Глава 5 Презренный и отверженный 3 страница

Чтобы не чувствовать себя нахлебником и дармоедом в доме Хагрида, Гарри предложил ему свою помощь по хозяйству. Великан был растроган до слез, долго отказывался, но парень был настойчив – он хотел заняться хоть каким-нибудь делом, чтобы отвлечься от тягостных мыслей, и в итоге Хагрид сдался и поручил своему постояльцу легкое и необременительное занятие – навести порядок в загоне гиппогрифа. В какой-то момент Поттер пожалел, что был таким настойчивым, но делать обратный ход было уже поздно, и после того, как Хагрид отправился на урок по Уходу за магическими животными для первокурсников, Гарри, взяв палочку, направился к загону Клювокрыла. После традиционного приветствия парень перемахнул через изгородь и осмотрелся. Великан уже несколько дней не чистил вольер, и здесь предстояло потрудиться – надо было очистить загон от испражнений гиппогриффа, и по договоренности с профессором Стебль доставить помет ей в теплицы, где она использовала его в качестве удобрения.
Гарри вынул палочку из заднего кармана джинсов, взмахнул ею и мысленно произнес: «Левио», но, против его ожидания, ничего не произошло. Парень еще раз взмахнул и, предельно сконцентрировавшись, повторил то же заклинание. Из уроков по Чарам он помнил, что именно с помощью этого заклинания опытный маг может заставить подняться в воздух любой предмет, а затем, одним лишь усилием мысли направить его туда, куда нужно. Но то ли Гарри чего-то путал, то ли был еще не достаточно опытным магом, то ли дерьмо гиппогрифа не было предметом, но в воздух оно так и не поднялось, и после нескольких провальных попыток Поттер вздохнул, спрятал палочку обратно в карман и пошел к хижине за ведром и лопатой – предстоял тяжелый физический труд без всякой магии. Однако парень был даже рад этому – ничего так хорошо не отвлекало от тяжелых размышлений как изнуряющая и изматывающая работа. Гарри надеялся, что, намахавшись лопатой, этой ночью он уснет быстро и проспит без всяких кошмаров, которые в последнее время постоянно мучили его. Закатав джинсы до колен, парень принялся за работу. Когда первое ведро было уже наполнено до краев, Поттер перелез через изгородь и направился с ним к тележке, понимая, что самое трудное заключается в том, чтобы поднять полную дерьма тележку на холм и оттащить к дальним теплицам. Таща ведро, парень вдруг остановился взглядом на большом деревянном ящике, в котором жил новый питомец Хагрида троглодит Зубастик. Гарри подошел поближе и заглянул внутрь. Лысое прожорливое существо уже успело прикончить все съестные запасы, даже подстеленную на пол солому и сейчас, издавая какие-то булькающие звуки, злобно клацало зубами и таращило глаза.
– Здорово, Зубастик, – произнес Гарри. – А я тебе харчей принес, – добавил парень и, оглянувшись по сторонам, убедился, что Хагрида поблизости нет, а затем опорожнил содержимое ведра в ящик троглодита. Существо, и так не отличающееся внешней привлекательностью, а теперь облитое дерьмом, стало выглядеть еще отвратительнее. Троглодит принюхался, заурчал, а потом принялся поедать продукты жизнедеятельности гиппогрифа, которые на него щедро вылил Гарри. Проблема утилизации навоза была успешно решена. Работа пошла полным ходом, вместо того, чтобы надрываться и тащить полную тележку дерьма в гору, а затем волочить ее до дальних теплиц, Поттер, шустро работая лопатой, наполнял ведро и опорожнял его в ящик троглодита, который урчал от удовольствия, пожирая очередную порцию.
– Давай, давай, лопай, – опустошая еще одно ведро, произнес Гарри и вдруг в этот момент увидел спускающуюся по холму Гермиону.
У него перехватило дыхание – девушка все-таки нашла время и пришла к нему, чтобы наконец-то выслушать. Парень отбросил грязное ведро подальше, поспешно вытащил палочку, взмахнув ей, быстро произнес очищающее заклятие, приводя себя в порядок, и побежал навстречу.
– Ты все-таки пришла, – выпалил он и схватил ее за плечи, крепко прижимая к себе, но, вдруг внезапно смутился, отпустил подругу и, виновато улыбнувшись, произнес: – Прости, но я так рад тебя видеть, Герми.
– Гарри, послушай, – начала девушка, но парень перебил ее:
– Герми, ты должна меня выслушать. Мне так много тебе надо рассказать. Я объясню тебе все, и ты поймешь, что я ни в чем не виноват. Меня никто не хочет слушать! Все было подстроено с самого начала…
– Гарри!

– Герми, это условие пари… мы думали, что они хотят пригласить меня на вечеринку, но на самом деле они замышляли совсем другое. Понимаешь, они изначально это задумали, я убежден, что они были уверены в своей победе, поэтому так легко пошли на это пари и втянули меня в это дерьмо. Если бы не Рон… – сбивчиво говорил парень, боясь, что Гермиона передумает, развернется и уйдет, а ему необходимо было высказаться, объяснить, доказать….
– Гарри, послушай меня! – повышая голос, произнесла староста Гриффиндора. – На завтра назначили дисциплинарную комиссию. Я принесла тебе официальное уведомление об этом, МакГонагалл просила меня передать его тебе.
Гермиона протянула ему большой пергаментный свиток, и парень вдруг почувствовал, как сердце подскочило вверх и бешено забилось где-то поблизости от кадыка.
– Дисциплинарная комиссия? – пораженно переспросил он. – Так скоро? Но ведь завтра суббота…
– Да, Гарри, они специально назначили слушание на выходной, чтобы могли присутствовать все преподаватели, не отменяя уроков, а ученикам объявили, что завтрак подадут в гостиные, потому что разбирательство будет проходить в Большом зале.
Гарри медленно развернул пергамент и прочитал:

«Уважаемый Гарри Джеймс Поттер!
Извещаем Вас, что дисциплинарное слушание по факту грубейшего нарушения школьной дисциплины и аморального поведения, не соответствующего званию студента школы чародейства и волшебства Хогвартс, состоится 18 апреля сего года. Заседание будет проводиться в Вашем присутствии.
Просим Вас явиться в Большой Зал Хогвартса в 8 утра.

С пожеланиями доброго здоровья,
искренне Ваша,
Оливия Олифэнт
Начальник Департамента магического образования»

Гарри перечитал письмо трижды. В груди словно все окаменело и заледенело.
– Завтра… – тихо произнес он, не отрывая застывшего взгляда от пергамента. – Завтра они исключат меня из Хогвартса.
Гермиона смотрела на своего друга, с трудом сдерживая слезы, а затем вдруг бросилась ему на шею, крепко обняла и прошептала:
– Гарри, дурак, что же ты наделал… Ну как же ты мог?
Парень обнял девушку, осторожно погладил ее по волосам. Он чувствовал ее слезы на своей щеке. К горлу подступил горький комок:
– Гермиона, я не мог по-другому… Они не оставили мне выбора… Веришь?
– Верю, – произнесла девушка, и вдруг совсем близко от них раздался резкий злой голос:
– А ну отойди от него, Гермиона, – Рон быстро спускался с холма, ведущего к хижине.
Гарри слегка отстранил от себя девушку, не отрывая взгляда от кипящего ненавистью Рона Уизли, который уже сжимал в кулаке палочку.
– Рон, ты что, следил за мной? – спросила Гермиона, быстро стирая ладонью слезы со щеки.
– Отойди от него, – процедил Рон. – А ты не смей лапать своими грязными руками мою девушку, Поттер.
– Рон, не смей так говорить! – запальчиво крикнула Гермиона. – Гарри наш друг, и не смей так вести себя по отношению к нему!
– Иди, Герми, все нормально, – произнес Поттер, сам отходя в сторону и вынимая палочку из заднего кармана джинсов.
Рон Уизли держал в руке палочку, направляя ее на бывшего друга.
– Я не хочу с тобой драться, Рон, – тихо проговорил Гарри.
– А я хочу, Поттер. Чертовски хочу врезать тебе, грязному пидору и ублюдку, которого я считал своим другом, и который предал нашу дружбу когда, как грязная шлюха из Лютного переулка, лег под слизеринского хорька. Ненавижу тебя, Поттер! Ты был мне как брат, а стал ничтожной грязной мразью!
– Я это сделал ради твоей сестры, идиот, потому что любил ее! – с отчаянием крикнул Гарри.
– Не смей говорить про мою сестру! – заорал Уизли, теряя последний контроль над собой. – Ступефай! – громко выкрикнул Рон сногсшибательное заклятие, и Гарри мощной магической волной отбросило в сторону.
Он упал на землю, быстро перекатился, чтобы не попасть под следующий удар, и в качестве ответного выпада применил заклятие «Арахнис», посылая в Рона полчище здоровых мохнатых пауков. Уизли заорал благим матом, упав на землю, и принялся кататься, брыкаться ногами, а руками пытался защититься от кошмарных насекомых.
Поттер поднялся с земли и снова направил палочку на Рона, готовый в любой момент нанести еще один удар.
– Нет, Гарри, прекрати! – закричала Гермиона и, взмахнув палочкой, добавила, – Фините Инкантатем! – прекращая действие страшного заклинания, насланного Поттером на Рона.
Пауки вмиг исчезли, растворившись в воздухе с громким хлопком, оставив после себя лишь сероватый легкий дымок. Рон тяжело поднялся с земли, красный от злости, задыхаясь от пережитого ужаса, и с ненавистью прошипел:
– Подлая сволочь! – и в следующий миг, позабыв о том, что оба наделены магическими способностями, парни бросились друг на друга, сбивая с ног, упали на землю и принялись наносить один другому яростные удары, стараясь причинить максимальную боль. Они катались по земле и рычали как звери. Гарри вломил Рону в переносицу с глухим смачным звуком. Вцепившись в шею Гарри, Рон свободной рукой без устали молотил того по ребрам.
– Что вы делаете, остановитесь! – кричала Гермиона. – Прекратите, вы поубиваете друг друга!
Но парни, озверевшие и обезумевшие от ненависти, избивали друг друга, не обращая внимания на кричащую девушку.
– Тупой ублюдок! Упрямый осел! – прохрипел Гарри, нанося Рону мощный удар в челюсть. – Я спасал честь твоей сестры!
Харкая кровью и сплевывая выбитый зуб, Уизли врезал Поттеру поддых так, что у того от боли потемнело в глазах, и он захрипел.
– Грязный гомик, – с кровавой пеной на губах, произнес рыжий, снова засадив Гарри по ребрам.
– А ну прекратить немедленно, так вас разэдак! – раздался могучий раскат баса Хагрида, за которым последовал заливистый лай Клыка. Великан бежал от опушки леса, потрясая в воздухе могучим кулаком.
– Эволютио Голпэ! – закричала Гермиона, направляя палочку в Гарри, который в этот момент находился сверху поверженного противника и был готов нанести еще один мощный сокрушающий удар в окровавленное лицо бывшего друга.
Поттера подбросило в воздух и отшвырнуло в сторону, и через миг Рон Уизли был отброшен в другую сторону, а Грейнджер, встав между ними и держа палочку наготове, отчетливо и громко произнесла:
– Если вы не прекратите немедленно, я парализую вас обоих. Поняли меня, идиоты?
– Вы что удумали, паршивцы! – грозно закричал Хагрид, наконец-то добежав до места побоища. – Да я вам ухи поотрываю, засранцы этакие!
Он схватил за шиворот куртки лежащего на земле Гарри, и хорошенько встряхнув, поднял на ноги. Держась за ушибленные ребра, морщась и шипя от боли, Поттер со злостью смотрел, как Гермиона помогала подняться с земли Рону, а рыжий утирал рукавом разбитое в кровь лицо.
– Ты пожалеешь об этом, Поттер, – тяжело дыша, произнес Уизли.
– Проваливай отсюда, убью, – ответил Гарри.
– Рон, пошли, – отчеканила Гермиона, дернув приятеля за руку, и тот, с презрением сплюнув кровью в сторону Гарри, которого удерживал Хагрид, развернулся и медленно пошел прочь от хижины, слегка опираясь на плечо Гермионы. И только когда они полностью скрылись из видимости за холмом, Хагрид наконец-то отпустил гриффиндорца.
Поттер опустился на колени и стал шарить руками по земле в поисках очков, которые упали где-то недалеко от него, когда Гермиона применила заклятие широкого удара. Найдя наконец очки с треснувшим стеклом, Гарри нацепил их на нос, поднял с земли письмо, которое принесла ему девушка, и, держась рукой за ушибленный бок, морщась от боли, побрел в сторону хижины.

– Энто что ж такое вы удумали, негодные, – незлобно бурчал лесничий. – Чуть не попришибли друг друга. Разве ж это дело? А что директор скажет, когда узнает про ваш мордобой?
– Меня завтра из школы исключат, Хагрид, – сказал Поттер и скривился от боли, лицо стало опухать, ребра ныли, один зуб шатался и грозил в любой момент вывалиться, но утешало только то, что Рон в данный момент чувствует себя не лучше, у него наверняка сломана челюсть и выбито несколько зубов.
– На, вот, возьми, приложи к больному месту, шибко помогает и опухоль снимает, – заботливо произнес Хагрид, хлопнув на стол перед Гарри большой кусок сырого мяса из погреба.
– Нет, спасибо, – поморщившись, отказался парень, брезгливо взглянув на мясо.
– А может тебя к Поппи проводить, она в раз подлечит, – предложил другой вариант Хагрид.
– Нет, – покачал головой Поттер. После того, как школьная медсестра подвергла его унизительному осмотру после изнасилования, парень ни за что в жизни не пошел бы добровольно в больничное крыло. – Я лучше сам попробую, – добавил он, рассматривая припухшее лицо со ссадинами и синяками в небольшое треснутое зеркальце, которое дал ему Хагрид, порывшись в своем сундуке. Зеркальце бережно хранилось там с того времени, как мадам Максим вместе со своими подопечными покинула Хогвартс.
– Асклепио, – сконцентрировавшись и взмахнув палочкой, произнес Гарри самое простое и распространенное колдомедицинское заклинание, применяемое для лечения незначительных повреждений, синяков и ссадин.
Когда-то Гермиона научила его этому заклинанию, и он сейчас, почувствовав, как боль стала утихать, а кровоподтек на щеке медленно бледнеет, был благодарен подруге за это. Гарри несколько раз применял исцеляющее заклинание и, хотя в колдомедицине никогда не был силен, почувствовал себя значительно лучше. Ссадины и синяки на лице прошли, опухоль спала, зуб хоть и продолжал шататься, но с этим можно было смириться, да и боль в ребрах значительно утихла.

Хагрид еще долго недовольно бурчал по поводу безобразия, которое они устроили с Роном, но Гарри так глубоко погрузился в свои размышления, что уже не слышал, как великан беззлобно читает ему мораль и бранит. Он знал, что из Министерства приедет комиссия, которая будет во всем разбираться, Дамблдор сообщил ему об этом, и Уизли подтвердил, рассказав о письме отца. Сначала Поттер еще надеялся на то, что, возможно, ему удастся оправдаться, рассказав все как было, и его признают невиновным, как год назад, когда его так же незаслуженно обвинили в незаконном применении магии в присутствии магглов. Но тогда его защищал сам Дамблдор, а сейчас директор придерживался мнения большинства, и рассчитывать на его помощь и поддержку не приходилось. А когда Гарри узнал, что во главе инспекторов из Департамента образования стоит Долорес Амбридж, понял, что надеяться больше не на что. Мерзкая жаба на этот раз отыграется за все, наверняка она едет в Хогвартс с одной единственной целью – вышвырнуть его из школы, которая стала для него родным домом. Да и Люциус Малфой, возглавляющий Попечительский Совет, не пожалеет никаких денег, чтобы замять эту историю и избавиться от него, лишь бы отмазать своего сыночка-насильника. Поттер понимал, что все обстоятельства складываются против него, он пытался что-то объяснить Дамблдору и Гермионе, но даже такие близкие люди усомнились в нем, что же говорить о тех волшебниках и ведьмах из Родительского Совета, которые завтра будут присутствовать на заседании. Малфой наверняка уже всех их подкупил, и они проголосуют за его исключение, и Амбридж, наделенная властью, легко сумеет добиться своего. И если его просто исключат из школы, можно будет сказать, что ему крупно повезло, а то могут еще и запрятать в клинику Святого Мунго на принудительное лечение в психиатрическое отделение.
Гарри так глубоко погрузился в свои размышления, что не сразу услышал, как Хагрид ему что-то говорит, и только когда великан начал легонько трясти парня за плечо, он, возвращаясь в реальный мир из своих мрачных размышлений, обнаружил, что за окном уже стемнело, и лесничий, надев кротовый пиджак и повесив на плечо тяжелый арбалет, стоит рядом с ним, в одной руке держа фонарь.
– А? – спросил Поттер, уставившись на великана.
– Дык…я об чем говорю, Гарри, отлучусь я ненадолго. Арагог совсем захворал, боюсь, не ровен час того… околеет, – великан громко шмыгнул носом. – Проведать его пойду. Хочешь со мной?
– Нет… – покачал головой гриффиндорец. – У меня завтра слушание в восемь утра. Я, пожалуй, спать лягу.
– Вот и хорошо, Гарри, вот и правильно. Главное – хорошенько выспаться. И не бери в голову всякое, не посмеют они того… из школы тебя, Альбус Дамблдор не допустит. Вот увидишь, ты главное не волнуйся.
– Я не волнуюсь, – безразлично ответил Поттер.
– Ну и молодец, – добродушно улыбнулся Хагрид. – Так значится, я пошел, Гарри, и Клыка с собой возьму, а ты тут чайку попей и спать ложись, утро оно вечера мудренее.
– Угу, – провожая до двери великана, мрачно отозвался парень.
Как только дверь за Хагридом закрылась, Гарри вернулся к дивану и, не раздеваясь, лег, уставившись пустым взглядом в потолок. Последние дни стали для него настоящим кошмаром, еще ни в одном году его не травили так открыто и откровенно. И если коварство слизеринцев было предсказуемо, а райвенкловцы и хафлпаффцы, как всегда, следовали законам толпы, то предательство своих друзей и изгнание из Гриффиндора оставило в сердце Поттера глубокую, незаживающую и постоянно кровоточащую рану. А поведение Рона, единственного близкого друга, с которым они вместе выросли, доводило Гарри до крайнего отчаяния. Он думал, что после драки, когда они оба выпустят пар, им станет легче, но все только осложнилось, Гарри видел в глазах Рона неприкрытую жгучую ненависть, да и сам в этот момент пригрозил Уизли, что убьет его, если тот не уберется. И если бы не Гермиона и вовремя подоспевший Хагрид, парни точно бы покалечили друг друга и угодили в больничное крыло. Гарри понял, что Рон ведет себя как последняя скотина, потому что считает, что он его предал, своим поступком растоптал их многолетнюю дружбу, и за это Уизли, обиженный и злющий, как черт, старался причинить бывшему другу как можно больше боли. Гарри видел это и хотел все объяснить, чтобы рыжий понял, но тот упрямился как осел и ничего не желал слушать. Для него было важно только одно – Гарри имел секс с парнями, к тому же со слизеринцами, более того, с самим Малфоем, и этого было достаточно, чтобы Рон возненавидел его и никакие доводы и смягчающие обстоятельства в пользу Поттера в расчет не брал. Его друг, который был ему почти как брат, оказался гомосексуалистом – этого было достаточно, чтобы отгородиться от него высокой стеной, через которую можно было кидать камни и громко кричать: «Ату его, ату!» И Рон выбрал для себя эту роль загонщика, принимая самое активное участие в травле Гарри, чтобы как можно дальше удалиться от «грязного пидора».
Поттер тяжело вздохнул. В небольшое окошко светила луна, заливая призрачным светом хижину. Парень разулся, снял джинсы, спрятал палочку под подушку, положил очки на тумбочку, сколоченную из грубо отесанных досок, и, укрывшись большим лоскутным одеялом, глядя на полную луну сквозь окошко, снова погрузился в невеселые раздумья.
Не менее глубокую и болезненную рану в его сердце оставила Джинни Уизли, и он знал, что эта рана не затянется никогда. Юношеская любовь и первое предательство любимой девушки, которая так жестоко отвергла его. Ради нее он пошел на позор и унижение, претерпел боль и стыд, подвергся ужасному надругательству, а она не только не приняла его жертву, но даже не попыталась понять его. Гарри и сейчас пытался ее хоть как-то оправдать, убеждая себя, что Джинни поступила так под влиянием и давлением Рона, хотя прекрасно знал, что это не так. Джинни никогда не признавала ни чьих авторитетов, она всегда была свободолюбивой и независимой, всегда плевала на мнение старшего брата, поэтому то, что она с презрением отвергла Гарри, было исключительно ее выбором и решением. Парень почувствовал, как его зазнобило, стало вдруг очень холодно, а в хижине было тихо, страшно и пусто. Поттер натянул одеяло до подбородка, но теплее не стало – нельзя согреться, когда душа и сердце замерзли и раскололись на мелкие колючие льдинки. Перед его мысленным взором предстала улыбающаяся Джинни в тот день перед решающим матчем. Тогда Гарри решил для себя, что после игры, когда они завоюют Кубок, он наконец-то наберется смелости и признается ей в своей любви. Он был без ума от ее рыжих волос, светлой кожи, голубых глаз с озорными искорками. У нее в последнее время было много парней – Джинни Уизли была очень популярной девушкой, многие, и не только гриффиндорцы хотели с ней встречаться. А он из-за своей идиотской застенчивости не мог сказать ей о том, что любит ее. Но теперь было уже поздно. Они оба любили друг друга, но, не сумев вовремя признаться в своих чувствах, теперь из-за трагически сложившихся обстоятельств никогда не смогут быть вместе. Джинни, так же как и Рон, считала его предателем, и не смогла простить. В ее глазах парень, которого она полюбила с первого взгляда, оказался грязной извращенной тварью, а такого гордая Джинни Уизли простить не могла. И она вырвала его из своего сердца, бросила к ногам, растоптала и ушла с высоко поднятой головой, а он так и остался лежать – униженный, истекающий слезами и кровью, презираемый и отвергнутый всеми грязный педераст, от которого теперь все шарахаются как от прокаженного.
Гарри тихо застонал, уткнувшись лицом в подушку. Сейчас он мог позволить себе эту слабость, сейчас его никто не видит, никто не станет насмехаться и издеваться, и парень беззвучно заплакал, уткнувшись лицом в подушку. Моральные страдания, физическая усталость и постоянный сильнейший нервный стресс выходили со слезами, очищая его покалеченную душу. Весь негатив, накопленный за несколько последних дней, уходил из него. Ледяная сосулька, появившаяся внутри Гарри после изнасилования, сейчас таяла и ломалась на куски. Он знал, что завтра все закончится, ему придется покинуть Хогвартс, и он никогда уже не увидит Джинни, Рона и Гермиону. Дурсли упекут его в школу святого Брутуса, где ему придется вести каждый день борьбу за выживание, потому что это заведение и школой то назвать можно было с большой натяжкой – она представляла собой закрытый интернат для трудных подростков и малолетних преступников. Там ему придется провести два года до своего совершеннолетия, которое в мире магглов наступает в восемнадцать лет, а потом придется начинать новую взрослую жизнь.
Гарри выплакал все свои несчастья, всю обиду и злость на своих врагов и почувствовал, что становится самим собой. Он плакал уже тише, всхлипывая и икая, постепенно успокаиваясь, и, наконец, утих. Усталость овладела парнем, он стал забываться беспокойным сном, продолжая время от времени тихо всхлипывать или стонать, нервно вздрагивая всем телом, когда в обрывочных видениях возникала то Долорес Амбридж, с улыбкой смотрящая на его окровавленную руку, то манящая к себе Джинни Уизли, которая потом плевала ему в лицо, то возбужденный Драко Малфой, который целовал его и принимался бесстыдно ласкать в самых интимных местах. Гарри метался на широком диване, отбросив одеяло и тяжело дыша, а в это время под покровом ночи небольшая неприметная дверь замка, ведущая на задний двор тихо приоткрылась, из нее беззвучно выскользнули четыре фигуры, закутанные в черные мантии без каких-либо опознавательных знаков принадлежности к факультетам, капюшоны были низко надвинуты на лоб, а лица скрывали маски. Не произнеся ни одного слова, неизвестные, пригибаясь и оглядываясь по сторонам, быстро побежали к одиноко стоящей хижине на опушке Запретного леса.

Тихо скрипнула дверь, и фигуры в масках осторожно вошли в домик лесника. Гарри что-то пробормотал во сне, и незнакомцы в черном на миг замерли, а затем стремительно бросились к спящему парню. Его грубо стащили с дивана, швырнули на пол и накинули одеяло на голову. Один из нападающих бросил его очки на пол и наступил на них ботинком, а другой, вытащив из-под подушки спрятанную там палочку, вышвырнул ее в окно, чтобы Гарри не сумел ей воспользоваться. Одеяло, накинутое на голову Поттера, скрывало нападавших и не давало ему возможности закричать и позвать на помощь. Сразу же последовало несколько ударов в живот, по спине, снова по ребрам, в голову. Под градом сыпавшихся на него со всех сторон ударов, ослепленный и оглушенный падением, Гарри все же пытался вырваться. Его били, пока он продолжал сопротивляться. Ни один из нападавших ни произнес ни слова, и Гарри в этот момент понял: они боятся, что он может узнать их по голосу. На него напали и избивали те, кого он хорошо знал, поэтому они истязали его молча. Кто-то размахнулся и со всей силы врезал ботинком – удар пришелся в солнечное сплетение… Гарри узнал, что боль бывает белого цвета – она ослепляет, как снег в солнечную погоду, она отбирает жизнь, силы, способность соображать. Мир взорвался, вся вселенная для Поттера перестала иметь значение, он хотел только одного – дышать. Но именно дышать он и не мог. Спазм, перекрывший доступ кислорода, и не думал проходить, он задыхался под накинутым на голову одеялом, а тело как будто парализовало от боли. Его грубо перевернули на живот, содрали трусы и поставили в позу, загнув раком, заломив за спиной руки. Гарри задергался и замычал. Спазм начал проходить, и парень со всхлипом, вздрагивая всем телом, сделал первый глоток воздуха, затем второй. Дышал он рывками не только от последствий удара, но и от нервного перенапряжения. Если сначала Гарри думал, что ему решили устроить «темную» и просто попинать ногами – возможно, среди нападающих даже был Рон, чтобы отыграться за набитую морду и выбитые зубы, то теперь в намерениях напавших сомневаться не приходилось. Подонки собираются изнасиловать его, пустить по кругу, так, как это сделали слизеринцы, и Поттер принялся вырываться из последних сил. Кто-то снова врезал ему ногой под живот. Пресс у Гарри был хороший, он чувствовал, как чей-то ботинок просто плющит кожу живота, оказавшуюся между твердыми мышцами и грубой подошвой, как между молотом и наковальней. На пятом или шестом ударе насильник пробил его пресс и уже с исступлением колотил изо всех сил, с грудным выдохом, не разбирая, куда бьет. Очередной удар пришелся по многострадальным ребрам, снова удушливый спазм перекрыл дыхание Гарри и парализовал все его тело. Он чувствовал, что второй раз выдержать эту пытку уже не в силах. Его, голого и удерживаемого в постыдной позе, еще пару раз пнули в живот. Поттер дернулся в крепких руках. Слезы боли, обиды, бессильной ярости и горечи от несправедливости застилали глаза, но из-за накинутого ему на голову одеяла, насильники этого не видели и не слышали – Гарри плакал беззвучно. Парень испытывал ужасное состояние, при котором разум все понимает, а тело бессильно сопротивляться. Гриффиндорец все осознавал и понимал, что его сейчас снова изнасилуют, и это сделают люди, которых он наверняка хорошо знает, которые могли быть его друзьями. Кто-то смачно плюнул ему в анус, и стал залупой размазывать слюну, сфинктер конвульсивно сжался, чтобы не впустить в себя член насильника, но тот уже приставил головку к заднему проходу Гарри и, растянув его ягодицы в стороны, подался вперед. Раздвигая трепещущее кольцо сфинктера, член погружался в прямую кишку Поттера. От боли его пронзил озноб, он прерывисто задышал и тихо застонал через сжатые зубы. Обхватив парня обеими руками за бедра, насильник начал с размахом его ебать, яйца с легким хлопком бились о яйца Гарри. Член входил в него ровными сильными толчками и при каждом толчке он вздрагивал от боли, едва сдерживая вскрик. Поттеру показалось, что его насилуют бесконечно долго, но наконец он почувствовал, что насильник напрягся, движения его ускорились, и, издав не то вздох, не то стон, он начал кончать. Гарри ощутил, как чье-то семя наполняет его, как член вздрагивает в глубине его тела. С хлюпающим звуком насильник извлек свой ствол из задницы гриффиндорца и еще пару раз вздрочил, остатки его спермы полились Гарри на спину и ягодицы. Стоило ему отойти от Поттера, его место тут же занял второй, и, также обхватив парня за бедра, мощным толчком вогнал свой член ему в зад по самые яйца и резкими сильными движениями начал входить и выходить с громким чмоканьем.
Трахали его быстро и жестко. Только очередной насильник спускал Гарри в кишечник порцию спермы и отходил от него, как следующий тут же занимал освободившееся место, погружая в раскрытое очко своей член и все начиналось сначала. Когда Поттера наконец отпустили, он упал на пол и услышал сдавленный шепот:
– Все, уходим. Пидор получил свое. Скоро вернется Хагрид.
Парень слышал, как его мучители торопливо направились к выходу, заскрипела и хлопнула дверь, во дворе тихо зашуршал гравий, и все стихло, как будто ничего и не было. Только он чувствовал, как болело и словно жгло огнем анус, как из него вытекает липкая сперма и стекает на пол. Гарри знал, что несмотря ни на что, надо подняться, привести здесь все в порядок, уничтожить все следы, и сделать это быстро, чтобы Хагрид, вернувшись из Запретного леса, не застал его в таком виде и не догадался ни о чем. Парень отбросил в сторону одеяло, с трудом приподнял свое израненное, изнасилованное тело. Болело все – живот, ноги, шея, дико болел задний проход, и судя по тому, что под ним уже собралась небольшая лужица, Поттер понял, что это не только вытекающая из него сперма насильников, но и его собственная кровь. Парень попытался встать на ноги и тут же с криком упал, ноги не держали, а из разорванного ануса сочилась и стекала по ногам сукровица. Лежа на полу, Гарри дотянулся до своих порванных трусов и стал ими подтираться, закусив от боли губу, затем попытался снова приподняться, зажимая перепачканными спермой и кровью трусами поврежденный задний проход, но снова со стоном опустился на пол.
«У меня же слушание утром, а я не могу ходить» – пронеслась в голове у Поттера мысль.
«Вставай!» – мысленно приказал гриффиндорец сам себе. – «Нужно найти палочку, одеться и убрать все следы. Сейчас это самое главное. Вставай и иди!» – и он начал приподниматься. Сначала встал на колени и, опираясь на локти, пополз к стоящему неподалеку стулу, который в хорошо освещенной лунным светом комнате виделся Гарри в виде расплывчатого темного пятна. Он дополз до стула и вцепился в него, пытаясь подняться, но стул с грохотом перевернулся, и парень снова упал, заорав от боли.
– Вставай, твою мать! – со злостью закричал он. – Встать, Поттер!
И он встал, и, цепляясь за какие-то предметы, пошел на ощупь. От боли темнело в глазах, а он, стиснув зубы, на дрожащих ногах, по которым медленно стекала кровавая сперма, дошел до двери и, отворив ее, вышел на улицу. Холодный ночной воздух обдал его мокрое, разгоряченное тело, слегка заглушая и притупляя боль. Опираясь о стену хижины, Гарри сумел дойти до окна, в которое выкинули его палочку, медленно опустился на колени и принялся руками шарить по земле. Голый, окровавленный, в сперме своих насильников, полуслепой парень ползал на четвереньках по земле, тщательно ощупывая руками каждый сантиметр пространства в поиске своей палочки. Он старался не обращать на боль внимания, она была, но гриффиндорец старался относиться к ней спокойно. «Забудь про боль и она про тебя забудет», – мысленно повторял он, продолжая поиски. Парень знал, что палочка где-то рядом, она не могла упасть далеко от окна и надо просто тщательно ее искать, и он продолжал ползать по земле, сдирая в кровь колени и ладони, не обращая внимания на полученные при падении ушибы и боль во всем избитом теле, пока наконец рука не коснулась знакомого предмета. Схватив палочку, Гарри сжал ее так, что пальцы побелели. Он опустился на холодную землю и несколько минут лежал без движения, вздрагивая всем телом, а затем взмахнул палочкой и прошептал «Асклепио». На этот раз простое исцеляющее заклятие принесло незначительные результаты, и, судя по тем ушибам и повреждениям, которые он только получил, тут требовалась серьезная помощь опытного колдомедика. Поттер несколько раз применял исцеляющее заклятие, но сумел лишь немного снять боль и излечить несколько незначительных синяков на лице. У него сейчас совсем не было сил на магию, но и этого было достаточно, чтобы он мог встать на ноги и ходить, не держась за стену.
– Ассио, очки, – предельно сконцентрировавшись, мысленно произнес призывное заклинание Гарри, и через несколько мгновений разбитые и покореженные ботинком одного из нападающих, они оказались в руке парня. Он осторожно ощупал стекла, которые превратились в единую паутину трещин, и, направив на них палочку, прошептал «Репаро». Из палочки вырвалась небольшая вспышка, и линзы снова стали целыми. Гарри надел очки, прислонился голой спиной к наружной стене хижины и, подняв голову, взглянул на далекие мерцающие звезды безжизненными глазами – до восхода оставалось совсем мало времени. Хагрид мог вернуться в любой момент, а ему надо было сделать так много, и первым делом необходимо было помыться – не просто применить очищающее заклятие, этого было недостаточно. Поттер хотел смыть холодной водой с себя всю грязь, которую оставили на нем его насильники и вымыть из себя сперму этих сволочей, чтобы не носить в себе их грязное семя.
– Фонтис, – произнес Поттер, и в тот же миг из палочки начала брызгать вода. Он наклонился вперед и, направив струю в поврежденный анус, вдруг почувствовал новый приступ жуткой боли, перед глазами снова встала белая пелена, но не одного звука не сорвалось с его губ. Гарри долго промывал свой кишечник, а затем, подойдя к невысокой, широкой бочке, наполненной дождевой водой, залез в нее, погружая свое тело в ледяную воду. Боль начала отступать. Он мылся долго, снова и снова набирая в пригоршни воду, плескал себе в лицо, смывая грязь и слезы.
Гарри видел, как на животе багровым пятном расплывался кровоподтек, чувствовал, как лицо стало слегка опухать от ушиба, полученного при падении и от удара, когда кто-то врезал ему по замотанной одеялом голове. Колено сильно болело и опухало, и вообще все ноги были в отеках, обещающих стать огромными синяками. Гарри осторожно вылез из бочки и, применив высушивающее заклятие, пошел к открытой двери. В хижине царил беспорядок – несколько перевернутых стульев, разбитый кувшин с молоком, валяющееся на полу одеяло и его порванные и окровавленные трусы, которыми он подтирался и зажимал кровоточащий анус, а на полу небольшая розовая лужица из его крови и спермы насильников. Так и не одевшись, Поттер машинально принялся наводить порядок, уничтожая следы нападения, а мысли его были о ночном происшествии и о том, кем могли быть его насильники. Гарри понимал, что это нападение не было случайностью, его запланировали и подготовили. Они точно знали, что Хагрид покинул хижину и отправился в лес, и дело было не в том, что подонки видели свет удаляющегося фонаря. Наверняка об отсутствии Хагрида им рассказал проклятый сквиб Филч, естественно, не бескорыстно. Филч мог видеть уходящего великана и даже поболтать с ним немного, а потом за пару галеонов продать эту информацию тем, кто готов был за нее заплатить. Так же не было случайностью, что насильники так легко могли покинуть стены школы. Кроме Гарри, никто из студентов не знал так хорошо всех тайных ходов и туннелей, и наверняка эти подонки вышли в «случайно» не запертую дверь, которую оставил открытой тот же паскуда Филч. Подкупить гнусного завхоза могли те же слизеринцы, решив еще раз развлечься с ним перед тем, как его вышвырнут из школы, Урхарт не упустил бы напоследок такой возможности, да и средства вполне позволяли подобную безнаказанную шалость.
Гарри швырнул окровавленные трусы в камин, наблюдая, как огонь уничтожает следы насилия над ним, и продолжал размышлять. Нападавшими могли оказаться и те хафлпаффцы, которые пытались опустить его в первый же день выхода из больницы – ему тогда чудом удалось вырваться от них, да еще и хорошенько врезать двоим ублюдкам, и сейчас среди ночных подонков вполне могли оказаться те самые парни, желая отомстить ему и взять реванш. Да и райвенкловцы могли не упустить такую возможность, чтобы попинать ногами «говеного пидора» и прогнать его по кругу, по примеру слизеринцев. Тот парень, Роджер Дэвис, который плюнул ему в сок, и в которого он чуть не запустил пыточным проклятием, мог собрать свою шайку и отыграться за оскорбления, которое нанес ему «грязный гомик» в присутствии всей школы. Гарри помнил, с какой ненавистью смотрел на него тогда райвенкловец.
Поттер «склеил» разбитый кувшин, машинально поднял перевернутые стулья и, глянув на розоватую лужицу на полу, невольно вздрогнул. Одна только мысль о том, что это могли сделать гриффиндорцы, вымораживала парня. Об этом было страшно думать, до чего нелепо и дико было это предположение, но, тем не менее, факты упрямая вещь. Благородные и честные гриффиндорцы в последнее время могли успешно посоревноваться со слизеринцами в подлости и предательстве. Они не стеснялись травить своего бывшего товарища и выгнали его из Гриффиндора. Одна неприятная мысль острой занозой засела в мозгу Гарри – они все это делали молча, они боялись, что он их узнает по голосам. Они очень боялись быть узнанными, поэтому первым делом накинули ему на голову одеяло, а затем разбили очки. Он мог узнать их, поэтому били и насиловали его молча, и только под конец один из подонков глухо прошептал: «Уходим. Пидор получил свое. Скоро вернется Хагрид». Поттер был уверен, что никто из слизеринцев не стал бы называть великана по имени, обычно змееныши использовали по отношению к лесничему обидные прозвища, которые сильно злили Гарри. А здесь один из насильников произнес «Хагрид» – было ли это сделано преднамеренно, чтобы сбить его с толка, или подонок нечаянно проболтался? Поттер отчаянно старался гнать от себя мысли о том, что на него напали гриффиндорцы, но эта мысль тошнотворным комком снова и снова накатывала на него, услужливо преподнося все новые факты. Нападающие нашли его палочку сразу же и вышвырнули ее в окно, чтобы он не смог оказать им сопротивление. Они знали о его быстрой реакции, выработанной за годы игры в квиддич в качестве ловца, а о том, что он всегда клал свою палочку под подушку, знал только Рон Уизли…
– Нет, Рон не мог этого сделать, – прошептал Поттер, немигающим взглядом глядя в огонь камина, поглощающего окровавленную тряпку.
За окнами занимался рассвет…

Хагрид вернулся под утро и застал Гарри у двери хижины в белой наглаженной рубашке, тщательно заправленной в черные школьные брюки. Даже волосы парня, почти всегда взлохмаченные в «легком» беспорядке, сейчас были расчесаны и наконец-то приобрели вид прически. Было видно, что мальчишка долго и тщательно собирался, и создавалось впечатление, что он готовился к святочному балу – не хватало только галстука-бабочки. Но на Гарри не было ни «бабочки», ни обычного галстука с цветами Гриффиндора, ни мантии с гербом факультета. Только белоснежная рубашка, черные брюки и, кажется, впервые в жизни начищенные и блестящие ботинки. Великан приветливо помахал парню рукой, но тот не обратил на это внимания. Хагрид поспешил к нему навстречу, но вдруг лесничего остановил полностью отрешенный, безразличный к окружающей действительности взгляд Поттера. У парня был такой вид, будто в этом мире уже ничего не может его тронуть. У Гарри были глаза самоубийцы.
– Гарри, сынок, да разве ж можно так убиваться, – пораженно произнес великан. – Все будет хорошо, вот увидишь. Альбус Дамблдор…
– Хагрид, у меня нет пиджака, – продолжая смотреть безразличным взглядом в пустоту, вдруг произнес Поттер.
– Что? – спросил лесничий, с тревогой глядя на парня, а Клык в это время протяжно заскулил.
– Пиджак, Хагрид, – наконец-то взглянув на великана, повторил Гарри. – Понимаешь, мне нечего одеть на слушание. В том году Уизли дали мне пиджак Билла, он был слегка великоват, но это ничего. А сейчас мне нечего одеть, а без пиджака как-то неприлично. Там соберется столько людей…
Хагрид поражено молчал, с тревогой глядя на Поттера, а тот, взглянув на циферблат дешевых маггловских часов, произнес:
– Я пойду, Хагрид, уже пора…и черт с ним, с пиджаком, – и слегка прихрамывая, направился в сторону замка.
– Гарри, все будет хорошо! – крикнул ему в след великан, но парень даже не обернулся.
Хагрид громко шмыгнул носом, переступил порог и, войдя в хижину, вдруг замер с открытым ртом от удивления – внутри дома царил идеальный порядок.

Дата добавления: 2015-10-02