О русском пире и пьянстве.

За время своей службы в России Патрик Гордон не раз давал пиры и вечера и не раз приглашался на них. Выше уже был описан пир, который майор устроил для стряпчих Иноземского приказа, благодаря которому он смог заручиться их благоволением и поддержкой. На нём, согласно традициям местничества, каждый из присутствующих был одарён соболями в соответствии со своим чином и служебным положением. Несомненно, и сидели за столом служилые люди согласно тому же местническому порядку. В дальнейшем мы увидим, что пиры давались и в Немецкой слободе (л. 144, 149, 219 – по случаю новоселья, л. 230 об.), и у знакомых Патрика Гордона, преимущественно людей, облечённых властью (л. 199). Патрик Гордон, к сожалению, не приводит подробного описания пиров у русских, ведь по большей части он проводит застолья со своими сослуживцами и соотечественниками. Трудно сказать, является ли традиция пиршества в Немецкой слободе привнесённой из русской культуры: и в первом томе «Дневников», и в первой части второго тома встречается довольно много упоминаний о весёлых пирушках солдат в Германии и Польше[65]. Тем не менее, у многих других иноземцев, посетивших в это время Россию, мы непременно увидим описания русских застолий.

У Адама Олеария можно встретить описание повседневной еды всех слов общества. А также заметку о пирах, которые дают вельможи. Он очень хорошо подметил интересную особенность русского пира: «Это хлебосольство должно служить удочкою, при помощи которой они [вельможи] больше приобретают, чем затрачивают»[66]. Вообще же он отмечает гостеприимство русских, даёт бесценные свидетельства о некоторых традициях русского пира, например, о выходе домохозяйки к гостям с чаркой водки, что символизировало особенное уважение хозяина дома к гостям.

Мейерберг отмечает, что, хотя обыкновенно русские умеренны в приёме пищи, «когда же захотят задать пир друзьям, тогда выставляют напоказ все, что есть у них; считают, что пир не пышно устроен или не искусно приготовлен, если вместе с мясами и птицами не подано будет множества блюд с разною рыбой, за которую Москвитяне, хоть и из грубой роскоши, платят дорого». Пишет он и о подарках, которыми одаривают друг друга гости и домохозяин, и об уже упоминавшейся традиции выхода домохозяйки (впрочем, ему следуют не всегда: на приёме у Нащокина жена хозяина дома к гостям не выходила), и о такой функции пира, как приобретение полезных знакомств и доброжелателей. Как и другие иностранцы, Мейерберг свидетельствует, что московиты очень любят пиры и устраивают их на каждый праздник, будь то тезоименитство, Пасха или какой другой случай[67]. У Я.Стрейса есть прекрасное описание пиров на русских свадьбах и на похоронах[68].

Удивительно, но нигде у Патрика Гордона мы не находим свидетельства того, в чём единодушно упрекают русских другие иностранцы. Речь идёт о пьянстве, ставшем уже стереотипной чертой, без которых русских почти не представляют. Как говорит Адам Олеарий, «пьянству они преданы более чем какой-либо народ в мире». По его словам пьянство распространено среди всех сословий Московии, и увидеть лежащих на улице пьяных женщин и мужчин – это самое обычное дело. Причину этого они видит в том, что русские «сняли с себя всякий стыд и всякое стеснение», или, проще говоря, во всеобщей аморальности русских[69]. Я.Я.Стрейс пишет, что русские считают водку «самым почётным напитком» и что русские способны пропить и в сильный мороз всю свою одежду и последнюю собственность. Впрочем, он признаёт, что после царского указа закрытии многих питейных домов число пьющих и распутствующих людей на улицах русских городов пошло на убыль[70]. О пьянстве русских, лично виденных им, пишет и Н.Витсен[71]. С.Коллинс считает, что пьянство у русских – это самое сильное выражение радости на праздниках и «чем торжественнее день, тем больше неумеренность». Однако он признаёт, что сей порок свойственен не только русским, но и другим народам, как проживающим в Российском государстве (например, черкасы), так и европейцам, например, полякам, которые «преданы пьянству больше, нежели русские», и даже его соотечественникам - англичанам[72].

В данном исследовании, к сожалению, мы не можем затронуть проблему появления стереотипа о русском пьянстве и потому оставляем выявление его корней последующим исследователям. В то же время, нельзя не заметить, что бóльшая, нежели у других народов, страсть русских к водке и другим подобным ей напиткам - это всё-таки именно стереотип, а не чистая констатация факта. Во всяком случае, Патрик Гордон в первом томе «Дневника» подтверждает слова С.Коллинса о пьянстве у поляков (л. 50), а также рассказывает о случаях пьянства среди офицеров (л. 127, 220 об.). Во втором же томе он рассказывает несколько случаев пьянства среди сослуживцев и рядовых польской армии (л. 2, 5, 7 об.) и среди английских матросов (л. 246-246 об.).

Из вышесказанного мы видим, что, во-первых, пиршество на Руси было не только временем общей трапезы и увеселения, но также выполняло особые социальные функции: во время пира устраивались новые знакомства, получали подтверждение местнические традиции, укреплялся авторитет хозяина дома и его семьи. Во-вторых, у Патрика Гордона мы нигде не встречаем упоминаний о пьянстве среди русских, так частых у других путешественников, что особенно важно, т.к. Гордон прожил в России суммарно более 30 лет, намного больше других иноземцев, чьи заметки приводятся здесь, и его показания, как человека, видевшего общество «московитов» изнутри, намного ценнее и объективнее, нежели показания тех, кто, описывая нравы русских, опирался на домыслы предшественников.

Дата добавления: 2015-09-04