ГЛАВА 22. Дино Абати пришел в себя

Дино Абати пришел в себя. Диггер сидел, прислонившись спиной к алтарю, и выглядел потерянным. К ране на голове он приложил носовой платок. Кровь уже почти унялась, превратив рыжие волосы в спутанный клубок, очень яркий по сравнению с бледной кожей лица. Ничего, переживет. Может, даже чему-то научится, подумал Торкья. Именно это и нужно. Таков культ. Ритуалы. И то, что произошло здесь, урок того, что требуется от человека, чтобы выглядеть послушным и добрым в глазах старших, чтобы подготовиться ко всем тяготам жизни. Послушание. Долг. Самопожертвование. Но более всего – послушание. Некоторым это дается легко. Никто здесь не посмел бросить ему вызов, когда он напал на Абати. Никто больше не спрашивал, зачем все здесь оказались.

И уж конечно, не после того, как он сказал им, совсем просто, но с твердостью, которую невозможно ни с чем спутать:

– Теперь найдем птицу. Потом убьем. И поклянемся на ее крови, что никому никогда не скажем о том, что здесь произошло. И дело будет сделано. И мы уже никому не проболтаемся об этом. Никогда. Понятно?

Андреа Гуэрино все еще шатался где-то там, в лабиринте коридоров, пытаясь выполнить данное ему поручение. От диггера теперь никаких неприятностей не будет. Сандро Виньола вновь стоял на коленях и разбирал надписи на камне, открыв от старания рот. Выглядел он сейчас как сущий идиот, все еще ошеломленный находкой: подземное святилище давно позабытого бога, опоганенное христианами Константина сразу после их победы.

– И как ты собираешься убивать эту птичку? – заинтересованно осведомился Ла Марка.

Лудо не раз перечитывал это место, чтоб запомнить хорошенько. Для него это священный ритуал, пусть даже остальные просто последуют его распоряжениям, сделают то, что он потребует, – из страха, из желания уцелеть. Ритуалы следует исполнять точно, правильно и в должной последовательности. Иначе они обратятся против тех, кто их исполняет. И лишь озлобят бога, не ублажив его.

– Подниму над алтарем и перережу горло. – Торкья достал из кармана перочинный нож. – Вот этим.

Глаза Ла Марки блестели в свете большого фонаря, который Абати поставил на землю.

– Мы один раз были на ферме на Сицилии. Где-то у черта на рогах. А там ведь все друг другу родственники, все братья и сестры. И вот однажды вижу, по двору фермы бежит ребенок. Лет шести-семи, не больше. Его послали принести курицу. И он гонится за ней, догоняет и хватает за лапки. – Ла Марка проиллюстрировал рассказ телодвижениями: наклонился, вытянул руку. – А потом вертит ею вокруг себя. Все вертит и вертит. Как будто это игрушка.

– Игрушка?

– Ну да. И знаешь, что происходит в конце?

– Ну?

– Эта траханая голова отрывается напрочь! Честно, не вру! Он ее так сильно крутил…

Ла Марка плохо держал спиртное и «дурь». Вот и сейчас пребывал явно под кайфом. Торкья сделал себе в уме заметку на случай, если это пригодится.

– Курица все крутится и крутится, кудахчет, словно взбесилась или еще что… А потом голова разом летит в сторону и остается одна шея, из которой…

Видимо, этот эпизод здорово застрял в его памяти, потому что в следующий момент глаза Тони затуманились, лицо обрело странное выражение, словно из подсознания вылезло какое-то воспоминание, раньше спавшее беспробудным сном поя, воздействием «дури».

–…бьет кровь! Как из фонтана! И летит во все стороны. Но недолго. Мы ее за ужином съели. Вернее, они съели. У меня аппетита не было.

Лудо ждал, что последует дальше. Но ничего не последовало. А вместо Тони заговорил Дино. Он снял платок с головы и бросил:

– Эти катакомбы опасны. Нам не следует здесь оставаться.

Ла Марка ткнул его носком кеда.

– Когда… цыпа… сдохнет… – медленно промолвил Тони, старательно выговаривая слова заплетающимся языком, и разразился идиотским хихиканьем.

– Не трогай меня, – отчеканил Абати.

Неаполец сдал назад.

– Мы уйдем отсюда, – повторил Торкья, – когда все закончим.

Диггер помотал головой и вновь приложил к ране носовой платок.

– Если Джорджио про это узнает…

– Оставь его в покое! – резко бросил Торкья.

Ему показалось, будто он слышит шаги в коридоре. И что-то в этом звуке заставило его вздрогнуть от беспокойства. Остальные тоже замолчали и прислушались.

– Лудо… – начал было Абати.

Но тут в помещение ввалился Белуччи с идиотской улыбкой на лице. В руках он держал черного петуха, прижимая его к груди, как домашнего любимца. Птица с какой-то механической точностью издала низкое и жалобное кудахтанье, глядя на студентов.

Андреа Гуэрино вошел следом за Белуччи, толкая перед собой маленького мальчика, совсем ребенка, которого Торкья опознал, хотя ему потребовалась минута, чтобы вспомнить. Это было на прошлое Рождество, на вечеринке, куда пригласили членов семей преподавателей, чтобы они познакомились с коллегами и студентами. Вечеринку устроили в безвкусно украшенном зале – Лудо ни за что не поверил бы, что Джорджио станет участвовать в подобном дебильном христианском идиотизме – в здании на площади Рыцарей Мальтийского Ордена.

Алессио Браманте тоже был там и смотрел на всех обиженным взглядом, словно завидовал тому, что они уже взрослые.

– Господи Иисусе! – пробормотал Абати и неуклюже поднялся на ноги. – Ну вот, Лудо. Теперь пошли к его папаше.

Торкья положил руку на плечо диггера. На лице ребенка было такое выражение, что все шестеро замерли на месте, только молча смотрели на юного Браманте.

– Что это вы тут делаете?! – сердито закричал мальчик, пытаясь вырваться издержавших его рук. – Это тайна! Секрет! Вот отец узнает…

Гуэрино ухватил его за длинные волосы и оттянул голову назад, чтобы крикун перестал верещать.

– А где он, твой отец, Алессио? – спросил Торкья.

– Здесь! – Помолчал, потом добавил с каким-то странным выражением лица – лукавым, хитрым, словно у него появилась какая-то мысль, от которой щеки залило краской. – Где-то здесь. Вы не знаете где?

Браманте-младший явно был зол и обескуражен, не уверен в себе, расстроен тем, что потерялся в этих катакомбах. Но не испуган ничуть.

– А я знаю, что это такое. Это такая… игра.

После чего резким движением вынул руки из карманов. На пол упал какой-то предмет. Лудо нагнулся и поднял его – игрушечные очки. Ребенок ничего не возразил. Торкья посмотрел сквозь эти очки, увидел пещеру и людей в ней, все разбитое на множество изображений. В этом зрелище было нечто действующее на нервы. Патер сунул очки себе в карман.

– Да, это просто игра. Но очень важная игра.

Все молчали, даже Дино Абати. Перед ними внезапно открылась возможность избежать негативных последствий, она буквально висела в воздухе, и не увидеть ее мог только глупец.

Каждый отлично понимал, что случится, если Браманте обнаружит их здесь. Временное исключение. Отчисление. Позор. Конец учебе в Ла Сапьенца. Лудо, по-видимому, оставался единственным, кому на это было наплевать.

– Ну и что мы теперь станем делать? – спросил Дино.

Торкья поднял с пола один из больших фонарей и пошел к двери. Коридор слева вел куда-то вниз, глубже и глубже врезаясь в камень и уходя под землю. Дальше по ходу в обе стороны ответвлялись другие проходы. Впереди лежал целый лабиринт, нечто вроде паутины, сотканной из разнообразных возможностей, упрятанных в узкие проходы в туфе. И очень немногие из них были исследованы, вспомнил студент.

– Мы продолжаем нашу игру.

Торкья взял мальчика за руку и потащил вперед по коридору, навстречу полному мраку.

Дата добавления: 2015-10-02