17 страница. Но Висенте лишь смотрел на него ироничным взглядом – сверху вниз.

Но Висенте лишь смотрел на него ироничным взглядом – сверху вниз.

– Вы сомневаетесь в моих возможностях? А напрасно. Спросите у людей, кто такой Висенте Маньяни и держит ли он слово… И послушайте, что они вам скажут.

Бергман возвращался с этих заседаний выжатый, как лимон, но все‑таки преодолевал себя и снова погружался в дела.

Он принимал жалобщиков, по решению совершенно измотанных судей выпускал под залог и на поруки арестованных за день до того, просматривал сводки, а ночами сидел над обширной детально вычерченной схемой и пытался понять, куда нанесет следующий удар неведомый маньяк.

Хуже всего было то, что Бергман совершенно не мог понять его логики. По всем формальным признакам он как бы боролся с проститутками, сутенерами, мелкими наркодилерами и прочими представителями криминального мира, однако чем ему не угодил тот же мэр? Ответа не было.

Не было ответа и на такой простенький вопрос, почему маньяк упорно следует за Нэнси Дженкинс. Нет, Бергман помнил ее показания о некоем мужчине, подвозившем ее в город на старом автофургоне. Более того, по всем формальным признакам этот мужчина походил и на того типа, который напал на Роуз Лестер.

И вот тут снова начинались противоречия – ни Роуз Лестер, ни Нэнси Дженкинс не были похожи ни на проституток, ни на сутенеров, ни на мелких наркодилеров. А в том, чтобы наравне с Карлосом преследовать домохозяйку и мать двоих детей, Бергман вообще смысла не видел. А между тем смысл должен был существовать.

Бергман совершенно извелся. Он почти перестал спать ночами, пугая Маргарет нездоровым цветом лица, жуткими мешками под глазами и почти вошедшим в привычку скорбным молчанием. Он стал до странности суеверен, заводился от малейшей мелочи и закатывал изумленному офицерскому составу участка неприличные по своей несдержанности разносы. И лишь когда Висенте Маньяни приглашал его на очередное заседание совета или, что еще хуже, требовал отчета об эффективности действий полиции, на пару часов брал себя в руки. Чтобы вернуться в еще худшем состоянии.

И конца этому не предвиделось.

***

Висенте Маньяни знал, что делает, и шел к своей цели прямо и неукротимо. Буквально за три недели по наводке нескольких полицейских и давно уже внедренных в колумбийский концерн, а то и просто купленных агентов он совершенно парализовал весь транзит кокаина через городские каналы. Волей‑неволей, но ему неплохо помогал и престарелый полудурок Бергман.

А когда Карлоса шлепнул этот, казалось, самим господом посланный маньяк, Висенте понял, что час пробил, и уже через восемь часов после получения известия об убийстве Карлоса добился личной встречи с крупнейшим лидером колумбийской диаспоры в Хьюстоне.

– Я, как вы, наверное, знаете, не последняя фигура в моем городе, – начал он. – Если хотите гладкого транзита, могу помочь.

Колумбиец изучающе заглянул Висенте в глаза.

– У нас не любят чужаков.

– Бросьте, – отмахнулся Висенте. – Это Америка. Кто в деле, тот и свой.

Колумбиец недобро усмехнулся.

– Но, по нашим данным, именно ты и виноват в том, что транзит идет не гладко…

– Да, – не стал спорить Висенте. – Но судите сами: город мой, а Карлос ни разу не заплатил! Ну, хорошо, не хочешь платить, так хотя бы с местными не ссорься! Так нет: то под носом у копов перестрелку устроит, то заложницу посреди бела дня возьмет! Как хотите, но это не по‑соседски… да и не умно.

Колумбиец криво усмехнулся.

– А если мы тебя не захотим?

Висенте развел руками.

– Вам решать… но если все‑таки надумаете, дайте знать. Каналы у меня налажены, слава всевышнему… еще отец постарался… копов я разве что с руки не кормлю, да и в мэрах уж два срока точно отбуду. Думайте.

Колумбиец принялся задумчиво рассматривать свои ногти, и Висенте понял, что более с ним разговаривать не будут, – по крайней мере, сегодня.

– А вообще, – поднялся он из кресла, – из тех, кто с нами в деле, еще ни один не жаловался. Надумаете, встречу, как своих, – проблем не будет.

***

Когда Бергману позвонили из Хьюстона и доложили, что встреча Маньяни с колумбийцами состоялась и, похоже, они даже о чем‑то договорились, начальник полиции понял, что все его надежды на то, что Висенте образумится и огромная семья окончательно отойдет от криминала, с треском провалились, а значит, дальше тянуть нельзя.

Кое‑какой материал на Маньяни у него уже постепенно набрался – уж для Висенте на два пожизненных точно хватит. И если честно, только отличное понимание, с чем придется связаться, и острое нежелание превращать свою вполне отлаженную жизнь в один беспрерывный кошмар удерживали Бергмана от сколько‑нибудь решительных действий.

Но теперь все стало иначе – в один миг. Просто потому, что Бергман слишком хорошо понимал, на что решается сам Висенте и чем это обернется в ближайшие полгода.

А потому начальник полиции съездил в свой загородный домик, взял лопату, выкопал с корнями уже успевший неплохо подняться розовый куст, достал из ямы упакованный в промасленную бумагу толстый пакет, аккуратно водрузил куст на место и той же ночью принялся заново просматривать не такие уж и старые документы.

Здесь было много чего: показания свидетелей, агентурные доклады, но главное – финансовые документы. И если ко всему этому присовокупить две‑три совсем еще свежие бумаги, бомба должна получиться не хуже той, что была сброшена на Хиросиму.

«Только Маргарет надо отсюда отправить… и подальше, – с острой тоской подумал Бергман. – Этот бизон ни перед чем не остановится!»

***

К наказанию последнего и, пожалуй, самого высокопоставленного слуги Нечистого – Висенте Маньяни – Салли готовился долго и тщательно.

У него еще болели отбитые местными помощниками сил правопорядка ребра, а в моче все еще была кровь, но терять времени на несущественное Салли не мог. Он слишком хорошо понимал, что впереди его ждет главный приз – Нэнси Дженкинс.

Он взял себе за правило читать всю местную прессу, – хотя пастор Джерри и возражал, – и постепенно научился быть в курсе всех перемещений продавшего душу дьяволу мэра. А в свободное от работы на пастора время Салли тщательно обходил все офисы, в которых когда‑либо появлялся мэр, и мысленно, строго по цепочке, проигрывал по три‑четыре варианта возможного развития событий.

Собственно, убить Висенте Маньяни, особенно теперь, когда в тайнике у Салли лежал потерянный Нэнси Дженкинс пистолет, было несложно. Но Салли не устраивали две вещи: во‑первых, он не умел стрелять и вовсе не был уверен, что попадет с первого раза, а во‑вторых, он хотел остаться в живых. И вот шансов на то, чтобы уцелеть после публичного покушения на мэра, у него было немного.

Только одно согревало душу – вера в помощь всевышнего. Господь никогда не оставлял Салли, если только сам Салли не начинал сдавать назад. А потому однажды он решился.

Как раз тогда в газетах промелькнуло сообщение о том, что мэр планирует участвовать во вручении денежных чеков нескольким десяткам вдов ветеранов вьетнамской войны. Событие предполагалось масштабное, многочасовое, и Салли, идя строго по цепочке, не без труда пришел к выводу, что мэру понадобится туалет.

Таковой в летнем театре, в котором и планировалось провести торжественное вручение чеков, был, однако Салли достаточно быстро понял, что охрана наверняка проверит туалеты перед тем, как пропускать туда своего подопечного.

Он думал долго – два дня, а когда дата торжества была объявлена, вооружился набором отверток, проник в летний театр и аккуратно – винтик за винтиком – убрал полированную заднюю стенку одной из кабинок. Откусил винтикам жала, приклеил шляпки на прежнее место и привинтил с обратной стороны щита рукоять. Проверил, насколько хорошо щит становится на место, и удовлетворенно кивнул. Это было именно то, что надо!

***

После последнего разговора с Бергманом Нэнси вдруг поняла главное: как бы хорошо она о себе ни думала, все это время она старательно уклонялась от того, чтобы посмотреть в лицо самому главному своему страху. А потому тем же вечером навестила только что выписанную из больницы Роуз Лестер.

– Сейчас я тебе стану его описывать, а ты постараешься вспомнить, – без долгих предисловий распорядилась она.

– Только не сейчас, – простонала Роуз, отворачивая к стене лицо, покрытое сползающей сухими коричневыми лохмотьями кожей. – Ты видишь, я не в форме.

– А я вообще от своих проблем скоро чокнусь, – жестко парировала Нэнси, – но я же не ною. Итак, давай по порядку. Он плотный, пять с половиной футов, сильно потеет.

– Я не видела, потеет ли он, – сказала Роуз.

– Неряшливый, волосы слипшиеся, глаза бегают, – жестко продолжила Нэнси.

– Господи, – вздохнула Роуз. – Я не знаю! Там темно было!

– Хорошо, – кивнула Нэнси. – Пойдем дальше. Руки большие, сильные.

Роуз ушла в себя и спустя некоторое время неохотно признала:

– Пожалуй… Он вообще сильный мужик. И псих – это точно. А главное, я ему раз десять в пах заехала – никакого толку! В первый раз такого увидела.

Нэнси приняла это к сведению, задала еще два десятка вопросов, пообещала навешать почаще и откланялась. К сожалению, Роуз не разглядела его толком, а потому Нэнси приходилось рассчитывать только на свою память.

«Где этот тип может отсиживаться? – беспрерывно думала она. – То, что он не местный, очевидно. То, что не слишком умен, тоже понятно. Значит, или подрабатывает где‑нибудь у итальянцев, естественно, безо всякой страховки, или…» – Нэнси надолго задумалась, а потом рассмеялась. Альтернативы не было, в этом городе подобный ублюдок мог пригреться только в полукриминальных итальянских да колумбийских конторах.

«Там его и нашел кто‑то из подручных Висенте, – решила она. – А теперь этот ублюдок и для других работу делает, и сам удовольствие получает».

Вывод был невеселый, потому что, если это так, ни на кого, кроме себя, Нэнси рассчитывать не приходилось.

***

С той самой секунды, как Бергман решил выступить против семейства Маньяни, он мог рассчитывать только на себя. И первым делом он отправил к родне в Тусон свою Маргарет.

– Мне это не нравится, Теодор, – тревожно заглянула она ему в глаза.

– Мне тоже многое не нравится, Марго, – отвел он глаза в сторону.

– Тогда, может, не будешь во все это ввязываться? – с надеждой попросила она.

– О чем ты, Марго? – через силу улыбнулся Бергман. – Ничего такого ужасного и не будет. Просто мне так будет проще. И помни, едешь через Оклахома‑Сити и Денвер. С пересадками. И ни в коем случае не напрямую.

Маргарет только покачала головой. Она знала, что если Тедди что‑то для себя решил, будет упираться до конца.

Так оно и было. Едва Бергман ее проводил, он тут же засел за бумаги, приводя в порядок дела так тщательно, словно перед ним стояла задача квалифицированно, с учетом мельчайших деталей ритуального регламента, приготовиться к собственным похоронам.

Он сразу прикинул, кому придется передавать дела, когда его отстранят, подписал все до единой отложенные по занятости бумаги, отправил в Хьюстон давно ждущих своей очереди восемь наградных рапортов на своих офицеров и только тогда перешел к последнему, самому пухлому и самому безнадежному своему делу, делу «Библейского потрошителя», беспардонно разрезанному фэбээровцами на две части: важную – себе и неважную – Бергману.

Разумеется, фэбээровцам, все еще ведущим свое тайное вялотекущее «следствие», целиком отошли все документы, касающиеся убийства мэра города и тележурналиста Марвина Гесселя, поджога школы, и весь пакет бумаг по «антиитальянским акциям». Так что Бергману осталось совсем немного – два дела об убийстве колумбийских сутенеров, ну и еще всякая мелочь, где так или иначе замешан неведомый маньяк.

Начальник полиции принялся наново просматривать рапорты и данные множества экспертиз, протоколы допросов случайных свидетелей, а потом вдруг подумал, что он совершенно напрасно игнорировал пусть и безграмотно составленный, пусть и не имеющий почти никакой доказательной и юридической силы, но все‑таки колоссальный материал, доставленный в полицию бойскаутами. Нет, офицеры с этими докладными работали, но сам‑то он в них не заглянул!

Бергман недовольно крякнул, вызвал секретаря и затребовал все, что у них есть от бойскаутов. Выбрал из огромной стопки первую же папку, открыл и заинтересованно хмыкнул. Некий Том Уиллсон из четвертого отряда сообщал о поселившемся при храме Святой Троицы бродяге, сильно похожем на фоторобот объявленного в розыск маньяка.

Начальник полиции прекрасно помнил этот случай, бедолагу тогда едва не убили.

«Стоп! – осадил он сам себя. – Но его хоть проверили?»

– Шеридан! – позвал он и постучал кулаком по стенке. – Зайди ко мне.

– Да, сэр, – словно чертик из табакерки, буквально через две секунды объявился перед ним лейтенант.

– Вот, держи, – сунул ему в руки папку Бергман. – Просмотри наши бумаги. Была там идентификация личности или нет?

Шеридан глянул в рапорт и нахмурился.

– Я помню этот случай, – после секундной заминки произнес он. – Не было никакой идентификации; вы распорядились всех наших на облаву отослать.

Бергман застонал. Теперь он и сам ясно это вспомнил. Как всегда, Висенте надавил на полицию, и все копы, как придурочные, кинулись «дезинфицировать» очередной колумбийский притон.

– Тогда проверь его, пожалуйста, лично, Шеридан, – тихо попросил он. – А то мне что‑то неспокойно.

Лейтенант кивнул, и Бергман прикрыл за ним дверь и подошел к сейфу. Повернул и установил цифровой код, сунул в скважину толстенный ключ и с усилием потянул тяжелую дверцу на себя. Секунду постоял и вытащил завернутый в промасленную бумагу пакет.

Здесь было все, что он сумел собрать на Висенте Маньяни и его семейку, но – бог мой! – как же ему не хотелось пускать все это в дело!

– А надо… – усмехнулся он, сунул пакет под мышку и закрыл сейф. – И никуда ты, Тедди, не денешься.

– Это точно! – весело раздалось от двери, и Бергман опешил и медленно развернулся.

В проеме стоял Джон Мак‑Артур.

– А ты что здесь делаешь? – оторопел Бергман.

– По твою душу, Тедди, – ощерился Мак‑Артур и повернулся в сторону приемной. – Заходите, ребята. Он здесь.

В кабинет ввалились четверо в штатском, и Бергман прикусил губу и принялся заново открывать сейф. Он уже чуял, что дело пахнет неприятностями.

– Все‑все, Тедди, это теперь не твое, – рассмеялся Мак‑Артур и стремительно подошел к сейфу. – И ключик, пожалуйста, отдай.

– А ну‑ка, объяснись, – прищурился Бергман.

– Вот эти ребята – служба собственной безопасности, Тедди, – ткнув пальцем в штатских, еще жизнерадостнее разулыбался Мак‑Артур. – Они за тобой давно‑о наблюдают. А я буду тебя временно замещать. Все, отлетался, голубь ты мой престарелый… Кстати, что это у тебя?

Мак‑Артур потянулся к лежащему на столе завернутому в промасленную бумагу пакету, но Бергман перехватил его за ворот и рывком подтянул к себе. И сразу же все четверо в штатском подлетели к ним со всех сторон, и Бергмана начали медленно, но верно отжимать к стене.

– Полегче, старик… – выдохнул Мак‑Артур. – Не забывай, что ты отстранен.

Бергмана оттеснили и, удерживая за руки, прижали к стене. А Мак‑Артур медленно, с явным наслаждением развернул пакет, внимательно просмотрел парочку лежащих сверху бумаг и мерзко улыбнулся.

– А это я забираю себе. Тебе ведь они все равно не понадобятся.

И Бергман вдруг остро пожалел, что не умер на пять минут раньше.

***

Нэнси думала над логикой «Библейского потрошителя» несколько дней. Странным образом он действительно словно следовал за ней, но вот цели у них определенно отличались.

Она вытащила из кухонного шкафчика все полученные за последние два‑три месяца газеты и начала аккуратно вырезать все, что касалось криминальной хроники, а затем разложила вырезки по датам и даже присвистнула от удивления. Она словно увидела саму себя, но со стороны и отраженной в странном кривом зеркале.

Как и она, потрошитель определенно думал и развивался. Как и она, он почти каждой своей акцией хотел что‑то сказать. И, как и ей, ему не нужны были половинчатые решения; этот потрошитель хотел всего и сразу.

Нэнси тряхнула головой и начала вновь перебирать вырезки: проститутки, официантка, сутенеры, торговец искусственными членами, затем журналист, потом вдруг сразу мэр… этот недоносок определенно двигался снизу вверх, почти каждый раз выбирая все более высоко стоящую на социальной лестнице жертву.

«Но что ему нужно на самом деле? Неужели то же, что и мне? Ведь он, подлец, почти след в след идет!»

Нэнси отодвинула вырезки и ушла в себя. Собственно, она хотела лишь одного: каждый раз, едва страх лишь появляется на горизонте, остановиться и посмотреть ему в лицо. Каким бы он ни был.

Для Нэнси действительно годилось все. Страх физической расправы и страх, что с тобой поступят плохо или стыдно. Страх того, что другие раскроют твой проступок, и страх самого совершения этого проступка. Страх остаться на всю жизнь виноватой и страх быть униженной при всех. Страх остаться позади всех и страх быть брошенной да так и остаться не нужной никому…

Ей и впрямь годилось все, даже простое ожидание большой беды и многослойное опасение перед тем, как сделать что‑то серьезное, с далеко идущими последствиями. Она пыталась заглянуть в глаза каждому своему страху – от маленьких до самых больших. Только поэтому и выходило так, что она все это время потихоньку двигалась вверх… как и он.

Но вот что нужно ему? А главное, кто станет следующим?

***

За день до назначенного мэром торжественного вручения денежных чеков вдовам войны во Вьетнаме Салли опробовал устроенный в туалете тайник в последний раз. Забрался внутрь, притянул полированный щит за привинченную изнутри рукоять и затаился.

Сидеть здесь оказалось несколько неудобно – затекали ноги, но вполне возможно. А главное, он прекрасно слышал все, что происходит снаружи, – шум воды, голоса двух зашедших на три минуты электриков и даже щелчок выключателя.

Салли удовлетворенно хмыкнул, дождался, когда электрики выйдут, и покинул свое убежище. Поставил щит на место и торопливо отправился обратно в приход. Ему еще нужно было прибрать территорию вокруг храма, а рано утром, часа в четыре, он снова придет в летний театр и уж тогда засядет в своем убежище до самого конца.

Он стремительно прошел через весь город, обошел храмовую ограду и скользнул через заднюю калитку в большой и тенистый церковный парк. Сразу же прошел в кладовую, взял метлу, ведро и скребок, не мешкая, начал прибирать узкие, посыпанные крупным песком дорожки, когда вдруг услышал до боли знакомый голос.

Салли насторожился; он не любил знакомые голоса. Прислушался и, подчиняясь безошибочному инстинкту человека, не раз ходившего по самому краю жизни, двинулся на звук. Определил, что голоса доносятся из небольшой церковной беседки возле рукотворного ручья, ящерицей нырнул в заросли терна и осторожно, шаг за шагом подкрался. Выглянул из кустов и обмер.

В беседке, рядом с пастором Джерри сидела Нэнси Дженкинс!

– Понимаете, пастор, – горячо объясняла Нэнси. – Я много думала и пришла к выводу, что он обязательно должен посещать храм!

Пастор беспрерывно кивал.

– Возможно, и вы его видели. Он невысокий, пять с половиной футов, плотный, сильный, светловолосый…

Салли обмер. Эта шлюха определенно говорила о нем!

– Я и сама его видела только один раз, – продолжала говорить шлюха, – но подумала, может быть, вы его запомнили?

– Вряд ли, дочь моя, – вздохнул пастор. – Знаете, сколько у нас в городе светловолосых плотных мужчин? Вот то‑то же…

– У меня к вам огромная просьба, ваше преподобие, – как‑то тоскливо сказала она. – Если увидите, сообщите, пожалуйста, мне.

Салли услышал звук выдираемого из блокнота бумажного листа и озабоченно хмыкнул. Она его искала, но зачем? И почему не предложила позвонить прямо в полицию?

«Господи! – внезапно осенило его. – Она же меня хочет!»

Необыкновенная догадка потрясла его до основания. В глазах поплыли цветные пятна, руки заходили ходуном, а тело вдруг превратилось в комок желания и восторга. Господь снисходил на него стремительно и неотвратимо!

«Не‑ет! – простонал Салли. – Только не сейчас!»

***

Шеридан отправился исполнять поручение капитана Бергмана сразу же. Доехал до храма, переговорил с прихожанами, но никто из них об избиении ложно обвиненного мужчины ничего не слышал.

«Придется лично с пастором встречаться, – признал Шеридан. – Без него я этого парня не найду».

Однако пастора ни в храме, ни на площади перед ним не оказалось, и он присел на скамейку под густым раскидистым дубом – ждать.

Прихожане занимались своими собственными делами, так что ему не мешали, и Шеридан успел подумать о многом. О том, что Бергман в последнее время крепко сдал и, похоже, долго на этом посту не протянет… о том, что никакого «маньяка», скорее всего, в городе нет, и это просто Висенте продолжает сводить счеты и подминать всех под себя… и даже о том, что, случись Бергману и впрямь найти неведомого убийцу или убийц, дело до суда все равно не дойдет.

Он просидел так часа полтора, а может быть, и больше, когда из храма выбежал мальчишка в черной рясе с совершенно безумными глазами.

– Люди! – плачущим голосом выдавил он. – Помогите! Господи боже! Какой кошмар!

***

Салли все‑таки удержался от немедленного нападения. Вокруг было слишком уж много гуляющих в церковном парке людей. Но в сердце его клокотала ярость вперемешку с болью. Все это время проклятая шлюха неистово жаждала его, а Салли и не знал.

– Нет, – вполголоса бормотал он, видя, как она медленно идет к выходу из парка, и пытаясь убедить себя в обратном, – она же бросила меня! Она машину мою украла!

Но его живое, вечно скорбящее сердце говорило обратное: женщины часто делают противоположное здравому смыслу, особенно если мужчина им по‑настоящему нравится.

«Давай, Салли, быстрее! Я ведь не железная…» – сказала она тогда, в машине.

Салли снова болезненно застонал и едва удержался от того, чтобы немедленно броситься за ней. Он знал, что не должен потакать своим страстям сейчас, когда у него есть более важная цель – сам Висенте Маньяни. Но – бог мой! – как же ему было больно!

И, спасаясь от этой боли, он кинулся подметать дорожки и собирать обожженные горячим летним светилом листья, но голову словно сжало раскаленными щипцами, и он понял, что еще немного, и он не выдержит.

– Господи, помоги! – взвыл Салли, бросил ведро и метлу и бросился в беседку, а когда увидел, что она пуста и пастора уже нет, – в храм. – Ваше преподобие! Ваше преподобие! Помогите мне!

Салли забежал в ласковую прохладу, промчался к высокой кафедре, но пастора не увидел и метнулся к занавешенной бархатной шторой «особой» комнатке для исповедания согрешивших перед господом прихожан. Почти умирая от запретности того, что делает, заглянул в щелку меж двух штор и растерянно моргнул.

– Ваше… пре… подо… бие…

Его преподобие пастор Джерри стоял на коленях перед всегда помогающим ему мальчиком в черном служебном одеянии и целовал его взасос. И на шее у мальчишки блестела массивная золотая цепь Карлоса Эгуэрро.

Салли как ударили под ребра. Хватая воздух ртом и цепляясь за стены, он сдал назад, завернул за колонну и, опираясь на скребок, чтобы не упасть, замер. Именно эту цепь не так давно он лично пожертвовал Иегове.

– Ваше преподобие… Как же так?

«Может быть, я ошибся?» – мелькнула слабая надежда. И тут же шторки дрогнули, и Салли увидел, как из исповедальни вышел и отправился прочь все тот же мальчик, и на шее у него сияла именно эта, особая, дарованная господу цепь.

***

Шеридан вскочил со скамьи и бросился к мальчику.

– В чем дело?!

– Там… там… – тыкал бедняга в сторону храма, но более не мог вымолвить ничего.

Шеридан рванулся внутрь храма, пробежал к высокой кафедре, упал на пол и заглянул под лавки, но ничего не увидел, и только поднявшись и оглядевшись по сторонам внимательнее, разглядел вытекающие из‑под тяжелой бордовой бархатной шторы темно‑коричневые потеки крови.

Он бросился к шторе, сдвинул ее в сторону и замер. Пастор Джерри лежал прямо посреди исповедальной – голый, как в день рождения, и буквально разорванный на части, словно рождественская индейка.

– Матерь божья! – выдохнул Шеридан и, отметив, что орудие жуткого убийства – массивный металлический скребок, брошено здесь же, бросился к выходу.

«А ведь это он! – мелькнула в голове мысль. – Прав был Бергман! Это был он!»

Лейтенант выскочил на раскаленный двор, протолкался сквозь обступившую мальчишку толпу и схватил его за грудки.

– Кто это сделал?! Ты видел?!

Мальчишка заплакал.

– Говори! – заорал Шеридан.

– Я… я… не знаю, – выдохнул парень и в голос зарыдал. – Н‑наверное, б‑бог наказа‑ал!

***

Первым делом лейтенант Шеридан отправил на прочесывание округи оба дежуривших неподалеку патруля. Кто бы ни был этот убийца, он должен быть весь в крови. И только после этого поехал в полицейское управление.

– Сэр! – ворвался он в кабинет Бергмана и оторопел.

За столом начальника полиции сидел совершенно неизвестный ему полицейский офицер.

– А где Бергман? – непонимающе моргнул Шеридан.

– Выйдите, – сурово распорядился офицер и презрительно покачал головой. – Распустились тут… ну ничего, я вас к порядку приучу.

– Кто вы? – обомлел Шеридан.

– Твой новый начальник, – недобро усмехнулся незнакомец. – А теперь выйди и доложи как положено.

***

Зверское убийство пастора Джерри повергло все полицейское управление в шок. Впрочем, это не помешало полицейским достаточно быстро установить, что последними, видевшими пастора живым, были помогавший в обрядах мальчишка и… Нэнси Дженкинс.

– Стоп‑стоп! – мгновенно насторожился новый начальник управления капитан Мак‑Артур и стукнул узкой ладонью по стопке лежащих на столе папок. – Я правильно понимаю, что это та самая Нэнси Дженкинс, что фигурирует во всех этих делах?

– Так точно, – хмуро кивнул Шеридан. – Только капитан Бергман считает…

Мак‑Артур скрипнул зубами.

– Слушай, ты, лейтенант! Капитан Бергман отстранен от дел – запомни это и не заставляй меня напоминать.

– Слушаюсь, сэр, – прокашлялся Шеридан.

– Значит, так, – откинулся на спинку старого, с потрескавшейся от времени кожей кресла Мак‑Артур. – Быстро в прокуратуру; пусть выдают ордер на обыск дома этой Дженкинс.

– Но, сэр, – возразил Шеридан. – Ее муж прекрасный полицейский, да и сама Нэнси…

– Стоп, лейтенант, – упреждающе поднял руку вверх новый начальник полиции. – Вот этих соплей мне не надо. И никакой коррупции в подчиненном мне подразделении я не потерплю! Вам понятно? Понятно, я спрашиваю?!

Шеридан уныло кивнул.

***

Доктор медицины, действительный член Американской ассоциации душевного здоровья мистер Скотт Левадовски смог решиться на это не сразу. Но когда до Хьюстона дошла весть о зверском убийстве священника, понял, что тянуть далее просто не имеет права.

А потому, отложив все свои дела, он приехал к тамошнему начальнику полиции и, покусывая ногти, прождав у дверей кабинета что‑то около часа, все‑таки добился, чтобы его приняли.

– Я вас внимательно слушаю, мистер Левадовски, – устало откинулся на спинку новенького кожаного кресла офицер с умным строгим лицом.

– У меня есть пациент… – прокашлялся Левадовски. – И хотя, знаете… мне это было непросто сказать…

Офицер внимательно слушал.

– Но гражданский долг и ответственность, какие я волей‑неволей несу за… за… моральное состояние своих пациентов…

Офицер не прерывал.

– Вынуждают меня предпринять… В общем, я должен сказать… что так называемый… «Библейский потрошитель»…

Офицер побледнел.

– В общем, это, скорее всего, Нэнси Дженкинс, – выдохнул Левадовски. – Как ни прискорбно.

– Черт! – хохотнул офицер. – Я так и знал! – Он на секунду ушел в себя и резко подался вперед. – Но вы‑то как эту стерву вычислили, док?

Левадовски облизнул губы.

– Собственно… научный подход… ведь совершенно очевидно, что фаллическая зависимость… – доктор развел руки в стороны, как бы показывая размеры этой патологии, и тут же спохватился и начал объяснять, – это, знаете ли, мой собственный термин… я готовлю большую научную статью по этому поводу… так вот, фаллическая зависимость, когда пациент спит и видит только одно – мощный символ мужской мощи и плодородия…

Дата добавления: 2015-10-24