До свидания, читатели. Прощайте, мои герои. 2 страница

Глава 4

Это было что-то мутное и красное, как кровь в воде. Я барахтался, пытаясь выбраться из этого, но ничего не мог сделать – тело не слушалось настолько, что я не мог даже закричать. Да и был ли смысл кричать? Кажется, это вода, и меня никто не услышит. Я медленно опускаюсь на дно.
Я перестал дышать и ощущать что-либо. Я уже даже не уверен насчет цвета воды и вообще, вода ли это. Может, это темнота, протянувшая ко мне руки и убаюкавшая в своих молчаливых объятиях или – пустота.
Ноги коснулись поверхности, и я резко распахнул глаза, чувствуя в себе возможность двигаться и дышать. Резкий, как выстрел, звук собачьего лая за спиной, и я, ни на секунду не задумавшись, бросился бежать дальше. Я даже не видел, что за собака преследует меня. Слышал только громкое, с рычанием, дыхание и чувствовал, как огромные черные лапы ступают о землю, которая буквально проваливается под ними. Только бы успеть, убежать, спастись, выжить, не сдаться и не перестать дышать.
- Джи!
Громкий возглас - и крепкие руки обнимают меня. Тихо и спокойно, странный мягкий запах, успокаивающий головную боль и заставляющий блаженно улыбнуться. Наверное, запах цветущей вишни или что-то вроде того. Теплые ладони на спине и убаюкивающий нежный шепот возле уха.
- Всё хорошо, ты же знаешь.
- Да, я знаю.
Можно улыбнуться и сильнее зажмуриться. Сильные руки не отпустят, и я засыпаю, вдыхая запах вишни и ещё какой-то, незнакомый и удивительный.
От внезапного громыхающего звука я буквально подскочил на месте и проснулся. Громыхающим звуком оказался будильник, а никакого запаха не чувствовалось – все было только сном.
Отключив будильник, я опустился обратно на подушки и плотно закрыл глаза, пытаясь подробно вспомнить все, что мне снилось. Но сон стремительно ускользал из мыслей, как бы я ни пытался уцепиться за него. Всё, что я мог вспомнить – это жуткий страх, сменившийся счастливым спокойствием. И ещё этот запах. Не вишен, а тот, другой, который…
- Ты уже не спишь? Значит, не придется тебя будить.
Вздрогнув от неожиданности, я резко повернулся и увидел в дверях комнаты Майка. Черт, не мог он зайти на минуту позже? Я же почти вспомнил.
- Сегодня придется тебе побыть дома. У нас…мммм… - задумчиво протянул он, пытаясь попасть рукой в рукав куртки. – Небольшой праздник, так что делать тебе сегодня там нечего.
Я согласно пробормотал что-то в ответ и плотнее укутался в одеяло, в надежде, что смогу снова уснуть. Послышались удаляющиеся шаги брата, вот он быстро обулся, сейчас взялся за ручку двери…
- А Фрэнк…
Громко захлопнулась дверь, и мой возглас ушел в пустоту.
- … тоже с вами будет? – тихо закончил я свой вопрос и чуть нахмурился. Сам не знаю, почему меня это так заинтересовало. Вроде бы и ответ очевиден: пока все будут на «ммм…небольшом празднике», интерны будут выполнять всю работу.
Солнечные лучи, добравшиеся до моей кровати, не очень приятно светили прямо в лицо. Недовольно щурясь, я откинул в сторону одеяло, опустил ноги на прохладный пол и широко зевнул, потягиваясь. Меня ожидает ещё один скучный день. Уж лучше весь день слушать назойливую болтовню, сидя в морге, чем сидеть в доме, где даже не приходят никакие мысли, способные занять на более или менее долгое время. Хотя, наверное, на сегодня у меня есть занятие.
Сунув босые ноги в идиотского вида мягкие тапочки, я, даже не подумав одеть что-нибудь поверх белья, поплелся на кухню, по пути продолжая зевать и рассеяно запускать пальцы в растрепанные волосы, в попытках проснуться полностью. Надо бы зайти в ванную и умыться, но я, пожалуй, сначала удостоверюсь в том, что у меня есть занятие на день.
И я оказался прав – холодильник был абсолютно пуст. На краешке сознания у меня ещё была надежда на то, что вчера утром я не использовал для рагу все наши последние запасы, но надежда эта оказалось тщетной. В холодильнике не осталось ничего, кроме пары практически пустых пачек из-под соуса и кетчупа, которые мы хранили до последнего, в надежде хоть что-нибудь ещё из них выжать.
Как я уже сказал раньше, поход в супермаркет – это повод разнообразить свой день. Но для меня лично такое разнообразие – неприятная необходимость.
Если говорить о тех моментах, когда я покидаю дом, то я предпочитаю знакомые для себя места или те, где мне не придется вступать в контакт с другими людьми. Я даже общественного транспорта немного побаиваюсь, не говоря уже о супермаркетах. Причем беспокоят меня не покупатели, а кассиры. Вроде бы они обращают на тебя внимания не больше, чем на те сотни людей, которые они обслуживают ежедневно. И, в то же время, ощущение такое, что именно этот кассир решил рассмотреть именно тебя, чтобы увидеть в тебе что-нибудь отвратительное и ухмыльнуться, будто он все о тебе узнал. Возможно, у меня легкая паранойя. Или не легкая. Не знаю, мне плевать. Хоть к противному ощущению, что подвергаюсь подробному рассматриванию, я так привыкнуть и не смог, во всяком случае я больше не убегаю из магазина, когда подходит моя очередь оплачивать купленные продукты у кассы.
Умывшись, почистив зубы и осознав, что на завтрак нет даже хлеба, я вернулся в комнату и неохотно привел себя в подобающий для выхода из дома вид, не без труда расчесавшись. Поразмышляв несколько секунд, накинул куртку, потому что было довольно ветрено и, обув плачевного вида бывшие когда-то белыми кеды, открыл наконец дверь и едва не был занесен обратно в помещение довольно мощным порывом ветра. Можно было брать с собой зонтик и отправляться в магазин по воздуху.
Плотно застегнув куртку и сунув руки поглубже в карманы, я по привычке чуть ссутулился и, глядя себе под ноги, двинулся в сторону ближайшего супермаркета. До него двадцать минут ходьбы, на автобусе было бы быстрее ровно в четыре раза, но я лучше пройдусь. Так мне спокойнее будет.
В магазине, как обычно, я взял крупную тележку и пошел с ней между рядами, почти не глядя закидывая в неё самые необходимые продукты: различные крупы, хлеб, свежие и мороженые овощи, мясо, несколько холодных пицц, масло, пару банок пива и колы, несколько различных соусов и кетчупов, приправы и всякую прочую мелочь. Казалось, что я провел между уставленными продуктами полками не более получаса, но на самом деле прошло часа полтора. Я потратил много времени у отделения с приправами: в этом я очень привередлив. Как-то раз послал за покупками Майки, так пришлось потом самому отдельно ходить за специями.
Нервничая, но (не очень успешно) пытаясь это скрыть, я довольно быстро расплатился за покупки и, распихав всё почти по десятку пакетов, не без труда взял все эти пакеты в руки и вырвался наконец из супермаркета на свежий воздух. Ноша прилично оттягивала мне руки, но воспользоваться общественным транспортом я все равно не решился. Пора было бы уже обзавестись собственной машиной, но я никогда в жизни не сяду за руль после того, что случилось с родителями. Никогда.
Стараясь не выглядеть как многодетная мать, закупившаяся продуктами для всей семьи на неделю, я неторопливо прошел к пешеходному переходу, останавливаясь в ожидании зеленого цвета для пешеходов. Мимо меня быстро прошел парень в толстовке с капюшоном на голове, сжимающий в руках один единственный пакет и рванувший прямиком на красный, кажется, не удосужившись даже оглянуться и уж тем более взглянуть на светофор. Я хотел крикнуть ему, но открыл рот и рванулся вперед слишком поздно: бесполезный теперь уже визг тормозов и разлившееся по дороге молоко из упаковки, которая вылетела из пакета, свидетельствовали о том, что кричать уже бесполезно. Сжимая ручки своих пакетов, я, стараясь дышать глубже и ровнее, сделал несколько шагов и обогнул остановившуюся машину, из которой выбирался шокированный водитель, бормочущий оправдания.
К моему – и, надо думать, водителя, - немалому облегчению, не было никакого распростертого бесчувственного тела и луж крови. Чуть поодаль от машины, на асфальте сидел, ощупывая запястье правой руки, Фрэнк Айеро. Один наушник все ещё торчал в ухе, а другой болтался на груди. Лицо парня выражало смесь досады и боли, а запястье, судя по тому, как он аккуратно и с гримасой им двигал, было вывихнуто.
- Помощь не нужна?
Фрэнк вздрогнул и обернулся, взглянув на меня с удивлением и все той же досадой. На щеке у него красовалась приличных размеров ссадина.
- Нет, - довольно резко отрезал он, отвернувшись и, с помощью не пострадавшей руки, попытавшись подняться. Получилось у него не очень хорошо: покачнувшись, он начал падать обратно на асфальт. На секунду я растерялся, не зная, что делать, а затем мозг принял решение самостоятельно: бросив свои пакеты, я подхватил Айеро, который едва не потерял сознание.
- Кажется, - пробормотал я, удерживая его в вертикальном положении, - помощь тебе все-таки нужна.
Он что-то невнятно сказал в ответ, но, кажется, согласился. Посоветовав все ещё стоявшему рядом водителю катить отсюда подальше – в конце концов, виноват во всей этой ситуации был рванувший на красный Фрэнк, - я аккуратно подобрал все свои пакеты, которые теперь пришлось нести в одной руке, и, второй рукой помогая Фрэнку идти ровно, дошел до тротуара на противоположной стороне дороги.
Что ж, кажется, поход в супермаркет все же предоставил мне занятие на весь день.
***
До дома было совсем недалеко, но я успел чертовски устать. Айеро, несмотря на свой небольшой рост, оказался на редкость тяжелым. Или же дело было в пакетах, которые оттягивали мне вторую руку. Но, вероятно, дело было и в том, и в другом, так что бессмысленно обвинять парня в том, что он попал под машину (хотя насчет этого ещё можно подумать), или ругать себя за то, что накупил столько продуктов – я же не знал, что добавится ещё ноша, причем такая.
Добравшись, наконец, до собственно двери и не без труда открыв её, я с огромным удовольствием отвел Фрэнка на кухню, усадил его за стол и оставил все пакеты на полу возле холодильника. С ними я разберусь немного позже, а сейчас было бы неплохо заняться этим парнем: ссадина не щеке все ещё немного кровоточила и выглядела не очень хорошо, правой рукой он по-прежнему старался не двигать, а взгляд был рассредоточенный и вялый. Майки как-то объяснял мне, на всякий случай, что такой взгляд – один из признаков легкого сотрясения мозга. Думаю, в больницу Фрэнка везти не обязательно, а вот обработать ссадину и позволить парню полежать на диване в гостиной, пока не перестанет кружиться голова, я вполне могу.
Поколебавшись несколько секунд, я все же решил отвести Айеро в ванную – там он сможет умыться, да и аптечку тащить на кухню не придется. Не люблю приносить что-то туда, где ему не место.
- Идем в ванную, - я протянул Фрэнку руку, чтобы помочь ему подняться: самостоятельно он, судя по всему, с этой задачей вряд ли бы справился. Давая ему возможность опираться на меня – я его буквально волочил на себе – я довел парня до ванной комнаты и, удостоверившись в том, что он может ровно стоять и двигать руками, стал наблюдать за тем, как он медленно, сосредоточенно набирал в ладони холодную воду и ополаскивал лицо, кончиками пальцев ощупывая ссадину, не поднимая взгляда на зеркало. Стоя рядом и рассматривая его, я думал о том, почему не позвонил в скорую и не оставил его на месте происшествия, а повел к себе домой. Приступ милосердия? Возможно, но маловероятно. Я умел сочувствовать людям и оказывать им помощь, но обычно не заходил дальше обычных формальностей, если дело касалось незнакомцев, а Фрэнк был для меня практически незнакомцем, несмотря на то, что совсем недавно я выслушал его длинный рассказ о себе. Может, чувство вины? В конце концов, у меня была возможность удержать его на месте, отреагируй я чуть раньше. Но ведь и собственную совесть можно было бы успокоить просто вызовом скорой помощи.
Фрэнк закрыл кран, и я протянул ему полотенце, все ещё увлеченный своими мыслями, которые пошли уже по несколько иному руслу. Зачем искать причину того, почему я поступил так, а никак иначе? Зачем искать выход из ситуации, если он там же, где и вход, да и вообще, ситуация пока что не требует избавления от себя? Я сделал то, что сделал не потому, что на это была какая-то веская причина вроде совести или безграничной любви ко всем людям, а потому, что мне так захотелось. Захотелось именно сегодня помочь именно этому парню, и какого черта я должен изводить себя абсолютно ненужными мыслями?
- Спасибо, - Айеро вернул мне полотенце и даже немного улыбнулся. Видимо, холодная вода отчасти привела его в чувство.
- Не за что. Стой, - я осторожно удержал его за плечи, когда он, пошатнувшись, попытался было развернуться к выходу из ванной, - надо обработать ссадину.
Он ничего не ответил, только кивнул, держась за край раковины. Отпустив его плечи, я полез в шкафчик за аптечкой. Теперь мы как будто поменялись ролями: я двигался и был сосредоточен, а он рассматривал меня, медленно моргая. Намочив немного ваты спиртовым раствором, я осторожно коснулся подбородка Фрэнка пальцами, заставляя его немного поднять лицо, и начал неторопливо и аккуратно действовать, прислушиваясь к тому, как парень тихо зашипел от неприятных ощущений. До недавнего времени я не был сторонником обязательного ухода за ссадинами и порезами, но брат сумел напугать меня парочкой болезней, которые можно получить, если не сделать вовремя необходимых процедур, и я стал более предусмотрительным.
- Готово, - отпустив подбородок парня и выбросив использованную ватку, я сложил аптечку и вернул её в шкафчик. – А вот что делать с рукой, я не знаю.
- Просто ушиб, уже проходит, - Фрэнк поднял руку и пошевелил ей, чуть поморщившись. – Извини, не хочу показаться навязчивым, но у тебя не найдется немного чая и сахара к нему? Сладкий чай поможет справиться с головокружением.
- Да, конечно, - я кивнул и позволил ему первому выйти из ванной, на всякий случай не отставая, потому что его походка все ещё была не слишком уверенной. Рассматривая незамысловатый рисунок на спине его толстовки, я тихо хмыкнул. – Мне казалось, что ты, как студент-медик, должен знать какие-то более…медицинские способы.
- Ну, вообще-то, это и есть медицинский способ. Сладкий чай повышает давление. И это даже полезнее, чем сразу кидаться к таблеткам.
У входа в кухню он опять пошатнулся, но сумел удержаться о дверной косяк и затем самостоятельно добраться до стула возле стола.
- Кстати, спасибо, - произнес он через несколько минут спокойного молчания, во время которого я успел поставить чайник и приступить к разбору пакетов, перенесенных мной для удобства с пола на стол.
- Не за что, - я пожал плечами, доставая баночки и пакетики со специями, ещё раз просматривая их, чтобы удостовериться, что купил то, что нужно. – Но в следующий раз тебе лучше смотреть по сторонам, когда переходишь дорогу, да и вообще, желательно делать это без наушников в ушах.
Фрэнк выдохнул и нахмурился, уставившись на свои руки. Заметив перемену в его настроении, я решил не лезть, продолжая несколько суетливо перемещаться по кухне, распределяя покупки.
Чайник закипел и со щелчком отключился как раз тогда, когда я спрятал сложенные пакеты на нижнюю полку шкафа. На самом деле, у меня там набралась уже целая коллекция пакетов, преимущественно из одного и того же супермаркета. Не могу заставить себя выкидывать из сразу же, после того, как они выполняют своё предназначение, а потом они уже как будто становятся частью нижней полки шкафа.
- Сколько ложек сахара? – спросил я, не поворачиваясь и наливая в чашку заварку.
- Четыре, - тихо отозвался Фрэнк, и я невольно взглянул на него через плечо: голос его звучал тише, чем до этого, вдруг ему снова стало хуже. Но он был более или менее в порядке – во всяком случае, в физическом плане. Но он все так же хмурился, переключившись с рассматривания своих рук на изучение кухни. Его взгляд скользил со светло-серых шкафов на темную кухонную тумбу из того же набора, оттуда – на окно с молочно-белыми занавесками и матового цвета стол, за которым он сидел.
- Ты в порядке? – я отдал ему чашку с чаем и сел за стол напротив. Он кивнул и, сделав глоток, тихо вздохнул. Это было странно. Я думал, что его болтливости не может помешать ничто, даже плохое самочувствие, но сейчас он явно не испытывал даже малейшего желания открывать рот, и это вряд ли было связано с головокружением. Фрэнк Айеро, так достававший моего брата своей непоседливостью куда-то исчез, и теперь передо мной сидел неразговорчивый и спокойный молодой человек, занятый своими совершенно точно невеселыми мыслями и смущенный тем, что пользуется чужой добротой.
Мне стало любопытно. Из-за чего он так поменялся буквально за одну ночь? Ведь, как я понял со слов Боба, он был одинаково разговорчив и жизнерадостен постоянно.
Выдохнув, я раздраженно поморщился, злясь на самого себя. Какое мне дело? Может, поискать ещё Фрэнка в соцсетях, может, он где-то сделал запись о том, какой он несчастный и почему? Какого черта я мыслю, как любящая сплетни девчонка? Конечно, можно и сейчас отделаться простым «мне так захотелось», но, пожалуй, я не буду с этим перебарщивать. Хотеть можно многого, только разгребать последствия своего «хочу» потом придется долго и в одиночку.
Заметив недовольство на моем лице и, должно быть, приняв его на свой счет, Фрэнк выдавил из себя немного кривую виноватую улыбку.
- Извини, я, кажется, засиделся.
- Нет, ничего, правда, все в порядке, - я поспешно покачал головой и искренне улыбнулся в ответ, замечая, что Айеро почувствовал себя немного увереннее. Он допил чай и поставил пустую чашку на стол. – Кстати, - не дав ему открыть рта, я поднялся на ноги и взял чашку, чтобы помыть, - я не отпущу тебя в таком состоянии на улицу. В гостиной есть диван, по коридору прямо и направо, не заблудишься. И, нет, я не передумаю, ты останешься и отдохнешь немного, - он попытался возразить, но я снова опередил его. – Во-первых, я не хочу потом узнать, что ты вышел из этого дома и упал где-то по дороге, а во-вторых, брат будет не слишком рад, если выяснит, в каком состоянии я тебя отпустил, и мне не хочется потом несколько дней слушать его недовольное бурчание.
Не найдя, что ответить, Фрэнк одарил меня ещё одним благодарным взглядом и, пару секунд попереминавшись с ноги на ногу, вышел в коридор. Не без внутреннего удовлетворения, я слушал, как он прошел в гостиную и добрался до дивана.
Мне почему-то вдруг стало очень приятно от того, что я помог ему.

Глава 5

Несмотря ни на что, я очень люблю свою маму и стараюсь прислушиваться к ней, ища в её предложениях, которые она все ещё не очень умело строила, совет и поддержку. Врачи говорили, что она вряд ли полностью осознает все, о чем ей рассказывают и даже то, что видит, но мы с Майки предпочитали в это не верить: общались с ней, как и раньше, до той аварии, и между собой никогда не обсуждали её слова как что-то, сказанное бессознательно. Мы даже не говорили о ней, как о больной, пусть даже и оба понимали, что она не совсем здорова. Она помнила, что мы её сыновья и заботилась о нас по-прежнему, хотя уже и не могла помогать нам так же, как раньше. Просто больше не знала, как это делать.
Нам было разрешено посещать её раз в месяц. Ей покидать территорию больницы нельзя, зато у нее была возможность звонить мне или Майку несколько раз в неделю. Она всегда звонила мне. Майки не обижался: на том листке, где записаны наши номера, мой оказался первым, поэтому она набирает его. В прошлый звонок мамы, когда медсестра, следившая за ней, забирала у неё телефон, я попросил эту медсестру кое о чем. Честно говоря, я уже успел забыть про эту просьбу: я нередко забывал о всяких мелочах, даже если они были немаловажными, как в этом случае. Но забытые мелочи имеют свойство напоминать о себе самостоятельно, не так ли?
***
Когда я через десять минут, после ухода Фрэнка из кухни, заглянул в гостиную, парень уже спал, подобрав колени к груди. Мне в голову снова пришло то же сравнение, что и в больнице – он был похож на ребенка и тогда, когда много разговаривал, и теперь, уснув в такой позе. Я не стал зацикливаться на этой мысли, просто закрыв в гостиной дверь и вернувшись на кухню, решив, что неплохо было бы приготовить ужин. Я в самом деле любил возиться на кухне, занимаясь готовкой, и, на мой взгляд, в этом не было ничего удивительного или неправильного. Мама больше не могла радовать нас с братом вкусными блюдами, ни у одного из нас не было девушки, которая занималась бы этим, поэтому роль повара отошла ко мне. Честно говоря, я увлекся этим лет в пятнадцать, когда всё ещё было хорошо и я мог, сидя на кухне и что-нибудь рисуя в своём постоянном спутнике – блокноте, наблюдать за мамой, которая проводила на кухне чуть ли не большую часть дня, находя каждую неделю новые рецепты или радуя нас своими фирменными блюдами, которых у неё было чуть ли не около десятка. Сейчас, вспоминая то время, я понимаю, что оно было самым счастливым в моей жизни, и вряд ли когда-нибудь ещё мне будет так хорошо. Я слишком изменился, когда мне было двадцать лет, в той аварии, которая унесла жизнь нашего с Майки отца и отдалила от нас нашу мать.
Достав из морозилки небольшой кусок купленного только сегодня мяса, я отправил его в микроволновку на разморозку, стараясь действовать тише, чтобы не разбудить своего незапланированного гостя. Сейчас, семь лет спустя, я мог думать обо всём, что тогда случилось, относительно спокойно, во всяком случае, мысли уже больше не вызывают у меня истерики, как раньше. Поначалу мне казалось, что я сойду с ума, пожалуй, некоторое время я действительно был не в себе, и теперь я понимаю, что достаточно легко отделался как в физическом, так и в моральном плане. Я был на заднем сидении машины, когда её вынесло на встречную полосу, прямо под колеса многотонной фуре. Такая глупая авария, одна из тех, что случаются по вине мокрой трассы. Мне повезло: я потерял сознание от первого же удара, пришел в себя уже в больнице и не видел изуродованного тела отца.
Нож скользнул в сторону, и я тихо ахнул, отдернув руку. Из указательного и среднего пальцев на левой руке буквально брызнула кровь, должно быть, порезы были достаточно глубокими. Я опять не заметил, как окунулся слишком глубоко в собственные воспоминания, которые, несмотря на прошедшее время, до сих пор доставляли слишком сильную боль.
Злясь на самого себя за то, что дал мыслям волю, я отправился в ванную, стараясь успокоиться и посасывая пальцы. Во рту тут же появился противный солоновато-железный вкус крови, а в голове, как сорняк после дождя, разрасталась досада, за которую я тут же схватился. Раздражение всегда помогало мне прийти в себя, причем с каждым разом это помогало всё эффективнее. Время очень медленное, когда дело касается воспоминаний, но оно залечивает их, пусть и тогда, когда они уже успевают истерзать душу. Я ничего уже не могу изменить, ничего не могу сделать лучше, а делать хуже, загоняя самого себя в ловушку, которая лишит меня разума, - бессмысленно. Эгоистично. Если мне не хочется продолжать быть собой для самого себя, я должен делать это для матери и брата, которые любят меня и нуждаются во мне. В каждом человеке кто-то нуждается. Каждый человек нужен кому-то прямо сейчас, или будет нужен завтра, а может – через несколько лет. Представьте себе, что вы сдались, вы сошли с ума или покончили жизнь самоубийством и тем самым уничтожили не только самого себя, а ещё сотни дней, десятки лет, которые могли произойти, но теперь уже никогда не случатся. Вы уничтожили не только себя, но и чье-то счастье, как бы банально и глупо это ни звучало. Никому неизвестно, что с ним случился в будущем. Никто не имеет права уничтожать это будущее.
Обработав оказавшиеся действительно довольно глубокими ранки, воспользовавшись маленькими кусочками пластыря и почти полностью успокоившись, я вернулся на кухню. Убрав несколько кусочков, на которые попала моя кровь, я продолжил мелко нарезать мясо, теперь уже стараясь не слишком отвлекаться на мысли, чтобы не порезаться ещё раз. Я действовал неторопливо, зная, что Майки придет ещё через несколько часов, а Фрэнк, если он вдруг и согласится поесть, проснется нескоро. Впрочем, я глубоко сомневался, что он останется на ужин, к тому же, я не собирался слишком настаивать. Думаю, я уже сделал для него достаточно, и попытки оставить его на ужин доставят неудобства и ему самому, и мне с Майки. Да, точно, Майки, про него тоже не стоит забывать. Он не будет в большом восторге, если увидит своего интерна у себя дома.
Покончив с нарезанием мяса, я выложил кусочки на противень, заранее смазав тот маслом, и достал из холодильника баночку с соусом. Я был рад, что смог отыскать именно этот в супермаркете на этот раз: обычно я попросту не успевал его приобрести, он пользовался довольно большой популярностью из-за своих вкусовых свойств, просто божественного запаха и того, что с ним мясо получалось намного мягче, чем с любым другим, даже самостоятельно приготовленным соусом. Заливая мясо – за что у меня ушла треть всей баночки – я невольно глубоко дышал, чуть ухмыляясь и справляясь с желанием есть чертов соус ложкой прямо из банки. Ну, уж нет. Томленый с мясом под высокой температурой он намного вкуснее. Возможно даже вкуснее самого мяса.
Отправив противень в духовку, я решил взяться за гарнир – как всегда, немного овощей – и уже открыл холодильник, но, немного испугав меня, хлопнула входная дверь. Это было довольно странно, потому что Майки, приходивший со всех этих праздников раньше, чем обычно, всё равно должен был прийти ещё как минимум через полтора часа.
Я закрыл холодильник и вышел в прихожую, к своему немалому удивлению действительно увидев там брата, который как-то слишком медленно разувался. Зная его, я с уверенностью мог сказать, что к алкоголю он не притрагивался – он пил очень редко, настолько редко, что не делал этого уже несколько лет, и вряд ли изменил себе ради какого-то корпоратива на работе.
- Майки? – вопросительно произнес я, когда он распрямился и стала заметна его ещё более сильная, чем обычно, бледность.
- Привет, - он как-то отстраненно улыбнулся и, проходя мимо меня на кухню, негромко добавил: - Мама звонила.
Пока Майки набирал в себе стакан воду и медленно пил её, я быстро и суетно пытался проанализировать ситуацию. С мамой всегда разговаривал я, я уже привык к этому, привык понимать её и заталкивать почти каждый раз подкатывающие к горлу спазмы, иногда даже улыбаясь и представляя, что она просто уехала отдыхать куда-то, игнорируя её проблемы с речью. Брат не общался с ней лично, даже несмотря на то, что иногда мама просила дать ему трубку. Я знал, что он любил её не меньше, чем я, но ему далось всё, что случилось, сложнее, чем мне. Он почти не разговаривал целый год после аварии, ещё пару лет не ездил со мной в больницу, с большими проблемами соглашаясь на мои уговоры даже теперь, когда приходило время посещения. Я хотел как-то помочь ему справиться с этим, пытался поговорить, но он закрывал от меня, и я…
Боже, как я мог об этом забыть! Я должен был хотя бы предупредить Майки, не знаю, хотя бы намекнуть, или…
- Почему она позвонила мне? – он, наконец, оторвался от стакана и взглянул на меня. Я, с облегчением, заметил, что он выглядит спокойнее.
- Просто, - выдохнув, я осмелился поднять на брата взгляд, - я попросил медсестру, чтобы она иногда набирала твой номер вместо моего.
Он молчал, глядя куда-то над моим плечом. Воспользовавшись этим, я продолжил.
- Майк, она скучает по тебе, ей не достаточно видеть тебя раз в месяц, ты…
- Я знаю, - он перебил меня, тяжело вздохнув и проведя ладонями по лицу, - и ты прав. Мне давно пора было поговорить с ней и перестать на каждой встрече сидеть с отсутствующим видом, только, Джи, не торопи меня, хорошо? Я не смогу справиться быстро, - неопределенно поведя в сторону рукой, Майк взглянул на меня чуть ли не умоляюще. Не колеблясь, я кивнул, стараясь скрыть собственную радость от его слов.
- Хорошо, Майк, но я прошу тебя, не закрывайся, если будет слишком тяжело, не надо, так ты сделаешь только хуже.
Несколько секунд он смотрел мне в глаза, а затем медленно опустил голову в знак согласия. Я выдохнул, чувствуя, как напряжение постепенно уходит. Только что у нас с братом был едва ли не самый откровенный разговор за последние несколько лет, и он закончился хорошо, без ссоры или тяжелого пустого молчания. Майки все ещё немного тяжело дышал, принятое решение далось ему очень непросто, потому что он шел к этому очень долго, но, всё-таки, он пошел на это сейчас, и, я знаю, что ему действительно понадобится много времени для того, чтобы успокоить дыхание и уметь улыбаться, слушая мамин голос.
Чувствуя некоторую неловкость, повисшую в воздухе, я уже хотел сказать что-нибудь отвлекающее, как у меня за спиной, неожиданно для меня и, тем более, для Майки, раздался негромкий голос Фрэнка:
- Извините, я просто хотел сказать, что… - увидев, что мы оба на него смотрим – я вопросительно, а Майки с огромным удивлением, Айеро запнулся, смущенно нахмурившись, - хотел сказать, что я, наверное, пойду, - он остановил взгляд на мне, - спасибо за помощь.
И, неуверенно улыбнувшись, он попятился назад. Через минуту входная дверь за ним захлопнулась, и я повернулся к Майки, удивление которого, кажется, всё возрастало.
- Что он здесь делал?
Ухмыльнувшись, я выдохнул и вдруг, поняв, как это всё выглядело со стороны брата, рассмеялся. Наверное, у меня уйдет некоторое время, чтобы объяснить ему всю ситуацию, но для начала я, пожалуй, проверю, как там мясо в духовке.

Глава 6

У меня было немало планов на следующий день. Я собирался сходить в магазин, чтобы встретиться с Линдси, собирался, если будет настроение, заглянуть в парк, а потом – зайти на работу за братом и провести вечер с ним и со своими приятелями – Бобом и Брендоном, которые уже вторую неделю пытаются уговорить меня на поход в бар. Конечно, «немало» - не самое подходящее в данном случае слово, но, в сравнении с моими обычными днями, среда обещала быть насыщенной на события.
Так я думал ночью, плотнее укрываясь одеялом и наслаждаясь тем, как постепенно согревается постель. У утра на меня были совсем другие планы.
Я ещё не совсем проснулся, когда понял, что что-то не так. Майки на кухне готовил себе завтрак. Обычно он делал это шумно, обязательно что-нибудь роняя почти каждое утро, но теперь всё было как-то слишком тихо, даже немного глухо, и мне понадобилась почти минута, чтобы понять, что проблема не с Майки, а с моим слухом. В следующую секунду, пока я сам ещё не успел сообразить, в чем дело, желудок намекнул, что лучше мне не лежать дальше на кровати. Внутренности скрутило так, что стало нечем дышать, и гадкой немотой свело скулы. Пока я пытался определить, что мне нужно делать, тело среагировало само. Откинув в сторону одеяло, я, едва не растянувшись на полу у кровати, всё же собрался с силами и рванул в сторону ванной.
Не знаю, каким образом, но я всё же успел добежать и откинуть крышку унитаза прежде, чем меня стошнило. Причем так, что на какое-то время я практически отключился, пока организм избавлялся от того, что по какой-то причине не смог принять. Кажется, это длилось довольно долго, потому что, когда я немного пришел в себя, Майки стоял рядом со мной со стаканом в руке, второй рукой доставая аптечку.
- Ты как? – не замедлил спросить он, увидев, что я пытаюсь встать.
- Волшебно, - прохрипел в ответ я, с трудом трясущимися пальцами нажимая на кнопку смыва и опираясь на раковину. Включив холодную воду, я прополоскал рот и умылся, даже не пытаясь отмахнуться от Майки, который успел ощупать мой лоб, видимо, проверяя наличие температуры. Что-то пробормотав, он кинул растворимую таблетку в стакан и протянул его мне. Какое-то время я тупо таращился на мгновенно зашипевшую таблетку, а затем всё же взял стакан, по-прежнему слабо понимая, что от меня требуется. Всё произошло слишком быстро, поэтому я плохо соображал, что, собственно, происходит. Кажется, я не совсем проснулся, но ведь уже стою рядом с хмурящимся братом, чувствую противный привкус во рту и неприятную пустоту в желудке. Где-то за моей спиной – казалось, что очень далеко, - тихо шумела набиравшаяся заново в бачок вода.
- Это же таблетка от гриппа, - собравшись с силами, я произнес единственное, что смог выловить из вороха бессвязных мыслей в своей голове. Таблетка, ещё не совсем растворившаяся, шипела в воде, и этот звук смешивался с негромким шумом за моей спиной. Как будто я стою где-то в джунглях, среди многочисленных деревьев, в практически невыносимой духоте, слушаю глухо доносящийся до меня грохот водопада.
- Это таблетка от температуры, - совсем рядом заговорил Майки и я, очнувшись, сфокусировал на нем взгляд, что получилось у меня не без труда. – У неё нет практически никаких побочных эффектов, это просто собьет жар до тех пор, пока я не выясню, что с тобой.
Автоматически кивнув, я осторожно выдохнул и, убедившись, что таблетка растворилась, поднес стакан ко рту, медленно делая глоток. Жидкость была немного кисловатой на вкус и почти без запаха, поэтому никакой отрицательно реакции желудка на неё я не заметил, что очень меня обрадовало: руки и ноги по-прежнему немного дрожали, голова кружилась, и перспектива провести ещё какое-то время в обнимку с унитазом меня не радовала. Мелкими глотками, делая перерывы, я всё-таки опустошил стакан, едва не уронив его, когда протягивал обратно Майки. Нахмурившись ещё сильнее, он оставил стакан на краю ванной и, заботливо придерживая меня, повел обратно в комнату, попутно рассуждая, немного раздражая меня своим тихим бурчанием.
- Похоже на отравление, но мы с тобой вчера ели одно и то же, а со мной всё в порядке. Вероятность того, что тебе попался испорченный кусок мяса или овощей просто смехотворна, это бред. Ты мог бы отравиться своей обожаемой колой, но ты её не пил. К тому же, - он, наконец, довел меня до моей кровати, на которую я с огромным удовольствием упал, натягивая на себя одеяло, - к тому же даже при сильном отравлении не бывает такой высокой температуры, черт, да об тебя обжечься можно.
Заметив, что я пытаюсь укрыться плотнее, спасаясь от озноба, он замолчал и помог мне с этим. Я не открывал глаз и не видел его лица, но отчетливо слышал, как он сосредоточенно тяжело дышит, возвращаясь ко мне со вторым одеялом. Той частью сознания, которая не думала о том, как же мне плохо, я мысленно поблагодарил брата за заботу. Я болею очень редко, но тяжело, мне требуется, чтобы постоянно кто-то был рядом, и Майки каждый раз старался не отходить от меня, сколько бы дней подряд я не болел. Правда, раньше он мог прогуливать занятия почти без последствий для себя, потому что выучить что-то в короткие сроки никогда не было для него проблемой. Теперь же у него была работа и, судя по писку кнопок телефона, Майки подумал о том же.
- Алло, Боб?
Дальнейшую часть разговора я понял с трудом, слишком занятый попытками согреться и отвлечься от ощущения целого стакана воды в своём желудке. Меня трясло от озноба, несмотря на то, что я чувствовал, насколько горячим было моё тело. Всё, о чем я мечтал, был сон, но это мне в ближайшее время точно не грозило. Организм был способен только на короткие провалы в сознании. Голос Майки становился то громче, то тише, и собственное состояние я то ощущал полностью, снова пытаясь спастись от озноба под одеялом, то практически забывал про него, пытаясь ухватиться за блаженный сон, который мягко касался сознания и тут же ускользал от меня.
- Эй, - я почувствовал приятно прохладную ладонь брата на своём лбу, от чего тело снова пронзила судорога озноба. Собравшись с силами, я открыл глаза: Майки смотрел на меня почти с жалостью. – Я попросил Боба побыть за меня сегодня, а завтра мы что-нибудь придумаем. А теперь мне нужно сходить в аптеку. Вероятнее всего, ты подхватил инфекцию в супермаркете, у нас нет необходимых лекарств. Меня не будет около часа, Джерард, попытайся уснуть, хоть это, должно быть, нелегко сейчас сделать.
Несколько секунд я разглядывал его лицо, тяжело дыша и, наконец, кивая. Хотелось сказать ему спасибо, но вряд ли меня хватит на это сейчас, да и, к тому же, он и так прекрасно знает, что я ему благодарен.
Когда он вышел из комнаты, я попытался прислушаться к его действиям, но, не дождавшись даже привычного хлопка входной двери, забылся неспокойным, но крепким, как и всегда во время болезни, сном.
***
Не знаю, что за инфекцию я подхватил и у кого, но я точно не стал бы пожимать этому человеку руку. Температура спала на час, в течение которого я успел поспать, и вернулась с новой силой. К счастью, Майки тоже вернулся, причем с нужными таблетками, которые вскоре снова немного снизили жар. Правда, неизвестно, что было хуже: от озноба слишком высокой температуры я мог спрятаться под одеялом, а вот от удушающего среднего по своей силе жара не помогало даже то, что я сбросил одеяло на пол.
Было уже за полдень, когда Майки решил, что пришло время меня кормить. Я был не в восторге: пустота в желудке только-только стала такой приятной, а я снова должен чем-то его наполнять, не говоря уже о том, что запах супа казался мне крайне отвратительным.
- Если ты не будешь есть, - брат сдвигал брови к переносице и сверлил меня взглядом, поднося в моим губам ложку с бульоном, - то твой иммунитет ослабнет ещё сильнее, и все таблетки окажутся бесполезными.
Выдохнув, я чуть поморщился, но все же послушно открыл рот, на что Майки торжествующей улыбнулся, и спустя пять минут я уже справился с той небольшой тарелкой, которую он принес для меня.
- Для первого раза достаточно.
- Накормил меня на три дня вперед, - пробормотал я, делая несколько небольших глотков воды, запивая таблетки и облизывая быстро высыхающие губы.
- Вообще-то, это был только обед, - он пожал плечами, поднимаясь на ноги, - тебя ждет ещё два приема пищи до ночи.
- Я буду стараться уснуть, чтобы ты не смог меня больше ничем…
- Уж извини, но тогда мне придется тебя будить, потому что прием пищи во время болезни – обязателен, - Майки взял тарелку и бокал, поднимаясь на ноги, - так что не будь ребенком.
Я вздохнул, ерзая под легким пледом, который заменил одеяло. Мне прекрасно известно, что во время болезни я веду себя, как идиот, но поделать с собой ничего не могу. Возможно, температура так влияет на меня, или то, что Майки из молчаливого и хмурого превращается в заботливого и очень внимательного. Забота и внимание, я считаю, влияют абсолютно на всех людей. Они делают человека расслабленным и немного наглым, и, как мне кажется, в этом нет ничего ужасного. Не хочешь, чтобы человек рядом с тобой расслаблялся – не пытайся заботиться о нем, расслабляйся сам.
Ближе к ночи, когда я отчасти привык к своему состоянию и сам пришел на кухню к ужину, на лице брата появилась некоторая озабоченность. Он задумчиво смотрел на экран своего телефона, и даже плохо соображая, я понял, в чем проблема.
- Думаешь, что делать со мной завтра? – требовалось подтвердить свою догадку. Майки поднял взгляд и кивнул.
- Угадал. Я не могу оставаться дома ещё один день, не могу надеяться на Брендона или Боба, потому что они и часа не продержатся рядом с тобой таким, - на этом моменте он сердито выдохнул, а я хмыкнул, отмечая про себя «такого». – Боба просить я тоже не могу, Линдси на работе, боже, все на работе!
Он поджал губы, наверняка проклиная в этот момент тех, кто придумал работу, хотя, согласитесь, это несколько глупо.
Но спустя минуту он что-то пробормотал и вполне уверенно набрал чей-то номер, причем на лице его я никакой уверенности не наблюдал.
- Алло, - трубку на другом конце взяли почти сразу. – Фрэнк? Это Уэй, да, извини, что так поздно. Ммм… Да, я в курсе, что меня не было. Слушай, собственно, по этому поводу я и звоню.
Я застыл с ложкой, не донесенной до рта, и так просидел до самого конца разговора. Похоже, Фрэнк согласился побыть несколько дней моей сиделкой.

Дата добавления: 2015-10-28