Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Мои родные, любимые люди. 17 страница

Мои родные, любимые люди. 6 страница | Мои родные, любимые люди. 7 страница | Мои родные, любимые люди. 8 страница | Мои родные, любимые люди. 9 страница | Мои родные, любимые люди. 10 страница | Мои родные, любимые люди. 11 страница | Мои родные, любимые люди. 12 страница | Мои родные, любимые люди. 13 страница | Мои родные, любимые люди. 14 страница | Мои родные, любимые люди. 15 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

– Предложила мне заехать за ней после спектакля. И мне пришлось согласиться. Я ждал ее возле черного входа театра, как ни странно, она пришла. И только тогда, когда мы остались совершенно одни, в машине, я пояснил, что мне нужно просто с ней поговорить. Она даже разозлилась. Стала мне грубить, кричала, что если я из милиции, то ей нечего мне сказать. Я уже думал, что она угомонилась, когда спросил ее, искала ли она когда-нибудь своих родителей. Тогда она наставила на меня пистолет…

Я неожиданно понял, что даже не могу в тот момент вести себя как психолог. Растерялся и не знал, что сказать. Мне было непонятно ее поведение…

– Что тебе нужно? – шипела она со злостью. – Пулю в лоб захотел?

– Возможно, я твой отец…

Я думал эти слова хотя бы произведут эффект неожиданности, я не ждал, что она сразу броситься мне на грудь со слезами радости, но ведь должна она была хотя бы встревожиться, или удивиться. Только вместо этого она взвела курок и приставила пистолет мне к виску. Я почти не сомневался, что она выстрелит, столько ненависти было в ее глазах.

– Все это время я думал, что ты мертва, – проигнорировав опасность, я стал объясняться. – Я всегда думал, что моя вторая дочь не выжила. Я не знаю, каким образом ты оказалась в детдоме… Но я благодарен небу, что теперь мы встретились…

– Да пошел ты! – крикнула она с презрением. – Еще раз приблизишься ко мне, я тебе мозги вышибу… Папаша!

Выскочила из машины и через секунду в лобовое стекло влетел булыжник, я едва успел увернуться от осколков стекла. А когда поднял голову, ее уже не было.

Я не думал, что сирота может настолько ненавидеть своих родителей. Но я действительно был счастлив, что моя дочь жива, я хотел вернуть ее в семью, хотел, чтобы все, наконец, наладилось…

– Почему ты считал ее мертвой? – продолжала я допрос. – Когда это случилось? Я ничего такого не помню… Или ее родила твоя любовница? Вот в чем дело?

Папа опустил глаза, ему очень трудно давалось это признание.

– Правду говорят, любая тайна однажды находит выход из склепа. И хоть мы поклялись ничего тебе не говорить, а посторонние никогда ни о чем не догадывались, так бы все и продолжалось… Но вулкан все равно взорвался. Та женщина действительно была моей любовницей, хотя я собирался на ней жениться.

– Ты хотел бросить ради нее маму?

– Можно сказать и так, – ответил он как-то пространно. – Если считать твоей матерью Иру…

Я молча наблюдала за ним. Он грустно покачал головой и заговорил:

– Я любил Иру… Когда мы поженились, я был просто без ума от нее. Потом она очень изменилась. Она не могла забеременеть, и это доводило ее до безумия. Что мы только не перепробовали, куда только не ездили… Все тщетно. У нас никогда не могло быть детей. Для Иры это был конец.

У нее жутко расстроились нервы, депрессии накладывали свой отпечаток… Я понимал, что моя жена вот-вот сойдет с ума, на моих глазах. Ничто не помогало, но ее желание стать матерью было сильнее всего на свете. Усыновлять малыша она наотрез отказывалась, почему-то считала, что в детдоме одни выродки, и тем более – чужая кровь… У нас был серьезный разговор с Ирой на эту тему… я каждый день только то и делал, что возвращал ее к жизни… И вот она объявила, что придумала, как у нас появится ребенок. Это будет по-настоящему наш ребенок, с нашими генами, родной – одним словом. Идея эта стала не просто навязчивой, но сильно влияла на ее психику. Уступить ее решению, ее просьбе, а правильнее сказать – террору, было единственным способом избежать беды. Так во всяком случае мне казалось тогда.

У бабушки Веры были очень бедные родственники… Я и сам замечал, что сходство Ирины с ее двоюродной сестрой Ольгой просто поражающее. Те же волосы, те же зеленые глаза, та же нежная кожа. Только Ольга была моложе и… ни гроша за душой не имела. Ирина все обдумала и они с бабулей договорились с родителями Ольги, что она родит нам ребенка…Точнее, Ира попросту их купила. Я знаю, что Ольга была далеко не в восторге от их решения, никто не поинтересовался, что она сама о том думает. Но деньги, – а сумма была огромной, тут никто не скупился, ведь оплачивалось еще и молчание, – деньги уже тратились семьей Ольги с широким размахом. Ей ничего не оставалось, как стать биологической матерью для нашего с Ирой ребенка… то есть для тебя, Аня…

Но когда мы познакомились… Все произошло так быстро. Между нами с Ольгой вспыхнули настоящие чувства. Это было неописуемо мучительно, потому что я не мог бросить Иру, учитывая ее состояние, но и жить без Ольги уже не мог…

Пока Ольга была беременна, ни ее, ни Ирины не было в наших краях. Ольга якобы поехала учится, а Ира путешествовала, гостила у моих родных… И когда ты родилась, никто ничего не заподозрил, потому что после длительного отсутствия Ира приехала с ребенком, а Ольга в скором времени тоже вернулась, как ни в чем не бывало.

Все были счастливы. Настолько счастливы, что мгновенно забыли, что тебя родила другая женщина. Ирина с головой ушла в материнские хлопоты…

А мы с Ольгой уже не могли видеться. Нам положено было изображать из себя мало знакомых людей. Это было нестерпимо…

Мы старались. Мы выдержали четыре года, но терпеть дальше было невозможно. И мы стали встречаться тайком. И через какое-то время, когда она снова забеременела, я решил, что пора расставить все по своим местам, потому что я не мог больше крыться. Я хотел остаться с Ольгой.

– И что же случилось? – настаивала я, почти срываясь на крик. – Где сейчас Ольга? Где моя родная мать? Почему я ничего не знаю о двоюродной сестре мамы! О, Боже, я говорю «мама», но она мне не мать…

– Я мать! Я – твоя мать! – Внезапно в комнату с воплем ворвалась женщина, которую я до сих пор не могла назвать иначе, чем мать. – Разве ты не понимаешь, – она содрогалась от рыданий. – Зачем ты ей рассказал? Зачем?!!

Она сжала кулаки, будто собиралась накинуться на отца.

– Ненавижу!!! Зачем ты ей рассказал?!! Почему ты всегда все портишь?!! У нас ведь прекрасная семья, у нас идеальная семья, разве нет? Мало тебе было спутаться с той дрянью? Ты решил бросить меня! Думаешь, я ничего не знала о тебе с Ольгой? Я знаю все – о каждом твоем шаге! Но ладно это… В конце концов, ты бы все равно никуда от меня не делся. Но эта мразь вздумала забеременеть снова! Она решила увести тебя, разбить нашу счастливую семью! Разве я могла допустить это?!!

Отец вскочил с кресла.

– Что ты говоришь? Что ты имеешь в виду?

– А ты еще не понял? – Лицо мамы неузнаваемо преобразилось. От резких движений волосы ее разметались, глаза горели бешенством, а скривленные в презрении губы наводили тихий ужас. – Ты как дурак все откладывал разговор про Ольгу, потому что я неожиданно стала болеть. Жалел меня! Сволочь! А я ведь все знала. И знала, как разобраться с этой проблемой… Ты ведь до сих пор страдаешь из-за нее, не так ли? Все винишь себя в ее смерти. И ведь правильно винишь! Если бы ты тогда не надумал к ней уходить, она бы осталась жива. А так… Ты же об этом каждый день думаешь! Что с горя пошла топиться…

– Что ты хочешь этим сказать? – Я не так увидела, как почувствовала, что отец дрожит мелкой дрожью. – Говори, если начала, черт бы тебя побрал!

У меня возникло чувство, что я попала в какое-то чудовищное зазеркалье, где все происходящее – прямо противоположно реальности. Я стала его невольным зрителем, наблюдающим картину этого жуткого перевоплощения. Отец мой – жалкое подобие себя самого, трясущийся от ярости и шока. Мать… Я не знала, что за монстр принял ее обличие, но я больше не узнавала в ней прежней матери.

– Я пригласила ее на прогулку у реки, нарочно, – она упивалась своим зловещим признанием, хранимым в течении долгих лет, в голосе ощущалось откровенное удовольствие при этих воспоминаниях. – Я сказала, что все о вас знаю, но ведь все можно решить… И предложила отдать нам второго ребенка. Но она, ты бы видел, как она отстаивала свое, эта голодранка! Она готова была на все, лишь бы забрать тебя у меня. Я не могла ее отпустить… Я догнала ее и ударила камнем по голове… Я всегда знала, что она не умеет плавать. Холодная вода привела ее в чувства, но было поздно. А благодаря брюху, ей только и оставалось – уйти на дно…

Я видела, как при каждом новом слове этой женщины отец вздрагивает, как от сильных ударов. Я содрогалась точно так же, чувствуя, как внутри все леденеет, даже сердце, казалось, перестало биться. А вот Ирина, напротив, была преисполнена чувства победы.

– Ты, – папа неожиданно стал заикаться. – Ты убила ее? – Он не верил в то, что произносит эти слова. Он мотал головой и пожирал жену безумным взглядом.

– У меня не было выбора! – вскричала мать. – Она бы разрушила нашу семью! Как и эта уличная шалава – ее дочь! Это мерзкое отродье! Нужно было прикончить ее еще тогда, много лет назад, когда выяснилось, что плод у тварей очень живуч. Ольгу слишком рано нашли, слишком рано. Каким таким чертом там проплывал тот деревенщина на лодке, я не знаю. Он заметил Ольгу и начал спасать ее. Ее даже успели привести в реанимацию… Но, к счастью, было уже поздно. Только вот ребенка эти идиоты успели спасти. Она бы и так на днях разродилась, видимо это сыграло свою роль… И я, милосердная душа, подарила этому выродку жизнь! Я могла бы расправиться с ней, но решила просто сплавить в детдом. Родственники Ольги сами не знали, что делать с этим подкидышем. Я им подсказала. Вечно жадные на деньги, они мигом забыли про ребенка. Всё, нет его, в могиле вместе с матерью! И ты, любовничек, хорош! Пока спохватился, где твоя лебедица – ее и след простыл! Я помню, помню твое лицо, словно тебя заживо похоронили вместе с ней. Зато сколько любви хлынуло от тебя к единственной дочери, как ты стал беречь ее, любить и баловать. Так, словно Ольги никогда не существовало. Ни ее, ни ее выплодка.

Теперь я понимаю, что допустила тогда роковую ошибку. Не стоило оставлять в живых эту мерзость. Но кто мог подумать, что ты найдешь ее! Еще немного и ты привел бы ее к нам на порог. О, нет! О, нет! – Она быстро замотала головой, так быстро, что мне показалось, голова вот-вот сорвется с ее плеч и покатиться к нашим с папой ногам. – Я не могла этого допустить! Я не могла допустить, чтобы наше счастье рухнуло! Я убрала ее с нашей дороги – раз и навсегда!

– Ира, скажи мне, что все это не правда? Что ты никогда такого не делала, – простонал отец бледными губами. – Ты не могла никого убить.

– Не могла? Почему ты думаешь, что не могла? Я ДОЛЖНА была это сделать, исправить свою собственную ошибку. Хочешь, наверное, знать, как? – Она хвасталась преступлениями, как могуществом, как какой-нибудь сверхсилой. – На этот раз мне помог один молодой человек. Ты, наверное, не помнишь его, Анюта. – Когда она ко мне обращалась, в ее голосе звучала глубокая материнская нежность. Меня это заставляло пятиться назад, вызывая дикие спазмы в желудке от ужаса и отвращения. – Ты не помнишь, потому что это было очень давно, вам тогда было по тринадцать лет. Это потом он пошел служить в милицию, этот Артем. А тогда вы ходили вместе на стрельбу, и в чемпионате ты его победила. Ты всегда была сильной, радость моя, всегда всех побеждала. И его, детдомовского мальчишку, тоже победила. Он начал околачиваться возле нашего дома, возле подъезда, никто его не замечал, только я. Естественно я натравила на него милицию, заявив, что побежденный моей дочерью мальчик преследует ее, видимо, чтобы сделать пакость. А он стал утверждать, что ты ему нравишься, разревелся… Забавная история!

Но позже вышло еще забавнее. Я поймала его у нас на даче, в тот момент, когда он крал твои фотографии, дорогая, и личные вещи. Мне только стоило сдать его в милицию – и ему крышка! Но он стал умолять меня, что готов на все, лишь бы я этого не делала… И, правда, он оказался готов на все! – Она торжествующе засмеялась. – Пришло время, и свое обещание он воплотил сполна. Даже больше того, все эти годы он продолжал тобою бредить, Анечка, стоило только дать ему надежду, что ты можешь стать его женой – и он превращался в фанатика. Но черта с два я ему это позволю! Он не достоин моей дочери. Как и тот паяц, что посмел распоряжаться тобой, как собственностью, – ничтожество на мотоцикле! Кто он такой, чтобы забирать тебя у меня? И ты, глупенькая, так быстро ему доверилась, он стал тебе важнее, чем собственная мать…

– И вы с Лихачевым, – выдавила я, превозмогая тошноту, – два гения-палача придумали идеальный план, как от него избавиться… Подтасовали улики, будто он причастен к убийству Миры... Ввели в игру Алису, запугали, убедили в том, что Кирилл действительно убийца и достоин наказания. И она, конечно же, дает эти лживые показания, а Лихачев подбрасывает шприц, которым сам же и уколол Миру перед убийством… Откуда на нем отпечатки Кирилла? Да что, разве один раз он вырывал у нее из рук шприцы, сколько их было? А затем Лихачев заманил Алису на строительство под видом Кирилла, и столкнул с высоты, не забыв оставить отпечатки ботинок и шин от его мотоцикла. Так ведь все было? Кирилл уже находился пристегнутым к батарее и этот подонок распоряжался его вещами. Нет, не говори! Я сама!

Ведь Кирилла в это время, с твоего разрешения, Артем держит у нас на даче, так ведь? Лучшего места, чтобы его спрятать не придумаешь. Кто же станет его там искать? А мы там не бываем вообще. Это он и хотел сказать мне, когда говорил про дом, в котором мои фотографии. Вот только ему удалось сбежать… Вот это было настоящим провалом для вас!

Именно поэтому Лихачев, твоим запасным ключом, ДОРОГАЯ МАМА, зная что я нахожусь в этот момент у вас, посетил мою квартиру, устроил погром и оставил фото Миры… Продолжая шпионить за мной, ходить по пятам, торчать ночами под балконом и под дверью. А когда я его засекла, он великолепно сымитировал покушение, пытаясь сбить меня на мотоцикле Кирилла… а потом еще и вернулся – убедиться, что я действительно подозреваю Чадаева! И даже Борщев ни о чем не догадывается, ведь Лихачев там по его просьбе!

А следующей ночью он снова появился в образе Кирилла и покушался на Борщева. Но зачем? А может его главный интерес – запугать меня? Убедить меня в том, что Кирилл – убийца – недостаточно. Только зачем ему пугать меня, мама? Не для того ли, чтобы я, наконец, была здесь, с вами? С тобой! Чтобы Кирилл не успел мне все рассказать, ведь он уже все понял, и в любой момент мог найти меня… и я бы ему поверила! Ты знала, что все карты могут вот-вот раскрыться. Поэтому никого не жалела.

И все бы ничего, если бы я не сбежала этой ночью! Если бы не напялила тот идиотский парик, в котором стала вылитой Мирославой! И если бы Лихачев, потеряв рассудок, шпионя за нашим подъездом, не решил, что я – ее призрак! Он увидел меня и помчался следом…

– Он причинил тебе вред? – спросила Ирина, белея от злости. – Я уничтожу его! Я, так или иначе, намеревалась это сделать! Родная моя, я бы никогда не допустила, чтобы какой-то подонок отнял тебя у меня…

Она протянула ко мне руки, но я резко отпрянула от нее.

И внезапно, как озарение, мне открылась еще одна правда, полоснув по сердцу, как раскаленный нож…

– О, Господи, – простонала я, чувствуя, что все тело немеет, будто я готова в любую секунду упасть замертво. – О, Господи! Егор…

По щекам хлынули слезы жестокого прозрения.

Я представила, как гости нетерпеливо ждут у ЗАГСа, как переминается с ноги на ногу моя мать среди них и, улыбаясь гостям, поглядывает на часы… А Лихачев в это время где-то на крыше готовит прицел…

– Я не могла иначе, – убеждала та, что звалась матерью. – Я не могла позволить РАЗРУШИТЬ НАШУ СЕМЬЮ! Ты уехала от меня… Ты забыла обо мне, моя девочка. Он стал для тебя целым миром. А как же я? Жить вдалеке от тебя? Ты хоть понимаешь, что это невозможно? Ты моя дочь, ты всё для меня!!!

Она снова ступила ко мне, пытаясь обнять, но я оттолкнула ее от себя и с отвращением закричала:

– Нет! Не подходи…

Женщина упала на колени и продолжала с жадностью тянуть ко мне руки.

– Ангелочек, моя ненаглядная, ты моя, моя! Ведь это все для тебя! Все! Я люблю тебя больше жизни, понимаешь… Разве что-то другое имеет значение? Мы так счастливы! Ты посмотри, какая у нас семья...

За ее спиной я видела, как отец достал из ящика стола аптечку, которую он использовал для своих пациентов, или в тех случаях, когда его тещу мучила бессонница. Незаметно вскрыл ампулу и набрал содержимое в шприц. Его жена была слишком сосредоточена на мне, чтобы заметить, как он поспешил к ней ссади, быстро обхватил за плечи и вонзил иглу шприца в сонную артерию. Сделав попытку вскочить на ноги, женщина тут же свалилась обратно, забилась в его объятиях, вскинула несколько раз руками и, удивленно глядя на меня, хватая воздух ртом, упала на руки отца без сознания… Я молча, как в трансе, следила за этой короткой борьбой.

Не успел он перенести ее на диван, в дверь квартиры несколько раз настойчиво позвонили.

Я вышла из кабинета и направилась к выходу. Проходя мимо кухни, увидела бабушку Веру, лежащую на столе и надрывно рыдающую. Она подняла ко мне распухшее красное лицо и взмолила:

– Прости… прости ее, пожалуйста… я все слышала…честное слово, я никогда не знала про эти убийства … если бы я знала… я бы не допустила…

Звонок продолжал надсадно визжать.

Я стояла какое-то время у двери кухни, глядя на бабушку и… не видя ее. Она говорила еще что-то, но все слова будто сливались в один сплошной звук, прерываясь стонами и всхлипами.

Наверное, мне было ее жаль. Мне смутно помнится, что я испытывала в тот момент. Я знала наверняка только одно – что не могу больше там оставаться.

Я открыла дверь и на пороге увидела Черныша с помощниками, и тревожно застывшего у них за спинами Борщева. По их лицам было все ясно. То, что только что открылось мне, может не в полной мере, частично, стало известно им тоже.

Я пропустила их в дом, пока они раздумывали, как начать разговор.

– Аня, – взял на себя ответственность Борщев. – Перед реанимацией Кирилл успел рассказать о месте, где его удерживал Лихачев… Нам нужны твои родители…

– Они там, – кивнула я в сторону кабинета.

Следователь с помощниками поспешил в указанном направлении, Леша аккуратно взял меня за локоть…

– Ты чуть держишься на ногах…

– Все в порядке, – ответила я без эмоций. – Иди Леша, иди и помоги пожилой женщине там, на кухне…

Он нерешительно оглянулся.

– Давай же, – попросила я. – Ей нужна помощь…

Как только он исчез за дверью кухни, я медленно развернулась и пошагала прочь.

 

 

- 50

 

Все, что было дальше, всплывает в памяти, будто через призму.

До рассвета я бродила по городу, несколько раз обошла парк, находясь в состоянии транса. Мне кажется, я ни о чем не думала тогда, а если и думала, то никогда уже не вспомню, что именно.

Я шагала по улицам, не ощущая земли под собою и даже удивляюсь, как вообще могла двигаться, ведь по всем законам должна была уже давным-давно отключиться от усталости и всего пережитого…

Но вдруг я остановилась, как вкопанная, не сразу сообразив, что стою перед дверью вокзала, куда привели меня собственные ноги…

 

 

ЭПИЛОГ

 

Что происходит с человеком, когда вся жизнь перечеркивается в один момент?

 

Такой пустоты я не знала раньше…

Даже, когда не стало Егора, мне казалось, что худшего испытания в жизни быть уже не может.

Как если бы целая планета за миллиарды лет существования вдруг исчезла без следа.

Как если бы обещанный конец света произошел только для одного человека.

Конец.

Конец всему.

Можно ли это объяснить одним словом: «конец»?

Нет такого слова, чтобы передать те чувства.

Это не та пустота, что следует за концом.

Это полное, абсолютное, бесповоротное, неизмеримое опустошение.

Как если бы врата рая захлопнулись просто перед тобой. И тебе больше некуда идти. Тебя просто нет.

 

Я не помню, как села в автобус, не помню, как попала в столицу, не помню, как рухнула без сознания в холле гостиницы. Как дрожащие руки управителя и нескольких его помощников донесли меня до номера.

Я очнулась в спальне, которую так давно не видела… или я не покидала ее никогда?

Но поняла, что весь кошмар не приснился мне.

Только не знала еще, кем я проснулась в тот день.

Ведь стать прежней Анной я уже не смогу.

 

Перевозбужденный мозг рождал отчетливые зрительные образы: нелепые, уродливые, ничем не связанные между собой, но во всех случаях являя картины ужаса и боли, с ощущением полной реалистичности. Пробуждение было единственной светлой надеждой в череде нескончаемых кошмаров. Я не помнила, что мне снилось, от чего дрожала, как липовый листок, от чего желудок сводило в жутких судорогах. Подчас даже не могла осознать до конца, проснулась ли я, или сон продолжается...

 

Я заглянула в самую глубь своей души. Может, таков был ее предел? Человек, живущий посреди вселенной, посреди мегаполиса, шума и движения, где так много других людей, не догадывающихся, что он находится на грани жизни и смерти... Почему мы никогда не знаем, что где-то совсем близко кто-то нуждается в нашей помощи? Так близко...

Один сон все же запомнился отчетливее всего, он не был схож со всеми остальными.

Белое джакузи в гостиничной квартире заполнено кровавой водой до самих краев. Я в подвенечном платье. Егор напротив, в костюме жениха. Мы сидим в этом джакузи и долго, молча, неподвижно смотрим друг на друга... Проходит нескончаемая вечность, и он говорит – спокойно, негромко:

– Ты сделала меня счастливым. Но нельзя изменить то, что случилось. Ты достойна самого лучшего, и это лучшее существует. Специально для тебя. Открой глаза... И живи...

Говорил ли со мной Егор, или память, я не знала. Но понимала, что если прислушаюсь к этой просьбе, то страхи и колебания оставят меня навсегда.

Живи, сказал Егор.

Живи, сказал Кирилл.

Живи, сказала я сама себе…

 

Меня воспринимали как босса, и, может, поэтому не задавали никаких вопросов. О том, где я была все это время. Почему вдруг свалилась как снег на голову и с фанатизмом принялась восстанавливать гостиницу?

Неожиданно для себя самой я оказалась блестящим руководителем. Строгим и настойчивым.

Егор гордился бы мною.

Твердый взгляд, гранитная воля. Я та женщина, что не знает поражения.

Та женщина, что не знает депрессий.

Та женщина, что не знает, как это – желать себе смерти.

Такая женщина будет жить!

И непрестанно, как волчица, будет бороться за эту жизнь.

Ничто ее не изменит и не сломает.

Потому что она родилась так, как не рождался еще никто.

Из камня.

Того, что раздавил бы кого-то другого.

Того, что из пустоты выстроил новый мир.

 

Однажды я нашла на своем рабочем столе письмо.

Там сообщалось, что Ирина Гром помещена в клинику для душевно больных. Что Веры Белоус не стало от перенесенного ею горя… Что мой отец остался совсем один и просит прощения у своей дочери…

 

 

* * *

Я приехала к нему уже на другой день.

Я не узнала того человека, что открыл мне дверь.

Это был старик.

Старик, рыдающий в объятиях дочери.

Страшно подумать, как способен измениться человек всего за год. Быть может, я одна понимала, насколько это возможно.

Я просила отца уехать со мной, но он не соглашался.

Там оставался последний его долг, последнее искупление… Его жена, его заключенная, для которой отныне он являлся личным стражем, до последнего ее дня.

Это было его решение.

Его жизнь.

Но я сказала, что всегда буду ждать его.

Потому что он мой отец!

 

* * *

Только не думайте, что эта новая женщина не умеет чувствовать или не способна любить.

Я любила.

Любила с первой минуты рождения.

Любовь эта столь же крепка, как жажда жизни.

Но для того, чтобы впустить ее в свою жизнь, дать ей возможность найти себя, должно было пройти время.

 

Я старалась о нем не думать, достаточно того, что он где-то недалеко, что у него все хорошо. Часто на глаза попадались статьи о его достижениях. О нем писали практически все газеты и журналы.

Его слава становилась грандиозной!

Его спектакли собирали аншлаги. Он снялся в своем первом фильме.

Его талант расцветал с каждым днем.

Но всему свое время. Он отлично это понимал и поэтому не пытался искать встречи.

 

Я не могла не восхищаться этим человеком – равно благородным во всех проявлениях.

Природа бесконечна в своих идеалах, создавая мир в неподражаемой многогранности. Гений-скульптор, ангел форм и пропорций изваял внешность актера. Таким совершенством наделялось множество непревзойденных личностей, но «мастер» продолжает совершенствовать свое искусство. И вот – для совершенного облика была соткана совершенная душа...

Мое сердце вздрагивало при звуке его имени так же, как от имени другого человека.

Мне суждено было полюбить их обоих.

Не возможно не полюбить, если у тебя есть глаза, которые видят, уши, которые слышат, и сердце, умеющее чувствовать другие сердца.

 

Я полюбила Миру, пусть не знала ее ни секунды, а все, что слышала о ней – не было похвалой. И не потому, что в жилах наших текла одна кровь. Я любила девчонку уже за то, что она оказалась достойна любви Кирилла…

 

Я полюбила свою истинную мать Ольгу, образ которой могу создать только в воображении... Но от того особенно ценен этот образ, как архивная видеолента немого кино, наполняющая живым изображением мою кровь, покуда она горяча…

 

За разрушенную жизнь – мою и других людей – не могла не винить Ирину, свою псевдо мать. Но все равно не ощущала к ней ненависти. Ненависть иссякла, сотлела.

Природа сотворила одно из своих чудес – смогла воскресить.

На руинах одной жизни возродилась новая, более совершенная.

 

Есть ли в той новой жизни Кирилл?

 

Мы не могли видеться.

Но всегда, неизменно я ощущала его рядом. Как родственную душу, которую чувствуешь сквозь пространство…

В любой день, в любой час я могла найти его, прийти на премьеру, встретиться с ним, заглянуть в глаза, и – О, Боже! – обнять его!

Ничего я не жаждала сильнее.

И ничего так не боялась.

 

Боялась не того, что при виде Кирилла меня раздавят воспоминания.

Я боялась себя, своих чувств.

Странно бояться чего бы то ни было после всего, что случилось.

Странно бояться оживающего сердца.

А все же сердце намного сильнее, чем представляет наш ум.

 

Мой ум больше не туманиться. Я как никогда четко разделяю грань между чувствами и работой, эмоциями и рассудком. А главное – с первого взгляда определяю сущность человека, его мысли, намерения. Будто дар ясновидца обрела моя истерзанная душа в награду за выдержку и терпение. Чтобы стать крепким инструментом – налаженным и стойким – в руках судьбы.

 

* * *

Я продолжала жить в гостинице, в прежнем номере-люкс.

В тот вечер я возвращалась очень поздно, задержалась в гостях у своей подруги Людмилы Паниной, бывшей жены Егора. Ее сын обожает меня, обещал непременно жениться, когда вырастит. Замечательный мальчик, и внешняя копия отца.

Людмила, с которой я впервые повстречалась во время партнерских переговоров, моментально очаровала меня, не только внешностью, но и искренней натурой. Добродушная миниатюрная женщина, всегда улыбчивая, но с грустными глазами. Наверное, первый человек, в котором за многие месяцы знакомства я не уловила ни единого проблеска злобства или фальши.

У Егора младшего был день рождения и я являлась почетной гостьей. Десять лет – солидный возраст. Мальчишка не отпускал меня до тех пор, пока не вымотался и, в конец, не уснул.

Тогда я еще около часа гуляла по ночному городу, вдыхая запахи уходящего лета.

И вернувшись в гостиницу, вместо того, чтобы сразу подняться в свой номер, я решила навестить то место, где когда-то состоялась наша первая встреча с Егором.

Я бывала там не часто. Но в тот момент, будто неведомая сила влекла меня подняться на второй этаж.

Двери лифта бесшумно открылись, и я в который раз убедилась, что не только в моем номере, но и здесь все осталось на своих местах, как и прежде.

Небольшой холл. Гладкий мраморный пол, покрытый мягким вишневым ковром. Удобные диванчики. А вот и то самое кресло…

У кресла ко мне спиной стоял человек. Было видно, что он оказался там не случайно. Он изучал это место.

Я узнала его сразу.

Сердце вспыхнуло огнем.

Он заметил меня в отражении окна. А когда повернулся…

Не знаю, почему я не упала, как подкошенная, ведь практически перестала ощущать под ногами пол.

Прежняя Анна наверняка упала бы.

Я же стояла и не сводила с него глаз, боясь проронить хоть слово…

Кирилл подошел не спеша, изучая меня жадным взглядом, тоже молча…

Может, прошла секунда, а может, час. Нас разделял только шаг, мы не мигая смотрели друг другу в глаза.

И не могли насмотреться!


Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 35 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Мои родные, любимые люди. 16 страница| Мои родные, любимые люди. 18 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.043 сек.)