Христианство или сатанизм?

Очень прошу всех Вас уделить несколько минут внимания.

Меня зовут Евгений. Я отбываю срок в местах лишения свободы уже восемь лет, у меня не возникало конфликтов ни с администрацией колонии, ни с заключёнными. Ещё в 2004 году стал членом баптистской церкви. Полтора года назад я начал общение с девушкой Таней, с которой был знаком до ареста. Её родные – мать и сестра – были категорически против любого нашего общения, но вопреки всему наши отношения становились всё ближе. В феврале 2013 года я сделал ей предложение стать моей женой. Её мать Светлана Владимировна, сестра Анна Иванченко и сама Таня Заморняк – все члены баптиской церкви, по ул.Максимовича, 3а в г.Винница, а с сестрой они ещё и вместе работают в 50-м почтовом отделении по ул.Соборная 8, в г.Виннице. Этой осенью Тане исполнится уже 32 года.

Задолго до этого она просила во время общения писать ей письма на работу и на фамилию её бабушки – Петровская Т.П., ул.Соборная,8, т.к. её сестра Аня неоднократно старалась добратся к моим письмам. Точно знаю, что моё письмо, отправленное мной 11-го февраля Тане, в котором я и делал ей предложение, её сестра перехватила. Как написала мне сама Таня, «она вытащила его из её сумочки, сделала ксерокопию, а позже стала читать его вслух, при всех, при этом добавляя такие комментарии, которые я никогда от сестры не слышала и не думала, что она на такое способна». Поскольку и Аня, и её мама не однократно вмешивались в наше с Таней общение, оскорбляли и Таню, и меня, – я собрал несколько писем, в которых Таня всё это описывала, и отправил пастору их церкви Мазуру И.Б. с просьбой решить эту проблему. «Решил» её Мазур интересно – он просто посоветовал Тане не общатся со мной. Получив предложение стать моей женой, Таня решила подумать; об этой ситуации узнали пастыря этой церкви по ул.Максимовича 3а, (в г.Виннице). Через время её вызвала группа пастырей этой баптиской церкви, и запретили со мной общатся.

Буквально за 20 минут до ее беседы с пастырями этой общины я говорил с Таней. Она сказала, «что её срочно вызвали на беседу пастыря её баптистской церкви г.Винницы, по ул.Максимовича 3а, она предчувствует сильную тревогу, просила за неё молится». И всё – после этого связь с её мобильным номером 067-492-28-34 пропала. Позже, через несколько дней, узнав её рабочий номер и добившись розговора с ней, – от неё узнал, что «в закрытом кабинете пастыря поставили меня перед фактом принятого ими решения прекратить наше общение. Думала раньше, что я достаточно сильная, – отговаривалась, отказывалась как могла, но их трое, а я одна. Мне и как члену церкви говорили о необходимости послушания, и «дочкой» меня называли… Меня «сломали», я расплакалась, у меня взяли стартовый пакет от телефона, дали взамен другой (096-597-92-77) и взяли обещание больше с тобой не общатся. Жена Мазура И.Б. тут же предложила свою «помощь» в том, чтобы «помочь избавиться от привязанности». Когда же я вышла, меня встретил пастырь вашего тюремного служения Александр Шевченко, который сказал: «Женя знал о таком решении пастырей, но не хотел сам тебе об этом говорить. Он согласен с решением пастырей. Я была в таком состоянии, что поверила бы всему на свете». Распечатка с Киевстара Вам покажет, что 3-го марта 2013 года после 18-00 по ул.Максимовича, 3а, г.Винницы прекратил работу номер [phone] и заработал [phone] в одном и том же телефоне. В письме она это описала намного мягче и аккуратнее, чем было сказано (письмо прилагается).

После того, как Таня в тот вечер «беседы с пастырями» не вышла больше на связь, я сам позвонил А.Шевченко, поскольку он знал о готовящейся «беседе» пастырей с Татьяной и обещал находится там. Сначала он мне сказал: «Таня Заморняк решила прекратить с тобой общение, ты должен с этим смирится». Но ведь я говорил с Таней перед самой «беседой», поэтому сразу не поверил ему. И спросил: «А почему?». Шевченко ответил: «Ведь ты запудрил ей мозги своим общением, отбил её у жениха, да и общение у вас какое-то дёрганое, тебе нужна её квартира». Это была наглая ложь, и я прямо об этом сказал, а также выразил желание немедленно поговорить с самой Таней. Тогда наконец Шевченко ответил: «Так решили пастыря – прекратить ваше общение. Что хочешь сказать Тане – говори мне, а я решу – говорить ей или нет. Так решила церковь, и я как твой тюремный пастор, приказываю тебе с ней не общатся». В ответ он услышал от меня, что он лжец, и никто не может мне приказывать, – тем более он.

Увидев, что его «приказ» не возымел нужного ему результата, он стал обзванивать всех людей, к кому я мог бы обратится, настраивая их против меня. От Тани я узнал, что в тот же вечер (после моего отказа подчиняться таким дебильным приказам), А.Шевченко звонил Татьяне Заморняк, и между ними состоялся такой разговор:

А.Шевченко: «Мне нужно тебе кое-что сказать, давай встретимся, – скажу при встрече».

Т.Заморняк: «Я устала, у меня нет времени на встречи, говори сейчас»

А.Шевченко: «Женя сейчас не в себе из-за вашого расставания; ты не обращай внимания, будь твёрдой и помни о своём обещании (не общатся со мной). Он совсем не такой, каким кажется тебе – в разговорах, в письмах; не такой, каким притворяюсь ей; ни мне, ни зекам вообще верить нельзя, мы во всём ищем выгоду и ради выгоды готовы на любой обман; и если я всё-таки буду ей звонить и мы будем общатся – что-бы Таня обязательно рассказывала ему, о чём мы будем говорить»… Разговор, по словам Тани, длился более 15-ти минут, и она большую его часть записала на диктофон мобильного. Потому и записала, что сразу было понятно – этот человек целенаправленно настраивал против меня. После такого мерзкого звонка девушке, которой я сделал предложение, (это было вечером 3-го марта 2013 года) Шевченко звонил Головяну и Любчаку. Именно поэтому так сразу изменилось их отношение, – об этом говорил лично Любчак мне дословно не известно, что говорилось, но судя по характеру звонка Тане и по дальнейшим действиям – явно не молится просил.

Я попросил Таню сделать запись этого звонка на диск и передать мне в колонию, чтобы все, кто знает меня, оценили – есть ли в этих словах правда, и можно ли слушать таких лицемеров, которые приходят в колонию с «Библией», говорять что «любят нас любовью Христовой», а сами за спиной клевещут и настраивают дорогих нам людей против нас. Но Таня ответила, что запись не даст мне, потому что защитить ее некому, а она боится. И привела конкретный пример, когда два сына Мазура И.Б., связаны с криминалом, вывозили одного правдоискателя в лес, за то, что он в чём-то обличал пастора Мазура. По её словам, этот человек сделал запись этого разговора в лесу, давал её слушать в церкви прихожанам, но добиться ничего не смог, а потом пропал. Поэтому Таня через пару дней сказала мне, что «телефон с номером 096-597- 92-77 потеряла, с ним и запись».

Я позвонил Шевченко, сказал о том что слышал запись его розговора, и сказал что если он извинится перед Таней, мы всё забудем. Шевченко ответил: «Я сам выбираю, перед кем извиняться». Я вынужден был написать пастырю Мазуру Ивану Борисовичу в баптискую церковь заявление с просьбой разрешить общение с Таней. Это заявление в полном виде предоставляю вам (стр.1а-2а).

А

ул.Максимовича,За

пастору ЕХБ г.Винницы

Мазуру Ивану Борисовичу

от осуждённого Болендера

Евгения Николаевича

Стрижавская ИК -81/4

Заявление

Приветствую вас любовью и радостью Господа нашего Иисуса Христа! Мир вам и всей церкви Божьей!

Дорогой брат! Я всегда, с начала нашего знакомства с Вами, считал Вас благословенным служителем и одаренным пастором, и Вы не разу не дали повода усомнится в этом. Но немного времени назад Вами и двумя пастырями, Анатолием Михайловичем и Владимиром Михайловичами (из этой церкви по ул. Максимовича, За) было решено в отношении меня и Татьяны Заморняк – прекратить ее общение со мной. Уважаемый брат, в Церкви и даже в миру нет обычая принимать решения, не выслушав другую сторону. Согласитесь, что три почтенных авторитетных пастора в закрытом кабинете могут много в чем убедить смиренную сестру, заранее готовую внимать вашим словам.

Прошу Вас выслушать и меня. Пусть мой статус заключенного не станет для вас поводом предвзято относится ко мне. Наоборот, именно благодаря тому, что я будучи христианином, нахожусь в местах заключения, особенно научен отвечать за свои слова и поступки, и перед людьми и перед Богом. Доброе называю добрым, а злое – злым, и уверен что не найдется среди моих знакомых человека, который опровергнет по истине эти мои слова. Слава Богу за это!

Говорю правду, и свидетель мне в этом Бог и моя совесть. С Таней мы общаемся милостью Божьей более 8-ми месяцев, и уверенно говорю, что более благословенного общения за срок я не имел. В нем нет места эгоизму, оно носит христианский характер и имеет цель духовной и моральной поддержки и ободрения Христианского роста и преображения по образу Сына Божьего Иисуса Христа.

Два месяца назад мной был задан вопрос Тане о возможности создания христианской семьи - согласится ли она стать моей женой, помощницей и спутницей жизни. Поскольку ответ она дала не сразу, взяв время подумать. Я попросил пастора тюремного служения А.Шевченко пообщаться с ней, чтобы ее служителя помогли принять решение в этом важном вопросе. Но еще задолго до разговора с А.Шевченко (он смог найти время для встречи только через месяц), сестра ответила, что возможность такая может быть рассмотрена только после моего освобождения из мест лишения свободы, если к тому времени в наших жизнях не произведет Бог других изменений. Такой ответ разумен, и наше общение вернулось в прежнее русло.

Да, не все рады нашему общению – сестра её Аня Иванченко и мать Светлана Владимировна из-за моего статуса заключенного противились любому нашему общению. Их возмущение носило агрессивный характер. Гак, Аня Иванченко. Сестра Тани, работая в 50-м отделении почты в г.Виннице, пользуясь своим служебным положением, перехватила адресованное Тане мое письмо, вскрыла его, читала вслух при свидетелях. К тому же имевший беседу с Таней и ее сестрой Аней пастор Стрижавской колонии Сергей Головян не нашел ничего плохого в нашем общении (фактически одобрил), но сказал, что Аня ведет себя психически неуравновешенный человек, и рекомендовал Тане, если она хочет продолжать общение со мной и избегать таких ситуаций 1 не афишировать общение, а еще лучше переехать от наглых вмешательств во все сферы ее жизни. В нашем общении так поступать мы повода не давали никому. Мама Тани, Светлана Владимировна тоже бурно отнеслась к нашему общению, оскорбила меня при первом же телефонном разговоре. Когда же я стал невольным слушателем ее нецензурной брани в адрес Тани, я позвонил пастырю этой баптисткой церкви (в которой все они – Таня, её сестра Аня и мать являются членами) Владимиру Михайловичу с просьбой защитить Татьяну от дальнейших оскорблений, поговорив с матерью Тани.

Все это, по нашему с Таней рассуждению, не является причиной даже приостанавливать наше общение, служащее хорошим примером духовного назидания и укрепления. Поэтому прошу мне объяснить:

- на каких законных или евангельских основаниях было решено прекратить наше общение? И почему я узнаю

об этом от третьих лиц? Вы же не сектанты.

А

Александр Шевченко в тот вечер мне сказал, что через месяц вы и не вспомните друг друга, а инициатива прекратить общение исходит от Тани. Вместе с тем, Шевченко настаивает, что «это решение церкви- приказ». Я же уверен, что без весомых причин, подтвержденных фактами – такое нельзя даже обсуждать. Поскольку я общался с Таней за 20 минут до ее беседы с пастырями - она была встревожена, предчувствовала что-то негативное; но ни о каком разрыве и намека не было, я стал добиваться у нее разговора, чтобы узнать причину бессмысленного решения, оказалось, ее просто поставили перед фактом уже принятого решения три пастыря церкви и обьявили, что так будет лучше. Ее сестра Аня с радостью объявила что это навсегда.

Поэтому прошу не посчитать унижением Вашего достоинства, но наоборот - достойным всякого уважения и похвалы способность переступить через самолюбие и отменить необьективнное и незаконное решение. Учтите между нами с Таней километры расстояния и заборы с решетками, поэтому даже при желании наше с Таней общение очень трудно выйти за рамки. Поскольку мне скрывать нечего, я честен и открыт. И хочу чтобы о моем мнении знали все, кого это касается - копию заявления направляю Тане. Она может опровергнутьего, либо согласится и добавить.

Ответ прошу направить мне в колонию в письменном виде 09.03.2013г. Никаких дополнений или замечаний от Тани не было. Т.е. Она со всем изложенным согласилась.

На деле ее мама не раз обзывала меня при каждой возможности, - и «убийцей», и «пидором»... Я никогда не знал раньше но очень хочу посмотреть ей в глаза. - столько клеветы и мерзости на меня вылила она и ее дочка, как никто никогда.

Из пастырей, служителей также никто не возразил ни слова по поводу написанного в заявлении, хотя знали об этом заявлении все участники.

Александр Шевченко, проживающий в Литнском р-не Винницкой обл., умеет использовать других людей для достижения нужных ему целей. Да лучше умереть «неверующим», чем жить жизнь таким «верующим», слушая такие «приказы» таких «пастырей». Что в этом христианского? Такого быть не должно, и не будет. Лживость Тани в ее стремлении приукрасить поступки своих родных легко увидеть на простом примере. В «Ине-те» на страничке ее сестры Анны Иванченко изложена информация, что Аня окончила ВНТУ. Страничку ей делала Таня Заморняк. Поскольку Анино максимальное достижение - «бурситет», я спросил Таню,: «Зачем она это писала?» Таня сказала: «Так, просто. «Безобидная, безвредная» неправда, но она показывает Танину натуру, ее природу – приукрасить, выгородить своих близких любой ценой, даже если это – безсмысленно.

Я специально Вам привожу здесь это заявление, чтобы показать, что уже тогда я указывал на незаконные действия некоторых людей и некоторые события, которые имели место. И никто с этим не спорил и не возражал. Прекрасно понимаете, что в нормальной организации такой ситуации вообще не возникло бы, но ради общения с любимой женщиной я был согласен на очень многое, потому и написал такое обращение, выпрашивая у них разрешения общатся с близким мне человеком.

Письменного ответа я, разумеется не получил, но в конце марта, узнав номер телефона одного из тех пастырей, которые принимали участие в запрещении моего общения с Таней, позвонил ему (Анатолию Михайловичу).

Он сказал, что «не то чтобы запретили, но только «порекомендовали Тане не общатся со мной» (хорошенькая «рекомендация» – довести человека до слёз, забрать у неё стартовый пакет; мне же – приказывали прекратить с ней общение). Также Анатолий Михайлович сказал, что сделали это по обращению Таниной мамы. Но даже если бы это было действительно так, – ну не стали бы три опытных служителя безаппеляционно принимать решение, запрещая общение двух взрослых людей (даже не спрашивая их мнения) только потому что так захотела её мама. Если только как минимум у одного из этих служителей нет в этом своего интереса. Но то, что меня в это время задним числом исключили из церкви, сказав, что исключили ещё семь лет назад, и «случайно об этом никто не знал, кроме одного единственного пастыря Мазура», говорит о личной заинтересованости, ведь у меня находиться два письма этого самого Мазура И.Б., в первом из которых он называет меня «братом» и «не осуждает за сделанное мной преступление, потому что каждый может оступиться». Это письмо датировано 10.12.2008 года. Т.е. на тот момент я уже более двух с половиной лет отбывал наказание, и все они знали за что и с каким сроком. В следующем письме он объесняет мне вопрос обучения в библейском колледже, говоря что там нет дистанционной формы обучения, поэтому учиться могу только после освобождения (кто знает – в библейскую школу можно поступать только членам церкви). Ни в одном из них нет даже намёка на исключения, наоборот. И тут, когда после запрета на общение мы с Таней продолжали созваниваться – как последний аргумент было объявлено о том, что я был исключён из членов церкви.

Т.Заморняк сообразила, что ей выгоднее быть на стороне церковников, чем в одиночестве противостоять большинству и поддерживать осужденного. Она отдала «служителям» все мои письма, рассказала обо всём, о чём мы говорили, чем делились, что обсуждали и, много общавшись со мной длительное время (каждый день), добрый десяток раз она пыталась заставить меня поговорить со своей сестрой и матерью, хотя прекрасно знает, что я никогда этого не делал. Она стала поддакивать им и утверждать, что я хамлю и угрожаю её мамочке и сестричке. С самого начала нашего общения эти две женщины вторгались в наше общение, оскорбляли и обзывали меня при всякой возможности, а сами при этом говорили, что я им угрожаю. Доставалось от них и Тане, ей больше. Можете себе представить, что 30-тилетняя девушка, работая (в 50-м почтовом отделении г.Винницы) с 8-00 до 20-00 оставалась одна до 21-30 «доделать работу», чтобы пообщатся со мной без свидетелей. Два вечера она так оставалась, мы общались; а затем два следующих дня – её выходные, приходили в затишье и ожидании следующих двух дней – чтобы не дай Бог не узнали дома или в церкви, и не было новых скандалов и новых оскорблений. Сколько раз её доводили до слёз только из-за того, что она общается со мной. Не раз я предупреждал этих женщин, что безконечного терпения не бывает, со временем я обращусь в компетентные органы (прокуратуру, суд) и за свои ложь и клевету им придётся отвечать. Но давление на Таню в церкви и особенно дома создавало очень большое нервное напряжение, и «просветов» не намечалось.

Когда я убедился, что многие проблемы связаны с ложью и клеветой Таниной родни, я позвонил Таниной маме Светлане Владимировне и сказал: «что она полностью зависит от своей дочери Тани по состоянию здоровья, но при этом оскорбляет её, обзывает и создаёт массу проблем. Если она не извинится перед своей дочерью, да и перед своей церковью за всю ложь и мерзость, я вынужден буду обратится в прокуратуру для прекращения этого беззакония. Либо будут извинения, либо будут они с Аней пожинать плоды своих дел». Всё это я высказал Тане в письме. В итоге – на Пасху, 6-го или 7-го мая мы пообщались с Таней последний раз.

P.S. Согласно справки цензора СИК-81, письма от Тани Заморняк приходили (возьму только этот год): 02.01.13г.; 16.01.13г.; 22.01.13г.; 01.02.13г.; 05.02.13г.; 06.02.13г.; 08.02.13г. (два письма);13.02.13г.(два письма); 19.02.13г.; 27.02.13г.; 07.03.13г. (два письма). Т.е. в среднем – одно письмо в три дня. Это не считая ежедневного телефонного общения. Аж до момента «запрещения общения» руководством секты.

Но не прошло и недели, – 12 мая в колонию пришёл Сергей Головян, неоднократно судимый, раннее освободившийся из этой колонии, представитель этой же баптистской церкви. Всё «служение» он посвятил мне. На тот момент я давно уже не ходил на «служения» этой организации, – не было меня и в тот раз. Описываю дальше со слов тех, кто там присутствовал. Начал он с обьявления о том, что «теперь все вопросы будут решаться только через него. Продолжая, он заявил, что «я наговариваю на служителей, плету интригу». Один из заключённых предложил позвать меня в собрание, раз уж речь пошла обо мне, но Головян не хотел чтобы ему возражали и ответил: «Он всё равно не придёт». Головян сказал, что я «интригами хотел стать дневальным в «молитвенной комнате». Особенно Головян смаковал рассуждениями о том, почему я сделал Тане предложение – по его словам, «это из-за игры гормонов» (т.е. мне не терпится кому-то засадить), расписывал, как «мне хочется чтобы Таня знакомила будущих детей с их папой через решётку, показывая пальцем: «смотри, это папа…» Почему он делал акцент именно на этой теме, вам будет ясно, если с другой стороны посмотрите на то, что Головян восемь лет назад освободился из заключения в Стрижавской колонии, и по его словам «за это время не было ни одного полового акта», и женщины не имеют на него влияния. И в конце Головян призвал осуждённых «удалятся меня» т.е. не поддерживать со мной никакого общения. В тот раз он посвятил мне около часа, в дальнейшем неоднократно упоминал обо мне в негативном контексте. Например, говорил, что я сижу, за убийство с изнасилованием ребёнка (хотя всем прекрасно известно, что это неправда), и что они, служители, «открыли» Тане глаза на меня, и что никакая мать не разрешит своей дочери общаться с таким человеком. При этом он обращался к администрации колонии, говоря, что я регулярно звоню с мобильного телефона и угрожаю Таниной матери.

Мало, что эти «служители» нагло вторгаються в личные отношения, так ещё и свои грязные фантазии выплёскивают на тех, кто пришёл к ним слушать Божье Слово. Эти люди целенаправлено обливали меня грязью и натравливали заключённых на меня лиш потому, что я посмел не послушатся их «боссов».

Через несколько дней после этого в администрацию колонии позвонили из техотдела «Укрпочты», и сказали что заключённый Болендер Евгений звонит и угрожает сотрудницам с мобильного телефона № 097… Зная отлично, что из всех сотрудников «Укрпошты» я знаком и имел несчастье общатся только с сёстрами Таней Заморняк и Аней Иванченко, и узнав «знакомый мотив» о том, что я кому-то из них «опять угрожаю», я вынужден был предпринять ответные шаги. Обратился к руководству баптиской церкви и в Виннице, и в Киеве, и к руководителю тюремному Виктору Мураль-Сикорскому. Ответа не последовало.

Что касается «Укрпочты», то ещё за время общения с Таней я знал, что несколько писем, написанные ей на адрес 50-го отделения связи (ул.Соборная,8), тоже до неё не дошли. Обоснованно подозревая в пропаже этих писем Аню Иванченко, которая неоднократно старалась помешать нашему общению, всячески препятствуя, оскорбляла и хамила и Тане, и мне, а также помня как Аня поступила с моим письмом, отправленным Тане 11-го февраля из Стрижавской ИК-81, я всё же не имел реальних доказательств её незаконных действий (кроме письма Татьяны, в котором она описывала поступки Ани, – письмо это было оправлено мной Мазуру И.Б., а также слов ещё одной сотрудницы 50-го отделения почты). Поэтому я 1-го апреля отправил письмо директору «Укрпочты» Наталье Костюк, но на адрес 50-го отделения почты, – Соборная,8. Поскольку, директор Н.Костюк работает несколько по другому адресу (но рядом), то моё письмо либо вернулось бы ко мне, либо его передали бы адресату (тем болем что и Таня, и Аня – они ведь «верующие»). На Пасху Таня Заморняк мне сказала, что моё письмо до Костюк Н. не дойдёт. Т.е. их не остановило даже то, что письмо адресовано их главному директору. Поэтому я написал следующее письмо Костюк Н. с обьяснением ситуации и соответствующей справкой от цензора колонии, чтобы поставить Аню «на место». Н.Костюк ответила: «недостаточно доказательств», хотя о том, что Костюк точно не получит моё письмо, мне сказала именно Таня Заморняк. Какие тут нужны ещё доказательства?

Я несколько раз обращался к руководству баптистов – пастырям, епископам, – писал об этом и Тане, – хотя они всё прекрасно знали и без меня, всё это делалось с их ведома и одобрения. Но никакого ответа не получил. Написал, что я об этом думаю и добавил, что если ещё хоть один из сектантов позволит себе что-то подобное в мой адрес, я обращусь в прокуратуру, прессу, телевиденье и выложу в Интернет.

Тогда они решили использовать своих «коллег» из другой церкви – Церкви Назорян. Ранее судимый блатной «святой» Александр Любчак из этой церкви сказал мне, что через неделю будет решать вопрос со мной, что он знает всю эту ситуацию изначально, что А.Шевченко – его друг и наставник, попросил его «разобраться» и ему не нравятся мои жалобы. Поскольку Любчак по прежнему живёт тем, что был «смотрящим» какого-то отряда на общем режиме (каким он когда-то был, по его словам), и потому постоянно подчёркивает, что «всегда жил правильно», дальнейшее особенно интересно: будучи предупреждён им о предстоящей разборке, я решил узнать, что происходит на самом деле. Для этого я попросил помочь трёх осуждённых, с которыми, как обычно, пошёл на таксофонные автоматы и в присутствии прапорщика, включив громкую связь, мы позвонили Тане. Звонили осуждённые, я стоял рядом. Дважды Таня отказывалась разговаривать с ними и обсуждать эту тему, говоря, что их совсем не знает и вешала трубку. На следующий день мы повторили попытку. Таня ответила, что притензий ко мне не имеют, будет за меня молиться. Перед тем, как наступило воскресение, у администрации колонии уже лежало моё заявление в прокуратуру на действия этих «служителей». Шевченко мог об этом знать, потому и не приехал. А вообще, этот человек осторожен, и избегает сомнительных действий при свидетелях.Через несколько дней, в воскресенье, пришёл Любчак. Когда он пришёл, у администрации уже лежали мои заявления на этих «служителей». Администрация обещала поговорить со своей стороны с ними вызвал меня на собрание в молитвенную комнату колонии и начал с вопросов к присутствующим: «Вы мне доверяете? Вы Шевченко А. доверяете? Он должен был придти, но не смог (думаю, он знал о моих заявлениях в прокуратуру, потому у него резко заболели ноги. А вообще, этот человек избегает делать мерзости публично, при свидетелях – всё в тихаря, как наушник). Если нам верите, тогда слушайте: за эту неделю Тане было несколько звонков с мобильного телефона, он спалился, все номера записаны. Поэтому, если у кого-то у вас отшмонают телефоны, знайте, в этом виноват Болендер». Когда я сказал, что звонилось вообще-то не с мобильного и звонил вообще не я, Любчак сказал: «Да? Это не важно. Никогда не звони Тане! Как ты смел так поступать и такое делать?». Из всех его обвинений основное что было озвучено, как я понял, это что я «посмел» к Таненой маме – женщине, которая оскорбляла, обзывала меня, клеветала на меня другим людям – обратиться на «ты». Ещё, по его словам, я угрожал не только маме и сестре Тани, но уже и самой Тане. Таня же отдала им все письма и рассказала обо всём, что мы с ней говорили; что Таня виновата в непослушании, ведь ей запретили со мной общаться (хотя её же пастырь Анатолий Михайлович говорил, что если хочет, пусть общается). По словам Любчака: «я постоянно писал Тане о своих чувствах, а она мне о погоде» (получал я от неё по письму в три дня и мы по долгу общались с ней почти каждый день, и она дважды по своей инициативе обещала ждать моего освобождения). Закончил он словами: «Мы еле отговорили Танину маму ехать в прокуратуру, у меня друг – прокурор района, и если я ему позвоню, тебе конец. Что ты пишешь о своих унижениях и оскорблениях – это всё ерунда. Твой пастырь – Шевченко А., и ты должен его слушаться». У нас, заключённых, есть точные определения для людей, которые говорят и поступают так, как сделал он. Затем предложил мне сказать что-то в оправдание, а когда я пытался начать обьяснять – за три минуты раз 10-ть меня перебивал, не давая сказать. Я уже привык к постоянной лжи и клевете этих «святых», что они закрывают рты несогласным. Но эти люди настолько обнаглели в своей безнаказаности, что не стесняються в присутствии 20-ти человек не только угрожать «друзями в прокуратуре» и подтверждать свои незаконные действия (принуждении прекратить общение), но ещё и обвиняют других, что в созданных этими «служителями» проблемах виновато непослушание других, тех, кому они пытаются навязать свою волю. После этого Любчак пошёл к администрации колонии и сказал, что у них есть номера мобильных телефонов, с которых я звонил и угрожал Тане и её маме, есть письма, которые я писал в обход цензуры, но они не хотят кипиша, поэтому пусть администрация сама со мной разберётся. Тоже самое Головян повторил после обеда и осуждённым, и администрации. Видимо, Любчак ждал от меня ещё и извинений, потому что через неделю он также сказал заключённым в молитвенной комнате прикратить со мной общение. Интересно, кто вложил в него это всё? Потому все разговоры обо мне он вёл с большой злобой, цедив всё «сквозь зубы» с явной ненавистью. Я всё подробно описываю, потому что сам при этом всём присутствовал, в отличии от действий Головяна, которые я описываю со слов других заключённых. Интересно, Любчак всегда был таким «порядочным», или стал таким в этой организации? В тот раз я проявил малодушие и заявление в прокуратуру не отправил.

Я очень благодарен Богу, который дал мне мудрости, дать в апреле Заморняк 200 грн за те мелочёвки, которые она присылала мне в письмах – моя мама зашла к ней на работу и при свидетелях отдала. Как вы считаете, какие нужны причины чтобы заключённый, у котрого только 70-летняя мать, и который сам имеет нужду, – вернул ей все подарки? Но как оказалось позже, если бы не этот шаг, меня обязательно обвинили бы и в мошенничестве, и в вымогательстве... Ведь обвинили же привселюдно в том, что я писал письма с угрозами в обход цензуры; обвинили, что я звонил (на домашний номер) и угрожал всей семье Заморняк; что от меня приходили люди и тоже им угрожали. Всё это было озвучено привселюдно в колонии и без доказательств.

На домашний номер этой семьи я звонил только с таксофона, это докажет любая распечатка «Укртелекома» (а таксофон в колонии – в закрытом на ключ помещении, звонки проводяться только в присутствии прапорщика, к которому выведен динамик и слушается весь розговор). И письма все отправлял только обычным путём – через цензуру. Все они зарегестрированы и проверены. Т.е. доказать можно.

Почти всё, что здесь написано, можно проверить, доказать, всему что говорилось здесь – есть очевидцы. Я всего лиш заключённый, у меня нет влиятельных друзей, нет связей, нет друзей-прокуроров. Но до конца срока, назначенного мне судом, здесь мой дом, здесь мои друзья, круг общения, начальство, моя жизнь здесь – в колонии. Завтра вы сами можете столкнутся с тем, что вам будут запрещать общатся с близькими вам людьми, а когда воспротивитесь будут пытатся давить. Под видом несения Божьего Слова пытаются управлять людьми и навязывают нам свои взгляды, своё мнение (не имеющее к Библии никакого отношения), жёстко искореняя инакомыслие и расправляясь с теми, кто не согласен им подчиняться.

Хочет она со мной общатся, или не хочет – это её дело. Но это вобще не повод сектантам для беззакония.

Анна Иванченко и мать Тани Заморняк избрали весьма удобную позицию – постоянно говорить, что я им угрожаю, оскорбляю, что от меня приходят друзья-зеки с угрозами – и говорят так независимо от того, звоню я или нет. Звонил, угрожал, оскорблял – попробуй доказать обратное? Но эта колония – одно из немногих мест в Украине, где это возможно, – звонки в колонии проводятся под полным контролем администрации, таксофоны в закрытом на замок помещении (там ещё находится магазин), динамик выведен для прослушивания. Всё сделано именно так, чтобы исключить возможность незаконных действий. А потому ими и была придумана бредовая идея, что я звоню с мобильного (запрещённого в колонии) на стационарный номер (что совсем не выгодно) для того, чтобы угрожать или хамить этой женщине. Кстати, этот номер не имел даже она. Эти заявления имеют цель лишь оказать на меня заявление через администрацию колонии и других осуждённых.

Эти женщины изначально стремились любыми методами прекратить моё общение с Таней, при помощи некоторых людей (служителей) преследующих свои, совпадающие местам и с интересами этих женщин, цели. (Хотя если вы всё внимательно посмотрите, как всё происходило, то ясно увидите что никто не стремился ни в чём разбираться, - просто за спиной обливали грязью, создавая негативное мнение и провоцируя на ответные действия и неадекватное поведение. Никто ведь не спрашивал – правда ли это?

Я неоднократно получаю письма от моих друзей, которые приходят в колонию «уже вскрытые» (как пишет цензор), а одно надорванное с половиной содержимого – из него просто вытащили шоколадку и отправили дальше. Неужели на «Укрпочте» работают такие голодные люди, что разрывают письмо, адресованное заключённому, крадут шоколодку и отправляют дальше, даже не пытаясь заклеить? Этим вопросом с «Укрпочтой» займутся компетентные органы. Через несколько дней ко мне подошёл коллега. Как оказалось, он Танин знакомый и Заморняк обратилась к нему с просьбой оказать на меня любое влияние (дословно), поскольку, по её словам, за ней «ехала машина, оттуда вышли зеки, сказали что они от Жени, хотели затащить её в машину и отобрать деньги» Хорошо, что с этим её приятелем мы также хорошо знакомы, и он знает меня достаточно давно лично, а не с чьих-то слов, поэтому мы быстро разобрались в ситуации и конфликта не произошло. В городе видеокамер больше, чем населения, и если эта ситуация действительно была – пусть обращается не к заключенным, а в соответствующие органы, найти эту машину не проблема. Когда этот приятель снова позвонил Тане о объяснил ей это. Он снова спросил её: «Что за машина была???» Таня ответила: «Не знаю, но какая-то машина за мной ехала». Разницу чувствуете?

Мне посоветовали поговорить с Таниной подружкой Людой, чтобы узнать больше. Танина жизнь – это её проблемы, поэтому, позвонив Люде, я задал только один вопрос: «Известно ли ей о какой-то машине и угрозах?» Через час после этого звонка Таня подняла истерику о том, что «я угрожал её подружке». Всё по накатанной схеме. Инициатива снова выдать мой звонок как угрожающий принадлежит сестре Тани Анне Иванченко и её подружке Люде, тоже почтольёнше 50-го отделения «Укрпочты» г.Винницы. Я своими ушами слышал как Людочка, ехидно хихикая, обещала Саше «написать жалобу в прокуратуру на нас всех, кроме него, потому что он – муж Марьяны». Но только в этот раз, имея такой опыт общения с этими людьми, я с помощью друга на свободе записал этот звонок Люде. Но никто не ожидал записи этого разговора, поэтому Таня убедила ещё одного служителя Диму Сирачёва в том, что «я опять угрожаю», и он пришёл в администрацию колонии с заявлениями о том, что я опять совершаю незаконные действия, и сказал это и заключенным. Друг был вынужден отправить запись разговора с Людой и Заморняк, и Сирачёву. Когда Таню послали с её «машинами», и не получилось со звонком подружке, она приехала в колонию убеждать милицию, что я пользуюсь мобильным телефоном и у меня есть страница «В контакте». В этом её поддержал и Сирачёв, которому не понравилось, что я назвал их «сектантами».

Поскольку понятие «Церковь» подрозумевает, главным образом, общение – то люди, запрещающие общение, особенно в местах лишения свободы, занимаются антихристианством, сатанизмом. Как бы эти люди себя не называли, кем бы не считали, их дела говорят о том, что они лживые, наглые «сектанты», стравливающие людей друг с другом ради своих амбиций, прикрывающиеся Библией, когда им это выгодно. Их дела и поступки не имеют ничего общего не только с христианством, но и с законностью. Они нанесли мне огромный моральный и психологический ущерб из-за непонятных амбиций нескольких человек, и за это ответят. Тем, кто называл меня презрительно «убийцей» и «Каином», напоминаю прочитать Бытие 4:15 и 4:24, – это Слово исполниться в их жизнях. Поскольку власти не хотят заниматься этим вопросом, это подталкивает меня к тому, что закончиться пожизненным заключением. Представитель Генеральной прокуратуры, с которым я консультировался по этому поводу, сказал, что я не должен собирать никаких доказательств. Но, столкнувшись с реальностью, я понял, что это необходимо. Эти «служителя» учат тому, что «судиться с ними – это грех». Потому я взял письма осуждённых к их старшему пастырю, сделал ксерокопии и мои друзья оформили всё в електронном виде.

Я обратился в областную прокуратуру и районный суд и очень прошу Вас поддержать меня информационно, чтобы это дело не закрылось и не дать возможности меня задавить. Пока вскрываються и пропадают мои письма благодаря выше перечисленным людям, пока они не заплатят за свои мерзости, этот вопрос не закроеться. Зараннее очень Вам благодарен.

Дата добавления: 2015-10-28