Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Свободное ассоциирование как языковой эксперимент

Важность этого предмета для психотерапии | Невротические Механизмы как Здоровые Функции | Вертикальное положение, свобода рук и головы | Инструменты, язык, сексуальная дифференциация и общество | Дифференциация сенсорного, моторного и вегетативного | Вербальные трудности в этом описании | Золотой Век, цивилизация и интроекции | Социальное, интерперсональное и персональное | Контактная речь и поэзия | Вербализация и поэзия |


Читайте также:
  1. K) Экспериментальная метафизика
  2. В свободное время
  3. Валидность и использование мысленных образцов эксперимента
  4. Жылу беру коэффициентінің және критериалық тендеудің коэффициенттерің эксперименталды анықтау әдісі
  5. Зависимость обобщения от типа проводимого эксперимента
  6. Задание 1. Экспериментальное изучение распределения «частиц»-шариков по скоростям.
  7. Замедлитель КЗ202 (экспериментальный зал №3 ИБР-2)

Однако, давайте рассмотрим полезные и приятные аспекты методики свободных ассоциаций: примем ее такой, какова она на самом деле, а именно, как способ жизни языка.

Начнем с того, что ассоциации кружат вокруг детали сновидения. Будем считать, что пациент принимает сновидение как свое собственное, помнит его и может сказать, что это он видел сон, а не наоборот, что сновидение пришло к нему. Если теперь он может соединить новые слова и мысли с этой деталью, это существенно обогащает язык. Сновидение говорит на образном языке детства; и преимущество заключается не в припоминании инфантильного содержания, но в повторном обучении чему-то из чувств и отношений детской речи, в возможности возвращения к эйдетическому видению, к соединению вербального и довербального. Но, с этой точки зрения, самым лучшим упражнением были бы, возможно, не свободные ассоциации, идущие от образа и применяющие холодное знание к образу, а нечто прямо противоположное: тщательная буквальная и живописная его репрезентация (сюрреализм).

Однако, кое-что должно быть сказано и о самих свободных ассоциациях. Эта методика благоприятна для тех пациентов, которые слишком скрупулезны и банальны в своей речи, чтобы просто болтать и обнаружить, что небеса от этого не упали. Это - игровая форма поэзии: позволить речи явно развиваться самой, от образа к мысли, к рифме, к восклицанию, к образу, к рифме, дать всему идти, как идет, но в то же время чувствовать, что это ты сам говоришь, это - не автоматическая речь. И здесь опять наилучшим упражнением могло бы стать более прямое: концентрация на речевом акте, во время которого свободно ассоциируются или произносятся бессмысленные слоги или обрывки песен.

Имеется еще одно, более существенное достоинство свободных ассоциаций, более близкое к классическому их использованию в психоанализе. Причиной, по которой от пациента требуют свободных ассоциаций, а не изложения истории и ответов на вопросы, является, конечно, то, что его привычные рассуждения невротически ригидны, они являются ложной интеграцией его опыта. Фигура, которую он осознает, спутана, затемнена и неинтересна, поскольку фон содержит другие подавленные фигуры, которые он не осознает, но которые отвлекают его внимание, поглощают энергию и препятствуют творческому развитию. Свободные ассоциации разрушают это замороженное соотношение фигуры и фона, они позволяют другим вещам выйти на передний план. Терапевт замечает, что старые фигуры ушли, но в чем преимущество этого для пациента? Как мы видели, не в том, что новые фигуры могут быть связаны с привычной фигурой его опыта, поскольку отношение свободного ассоциирования оторвано от этого опыта. Но оно состоит в том, что пациент обнаруживает, что нечто, не признаваемое им за свое, выходит из его тьмы и является полным значения; таким образом, возможно, он воодушевляется для исследования, для рассмотрения своего бессознательного как terra incognita, но не как хаоса. С этой точки зрения, он должен, конечно, стать партнером в процессе интерпретации. Идея состоит в том, что «познание себя» (основа гуманистической этики) - это не то, что дается кем-то другим в муках, но нечто, что каждый делает для самого себя как Человек. Тайные отношения терапевта с интерпретацией, отказ в ней или ее выдача маленькими порциями в нужный момент являются полной противоположностью этому подходу. Из этого не следует, конечно же, что аналитик должен высказывать все свои интерпретации; скорее, ему следует очень немного интерпретировать, но зато предоставить пациенту инструментарий аналитика. Очевидно, что чудовищное нелюбопытство людей - эпидемический невротический симптом. Еще Сократ знал, что причиной этого является страх самопознания (Фрейд подчеркивал частную боязнь сексуального знания, идущую из детства). Таким образом, неразумно проводить курс лечения в контексте, который поддерживает расщепление: терапевт, взрослый, знает все; а пациент никогда не узнает секрета, пока ему не скажут. Владение инструментарием помогает преодолеть чувство исключенности.

В заключение позвольте нам противопоставить три вида речи, используемой в эксперименте свободной ассоциации: пациент, свободно ассоциирующий, терапевт, понимающий нечто и говорящий это самому себе, и терапевт, объясняющий то, что он знает, пациенту. Здесь мы имеем три различных набора слов, относящихся к наличной ситуации. Для пациента его ассоциации - эквивалент бессмысленных слогов: это чистая вербализация. Однако, именно из этих слов терапевт получает знание о пациенте, и это знание, сформулированное в виде предложений, которые он себе говорит, соответствует существующему положению вещей, это правда. Но в этом контексте те же самые предложения, сообщенные пациенту, больше не являются правдой, - ни для пациента, ни теперь уже и для терапевта: они - не истинны, поскольку не работают, они не имеют никакой ценности в качестве доказательства, они - всего лишь абстракция. Для логика этот фактор, заинтересованности врача или незаинтересованности пациента, принятия или непринятия предположений в свою личную реальность, может показаться несущественным. Он мог бы сказать, что это - просто «психологический» вопрос, терапевтически важный, но логически незначительный, воспринимает или нет пациент правду интерпретации, и на каком уровне. Но мы должны отнестись к этому следующим образом: «существующий случай» имеется только как возможность, это - абстракция; и существует ли одна действительность или совершенно другая, о которой мы знаем «правду», зависит от слов формулировки, заинтересованности и отношения к тому, что обнаружено.

Согласно логике, используемой в физике, «правильное» использование слов - речь, наиболее полная смысла применительно к «реальности» - имеет скудный словарь вещей-символов, аналитический синтаксис, выражающий комплекс зависимостей, и произносится бесстрастным тоном; и можно было бы реформировать язык в этом направлении (например, в направлении Базисного Английского). Но для психолога, имеющего дело с безэмоциональностью наших дней, правильная речь имеет прямо противоположные черты: она полна страстных интонаций детской речи, ее слова - комплексные функциональные структуры, подобные словам примитивных народов, а ее синтаксис - поэзия.


Дата добавления: 2015-10-28; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Критика свободных ассоциаций как терапевтической техники| Философия реформы языка

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.008 сек.)