Благодарности 15 страница. – Полицейские, черти, опять тут отираются, – буркнула она вместо приветствия.

– Полицейские, черти, опять тут отираются, – буркнула она вместо приветствия.

– Что им надо?

– Хотят прямо сейчас осмотреть весь дом и сад, – ответила Леонора. – Разве я обязана их впускать?

Страйк колебался.

– Наверное, правильнее будет позволить им сделать все, что они считают нужным. Скажите, Леонора, – он без угрызений совести переключился на армейскую прямоту, – у вас есть адвокат?

– Это еще зачем? Меня покамест не арестовали.

– Думаю, он вам понадобится. Наступила пауза.

– А у вас на примете есть толковый? – спросила Леонора.

– Конечно, – ответил Страйк. – Позвоните Илсе Герберт. Я вам сейчас пришлю ее номер.

– Орландо нервничает – полицейские суются…

– Я пришлю вам эсэмэску с ее номером. Вы должны позвонить по нему сию же минуту.

Это понятно? Сию же минуту!

– Ладно, – ворчливо согласилась она.

Страйк нашел телефон своей бывшей одноклассницы и отправил его Леоноре, а затем сам позвонил Илсе и с извинениями объяснил ситуацию.

– Можешь не извиняться, – бодро сказала она. – Мы любим тех, у кого на хвосте полиция, это же наш хлеб с маслом.

– Возможно, она имеет право на бесплатного адвоката.

– Льготных категорий населения уже почти не осталось, – возразила Илса. – Будем надеяться, она малоимущая.

У Страйка мерзли руки и от голода подводило живот. Опустив мобильный в карман пальто, он похромал в сторону Хаммерсмит-роуд. На другой стороне улицы показался довольно уютный с виду паб с черным фасадом и круглой металлической вывеской, изображавшей летящий на всех парусах галеон. Страйк ринулся через проезжую часть, заметив про себя, что автомобилисты проявляют намного больше терпения, если ты опираешься на трость.

Два захода в паб за два дня… но погода стояла мерзкая, а боль в колене не отпускала. Страйк не чувствовал за собой вины. Внутри «Альбион» оказался таким же привлекательным, как и снаружи. В торце длинного, узкого зала горел камин; наверху – галерея с балюстрадой, всюду полированное дерево. Под черной винтовой лестницей виднелись два усилителя и стойка для микрофона. Одна стена, выкрашенная в кремовый цвет, была увешана черно-белыми фотографиями знаменитых музыкантов.

Все места у камина были заняты. Страйк взял пинту пива, прихватил с собой меню и направился к выходившему на улицу окну, где стоял высокий стол, окруженный барными стульями. Не успел он сесть, как в глаза ему бросилось висевшее между портретами Дюка Эллингтона и Роберта Планта изображение его родного отца: тот, длинноволосый, еще потный после концерта, вроде как шутил с басистом, которого, если верить матери Страйка, однажды попытался придушить. («На спидах у Джонни всегда сносило крышу», – по секрету говорила Леда ничего не понимавшему девятилетнему сыну.)

В кармане опять задребезжал мобильный. Не сводя глаз с отцовского портрета, Страйк ответил.

– Привет, – сказала Робин. – Я уже в конторе. А ты где?

– В «Альбионе» на Хаммерсмит-роуд.

– Тебе был странный звонок. Оставили сообщение на автоответчике.

– Продолжай.

– Это Дэниел Чард, – объявила Робин. – Хочет с тобой встретиться.

Нахмурившись, Страйк перевел взгляд с кожаного прикида отца на огонь в камине.

– Дэниел Чард хочет со мной встретиться? Откуда Дэниел Чард знает о моем существовании?

– Я тебя умоляю – ты же нашел тело! Об этом трубили по всем каналам.

– А, да, в самом деле. Он не сказал, что ему нужно?

– Говорит, у него есть к тебе предложение.

У Страйка в мозгу на мгновение вспыхнул проектор, услужливо подсказавший ему яркий образ голого, лысого человека с торчащим гнойным пенисом.

– Мне казалось, он застрял в Девоне со сломанной ногой.

– Так и есть. Поэтому он просит тебя приехать к нему.

– Вот как?

Страйк обдумал этот вариант, перебрав в уме дела и встречи, запланированные на текущую неделю. В конце концов он сказал:

– Если отменить Бёрнетт, я бы мог освободить пятницу. Но какого черта ему так приспичило? Мне понадобится взять напрокат машину. Причем с автоматической коробкой передач, – добавил он, остро чувствуя пульсацию в колене. – Устроишь?

– Без проблем, – сказала Робин; он услышал чирканье ручки.

– У меня масса новостей, – продолжил Страйк. – Может, пообедаем вместе? Тут вполне приличное меню. Если на такси, ты будешь здесь через двадцать минут.

– Второй день подряд? Мы не можем постоянно разъезжать на такси и обедать в пабах, – смутилась Робин, но по ее голосу было ясно, что она не против.

– Не сомневайся. Бёрнетт любит сорить деньгами своего бывшего. Я повешу это на ее счет.

Страйк дал отбой и, выбрав для себя стейк и яблочный пирог, похромал к стойке, чтобы сделать заказ.

Вернувшись на прежнее место, он рассеянно пробежал глазами по фотографии отца: затянутая в черную кожу фигура, худощавое смеющееся лицо, облепленное волосами.

Жена про меня знает, но претворяется что нет… она его не отпустит, хоть это было бы лучше для всех…

Я знаю, куда ты собрался, Оуэн!

Страйк обвел взглядом черно-белые фотографии мегазвезд, взиравшие на него со стены.

Неужели я заблуждаюсь? – молча спросил он у Джона Леннона, который саркастически смотрел сверху вниз сквозь круглые очки на тонком носу.

Почему, вопреки косвенным уликам, так трудно было поверить, что Леонора – убийца? Почему в нем засело убеждение, что она пришла к нему в офис не для того, чтобы обеспечить себе прикрытие, а просто потому, что искренне разозлилась на Куайна, который сбежал, как обиженный мальчишка? Страйк готов был поклясться чем угодно, что мысль о смерти мужа даже не приходила ей в голову… Погрузившись в свои раздумья, он даже не заметил, как прикончил пинту.

– Привет, – сказала Робин.

– Быстро ты! – удивился Страйк.

– Да я бы не сказала, – возразила Робин. – Повсюду пробки. Я закажу?

Пока она шла к бару, мужские головы поворачивались ей вслед, но Страйк ничего не замечал. Его мысли занимала Леонора Куайн: тщедушная, невзрачная, седеющая, загнанная.

Вернувшись за столик с пинтой пива для босса и стаканом томатного сока для себя, Робин показала Страйку сделанные на мобильный фотографии городской резиденции Дэниела Чарда. Это была оштукатуренная белая вилла, с балюстрадой и с колоннами по обеим сторонам от сверкающей черной двери.

– Там есть необычный внутренний дворик, с улицы его не видно, – прокомментировала Робин один из снимков, изображавший кустарники в пузатых греческих урнах. – По-моему, в такую емкость Чард вполне мог спрятать внутренности, – осмелев, добавила она. – Вытащил куст да и закопал их в землю.

– Трудно представить, чтобы Чард занимался таким трудоемким и грязным делом, но

мысль интересная, мы ее проработаем, – сказал Страйк, вспоминая безупречный костюм и вызывающий галстук издателя. – А что в Клемент-Эттли-Корте – я правильно помню, там тоже есть подходящие места?

– Полно, – ответила Робин, демонстрируя следующую серию снимков. – Муниципальные помойки с бачками, кусты и прочее. Только я не представляю, как там что- нибудь спрятать без свидетелей или решить, что туда не сунется кто-нибудь другой, и притом очень скоро. Место слишком людное, кругом десятки окон. Можно было бы провернуть такое дело ночью, но там есть камеры. Правда, я заметила кое-что еще. Ну… это только предположение…

– Говори.

– Прямо напротив жилого дома находится медицинский центр. Не исключено, что оттуда выносят…

– …медицинские отходы! – подхватил Страйк, опуская стакан. – Черт, а ведь это мысль!

– Давай я этим займусь? – предложила Робин с плохо скрываемой радостью и гордостью. – Выясню, каким путем, в какое время…

– Обязательно! – сказал босс. – У Энстиса версия куда более хилая. Он считает, – объяснил Страйк, видя недоумение Робин, – что потроха выкинули в контейнер для строительного мусора вблизи Тэлгарт-роуд: якобы убийца просто отнес их за угол – и дело с концом.

– А что, вполне возможно… – начала Робин, но Страйк нахмурился точно так же, как это делал Мэтью, когда она упоминала какие-нибудь идеи или мнения Страйка.

– Убийство было просчитано от начала до конца. Это не тот случай, когда злодей взял и выкинул сумку с кишками за углом от того места, где остался труп.

Они помолчали; Робин с иронией размышляла о том, что неприязнь Страйка к версиям Энстиса объясняется скорее духом соперничества, чем объективной оценкой. О такой вещи, как мужское самолюбие, она знала не понаслышке, насмотревшись на Мэтью и троицу своих братьев.

– А что примечательного там, где живут Элизабет Тассел и Джерри Уолдегрейв? Страйк рассказал ей, как жена Уолдегрейва подумала, будто он следит за ее домом.

– Прямо затряслась.

– Странно, – заметила Робин. – Если бы я увидела, что кто-то глазеет на наш дом, мне бы и в голову не пришло, что человек… ну, ты понимаешь… следит.

– Эта дама – алкоголичка, под стать мужу, – сказал Страйк. – Она на меня дыхнула. А что касается дома Элизабет Тассел, это мечта убийцы.

– В каком смысле? – улыбнулась, но вместе с тем и насторожилась Робин.

– Место уединенное, скрытое от посторонних глаз.

– Нет, я все-таки не верю…

– …Что это сделала женщина. Ты уже говорила.

Пару минут Страйк молча потягивал пиво и обдумывал план, который, по его расчетам, должен был взбесить Энстиса, как никакой другой. Да, он не имеет права допрашивать подозреваемых. Да, ему было сказано не путаться под ногами у полиции. Покрутив в руках мобильный, он все же набрал номер издательства «Роупер Чард» и попросил, чтобы его соединили с Джерри Уолдегрейвом.

– Энстис тебя предупреждал! – забеспокоилась Робин.

– Ага, – сказал Страйк, пока линия молчала, – и не раз, только ты не знаешь и половины

того, что происходит. Потом расскажу…

– Алло? – раздался в трубке голос Джерри Уолдегрейва.

– Мистер Уолдегрейв… – Страйк представился, хотя уже назвал свое имя секретарю. – Вчера мы с вами встретились у миссис Куайн.

– Как же, как же, – сказал Уолдегрейв с вежливым недоумением.

– Полагаю, миссис Куайн с вами поделилась: она прибегла к моей помощи в связи с тем, что ее подозревают в убийстве.

– Это ошибка, я уверен, – быстро отреагировал Уолдегрейв.

– Что ее подозревают или что она убила мужа?

– Ну… и то и другое, – выдавил Уолдегрейв.

– В случае смерти женатого мужчины прежде всего проверяют его супругу, – сказал Страйк.

– Это понятно, но я не могу… знаете, просто в голове не укладывается, – сказал Уолдегрейв. – Невероятная, жуткая история.

– Вот именно, – поддакнул Страйк. – Я тут подумал, что нам с вами надо бы встретиться – у меня есть пара вопросов. Буду рад, – он покосился на Робин, – если вы разрешите мне зайти к вам домой… после работы… в любое удобное для вас время.

Уолдегрейв ответил не сразу.

– Естественно, я сделаю все, чтобы помочь Леоноре, только не понимаю, что вы надеетесь от меня узнать?

– Меня интересует «Бомбикс Мори», – сказал Страйк. – Мистер Куайн вывел в этом романе множество своих знакомых в очень нелестном свете.

– Да уж, – подтвердил Уолдегрейв. – Так оно и есть.

Страйк не хотел спрашивать напрямую, пришлось ли Уолдегрейву отвечать на вопросы полицейских и объяснять, как ему видится содержимое пропитанного кровью мешка и что символизирует утопленная карлица.

– Хорошо, – решился Уолдегрейв, – давайте встретимся. Только на этой неделе у меня все расписано. Вам удобно… сейчас посмотрю… в понедельник, во время обеденного перерыва?

– Конечно, – сказал Страйк, уныло прикидывая в уме сумму счета; куда предпочтительнее было бы встретиться в доме Уолдегрейва. – Где?

– Поближе к издательству – во второй половине дня у меня еще будет много дел. Вас устроит «Симпсонс-на-Стрэнде»?

Страйка удивил такой выбор, но делать было нечего; он переглянулся с Робин.

– Тогда в час? Я поручу своему секретарю заказать столик. До встречи.

– Он согласился прийти? – уточнила Робин, как только Страйк отсоединился.

– Угу, – ответил Страйк. – Даже подозрительно. Робин усмехнулась и покачала головой:

– Судя по тому, что я услышала, он не жаждет этой встречи. Тебе не кажется, что его согласие – признак чистой совести?

– Нет, не кажется, – сказал Страйк. – Я же тебе говорил: вокруг нашего брата крутятся самые разные люди, чтобы разнюхать, как продвигается расследование. И при этом у них прямо зуд: снова и снова объясняться. Оставлю тебя на минуту… подожди… я тебе еще кое- что расскажу…

Пока Страйк шел к дверям, опираясь на новую трость, Робин тянула томатный сок.

За окном опять разыгралась метель, но вскоре немного утихла.

Подняв глаза на черно-белые фотографии, Робин даже вздрогнула: она узнала отца Страйка, Джонни Рокби. Сходство между отцом и сыном ограничивалось высоким ростом; для установления отцовства потребовался анализ ДНК. В Википедии Страйк числился списке потомства рок-идола. Робин со слов босса знала, что тот за всю жизнь встречался с отцом дважды. Задержав взгляд на узких до неприличия кожаных брюках, она приказала себе переключиться на снегопад за окном, чтобы Страйк не застукал ее за разглядыванием ширинки его отца.

Как раз когда Страйк вернулся за стол, им подали горячее.

– У Леоноры сейчас делают обыск, – сообщил он, берясь за вилку и нож.

– Зачем? – Робин застыла с вилкой в руке.

– А сама-то как думаешь? Ищут окровавленную одежду. Проверяют, нет ли в саду свежих ям, где закопаны внутренности ее мужа. Я нашел для нее адвоката. В данный момент полицейским нечего ей предъявить, но они не отстанут.

– Ты даже не допускаешь, что это ее рук дело?

– Не допускаю.

Страйк подчистил тарелку и лишь потом заговорил:

– С кем мне нужно побеседовать, так это с Фэнкортом. Хочу выяснить, почему его потянуло в «Роупер Чард», если в этом издательстве печатался ненавистный ему Куайн. Ясно же, что там им было бы не разминуться.

– По-твоему, Фэнкорт прикончил Куайна, чтобы не встречаться с ним на издательских тусовках?

– Мысль интересная, – саркастически усмехнулся Страйк.

Осушив свой стакан, он опять взялся за мобильный, набрал номер городской справочной службы, и вскоре его соединили с «Литературным агентством Элизабет Тассел».

На звонок ответил помощник, Раф. Когда Страйк назвался, в голосе юноши зазвучал страх, смешанный с восторгом.

– Ой, даже не знаю… Сейчас выясню… А пока переведу вас в режим ожидания…

Но он, как оказалось, был не в ладах с техникой: после громкого щелчка линия осталась открытой. Страйк услышал, как Раф где-то поодаль сообщает начальнице, кто ей звонит, а та отвечает с раздражением, на повышенных тонах:

– Какого черта ему опять приспичило?

– Он не сказал.

На том конце застучали тяжелые шаги; чья-то рука схватила со стола трубку.

– Алло!

– Элизабет, – ласково произнес детектив, – это я, Корморан Страйк.

– Да, Раф мне сказал. В чем дело?

– Просто хотел попросить вас о встрече. Я по-прежнему работаю на Леонору Куайн.

Она убеждена, что полицейские подозревают ее в убийстве мужа.

– А от меня что вам нужно? Я понятия не имею, кого она там убила, а кого нет.

Стайк представил себе перекошенные от ужаса физиономии Рафа и Салли, слушающих этот разговор в душной, обшарпанной приемной.

– У меня появилась еще пара вопросов насчет Куайна.

– Господи, сколько можно? – с досадой бросила Элизабет. – Ну ладно, постараюсь выкроить время завтра в обед, если вас это устроит. Или уже после…

– Нет-нет, завтра – отлично, – сказал Страйк. – Причем совсем не обязательно в обед, я бы мог…

– Мне удобно в обед.

– Отлично, – тут же согласился Страйк.

– В «Пескатори» на Шарлотт-стрит, – сказала она. – В половине второго. Если у меня что-то изменится, я сообщу. – И бросила трубку.

– Что за публика: лишь бы пожрать, – огорчился Страйк. – Может, они боятся впускать меня в дом, чтобы я не нашел у них в морозильнике кишки Куайна? Или это слишком большая натяжка?

Улыбка Робин погасла.

– Послушай, ты рискуешь потерять друга, – сказала она, надевая пальто, – если будешь названивать свидетелям и задавать вопросы.

Страйк хмыкнул.

– Тебя это не волнует? – спросила Робин, когда они вышли из тепла на пронизывающий холод и почувствовали на щеках колючий снег.

– Друзей у меня хватает, – честно и без рисовки сказал Страйк. – Надо нам с тобой взять за правило в середине рабочего дня пить пиво, – добавил он по пути к метро, тяжело опираясь на трость и пряча лицо от белой мглы. – Для разнообразия.

Робин улыбнулась, приспосабливаясь к его шагам. За все время работы у Страйка сегодняшний день принес ей, пожалуй, самое большое удовлетворение, только нужно было держать язык за зубами, чтобы Мэтью, который все еще занимался организацией маминых похорон в Йоркшире, не прознал, что она два дня подряд ходила в паб.

27

Чтобы я доверилась тому, кто, как мне известно, предал своего друга!

Уильям Конгрив. Двойная игра [19]

По всей Британии разматывался необъятный снежный ковер. В утренних новостях

показали северо-восток Англии, накрытый пологом пушистой белизны: машины, похожие на замерзших овец, не могли сдвинуться с места, уличные фонари едва мерцали. Лондон под угрожающим небом ждал своей очереди. Страйк одевался и поглядывал на метеокарту, не зная, сможет ли он завтра выехать в Девон, будет ли проходимой трасса М5.

Притом что он не утратил решимости повидаться с обездвиженным Дэниелом Чардом, чье приглашение выглядело весьма экстравагантным, ему было страшно подумать, как он будет управлять автомобилем, пусть даже с автоматической коробкой передач, когда нога в таком состоянии.

Наверное, по городской свалке и сейчас рыскали ищейки. Пока Страйк пристегивал протез к распухшей, ноющей культе, перед глазами у него возникали чуткие собачьи носы, которые под мрачно-свинцовыми тучами и стаями чаек тыкались в самые свежие отбросы. Кинологов подстегивал короткий световой день; держа в руках натянутые поводки, они, по всей вероятности, уже спешили за своими питомцами по кучам замерзшего мусора в поисках внутренностей Оуэна Куайна. Страйку доводилось наблюдать за работой служебных собак. Их виляющие зады и хвосты порой вносили в расследование несуразно веселые нотки.

Спуск по лестнице его доконал. Что и говорить, в идеале он должен был бы вчера лежать в постели и прикладывать лед к поднятой кверху ноге, а не мотаться по Лондону, отгоняя от себя мысли о Шарлотте и ее предстоящем венчании в обновленной часовне замка Крой… и ни в коем случае не «Кройского замка», ведь это претит гнусной семейке. Уже через девять дней…

Когда он отпирал стеклянную дверь, в офисе зазвонил телефон. Содрогаясь от боли, Страйк поспешил ответить. Ревнивый любовник – он же начальник – мисс Броклхэрст сообщал, что его секретарша сильно простудилась и сейчас лежит дома в постели, а потому оплата услуг сыскного агентства будет приостановлена вплоть до полного выздоровления девушки.

Не успел Страйк положить трубку, как раздался второй звонок. Кэролайн Инглз дрожащим от волнения голосом объявила, что помирилась с гулякой-мужем. Пока Страйк бормотал неискренние поздравления, в офисе появилась румяная от мороза Робин.

– Погода портится, – сказала она, дождавшись окончания телефонного разговора. – Кто звонил?

– Кэролайн Инглз. Она помирилась с Рупертом.

– Что?! – Робин не поверила своим ушам. – После его шашней с этими стриптизершами?

– Ради детей они решили приложить усилия к сохранению семьи. Робин недоверчиво фыркнула.

– В Йоркшире, похоже, сильнейшие заносы, – сообщил Страйк. – Если тебе понадобится уйти пораньше и завтра взять выходной…

– Нет, – перебила Робин. – Я еду поездом в ночь с пятницы на субботу, так что все в порядке. Если Инглз отвалилась, я могу позвонить следующему клиенту, который у нас на очереди.

– Повременим. – Ссутулившись на диване, Страйк помимо своей воли массировал распухшее колено, отзывающееся только новой болью.

– Болит? – застенчиво спросила Робин, делая вид, что не замечает его мучений.

– Да, – ответил Страйк. – Но я не потому отказываюсь от следующего клиента, – резко добавил он.

– Я знаю. – Стоя к нему спиной, Робин включила чайник. – Ты хочешь вплотную заняться делом Куайна.

Если в ее голосе и прозвучал упрек, Страйк этого не расслышал.

– Леонора сможет мне заплатить, – сказал он после паузы. – Куайн по ее настоянию застраховал свою жизнь. Теперь его семья при деньгах.

Робин не понравилось, что Страйк будто бы оправдывается. Тем самым он намекал, что для нее главное – деньги. Неужели она не доказала обратное, когда отвергла предложение хорошо оплачиваемой работы, чтобы остаться в его агентстве? Неужели он не заметил, с какой готовностью она помогает ему доказать, что Леонора Куайн непричастна к убийству мужа?

Она принесла ему на журнальный столик кружку с чаем, стакан воды и упаковку парацетамола.

– Спасибо, – процедил он сквозь зубы; его задело, что она дала ему болеутоляющее, хотя он как раз намеревался принять двойную дозу.

– Так я заказываю на тринадцать часов такси до «Пескатори»?

– Это же за углом, – возразил Страйк.

– Знаешь что, не путай гордость и глупость, – сказала Робин, впервые не сумев подавить вспышку раздражения в присутствии босса.

– Ну хорошо. – Он удивленно поднял брови. – Поеду как дурак на такси.

Прошло три часа, и Страйк, если честно, был только рад, что в конце Денмарк-стрит, которую еще нужно было преодолеть, опираясь на дешевую, уже искривленную под его весом трость, в назначенное время ожидало такси. Теперь он твердо знал, что протез надевать не стоило. Несколько минут спустя, когда он пытался выбраться из машины, таксист уже начал проявлять нетерпение. Только оказавшись в теплом и шумном

«Пескатори», Страйк облегченно вздохнул.

Элизабет еще не пришла, но на ее имя был заказан столик на двоих. Официант отодвинул для Страйка кресло у побеленной стены, выложенной мелкими камешками. Потолок пересекали голые балки, как в деревенском доме; над барной стойкой висела лодочка с веслами. Вдоль противоположной стены были устроены элегантные кабинеты с оранжевой кожаной отделкой. В силу привычки Страйк заказал себе пинту пива и принялся с удовольствием изучать светлый и жизнерадостный средиземноморский интерьер, скрытый от бушующей вьюги.

Владелица литературного агентства опоздала совсем ненамного. При ее появлении Страйк привстал, но тут же опустился в кресло. Элизабет, похоже, ничего не заметила. С момента их первой встречи она как-то осунулась: облегающий черный костюм, алая помада

и асимметричная стрижка стального цвета сегодня не прибавляли ей шика, а выглядели какой-то неудачной маскировкой. Пергаментное лицо опухло.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он.

– А как я, по-вашему, должна себя чувствовать? – грубо прохрипела Элизабет. – Что? – окрысилась она на учтивого официанта. – А. Воду. Без газа.

Она взяла меню с таким видом, будто сболтнула лишнего, и Страйк понял, что любое выражение жалости или сочувствия будет неуместным.

– Мне только суп, – сказала Элизабет, когда официант подошел принять заказ.

– Благодарю вас, что согласились на повторную встречу, – сказал Страйк, дождавшись ухода официанта.

– Видит бог, Леоноре сейчас пригодится любая помощь, – сказала Элизабет.

– Почему вы так считаете? Элизабет прищурилась:

– Не стройте из себя идиота. Она мне рассказала, как, услышав об Оуэне, заставила полицейских отвезти ее в Скотленд-Ярд, чтобы только повидаться с вами.

– Да, все верно.

– И что она себе думала? Наверняка фараоны ожидали, что она рухнет без чувств, а она помчалась на… на встречу со своим другом-сыщиком. – Элизабет едва сдерживала кашель.

– По-моему, Леонору меньше всего заботит, какое впечатление она производит на окружающих, – заметил Страйк.

– Тут вы… вы правы. Она всегда была невеликого ума.

Страйку стало любопытно: как Элизабет Тассел расценивает то впечатление, которое сама производит на окружающих, понимает ли, насколько им трудно ей симпатизировать?

Не в силах больше сдерживаться, она зашлась в приступе кашля; Страйк выждал, пока не закончился этот громкий тюлений лай, а потом спросил:

– С вашей точки зрения, ей следовало изображать скорбь?

– Почему «изображать»? – взвилась Элизабет. – Я уверена, что она, в силу своих скудных возможностей, по-настоящему скорбит. Просто ей бы не помешало показать себя безутешной вдовой. Люди этого ждут.

– Полагаю, вас уже допрашивала полиция?

– Естественно. Мы долго мусолили скандал в «Ривер-кафе» и те причины, которые помешали мне внимательно прочесть эту проклятую книгу. Кроме того, меня подробно расспрашивали обо всех моих перемещениях после нашей с Оуэном последней встречи. Особенно три дня спустя. – Она бросила гневно-вопросительный взгляд на Страйка, но тот сидел с каменным лицом. – Если не ошибаюсь, полицейские считают, что он скончался через три дня после нашей ссоры?

– Понятия не имею, – солгал Страйк. – А что вы им рассказали о своих перемещениях?

– Рассказала, что после той сцены, которую закатил мне Оуэн, я тут же отправилась домой, а на следующее утро взяла такси до Паддингтона и уехала погостить к Доркус.

– Это одна из ваших подопечных – так, кажется, вы говорили?

– Да, Доркус Пенгелли, которая… – Заметив тонкую усмешку детектива, Элизабет впервые за время их знакомства расцвела мимолетной улыбкой. – Хотите верьте, хотите нет, но это настоящее имя, а не псевдоним. Она пишет порнографию, замаскированную под романтические повести. Оуэн плевался насчет этих книг, но бешено завидовал ее успеху. Такую беллетристику сметают с прилавков, – пояснила Элизабет.

– И когда вы вернулись от Доркус?

– К вечеру понедельника. Считалось, что я устроила себе приятные длинные выходные, но приятного было мало, – жестко заявила она, – из-за «Бомбикса Мори». Живу я одна, – продолжила Элизабет. – Поэтому не могу доказать, что из ресторана отправилась прямо домой, а по возвращении в Лондон не убивала Оуэна. Притом что руки чесались…

Отпив еще воды, Элизабет Тассел продолжила:

– Полицию главным образом интересовала его книга. По-моему, считается, что она многим дает повод для убийства. – Элизабет Тассел впервые сделала попытку вытянуть из Страйка информацию.

– Это только поначалу так думали, – сказал он, – но если дата смерти установлена правильно и Куайн умер через три дня после вашей с ним ссоры в «Ривер-кафе», то круг подозреваемых значительно сужается.

– То есть? – резко спросила Элизабет, чем напомнила Страйку одного беспощадного оксфордского преподавателя, который использовал этот короткий вопрос как гигантский шприц, нацеленный на слабое место в аргументации.

– К сожалению, раскрывать информацию не имею права, – с любезностью ответил Страйк, – чтобы не повлиять на ход полицейского расследования.

Как он заметил через маленький столик, бледная, жирная, с крупными порами кожа Элизабет была покрыта угрями; темные глаза-маслины смотрели настороженно.

– У меня допытывались, – сообщила она, – кому я показывала рукопись, прежде чем отправить ее Кристиану и Джерри. Ответ: никому. Потом стали спрашивать, с кем советовался Оуэн во время работы над своими романами. Не знаю, почему это так важно. – Ее черные глаза по-прежнему буравили Страйка. – Неужели считается, что кто-то его подзуживал?

– Право, не знаю, – опять солгал Страйк. – А он и в самом деле с кем-то советовался по поводу своих произведений?

– Частные вопросы он мог обсуждать с Джерри Уолдегрейвом. А я удостаивалась только заглавий.

– Вот даже как? Неужели он ни разу не спросил вашего совета? Вы ведь изучали английскую филологию в Оксфорде?..

– Я окончила только бакалавриат, – раздраженно сказала Элизабет, – но Оуэн это в грош не ставил. А сам, кстати, с треском вылетел из Лафсборо или какой-то подобной дыры, так и не дойдя до диплома. Да, Майкл когда-то любезно сообщил Оуэну, что в студенческие годы я как литератор была «до боли вторична», и Оуэн не упускал случая об этом напомнить. – От старой обиды она даже порозовела. – Оуэн разделял предрассудки Майкла насчет места женщин в литературном процессе. При этом, естественно, женщинам не возбранялось восхищаться творчеством обоих… – Она закашлялась в салфетку, а когда подняла голову, лицо ее было красным от злости. – Оуэн, как никто другой, был падок на лесть, хотя практически все писатели в этом смысле ненасытны.

Им принесли горячее: томатный суп с базиликом для Элизабет и треску с жареным картофелем для Страйка.

– Во время нашей предыдущей встречи вы упомянули… – Страйк разом проглотил изрядный кусок рыбы, – что в какой-то момент вам пришлось выбирать между Фэнкортом и Куайном. Почему вы предпочли Куайна?

Элизабет подула на ложку супа и, видимо, со всей серьезностью обдумала свой ответ.

– У меня создалось ощущение… в тот период… что он больше страдал от чужих грехов, нежели грешил сам.

– К этому имеет какое-нибудь отношение анонимная пародия на роман жены Фэнкорта?

– Почему же «анонимная»? – тихо проговорила она. – Ее написал Оуэн.

– Вы точно знаете?

Дата добавления: 2015-10-28