Эмилия Бронте. Грозовой перевал 18 страница

заговариваю о ней? И почему вы попросили меня повесить ее портрет над камином? И почему...

• Подождите, голубушка! - перебил я. - Допустим, я и впрямь мог бы ее

полюбить – но полюбит ли и она меня? Я слишком в этом сомневаюсь, чтобы рискнуть своим спокойствием, поддавшись такому соблазну. И потом мой дом не здесь. Я принадлежу к миру суеты и должен вернуться в его лоно.

Продолжайте. Подчинилась Кэтрин приказам отца?

• Подчинилась, - подхватила ключница. - Любовь к отцу была все еще

главным чувством в ее сердце. Он говорил без гнева, он говорил с глубокой нежностью, - как тот, кому вскоре предстоит оставить любимую дочь, окруженной опасностями и врагами, среди которых его наставления будут единственной опорой, какую он может ей завещать, чтобы она руководилась ими в жизни. Он мне сказал несколько дней спустя:

• Я хотел бы, Эллен, чтобы мой племянник написал или пришел бы к нам.

Скажите мне откровенно, что вы думаете о нем: изменился он к лучшему? Нет ли надежды, что он исправится, когда возмужает?

• Он очень хилый, сэр, - отвечала я, - и едва ли доживет до

возмужалости. Одно я могу сказать: он не похож на отца; и если мисс Кэтрин на свое горе выйдет за него замуж, она сможет направлять его, если только не будет беспредельно и неразумно терпеливой. Во всяком случае, сударь, у вас еще много времени впереди, чтобы с ним познакомиться и узнать, подходящая ли он пара для нее: ему еще четыре года с лишним до

совершеннолетия.

Эдгар вздохнул и, подойдя к окну, стал глядеть на гиммертоннскую церковь. День был туманный, но февральское солнце светило сквозь заволочье, и мы могли различить две ели на погосте и несколько

разбросанных могильных плит.

• Я часто молился, - заговорил он как бы сам с собой, - чтобы скорее

наступило то, чего уже недолго ждать; а теперь я отшатываюсь, я страшусь.

Мне думалось, память о часе, когда я шел женихом вниз по той ложбине, будет менее сладка, чем предвкушение, что скоро, через несколько месяцев, а быть может и недель, меня отнесут туда и положат в ее нелюдимой тиши! Эллен, я был очень счастлив с моей маленькой Кэти: в зимние ночи и летние дни она росла подле меня живой надеждой. Но я был столь же счастлив, когда предавался своим мыслям один среди этих камней у этой старой церковки; когда лежал летними длинными вечерами на зеленом могильном холме ее матери и желал... и томился по той поре, когда и мне можно будет лежать под ним.

Что могу я сделать для Кэти? И как мне покинуть ее? Я бы нисколько не думал о том, что Линтон – сын Хитклифа, ни о том, что он отнимает ее у меня – если бы только он мог утешить ее, когда меня не станет! Я бы не печалился о том, что Хитклиф достиг своих целей и торжествует, похитив у меня мою последнюю радость! Но если Линтон окажется недостойным, если он – только орудие в руках отца, - я не могу оставить Кэти на него! И как это ни жестоко – сокрушать ее пылкое сердце, я должен сурово стоять на своем и видеть ее печальной, пока я живу, и, умирая, покинуть ее одинокой. Моя дорогая девочка! Лучше бы мне вверить ее богу и похоронить ее раньше, чем я сам сойду в могилу!

• А вы спокойно вверьте ее богу, сэр, - сказала я, - и если мы потеряем

вас – от чего да упасет нас воля его, - я, под божьим оком, останусь до

конца другом ее и наставницей. Мисс Кэтрин хорошая девочка: я не опасаюсь, что она предумышленно пойдет на дурное, а кто исполняет свой долг, тот всегда в конце концов бывает вознагражден.

Наступила весна; однако мой господин так и не окреп по-настоящему, хоть и начал снова выходить с дочерью на прогулки – в обход своих земель. Ее неискушенному уму это само по себе казалось признаком выздоровления. К тому же часто у него горел на щеках румянец и блестели глаза: она была уверена, что он поправляется. В день ее рождения, когда ей минуло

семнадцать лет, он не пошел на кладбище – лил дождь, и я сказала:

• Сегодня вы, конечно, не пойдете из дому?

Он ответил:

• Да, в нынешнем году я с этим повременю.

Он еще раз написал Линтону, что желал бы с ним повидаться; и если бы у больного был сносный вид, отец, наверно, разрешил бы ему прийти. Но мальчик был плох и, следуя чужой указке, сообщил в своем ответе, что мистер Хитклиф запрещает ему ходить на Мызу, но его-де очень радует, что дядя по своей доброте не забывает о нем, и он надеется встретиться с ним как-нибудь на прогулке и при личном свидании испросить большой милости - чтобы впредь его не разлучали так безнадежно с двоюродной сестрой.

Эта часть письма была написана просто и, вероятно, без чужой помощи: Хитклиф, видно, знал, что о встрече с Кэтрин его сын способен просить достаточно красноречиво.

«Я не прошу, - писал мальчик, - чтобы ей разрешили приходить сюда. Но неужели я не увижу ее никогда, потому что мой отец запрещает мне ходить в ее дом, а вы запрещаете ей приходить в мой? Я прошу вас - хоть изредка выезжайте с нею на дорогу к Перевалу; дайте нам возможность обменяться иногда в вашем присутствии несколькими словами! Мы ничего не сделали такого, за что нас надо было бы разлучить; и вы же не гневаетесь на меня: у вас нет причины не любить меня, вы сами это признаете. Дорогой дядя! Пришлите мне доброе слово завтра и позвольте увидеться с вами, где вам будет угодно, только не в Скворцах. Я знаю, свидание вас убедит, что я не таков, как мой отец: по его уверениям, я больше ваш племянник, чем его сын; и хотя у меня есть дурные свойства, которые делают меня недостойным Кэтрин, она мне их прощала, и ради нее вы простите тоже. Вы спрашиваете, как мое здоровье? Лучше. Но покуда я лишен всякой надежды, покуда обречен на одиночество или на общество тех, кто никогда меня не любил и не полюбит, как могу я быть весел и здоров?»

Эдгар, хоть и сочувствовал мальчику, не мог уступить его просьбе,

потому что ему самому не под силу было сопровождать мисс Кэтрин. Он ответил, что летом, может быть, они увидятся, а пока что он просит Линтона и впредь время от времени писать ему; и добавлял те советы и утешения, какие можно подать в письмах – потому что он отлично знал, как тяжело положение племянника в семье. Линтон сдался; однако, не будь на него узды, он, верно, все испортил бы, превращая свои письма в сплошную жалобу и нытье. Но отец зорко следил за ним - и, конечно, настаивал, чтоб ему

показывали каждую строку, приходившую от моего господина. Так что, вместо того чтоб расписывать всячески свои личные страдания и печали - предмет, всегда занимавший первое место в его мыслях, - Линтон плакался на жестокое принуждение жить в разлуке с нежным другом, и мягко намекал, что мистер Линтон должен поскорее разрешить свидание или он начнет думать, что его нарочно обманывают пустыми обещаниями.

Кэти была ему сильной союзницей дома; и обоюдными стараниями они в конце концов склонили моего господина разрешить им раз в неделю, под моим надзором, совместную прогулку – верхами или пешком – в полях, прилегающих к Мызе; потому что настал июнь, а мистер Эдгар все еще был слишком слаб.

Хоть он каждый год откладывал на имя дочери часть своего дохода, у него, естественно, было желание, чтоб она могла удержать за собой – или вернуть себе со временем – дом своих предков; а он видел, что на это ей давал

надежду только брак с наследником его земель. Он не имел представления, что тот угасает почти так же быстро, как он сам; да и никто, я думаю,

этого не подозревал: ни один врач не навещал Грозовой Перевал, никто не виделся с мастером Хитклифом и никто не мог доложить нам, как его здоровье. Я же, со своей стороны, стала думать, что ошиблась в своих предсказаниях и что мальчик и впрямь поправляется, если заводит разговор о поездках и прогулках по полям и так упорно преследует свою цель. Я не могла вообразить себе, что отец способен так дурно и так деспотически обращаться с умирающим сыном, как обращался с Линтоном Хитклиф, принуждая мальчика, о чем я узнала только много позже, к этому показному нетерпению: он тем настойчивей домогался своего, чем неизбежнее смерть грозила вмешаться и разрушить его алчные и бессердечные замыслы.

Лето было в разгаре, когда Эдгар скрепя сердце уступил их просьбам, и мы с Кэтрин отправились верхами на первую нашу прогулку, к которой должен был присоединиться ее двоюродный брат. Стоял душный, знойный день - несолнечный, но облака, перистые и барашковые, не предвещали дождя; а встретиться условились мы у камня на развилке дорог. Однако, когда мы туда пришли, высланный вестником мальчонка подпасок сказал нам:

• Мистер Линтон уже двинулся с Перевала, и вы его очень обяжете, если

пройдете еще немного ему навстречу.

• Видно, мистер Линтон забыл главное условие своего дяди, - заметила я,

• мой господин велел нам держаться на землях, относящихся к Мызе, а здесь мы уже выходим за их пределы.

• Ничего, мы тут же повернем коней, как только встретимся с ним, -

ответила моя подопечная, - пустимся сразу в обратную дорогу, это и будет наша прогулка.

Но когда мы с ним встретились, - а было это всего в четверти мили от его дома, - мы увидели, что никакого коня у Линтона нет; пришлось нам спешиться и пустить своих попастись. Он лежал на земле, ожидая, когда мы подойдем, и не встал, пока расстояние между нами не свелось к нескольким ярдам. И тогда он зашагал так нетвердо и так был бледен, что я тут же

закричала:

• Мистер Хитклиф, да где же вам сегодня пускаться в прогулки! У вас

совсем больной вид!

Кэтрин оглядела его с удивлением и грустью: вместо радостного возгласа с губ ее сорвался крик испуга, вместо ликования по поводу долгожданной встречи пошли тревожные расспросы, не стало ли ему еще хуже?

• Нет... мне лучше... лучше! - через силу выговорил Линтон, дрожа и

удерживая ее руку, словно для опоры, между тем как его большие синие глаза робко скользили по ее лицу; они у него так глубоко запали, что их взгляд казался уже не томным, как раньше, а диким, отчужденным.

• Но тебе стало хуже, - настаивала Кэти, - хуже, чем когда мы виделись

в последний раз; ты осунулся и...

• Я устал, - перебил он поспешно. - Слишком жарко для прогулки, давай

посидим. И потом по утрам у меня часто бывает недомогание, - папа говорит, это от быстрого роста.

Нисколько не успокоенная, Кэти села, и он расположился рядом с нею.

• Почти похоже на твой рай, - сказала она, силясь казаться веселой. -

Помнишь, мы уговорились провести два дня таким образом, как каждый из нас находит самым приятным? Сейчас все почти по-твоему – только вот облака; но они совсем легкие и мягкие, - даже приятнее, чем когда солнце. На той неделе, если сможешь, ты поедешь со мною в парк Скворцов, и мы проведем день по-моему.

Линтон, как видно, запамятовал и не понял, о чем это она; и ему явно

стоило больших усилий поддерживать разговор. Было слишком очевидно, что какого бы предмета она ни коснулась, ни один его не занимал и что он не способен принять участие в ее затее; и Кэти не сумела скрыть своего

разочарования. Какая-то неуловимая перемена произошла в его поведении и во всем его существе. Раздражительность, которую лаской можно было превратить в нежность, уступила место тупому безразличию; меньше стало от своенравия балованного ребенка, который нарочно дуется и капризничает, чтоб его ласкали, больше проявлялась брюзгливость ушедшего в себя тяжелобольного хроника, который отвергает утешение и склонен усматривать в благодушном веселье других оскорбление для себя. Кэтрин видела не хуже меня, что сидеть с нами для него не радость, а чуть ли не наказание; и она не

постеснялась спросить, не хочет ли он, чтобы мы сейчас же ушли. Эти слова неожиданно пробудили Линтона от его летаргии и вызвали в нем странное оживление. Боязливо оглядываясь на Грозовой Перевал, он стал просить, чтоб она посидела еще хоть полчаса.

• Но я думаю, - сказала Кэти, - тебе лучше полежать дома, в покое, чем

сидеть здесь; и я вижу, сегодня я не могу позабавить тебя ни своими

рассказами, ни песнями, ни болтовней. Ты за эти полгода стал умней меня; мои утехи тебе не очень по вкусу. Будь это иначе – если б я могла тебя

развлечь, - я охотно с тобой посидела бы.

• Посиди, тебе же и самой нужно отдохнуть, - возразил он. - И ты не

думай, Кэтрин, и не говори, что я очень болен: на меня действует погода - я вялый от зноя; и я гулял до вашего прихода, - а для меня это слишком много. Скажи дяде, что мое здоровье сейчас довольно прилично, - скажешь?

• Я скажу ему, что так ты сам говоришь, Линтон. Я не могу объявить, что

ты здоров, - сказала моя молодая госпожа, удивляясь, почему он так

настойчиво утверждает явную неправду.

• Приходи опять в следующий четверг, - продолжал он, избегая ее

пытливого взгляда. - А ему передай благодарность за то, что он позволил тебе прийти, - горячую благодарность, Кэтрин. И... и если ты все-таки

встретишь моего отца и он спросит тебя обо мне, не дай ему заподозрить, что я был глупо и до крайности молчалив. Не смотри такой печальной и подавленной, - он обозлится.

• А мне все равно, пусть злится, - воскликнула Кэти, подумав, что злоба

Хитклифа должна пасть на нее.

• Но мне не все равно, - сказал ее двоюродный брат и весь передернулся.

• Не распаляй его против меня, Кэтрин, он очень жесток.

• Он с вами суров, мастер Хитклиф? - спросила я. - Ему надоела

снисходительность, и он от затаенной ненависти перешел к открытой?

Линтон посмотрел на меня, но не ответил; и, посидев подле него еще минут десять, в течение которых голова его сонливо клонилась на грудь и он не проронил ни слова, а только вздыхал от усталости или от боли, - Кэти, чтоб утешиться, принялась собирать чернику и делилась ею со мной. Линтону она не предлагала ягод, так как видела, что всякое внимание с ее стороны будет для него утомительно и докучно.

• Уже прошло полчаса, Эллен? - шепнула она наконец мне на ухо. - Не

знаю, к чему нам еще сидеть: он заснул, а папа ждет нас домой.

• Нет, нельзя оставить его спящим, - ответила я, - подождите, пока он

не проснется, наберитесь терпения! Как вы рвались на прогулку! Что же ваше желание видеть несчастного Линтона так быстро улетучилось?

• Но он-то почему так хотел видеть меня? - спросила Кэтрин. - Прежде,

даже при самых скверных капризах, он мне нравился больше, чем сейчас в этом странном состоянии духа. Право, точно это свидание для него – тяжелая обязанность, которую он исполняет по принуждению: из страха, как бы отец не стал его бранить. Но я не собираюсь приходить ради того, чтоб

доставлять удовольствие мистеру Хитклифу, для каких бы целей ни подвергал он Линтона этому наказанию. И хотя я рада, что его здоровье лучше, мне жаль, что он стал куда менее приятным и любит меня куда меньше.

• Так вы думаете, что его здоровье лучше? - сказала я.

• Да, - ответила она, - он, знаешь, всегда так носился со своими

страданиями. Неверно, что он чувствует себя «довольно прилично», как он просит передать папе, но ему лучше – похоже, что так.

• В этом я с вами не соглашусь, мисс Кэти, - заметила я. - Мне кажется,

ему много хуже.

Тут Линтон пробудился от дремоты в диком ужасе и спросил, не окликнул ли его кто-нибудь по имени.

• Нет, - сказала Кэтрин, - тебе, верно, приснилось. Не понимаю, как ты

умудряешься спать на воздухе – да еще утром.

• Мне послышался голос отца, - прошептал он, оглядывая хмурившуюся над

нами гору. - Ты уверена, что никто не говорил?

• Вполне уверена, - ответила его двоюродная сестра. - Только мы с Эллен

спорили о твоем здоровье. Ты в самом деле крепче, Линтон, чем был зимой, когда мы расстались? Если это и так, твое чувство ко мне – я знаю – ничуть не окрепло. Скажи – тебе лучше?

Из глаз Линтона хлынули слезы, когда он ответил: «Конечно! Лучше, лучше!». И все-таки, притягиваемый воображаемым голосом, взгляд его блуждал по сторонам, ища говорившего. Кэти встала.

• На сегодня довольно, пора прощаться, - сказала она. - И не стану

скрывать: я горько разочарована нашей встречей, хотя не скажу об этом никому, кроме тебя, - но вовсе не из страха перед мистером Хитклифом.

• Тише! - прошептал Линтон. - Ради бога, тише! Он идет. - И он схватил

Кэтрин за локоть, силясь ее удержать; но при этом известии она поспешила высвободиться и свистнула Минни, которая подбежала послушно, как собака.

• Я буду здесь в следующий четверг, - крикнула Кэти, вскочив в седло. -

До свиданья. Живо, Эллен!

Мы его оставили, а он едва сознавал, что мы уезжаем, - так захватило

его ожидание, что сейчас подойдет отец.

Пока мы ехали домой, недовольство Кэтрин смягчилось и перешло в сложное чувство жалости и раскаяния, к которому примешивалось неясное и тревожное подозрение о фактическом положении Линтона - о его тяжелом недуге и трудных домашних обстоятельствах. Я разделяла эти подозрения, хоть и советовала ей поменьше сейчас говорить: вторая поездка позволит нам вернее судить обо всем. Мой господин потребовал от нас полного отчета - что как было. Мы добросовестно передали ему от племянника изъявления благодарности, остального мисс Кэти едва коснулась. Я тоже не стала подробно отвечать на расспросы, потому что не очень знала сама, что открыть и о чем умолчать.

Семь дней проскользнули, отметив каждый свое течение заметной переменой в состоянии Эдгара Линтона. Разрушения, производившиеся раньше месяцами, теперь совершал в грабительском набеге один час. Кэтрин мы еще старались обмануть; но ее живой ум не поддавался обману, угадывая тайну и

останавливаясь на страшном подозрении, постепенно переходившем в уверенность. У бедняжки не достало сердца заговорить о поездке, когда наступил очередной четверг. Я сама напомнила вместо нее, и мне было разрешено приказать ей, чтоб она вышла освежиться, - потому что

библиотека, куда ее отец спускался каждый день на короткое время - на час-другой, пока он в силах был сидеть, - да его личная комната стали всем ее миром. Она жалела о каждой минуте, которую не могла провести, сидя подле отца или склонившись над его подушкой. Краски ее лица поблекли от бессонницы и печали, и мой господин с радостью ее отпустил, обольщаясь мыслью, что Кэти найдет в прогулке счастливую перемену обстановки и общества; и он утешал себя надеждой, что теперь его дочь не останется совсем одна после его смерти.

Мистером Эдгаром владела навязчивая мысль, которую я разгадала по некоторым замечаниям, им оброненным, - мысль, что его племянник, так похожий на него внешностью, должен и духом походить на него: ведь письма Линтона почти не выдавали его дурного нрава. А я по извинительной слабости не стала исправлять ошибку. Я спрашивала себя: что проку смущать последние часы обреченного печальными сообщениями? Обратить их на пользу у него уже не будет ни сил, ни возможности.

Мы отложили нашу прогулку на послеобеденный час - золотой час ведренного августовского дня: воздух, приносимый ветром с гор, был так полон жизни, что, казалось, каждый, кто вдохнет его, хотя бы умирающий, должен ожить. С лицом Кэтрин происходило то же, что с картиной окружающего: тени и солнечный свет пробегали по нему в быстрой смене, но тени задерживались дольше, а солнечный свет был более мимолетен; и ее бедное сердечко упрекало себя даже за такое короткое забвение своих забот.

Мы издали увидели Линтона, ожидающим на том же месте, которое он выбрал в прошлый раз. Моя госпожа спешилась и сказала мне, что пробудет здесь совсем недолго, так что лучше мне остаться в седле и подержать ее пони. Но я не согласилась: я не хотела ни на минуту спускать с нее глаз, раз она

вверена была моему попечению; так что мы вместе поднялись по заросшему вереском склону. На этот раз мастер Линтон принял нас не так апатично – он был явно взволнован; но взволнованность эта шла не от воодушевления и не от радости – она походила скорее на страх.

• Ты поздно, - проговорил он отрывисто, затрудненно. - Верно, твой отец

очень болен? Я думал, ты не придешь.

• Почему ты не хочешь быть откровенным! - вскричала Кэтрин, проглотив

приветствие. - Почему ты не можешь попросту сказать, что я тебе не нужна? Странно, Линтон, ты вот уже второй раз зазываешь меня сюда, как видно, нарочно для того, чтобы мы оба мучились – ни для чего другого!

Линтон задрожал и глянул на нее не то умоляюще, не то пристыженно; но у его двоюродной сестры не хватило выдержки терпеть такое загадочное поведение.

• Да, мой отец очень болен, - сказала она, - зачем же меня отзывают от

его постели? Почему ты не передал с кем-нибудь, что освобождаешь меня от моего обещания, если ты не желал, чтоб я его сдержала? Говори! Я жду объяснений: мне не до забав и не до шуток; и не могу я танцевать вокруг тебя, пока ты будешь тут притворяться!

• Я притворяюсь? - проговорил он. - В чем ты видишь притворство? Ради

всего святого, Кэтрин, не гляди так гневно! Презирай меня, сколько угодно

• я жалкий, никчемный трус, меня как ни принижай, все мало, - но я слишком ничтожен для твоего гнева. Ненавидь моего отца, а с меня довольно и презрения.

• Вздор! - закричала Кэтрин в злобе. - Глупый, сумасбродный мальчишка!

Ну вот, он дрожит, точно я и впрямь хочу его ударить! Тебе незачем

хлопотать о презрении, Линтон: оно само собой возникает у каждого – можешь радоваться! Ступай! Я иду домой: было глупо отрывать тебя от камина и делать вид, будто мы хотим... да, чего мы с тобой хотим? Не цепляйся за мой подол! Если бы я жалела тебя, потому что ты плачешь и глядишь таким запуганным, ты бы должен был отвергнуть эту жалость. Эллен, объясни ему ты, как постыдно его поведение. Встань, ты похож на отвратительное пресмыкающееся, - не надо!

В слезах, со смертной мукой на лице Линтон распластался по траве своим бессильным телом: казалось, его била дрожь беспредельного страха.

• О, я не могу! - рыдал он. - Я не могу это вынести! Кэтрин, Кэтрин, я

тоже предатель, тоже, и я не смею тебе сказать! Но оставь меня - и я

погиб! Кэтрин, дорогая, - моя жизнь в твоих руках. Ты говорила, что любишь меня! А если ты любишь, это не будет тебе во вред. Так ты не уйдешь, добрая, хорошая, милая Кэтрин! И, может быть, ты согласишься... и он даст мне умереть подле тебя!

Моя молодая госпожа, видя его в сильной тоске, наклонилась, чтобы поднять его. Старое чувство терпеливой нежности взяло верх над

озлоблением, она была глубоко растрогана и встревожена.

• Соглашусь... на что? - спросила она. - Остаться? Разъясни мне смысл

этих странных слов, и я соглашусь. Ты сам себе противоречишь и сбиваешь с толку меня! Будь спокоен и откровенен и сознайся во всем, что у тебя на сердце. Ты не захотел бы вредить мне, Линтон, - ведь так? Ты не дал бы врагу причинить мне зло, если бы мог этому помешать? Я допускаю, что ты трусишь, когда дело касается тебя самого, - но ты не можешь трусливо предать своего лучшего друга!

• Но отец мне грозил, - выговорил юноша, сжимая свои исхудалые пальцы,

• и я его боюсь... я боюсь его! Я не смею сказать.

• Что ж, хорошо! - сказала Кэтрин с презрительным состраданием. - Храни

свои секреты: я-то не из трусов. Спасай себя: я не страшусь.

Ее великодушие вызвало у него слезы: он плакал навзрыд, целуя ее руки, поддерживавшие его, и все же не мог набраться храбрости и рассказать. Я раздумывала, какая тут могла скрываться тайна, и решила, что никогда с моего доброго согласия не придется Кэтрин страдать ради выгоды Линтона или чьей-нибудь еще, - когда, заслышав шорох в кустах багульника, я подняла глаза и увидела почти что рядом мистера Хитклифа, спускавшегося по откосу.

Он не глянул на сына и Кэтрин, - хотя они были так близко, что он не мог не слышать рыданий Линтона. Окликнув меня почти сердечным тоном, с каким не обращался больше ни к кому и в искренности которого я невольно усомнилась, он сказал:

• Очень приятно видеть тебя так близко от моего дома, Нелли. Как у вас

там на Мызе? Расскажи. Ходит слух, - добавил он потише, - что Эдгар Линтон на смертном одре, - может быть, люди преувеличивают? Так ли уж он болен?

• Да, мой господин умирает, - ответила я, - это, к сожалению, правда.

Его смерть будет несчастьем для всех нас, но для него счастливым

избавлением!

• Сколько он еще протянет, как ты думаешь? - спросил Хитклиф.

• Не знаю, - сказала я.

• Понимаешь, - продолжал он, глядя на юную чету, застывшую под его

взглядом (Линтон, казалось, не смел пошевелиться или поднять голову, а Кэтрин не могла двинуться из-за него), - понимаешь, этот мальчишка, кажется, решил провалить мое дело. Так что его дядя очень меня обяжет, если поторопится и упредит его. Эге! Давно мой щенок ведет такую игру? Я тут поучил его немножко, чтобы знал, как нюни распускать! Каков он в общем с мисс Линтон – веселый, живой?

• Веселый? Нет, он, видно, в сильной тоске, - ответила я. - Поглядеть

на него, так скажешь: чем посылать такого гулять с любезной по холмам, уложить бы его в постель и позвать к нему доктора.

• Уложим через денек-другой, - проворчал Хитклиф. - Но сперва...

Вставай, Линтон! Вставай! - крикнул он. - Нечего тут ползать по земле, сейчас же встать!

Линтон лежал, распростертый, в новом приступе бессильного страха, возникшего, должно быть, под взглядом отца: ничего другого не было, чем могло быть вызвано такое унижение. Он пытался подчиниться, но слабые силы его были на время скованы, и он снова со стоном падал на спину. Мистер Хитклиф подошел и, приподняв, прислонил его к покрытому дерном уступу.

• Смотри, - сказал он, обуздав свою злобу, - я рассержусь! И если ты не

совладаешь со своим цыплячьим сердцем... Черт возьми! Немедленно встать!

• Я встану, отец, - еле выговорил тот. - Только оставь меня, а то я

потеряю сознание. Я все делал, как ты хотел, правда. Кэтрин скажет тебе, что я... что я... был весел. Ах, поддержи меня, Кэтрин, дай руку.

• Обопрись на мою, - сказал отец, - и встань на ноги. Так! А теперь

возьми ее под руку: ну вот, отлично. И смотри на нее. Вам, верно, кажется, что я сам сатана, мисс Линтон, если вызываю в парне такой ужас. Будьте добры, отведите его домой, хорошо? Его кидает в дрожь, когда я до него дотрагиваюсь.

• Линтон, дорогой! - прошептала Кэтрин. - Я не могу идти на Грозовой

Перевал: папа запретил. Твой отец ничего тебе не сделает, почему ты так боишься?

• Я н-не мо-гу войти в дом, - ответил Линтон. - Нельзя мне войти в дом

без тебя!

• Стой! - прокричал его отец. - Уважим дочерние чувства Кэтрин. -

Нелли, отведи его, и я безотлагательно последую твоему совету насчет доктора.

• И хорошо сделаете, - отвечала я. - Но я должна остаться при моей

госпоже – ухаживать за вашим сыном не моя забота.

• Ты неуступчива, - сказал Хитклиф, - я знаю. Но ты меня принудишь

щипать мальчишку до тех пор, пока его визг не разжалобит тебя. Ну что, герой, пойдешь ты домой, если я сам поведу тебя?

Он снова приблизился и сделал вид, будто хочет подхватить хилого юношу, но Линтон, отшатнувшись, приник к двоюродной сестре и с неистовой настойчивостью, не допускавшей отказа, взмолился, чтоб она проводила его.

При всем неодобрении я не посмела помешать ей: в самом деле, как могла она сама оттолкнуть его? Что внушало ему такой страх, мы не могли знать; но было ясно: страх отнял у мальчика последние силы, а если пугать его пуще, так он от потрясения может лишиться рассудка. Мы дошли до порога; Кэтрин вошла в дом, а я стояла и ждала, покуда она доведет больного до кресла, - полагая, что она тотчас же выйдет, - когда мистер Хитклиф, подтолкнув меня, прокричал:

• Мой дом не зачумлен, Нелли, и сегодня мне хочется быть гостеприимным.

Садись и позволь мне закрыть дверь.

Он закрыл ее и запер. Я вскочила.

• Вы не уйдете, не выпив чаю, - добавил он. - Я один в доме. Гэртон

погнал скот в Лиз, а Зилла и Джозеф вышли прогуляться. И хотя к

одиночеству мне не привыкать, я не прочь провести время в интересном обществе, когда есть возможность. Мисс Линтон, сядьте рядом с ним. Даю вам то, что имею: подарок таков, что его едва ли стоит принимать, но больше мне нечего предложить. Я говорю о Линтоне. Как она на меня уставилась! Странно, до чего я свирепею при виде всякого, кто явно меня боится. Если бы я родился в стране, где законы не так строги и вкусы не так утонченны, я подвергал бы этих двух птенцов вивисекции - в порядке вечернего развлечения.

Он тяжело вздохнул, стукнул по столу и тихо выругался:

• Клянусь адом, я их ненавижу!

• Я вовсе вас не боюсь! - крикнула Кэтрин, не слыхавшая его последнего

возгласа. Она подошла совсем близко; ее черные глаза горели страстью и решимостью. - Дайте мне ключ, я требую! - сказала она. - Я не стала бы ни пить, ни есть в этом доме, даже если бы умирала с голоду.

Хитклиф положил кулак на стол, зажав в нем ключ. Он поднял глаза, несколько удивленный ее смелостью; или, может быть, голос ее и взгляд напомнили ему ту, от кого она их унаследовала. Она ухватилась за ключ и наполовину выдернула его из полуразжавшихся пальцев, но это вернуло Хитклифа к настоящему; он поспешил исправить оплошность.

Дата добавления: 2015-10-24