радостной встречи: про Калифорнию, Техас и Филиппины он даже там давно был наслышан.

* * *

Через пару дней родственники забили тревогу. Вскоре выяснилось, что пропавших последний раз видели в деревенском сельмаге, а где-то в три часа пополудни - возле дома хлебосольной бабы Нюры. Трупов, правда, так и не нашли, хотя всю окрестную Оку прочесали с "кошками": - весь улов составили лишь десяток сетей да ржавый остов мопеда. Зато обнаружили на берегу, неподалёку от деревни, два большущих пятна высохшей крови, причём возле одной - клочья выдранных с корнем волос.

А ещё на берегу нашли сломаную саблю производства середины семнадцатого века и вполне приличный на вид, лишь отчасти стоптаный испанский сапог.

9 сентября 2001 г.

Дата добавления: 2015-10-28