Глава десятая. По лицу и шее хлестнули холодные струйки

По лицу и шее хлестнули холодные струйки. Я стала отплевываться, закашлялась, когда они попали в рот.

— Слишком? — спросил суровый голос. Я с трудом открыла глаза и увидела Эрика. Мы были у меня в спальне, освещенной только светом из ванной.

— Хватит, — сказала я.

Матрас шевельнулся — это Эрик встал отнести мокрую мочалку в ванную. Через секунду он вернулся с полотенцем, промокнул мне лицо и шею. Подушка была мокра, но я решила не заморачиваться на эту тему. Солнце зашло, и дом стал остывать, а я лежала в белье.

— Холодно, — пожаловалась я. — Где моя одежда?

— Она измазалась, — ответил Эрик.

В ногах кровати лежало одеяло, и я натянула его на себя. Эрик повернулся ко мне спиной на минуту, и я услышала, как скрипнули по полу его подошвы. Потом он оказался со мной под одеялом, приподнявшись на локте и глядя на меня сверху вниз. Он лежал спиной к свету, и потому я не могла разобрать выражение его лица.

— Ты его любишь? — спросил он.

— Они живы?

Нет смысла выяснять, люблю я Квинна или нет, если он убит. Правда ведь? Или Эрик про Билла? Непонятно. Как-то я странно себя чувствую, подумала я.

— Квинн уехал с парой сломанных ребер и перебитой челюстью, — сообщил Эрик нейтральным тоном. — У Билла сегодня ночью все заживет, если еще не зажило.

Я задумалась:

— Я так понимаю, появление Билла связано с тобой?

— Я знал, что Квинн ослушался наших правил. Его заметили в получасе езды от границы моей зоны, а Билл был ближайшим вампиром, кого можно было послать к твоему дому. Его задача была — проследить, чтобы к тебе не приставали, пока я приеду. Он, быть может, слишком серьезно отнесся к своей роли. Я прошу прощения, что тебе досталось.

Последняя фраза была сказана деревянным голосом — Эрик не привык приносить извинения. Я улыбнулась в темноте. Почему-то невозможно было ощущать тревогу, отметила я, будто глядя на себя со стороны. Но я должна быть расстроена и зла? Или нет?

— Значит, они перестали драться, когда я свалилась. Надеюсь.

— Да, это столкновение прекратило... потасовку.

— И Квинн уехал по собственной воле?

Я ощупала языком десны, ощущая странный вкус: острый и металлический.

— Вполне. Я ему сказал, что о тебе позабочусь. Он понимал, что переступил слишком много черт, чтобы тебя увидеть — я же велел ему не появляться в моей зоне. Билл оказался менее податлив, но я его все же заставил вернуться домой.

Шериф — он шериф и есть.

— Ты мне давал свою кровь? — спросила я. Эрик небрежно кивнул.

— Ты была в нокауте, а я знаю, что это серьезно. Я не хотел, чтобы у тебя были последствия травмы. Тут я виноват.

Я вздохнула:

— Вот самодур!

— Объясни, я этого термина не знаю.

— Означает того, кто знает, как будет лучше для всех. Принимает решения за всех, никого не спрашивая.

Может, я слишком вложила много личного в этот термин. Ну и что?

— Значит, я самодур. — Эрик это произнес без малейших признаков стыда. — А еще я очень...

Он нагнулся и поцеловал меня — медленно, с наслаждением.

— Заведен, — подсказала я.

— Именно. — Он снова поцеловал меня. — Работал с моими новыми мастерами. Повышал свой авторитет, и теперь могу вести собственную жизнь. И пора взять то, что мне принадлежит.

Я сказала себе, что еще составлю свое мнение, как бы ни были мы с Эриком связаны обменами крови. В конце концов у меня еще есть свободная воля.

Но было это намерение обусловлено кровью Эрика или нет, мое тело весьма склонялось к тому, чтобы вернуть поцелуй и провести ладонью по широкой спине. Через ткань рубашки ощущалось движение его мышц, костей и жил. Руки будто помнили топографию его тела, и даже губы помнили его поцелуи. Мы медленно двинулись этим путем, и он снова знакомился со мной.

— Ты и правда помнишь? — спросила я его. — Помнишь, как был со мной раньше? Помнишь эти ощущения?

— О да, — ответил он, — я помню. — Лифчик расстегнулся раньше, чем я поняла, где рука Эрика. — Как я могу их забыть?

Его рот сомкнулся на моей груди, волосы упали вокруг лица. Я ощутила тонкое жало клыков, острое удовольствие от его губ. Коснулась ширинки его джинсов, погладила выпирающий бугор — и вдруг время осторожной нежности осталось позади.

На нем вдруг не стало ни джинсов, ни рубашки, куда-то исчезли мои трусы. Длинное прохладное тело всей длиной прижалось к моей теплоте, он целовал меня и целовал, будто в лихорадке, испуская голодные звуки, и я отвечала тем же. Пальцы исследовали меня, дрожали возле твердого уплотнения, и я извивалась от страсти.

— Эрик! — выдохнула я, стараясь подстелиться под него. — Давай!

— Да! — выдохнул он и скользнул внутрь, будто всегда там был, будто мы так делаем уже год каждую ночь. — Ничего нет на свете лучше, — шепнул он, и я услышала акцент, который иногда улавливала, акцент столь далекого времени и места, что мне их даже представить себе нельзя. — Это самое лучшее, — повторил он. — Такое правильное.

Он чуть подался назад, и я пискнула сдавленно.

— Не больно? — спросил он.

— Нормально.

— Для некоторых я слишком большой.

— Давай, — попросила я.

Он подался вперед.

— Боже мой! — вырвалось у меня сквозь стиснутые зубы, пальцы мои зарылись в его бицепсы. — Да, еще раз!

Он вошел так глубоко, как только можно без операции, и он сиял надо мной, и белая кожа светилась в темноте спальни. Эрик что-то сказал на языке, которого я не узнала, после долгой паузы повторил, а потом задвигался быстрее и быстрее, и мне показалось, что я распадаюсь на части, но я держалась, держалась, а потом блеснули его клыки, когда он склонился надо мной, а когда укусил меня в плечо, я на секунду покинула собственное тело. Никогда в жизни не было мне так хорошо. У меня не хватало дыхания вскрикнуть, даже заговорить. Руки охватили Эрика, и я чувствовала, как он дрожит в приступе собственного наслаждения.

А меня так перетряхнуло, что я не могла бы заговорить даже ради спасения собственной жизни. Мы лежали, измотанные, и я не замечала его тяжести на мне. И было чувство полной защищенности.

Он лениво лизнул след от укуса, и я улыбнулась в темноту, погладила его спину, будто успокаивая животное. Так хорошо мне уже давно не было. И давно уже не было просто секса, а этот был — гурманский. Меня все еще сотрясали волны удовольствия, расходящиеся от эпицентра оргазма.

— Это заменит кровную связь? — спросила я, очень стараясь, чтобы это не прозвучало как обвинение в чем-то. Хотя, конечно, обвинение это и было.

— Фелипе хочет тебя заполучить. Чем сильнее наша связь, тем меньше шансов, что ему удастся разлучить нас.

Я вздрогнула:

— Я не могу делать то, чего он хочет!

— Тебе и не придется, — сказал Эрик, и голос окутал меня накидкой из перьев. — Мы соединены ножом. Мы связаны. Он не может тебя у меня забрать.

Я была только благодарна, что мне не придется ехать в Лас-Вегас. Не хочу я уезжать из дома. Не могу себе представить, как это — жить в окружении кипящего моря жадности. То есть могу: это было бы ужасно. Большая прохладная ладонь Эрика накрыла мою грудь, и он погладил меня большим пальцем.

— Укуси меня, — попросил Эрик, и имел в виду буквальный смысл.

— Зачем? Ты же уже дал мне крови.

— Потому что мне это приятно, — сказал он и снова лег на меня. — Вот для этого.

— Но ведь не можешь же ты...

Но он снова мог.

— Хочешь сверху? — спросил меня Эрик.

— Можно на время, — ответила я, стараясь не слишком звучать как «фам фаталь». На самом деле трудно было не зарычать.

Я не успела даже собраться, как мы поменялись местами. Он пристально смотрел мне в глаза, его руки поднялись к моим грудям, нежно лаская и пощипывая, и вслед за руками поднялся рот.

Я испугалась, что мышцы ног не станут слушаться — настолько они размякли. Я медленно зашевелилась, не слишком ритмично, и снова стало расти напряжение. Тогда я задвигалась равномернее.

— Медленнее, — попросил он, и я сбавила темп. Его руки взяли меня за бедра, стали направлять.

— Ох! — простонала я от остроты ощущения, когда его палец нашел мой центр удовольствия, я заспешила, торопя события, и если он и пытался замедлить меня, я не обращала внимания, вздымалась и опадала быстрее и быстрее, а потом взяла его за руку и всадила изо всех сил зубы в запястье, присосалась, и он вскрикнул в облегчении и освобождении, и этого хватило, чтобы у меня закончился процесс, и я свалилась обмякшей грудой, лениво облизывая ранку, хотя у меня в слюне нет коагулянта, как у него.

— Идеально, — сказал он. — Идеально.

Я начала было говорить, что это он не всерьез, учитывая, сколько женщин было у него за эти века, но подумала: Зачем портить момент? Пусть себе. И здравомысленно последовала собственному совету, что со мной редко бывает.

— Хочешь, расскажу тебе, что сегодня было? — спросила я после нескольких минут блаженно-дремлющего молчания.

— Конечно, любимая. — У него глаза приоткрылись. Он лежал рядом со мной на спине, и комната была полна запахами секса и вампира. — Я весь обратился в слух — на данный момент.

Он засмеялся.

Вот это было истинное удовольствие — или одно из них: когда есть кому ночью рассказать о событиях дня. Эрик умел слушать — по крайней мере в расслабленном посткоитальном состоянии. Я ему рассказала про визит Энди и Латтесты, о появлении Дайанты, когда я загорала.

— Мне показалось, что у твоей кожи вкус солнца, — сказал он, поглаживая меня по боку. — Рассказывай дальше.

И я пошла журчать, как ручей по весне, рассказывая про встречу с Клодом и Клодиной, и что они мне рассказали про Брендана и Дермота.

Когда я стала рассказывать про фейри, Эрик встрепенулся.

— Я учуял запах фейри возле дома, — сказал он, — но был так зол на твоего полосатого ухажера, что не обратил внимания. Кто здесь был?

— Этого злого фейри звали Мурри, но ты не волнуйся, я его убила.

Если бы я и сомневалась, что Эрик слушает со всем вниманием, то сейчас бы сомнения рассеялись.

— Как ты это сделала, любимая? — спросил он очень ласково.

Я объяснила. Когда я дошла до появления моего прадеда и Диллона, Эрик сел, совершенно проснувшись, очень серьезный. Одеяло с него свалилось на пол.

— Тело исчезло? — спросил он в третий раз, и я ответила: — Да, Эрик, да.

— Наверное, тебе стоило бы какое-то время пожить в Шривпорте, — предложил он. — Можно даже у меня в доме.

Вот это было впервые. Никогда меня еще не приглашали в дом Эрика, я даже понятия не имела, где он. Я была удивлена — и слегка тронута.

— Я очень тебе благодарна, но мне чертовски трудно будет мотаться на работу и обратно.

— Для тебя было бы куда безопаснее оставить работу на время, пока не решится эта проблема с фейри.

Эрик наклонил голову набок. Лицо его было спокойно и лишено выражения.

— Нет, спасибо. Очень приятно, что ты такое предложил, но тебе это вряд ли было бы удобно, а мне так точно нет.

— Приглашение в мой дом до сих пор имела только Пам.

— «Вход только блондинкам», да? — засмеялась я весело.

— Я решил почтить тебя своим приглашением.

И по-прежнему ничего на его лице нельзя было прочесть. Не будь я так привычна читать в умах, я бы могла лучше понять язык мимики и тела. Слишком я привыкла знать, что мой собеседник думает, какие бы слова он ни произносил.

— Эрик, я в замешательстве, — сказала я. — Давай карты на стол? Я вижу, что ты ожидаешь от меня определенной реакции, но какой — понятия не имею.

А у него знаете какой был вид? Озадаченный.

— Чего ты хочешь добиться? — спросил он, покачивая головой. Золотые волосы рассыпались вокруг лица. Перепутавшись после нашей любви. И был еще красивее, чем всегда. Ну, так просто нечестно!

— Чего я хочу добиться? — Он снова лег, и я повернулась набок, лицом к нему. — Честно говоря, вроде бы ничего не добиваюсь, — стала я формулировать. — Я хотела добиться оргазма, и получила его сполна.

Я улыбнулась ему, надеясь, что ответ оказался правильным.

— Ты не хочешь оставить свою работу?

— А чего ради мне ее оставлять? Как я буду жить? — спросила я, не понимая. И тут до меня наконец дошло. — Ты думаешь, раз мы как следует попрыгали и я тебе сказала, что я твоя, то я хочу бросить работу и вести твой дом? Целый день жрать конфеты, а целую ночь ты будешь жрать меня?

Ага, так оно и было — лицо Эрика подтвердило мою догадку. Даже непонятно, как реагировать. Разозлиться? Обидеться? Нет, этого мне хватило днем. И вызвать в себе сильную эмоцию я бы сейчас не могла, хоть весь остаток ночи на это потрать.

— Эрик, я люблю работать, — сказала я мягко. — Мне нужно каждый день выходить из дому и быть среди людей. Если этого какое-то время не делать, то после возвращения на меня обрушивается оглушающий шум. Для меня куда лучше все время иметь дело с людьми, не отвыкать удерживать все эти голоса на заднем плане. — Как-то не очень у меня получалось объяснение. — А еще я люблю быть в баре. Я вижу всех, с кем работаю. Да, наверное, подносить людям алкоголь — не слишком благородно и не служит общественному благу. Скорее наоборот. Но это я умею, и мне такая работа подходит. А ты говоришь... что ты говоришь?

Эрик посмотрел неуверенно — выражение, которое на его лице смотрелось очень непривычно.

— Это то, чего хотят от меня другие женщины, — сказал он. — Я пытался тебе это предложить до того, как ты попросила бы.

— Я — не другие.

Трудно, лежа на спине в кровати, пожать плечами. Но я попыталась.

— Ты — моя, — сказал он. Заметив, как я нахмурилась, тут же поправился: — Только моя возлюбленная. Не Квинна, не Сэма, не Билла. — Долгая пауза. — Это так? — спросил он.

Выяснение отношений по инициативе парня. Ново, если судить по рассказам других официанток.

— Я не знаю, связан тот... комфорт, что испытываю я с тобой, с обменом крови или же это естественно, — начала я, тщательно подбирая слова. — Я не думаю, что так бы обрадовалась сегодня нашей близости, если бы не кровная связь — потому что день выдался сумасшедший. Я не могу сказать: «О Эрик, я люблю тебя, унеси меня отсюда!» — потому что не знаю, что тут настоящее и что нет. Пока я не буду знать точно, я не стану так резко менять свою жизнь.

У Эрика начали сходиться брови — верный признак недовольства.

— Счастлива ли я, когда я с тобой? — Я приложила ему руку к щеке. — Да. Считаю ли я, что близость с тобой — самая потрясающая вещь на свете? Да. Хочу ли я ее снова? Можешь не сомневаться, хотя не прямо сейчас, потому что засыпаю. Но в ближайшее время. И часто. Есть ли у меня секс с кем-нибудь другим? Нет. И не планируется, разве что я решу, что у нас есть только связь крови и ничего больше.

Он посмотрел так, будто выбирал из нескольких возможных ответов. Наконец выбрал.

— Ты сожалеешь о Квинне?

— Да, — ответила я, потому что должна была ответить честно. — У нас начиналось что-то очень хорошее. Может быть, я сделала большую ошибку, порвав с ним. Но у меня никогда не было ничего серьезного с двумя мужчинами одновременно, и менять это я не собираюсь. Сейчас мой мужчина — ты.

— Ты меня любишь, — сказал он и сам себе кивнул.

— Ты мне дорог, — ответила я осторожно. — Я невероятно тебя хочу. Я рада твоему обществу.

— Есть разница, — заметил Эрик.

— Да, есть. Но ты же не видишь, чтобы я доставала тебя, требуя сообщить, как именно ты ко мне относишься? Потому что я больше чем уверена, что ответ мне не понравится. Значит, лучше самой немножко натянуть себе узду.

— Ты не хочешь знать, как я к тебе отношусь? — Эрик смотрел очень недоверчиво. — Не могу поверить, ведь ты же женщина. Они всегда хотят знать, как ты к ним относишься.

— А когда ты им это говоришь, они огорчаются. Да?

Он приподнял бровь:

— Я говорю им правду.

— Это должно пробудить во мне доверчивость?

— Я тебе всегда говорю правду, — сказал он. И даже тени улыбки у него на лице не было. — Может быть, я говорю тебе не все, что знаю, но то, что я говорю... то верно.

— Почему так?

— Обмен кровью действует в обе стороны, — сказал он. — Я у многих женщин брал кровь. Над ними я получал почти полную власть. Но они мою не пили. Десятки, сотни лет прошли с тех пор, как я давал женщине свою кровь. Кажется, последний раз — когда обратил Пам.

— Это общая линия поведения у известных тебе вампиров?

Я не знала толком, как спросить о том, что мне хочется узнать.

Он задумался, потом кивнул.

— В основном. Есть вампиры, которые любят иметь над человеком полную власть. Превратить его в своего Ренфилда.

Термин он произнес с отвращением.

— Это который из Дракулы?

— Да, слуга-человек Дракулы. Деградировавшее создание. Почему вампир столь высокого положения мог иметь настолько низменные склонности... — Эрик с отвращением мотнул головой. — Но такое бывает. Лучшие из нас косо смотрят на тех вампиров, что создают себе слугу за слугой. Когда вампир берет на себя слишком плотный контроль, человек потерян. Если он полностью подчиняется вампиру, то он не стоит обращения. И вообще ничего не стоит. Раньше или позже его приходится убить.

— Убить? Почему?

— Если вампир, взявший над человеком излишнюю власть, бросает своего Ренфилда или погибает... Ренфилду тогда не стоит жить.

— Его надо усыпить, — сказала я.

Как собаку, заболевшую бешенством.

— Да. — Эрик отвернулся.

— Но со мной такого не случится. И ты меня не обратишь.

Я говорила абсолютно серьезно.

— Нет. Я никогда не буду принуждать тебя к подчинению. И никогда тебя не обращу, потому что ты этого не хочешь.

— Даже если я буду умирать, не обращай меня. Это мне было бы противнее всего на свете.

— Согласен. Как бы ни хотелось мне тебя сохранить. Вскоре после нашего знакомства Билл однажды не изменил меня, когда я была близка к смерти. Я никогда не понимала, что у него могло быть искушение это сделать. Но нет, он спас мою человеческую жизнь. Так, об этом я подумаю потом. Неприлично думать об одном мужчине, лежа в постели с другим.

— Если бы не ты, я была бы привязана к Андре, — сказала я. — Ты спас меня, но мне это дорого обошлось.

— Если бы он остался жив, мне бы это тоже дорого стоило. Как бы ни была сдержанна его реакция, Андре заставил бы меня заплатить за вмешательство.

— А тогда он принял это абсолютно спокойно, — вспомнила я.

Эрик убедил Андре сделать его своим представителем. Я тогда была невероятно благодарна, потому что Андре нагонял на меня жуть и в грош меня не ставил. Вспомнился разговор с Тарой: «Если бы я в ту ночь поделилась кровью с Андре, я была бы свободна, потому что он мертв». Я все еще сама не понимала свои чувства по этому поводу. Какие-то они троякие.

Сегодня оказалась ночь осознаний. Перестали бы они вот так приходить ко мне в любое время?

— Андре никогда не забывал тех, кто перечит его воле, — сказал Эрик. — Ты знаешь, как он умер, Сьюки?

Ой, опасно!

— Ему в грудь воткнулся здоровенный осколок дерева, — ответила я, слегка сглотнув слюну.

Я как Эрик: не всегда говорю полную правду. Осколок не сам воткнулся в грудь Андре — за него держался Квинн.

Эрик посмотрел на меня взглядом, который мне показался очень долгим. Наверняка ощутил мое беспокойство. Я подождала, будет ли он развивать тему.

— Мне не жаль Андре, — сказал он наконец. — А вот Софию-Анну жаль. Храбрая была женщина.

— Согласна, — ответила я с облегчением. — Кстати, как ты уживаешься с новым начальством?

— Пока нормально. Они весьма дальновидны, и мне это нравится.

С конца октября Эрику пришлось изучить структуру новой, большей организации, характеры вампиров, которые ее возглавляют, отладить взаимосвязи с новыми шерифами. Даже ему трудно было прожевать такой кусок.

— Не сомневаюсь, что вампиры, которые были у тебя до той ночи, страшно радуются, что присягали тебе: они остались живы, в отличие от других вампиров Луизианы.

Эрик широко улыбнулся. Это было бы жуткое зрелище, если бы я не привыкла уже к демонстрации клыков.

— Ага, — ответил он с глубоким удовлетворением. — Они мне обязаны жизнью — и они это помнят.

Он обнял меня, прижал к своему прохладному телу. Я, довольная, насытившаяся, перебирала пальцами радостную тропинку золотых волос, ведущую вниз. Мне вспомнился вызывающий снимок Эрика как Января в календаре «Вампиры Луизианы». А еще больше мне нравился тот снимок, что он мне подарил. Интересно, можно ли сделать из него постер.

Я спросила Эрика, и он засмеялся.

— Надо подумать о новом календаре, — сказал он. — Этот оказался просто кормильцем. Если разрешишь снять тебя в той же позе, я тебе подарю свой постер.

Я подумала об этом секунд двадцать.

— Вряд ли я смогу сниматься обнаженной, — сказала я с некоторым сожалением. — Такие снимки вдруг выскакивают из ниоткуда и цапают тебя за задницу.

Эрик рассмеялся — низким, постельным голосом.

— Что-то ты часто применяешь такое сравнение, — сказал он. — Уж не цапнуть ли мне тебя за задницу?

Эти слова имели последствия — чудесные, игривые последствия. Когда они пришли к счастливому завершению, он посмотрел на часы возле кровати.

— Мне пора, — сказал он.

— Знаю, — ответила я. У меня глаза сами закрывались.

Он стал одеваться, чтобы ехать обратно в Шривпорт, а я натянула на себя одеяло и свернулась калачиком на кровати. Трудно было держать глаза открытыми, хотя смотреть как Эрик ходит по моей спальне, было наслаждением.

Он наклонился меня поцеловать, и я обвила его шею руками. На секунду у него мелькнула мысль забраться снова ко мне под одеяло, — язык жестов и его довольное ворчание открыли мне эту мысль. Время от времени случались у меня проблески чтения мыслей вампира, и эти проблески пугали меня до смерти. Вряд ли я прожила бы долго, узнай вампиры, что я могу читать их мысли. Пусть даже редко.

— Я снова тебя хочу, — сказал он слегка удивленно. — Но мне пора.

— Надеюсь, я тебя скоро увижу?

Я еще не настолько спала, чтобы не чувствовать неуверенности.

— Да, — ответил он. Глаза у него сияли, кожа светилась. След от укуса на запястье зажил — я потрогала место, где он был. Эрик наклонился, поцеловал меня туда, куда всаживал зубы, и я вся мурашками покрылась. — Скоро.

И он ушел. Я услышала, как тихо закрылась задняя дверь. Из последних сил я встала, прошла через кухню в темноте вставить засов. Увидела припаркованную рядом с моей машину Амелии: в какой-то момент она вернулась домой.

Я подошла к мойке напиться воды. Кухня мне знакома на ощупь, так что свет я не стала зажигать. Только выпив воды, я поняла, как меня мучила жажда. Повернувшись, чтобы идти спать, я увидела вдруг, как что-то шевельнулось на опушке леса, и тут же застыла. Очень неприятно застучало сердце.

Из-под деревьев вышел Билл. Я знала, что это он, хотя лица толком не видела. Он стоял, глядя вверх, и я знала, что он не иначе как смотрит, как Эрик взлетел. Значит, Билл оправился после драки с Квинном.

Я думала, что разозлюсь на Билла за такое шпионство, но злости не было. Что бы между нами ни было, но я не могла избавиться от чувства, что Билл не шпионит за мной, а охраняет.

Кроме того — что практически важнее, — ничего с этим не поделаешь. Не могла же я распахнуть дверь и извиниться за то, что принимаю у себя мужчин. Я сейчас ну ни капли не сожалела, что была с Эриком. Удовлетворение было такое, как если бы это был день-благодаренческий пир секса. Да, Эрик не похож на индейку ни в чем, но у меня мелькнул веселый образ: как он лежит у меня на кухонном столе в окружении печеной картошки и суфле, — и после этого я могла уже думать только об одном: добраться до кровати и лечь спать.

Залезла под одеяло, продолжая улыбаться, и заснула, едва успев припасть головой к подушке.

Дата добавления: 2015-10-28