Не уверен – не обгоняй!

(Из воспоминаний Димы Кербышева)

Звонок телефона раздался когда я мылся под душем. Должен был звонить Пашка и мне пришлось как психу выскакивать из потоков воды, мчаться через весь коридор в комнату отца и хватать трубку, стряхивая крупные капли мыльной воды на какие-то бумаги, лежавшие у него на столе.

– Дим, это ты? – голос у Пашки звучал глухо (телефон давно уже барахлил), но было в нем что-то... словно он собирался предложить нечто сверхавантюрное. – Слушай, ты чем занимаешься? Чего-то захотелось к тебе приехать, потрепемся, а? Черт знает, сколько времени уже спокойно не разговаривали...

Я вообще-то собирался договориться с Татьяной о встрече, но тут отвечаю:

– Конечно, давай, приезжай, жду!

Чувствую, ему это сейчас очень надо, да и у меня он давно уже не был, все у него собирались.

Через час Пашка уже был у меня. Я его еще в окно увидел: идет – прямой, белые джинсы нацепил, на всех девчонок смотрит, благо их прорва на Калининском, вобщем, весь из себя бравый морской волк. Поскреб по сусекам – удача! В самом углу серванта, в углу затаилась бутылочка клюквенного ликера. Мы ее, милую, естественно, на пол, вместе с бокалами, сами на диван плюхнулись. Спрашиваю:

– За что пьем-то?

У Пашки взор сияет, вид довольный до невозможности.

– Представляешь, – говорит, – какое дело провернул, – удалось устроить родное дитя в ясли, которые рядом с нашим домом на Юго-Западе, знаешь? Это была полная безнадега, но мне удалось! Спасибо юристу из детской поликлиники, век на него молиться буду, скалился над бедной молодью. В очереди-то я был триста двадцать шестой...

Да, он, пожалуй, действительно гигант. Оказалось, что всего за неделю он, кроме того, что устроил ребенку ясли, обегал с ним всех врачей в Сокольниках, чтобы справку получить. Любит он свою Маринку, души не чает. По врачам-то она могла и сама с ребеночком походить, дома ведь сидит, а Пашке пришлось с работы отпрашиваться. Это не так-то приятно, особенно если отношения с начальством – не из лучших. Он все говорит, что ей тяжело, но я-то вижу кому из них тяжелее. Я свою благоверную тоже так любил. Вспомнился разговор, который был у нас с Пашкой, когда мы еще с ней не разошлись. Старый вопрос – кому в семье заниматься домашними делами? Когда-то было все просто – существовала женская специализация. Вся домашняя работа была чисто женским занятием, а мужчины преуспевали на службе. С этим ясно. К этому возврата нет. Сейчас все кричат, что мужчины, мол, и женщины должны вместе нести тяготы быта. И что же получается? Хорошо, если после работы нет других занятий, кроме посиделок у ящика с экраном. А если есть? Вот и выходит, как у Пашки с Мариной: у нее хобби она вяжет (себе), у него "хобби" – он толкает науку (а это нужно всем людям без исключения). Однако, с точки зрения "семейного демократизма", эти хобби абсолютно равноправны. И Мариночка с чистым сердцем отрывает Пашку от проблем, которые, может, кроме него никто вообще не сможет в наше время разрешить, просто из-за того, что у нее недовязан какой-нибудь рукав. Все как будто забыли, что семья, как и отдельный человек, не сами по себе, они – для общества, и нельзя решать проблемы семьи, ограничившись только ею самой. Пашка и тогда всего этого не мог понять, он, видите ли, легко может мысленно встать на место других и тогда их очень хорошо оправдывает. Но ведь нельзя же так! Можно оправдать все, что угодно. Он понимает всех, а кто же поймет его? Вот и сейчас повторяется та же история. Все заботы с яслями – у Пашки на плечах. Пеленки тоже, насколько знаю, стирает он. Если учесть, что готовит ему мать Марины, то стоит задаться вопросом: а что же делает сама Мариночка? Отчего это ей так тяжело? Устала от умиления ребенком? Любовь, это прекрасно, я рад за Пашку, что у него есть любовь, но иногда кажется, что лучше бы ему быть холостым. Я ему говорил: "Быт отрывает тебя от серьезной работы!" А он мне: "Любовь окрыляет и дает мне новые силы!" Вот так...

Слушаю я Пашку и до того мне грустно становится, что сил никаких нет. Эгоист я, все-таки! Ведь друг счастлив, я-то понимаю, что это такое. Счастлив! А у меня зависть какая-то, что ли... И давлю я это гадостное чувство и так и этак, а все равно обидно, как же у меня с семьей ничего не вышло... Ведь любили же, любили! После того, как мы разошлись, я многое в жизни понял, словно прозрение какое-то наступило. Любить и сохранять любовь надо уметь, это целая наука, искусство и дано оно далеко не каждому. Сам обворовывает себя тот, кто ставит животное влечение на место большого чувства, но слепая, безумная любовь – это тоже не любовь в истинном смысле слова. Такая любовь губит душу любимого, это отравляющая любовь, она все разрушает и потому длится недолго. Когда мать любит свое дите такой любовью, она растит эгоиста и себялюбца, ребенок быстро утрачивает свое инстинктивно чистое влечение к матери и сменяет его на грубо потребительское отношение, выраженное формулой: "Родителей надо любить, потому что без них еще хуже". В своих чувствах мы такие же дети, мы все время изменяемся, душа наша не лежачий камень, она – река, часто меняющая свое русло. Свобода чувства есть та же осознанная необходимость, что и свобода воли. Рабы инстинкта и те, кто теряет в этом чувстве голову, я тогда ее, кажется потерял...

Взглянул на Пашку, он сидел задумавшись и лицо у него было счастливо-мечтательное. Наверное, представлял, как они теперь переедут на Юго-Запад и будут жить, как раньше, самостоятельно и независимо ни от кого. А жили они тогда действительно здорово. В доме у них всегда было как-то уютно и хорошо. Помню, меня поразило, что они – Пашка, Марина и Пашкина мама, занимаясь по хозяйству, какая бы работа ни была, мытье посуды или приготовление ужина, всегда пели, пели от души и часто в полный голос. А Пашка дивился моему удивлению, он думал, что все так живут. Но он ошибался. Люди поют только когда счастливы. Счастье прочно поселилось у них в доме и стало привычным, как сосед в коммунальной квартире. Друзья и знакомые вечно собирались у них, все праздники и годовщины отмечались в их доме...

Ликер оказался превосходным, я налил себе и Пашке еще. И снова принялся размышлять о счастье. Так ли уж оно в самом деле нужно? Да и разное оно бывает. Счастлива ли кошка, наевшись рыбки и свернувшись в уголке дивана? По-своему – несомненно. А если человек счастлив таким счастьем? Хорошо это или плохо? Самому по себе, без сомнения, хорошо. Это и есть то, что называют мещанским счастьем. Но такое счастье ни к чему не зовет, оно останавливает человека в пути, а остановка означает гибель, смерть души. Человек прежде всего – человек среди людей, и он должен жить для людей. Только в этом должно быть его счастье. Значит – счастье – борьба, труд, забота о людях, творчество на благо людей? Но это беспокойство, а нам часто хочется спокойствия и устойчивости...

Хлопнула входная дверь. Это Юрка, мой брат, со своей Галей. Они совсем недавно поженились.

– Выпьете с нами?

Юрка отказывается, а Галочка совсем не против. Общество дамы несколько изменяет направление нашего трепа, уводит его в сторону погоды и последних кинофильмов. Но как-то само-собой все возвращается на места и Пашка задает Галке свой любимый сакраментальный вопрос:

– Как ты думаешь, есть ли на свете любовь?

Он-то уже знает, что есть, но обожает выслушивать аргументацию тех, кто это отрицает, особенно молоденьких девушек. Но тут он промахнулся. Галочка заявляет:

– Господи, да конечно есть!.. Первые три года.

– А сколько вы с Юрой друг друга знаете?

– Четвертый год.

–???

– Да, да, какая уж тут любовь...

Такой поворот озадачил даже меня, хотя я и знал, что слишком горячих чувств она к нашему Юрке не питает.

– Тогда зачем же все? Свадьба и... – Вопрошает Пашка.

– Сама толком не знаю... Надоело... Ну должно же время от времени что-нибудь происходить.

Вот так признание! Это, конечно, под влиянием Пашкиного воздействия: его всепонимающие глаза частенько располагают к исповеди. Черт, но ведь ей всего двадцать один год! Не рано ли разочаровываться в жизни? Галка – стройная, довольно красивая девушка с длинными светлыми волосами. И, конечно, видела уже много огня, воды, прошла даже часть своих медных труб. В наш век сексуальных революций красивым приходится особенно трудно. Слишком много баров, кафе и ресторанов, слишком много чужих постелей успевает посетить девушка, прежде чем начинает сколько-нибудь разбираться в жизни и собственных чувствах. Поэтому многие, слишком многие приходят к разочарованию и цинизму. Сами же они свое умение холодно рассуждать о жизни часто принимают за ум, забывая, что истинный ум предполагает и истинные чувства, без которых логика бессильна. "Чистая" логика всегда приводит их к одному и тому же выводу: мир состоит из подонков и лишь сама она, их жертва, – чиста и безвинна. Результат – огромное число молодых девушек на улицах с таким презрительным и высокомерным выражением лица, что становится страшно за их душу.

Что это Пашка с Галкой там увлеклись? Ликер уже допивают... А! Это он ей свою теорию бессмертия великих душ излагает... Эдак, с пафосом: "Понимаешь, будут реконструировать лишь души, то есть, набор психологических свойств, лишь тех людей, которые внесли значительный вклад в прогресс человечества, великих людей. Во-первых, такие души ценны сами по себе, как замечательные творения природы и личностей, которые их воспитали; во-вторых же, сама реставрация возможна лишь если в сознании живущих, в прозе, стихах, науке или художественных полотнах, скульптуре, архитектуре этими великими оставлен значительный след. Серенькие, пресмыкающиеся душонки восстановить почти невозможно, их следы в общественном сознании слишком быстро стираются! Да, богатая фантазия, ничего не скажешь! Хотя в этом что-то есть... Да и стимул для людей каков! Церковь всегда пользовалась им, обещая в награду за праведную жизнь бессмертие на небесах. Наука будущего сможет предложить настоящим людям бессмертие на земле. Но только настоящим!

Потрепались еще с Галкой о жизни и о любви и она пошла спать. Как-никак, муж ведь имеется. А у нас, естественно, разговор пошел о деле. Группа наша постепенно входила в курс, кое-кто начал работать, часть, как мы и думали разбежалась. Любопытно, что ушли как раз те, которые как-то не приглянулись нам с самого начала, люди без азарта, без искры, что ли. Пашка зачем-то начал мне говорить о трудностях, о том, что это сейчас никому не нужно, что сейчас у людей другие задачи, что нас будут пинать со всех сторон и совершенно справедливо, и наконец, что хотя он сам абсолютно уверен в правильности выбранного нами курса, но при этом ясно субъективность такой уверенности и что все это, в принципе, может оказаться полной галиматьей, а наше дело – провалиться. Ну, вот этого он лучше бы не говорил! До чего же меня бесит этот его плюрализм, как сейчас модно выражаться! И нашим и вашим! Думайте сами решайте сами! Вместо того чтобы увлекать людей своей уверенностью в победе, кормит нас электрической похлебкой различных мнений. Хоть бы он с ребятами так не разговаривал! Слава богу, хоть с ними держится уверенного тона. Со мной, я знаю, он говорит так, как думает. Но ведь сам то я не так уверен во всем этом предприятии, как он! Он-то хоть и сомневается да прет вперед как танк! А меня как одолеют сомнения, так хоть в петлю лезь...Не чувствует он этого, что ли?

Ликер выпит, Пашке пора к своей благоверной. Проводил его до метро, он уехал веселый, а я что-то не очень, все страдал, что не успеет на пересадку...

С утра – опять в школу. Сегодня будет полегче, у моих оболтусов – сочинение. Вхожу тихонько. Замешательство в рядах противника, Мозгляков, или как его ласково зовут, Петюня, замечает меня первым и, издав приглушенный крик индейского воина, заметившего бледнолицых, вскакивает, одергивая пиджак. Из парты сыплются шпаргалки. Иночка Шмутц кокетливо вскидывает на меня свои огромные черные глаза с длиннющими ресницами и тут же томно их опускает. Вставать, когда входит мужчина, она считает излишним. "Садитесь". Все садятся с неимоверным грохотом, а ведь парты с хлопающими крышками давно свезены на свалку... Как же это у них получается? Еще одна неразрешимая загадка природы. Открываю журнал и отмечаю, что Пенрикова опять отсутствует, а ведь у нее двойка за прошлое сочинение... Смотрю в план, ищу тему: "Страшен или смешон Молчалин"... М-да... Язык не поворачивается. Встаю и объявляю: "Тема сегодняшнего сочинения "Не уверен, не обгоняй!" Надеюсь, у них достанет ума понять, что речь не о правилах уличного движения. Черт, опять будет скандал на педсовете!

Гляжу на строчащих своих выпускников и думаю: а почему же именно эта тема насчет уверенности засела у меня в голове? Попытался представить свой класс пишущим контрольную по диалу. Сколько ни старался, не смог. Странное что-то со мной творится. Вспомнил, как я раз спросил у Пашки, что он думает по поводу огромного, просто страшного числа самоубийц среди талантливых личностей. Он тогда с готовностью, вызывающей удивление, прочел мне целую лекцию. Человек тесно связан с обществом, и когда он своими достижениями, скажем, ума, ставит себя несколько выше этого общества, связи, соединяющие его с ним, напрягаются. Если бы они были из резины, возникло бы механическое напряжение. Поскольку связи эти социальные, возрастает напряжение психическое. Здесь то же закон – действие равно противодействию. С какой силой талант тянет общество вперед, с такой же общество пытается его возвратить обратно. Чем больше новизна, тем большее противодействие окружения она вызывает. Потому-то часто люди, не выдерживая этого напряжения, пытаются порвать связи, уходя в затворничество либо вовсе из жизни. Человек, идущий вперед и обгоняющий других, должен быть уверен в себе, как никто. Легче всего плыть со скоростью течения – для этого вообще не надо тратить силы. Не вызывает противодействия только тот, кто не зарывается...

Так вот в чем дело! Дело в моей собственной неуверенности, неуверенности не в деле – в самом себе! Устал я от этой двойной жизни! На работе – работа, а после работы – тоже работа... А ведь люди кругом хотя бы после шести имеют заслуженный отдых, возможность отключиться... Общение с дорогими моими ученичками так меня изматывает, что страшно даже подумать о порождающих грамматиках Хомского или об аксиоматических методах, которые мне втолковывает Павел.

Ну вот, опять! Сегодня был, так сказать, легкий день. А голова такая тупая, что даже страшно как-то. Нет, все-таки, во мне нужной уверенности. Пока Пашка рядом – все в порядке. Нет его – и я работать как следует не могу. Ничего у меня с этим не получится. Мы с Пашкой давно решили говорить друг с другом на прямую, не жалея себя. Я позвоню ему и скажу, что выхожу из дела.

Дата добавления: 2015-09-01