Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Янеубийцаянеубийца. 3 страница

Она звонила мне. | Она звонила мне тридцать три раза. | Она звонила мне тридцать три раза. | Она звонила мне тридцать три раза. | Я не могла найти ответ. | Когда я становлюсь на весы, Кейси засыпает. | Янеубийцаянеубийца. 1 страница | Янеубийцаянеубийца. 5 страница | Янеубийцаянеубийца. 6 страница | Янеубийцаянеубийца. 7 страница |


Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

 

«Кто это был?» спрашиваю.

 

«В смысле, кто?» - она смотрит на меня

 

Я медленно выливаю яйца на раскаленную сковороду «Кто из пациентов умер?»

 

«С чего взяла, что это случилось?»

 

Я поднимаю корочку омлета, чтобы позволить влажному яйцу скользить вниз.

 

«Единственный раз, когда ты плакала в душе, это когда умер твой пациент»


 

Шипение сковороды. Звон таймера духовки.

 

Мама кладет салфетку на колени: «Она была социальным работником, который брал к себе приемных детей. Расширенная кардиомиопатия в запущенной стадии, она была на операционном столе дольше, чем остальные. Я пересадила ей сердце на День Благодарения. Сегодня она умерла, прежде чем мы успели что-то сделать»

 

Пока она рассказывает, я кладу шпинат в омлет, выливаю сверху немного сыра, и кладу на тарелку перед ней «Мне жаль»

 

«Спасибо» она откусывает, несмотря на то, что омлет только что с кипящей сковороды.

 

«Это вкусно, правда. Надеюсь, ты и для себя приготовила» она откусывает автоматически, пережевывая каждый кусочек точно отведенное количество раз. Ровное количество секунду до того, как омлет отправится вниз в ее топливный бак и станет ее топливом.

 

Мы не кричим друг на друга. Мы не смотрим на острые ножи, не ищем ничего, чтоб побольнее ранить друг друга. Это хорошо. Тут нет вопросов вокруг да около. Я просто выливаю это на сковороду, и смотрю на раскаленную сковороду, и смотрю, что будет.

 

«Кейси умерла, как и твоя пациентка?» я спрашиваю «Ее сердце остановилось?»

 

«Я бы не говорила об этом с тобой» отвечает «Не сейчас»

 

«Но ты видела отчет вскрытия, да?»

 

«Я не думаю, что сейчас нужное время для таких разговоров»

 

Ее меседжер пищит, она чертыхается, набирает номер и отвечает «Доктор Мэриган»

 

Я обжигаю пальцы, вытягивая маффины из духовки. Они так и хотят отправиться в мой рот. Нет, она хотят обмазаться медом, маслом или джемом, а затем оказаться в моем рту, один, два, три, четыре. А вместе с ними мороженное Moose Tracks, крекеры с шоколадной присыпкой и три упаковки попкорна.

 

Доктор Мэриган дает указание по поводу лекарств, назначает какие-то капли и тесты, а затем кладет трубку «Маффины готовы?»

 

«Они горячие еще»

 

«Ничего»

 

Я убираю грязную тарелку из-под омлета, и кладу на стол три маффина.


 

«Ты говорила, что объясняла результаты вскрытия миссис Пэриш»

 

«Да»

 

«Так что произошло?»

 

«Ты что-то ела?»

 

Я убираю грязную посуду в мойку «Я не голодна»

 

Мама снимает розовую, бумажную обертку для выпечки «Что ты ела на ленч?»

 

«Я еще не ела»

 

«Уже почти два часа, съешь маффин»

 

«Я не хочу»

 

«И яйца. Ты должна получать протеин»

 

«Я ела хлопья с молоком. Утром»

 

«Ты должна поесть» голос снова дает команды нетерпящие возражения.

 

«Мам…»

 

Месседжер пищит снова, вертится на столе, вибрируя и напоминая злую пчелу. «Черт» она звонит кому-то «Доктор Мэриган»

 

Я кладу горячую сковороду и лист для выпечки, отмывая их моющим средством. Из-за жара кухни окна запотевают.

 

Настоящая девочка, которой я была, выскакивает и слушает эхо голоса, ругательства и крики повсеместно, во всех комнатах этого дома. Мама против папы. Папа против мамы. Папа против работы мамы. Мама против любовниц папы. МамаПапа против медицинской карты Лии, против истории болезни Лии, против желания Лии уйти снова, Лия против своего тела.

 

Голоса проскользнули в рот этой девочки, пока она отвлеклась, как жук летней ночью, скребущийся по стенкам вашего горла, когда вы понимаете, что случайно проглотили его.

 

Голоса плавали вокруг ее внутренностей и умножались — обугленные, меленькие голоса, нашедшие свое пристанище в яичной скорлупе ее черепа.


 

Тупая/уродливая/тупая/сука/тупая/жирная Тупая/малявка/тупая/лузер/тупая/потерянная

 

«Лиа, Лиа, посмотри на меня!» кричит мама и трясет меня за плечи.

 

Я моргаю. Тарелки вымыты, в раковине больше нет мыльной пены, вода остыла. Мама утаскивает, то есть, нет, проводит меня к креслу, обнимая за плечи. Второй рукой она тянутся к моему пульсу. Она становится на колени передо мной и заставляет меня посмотреть на нее, когда она светит мне в лицо своей ручкой, проверяя зрачки.

 

«Готова поспорить что все, содержащее сахар и нужное для твоей крови теперь в туалете» бормочет она. Обертки от маффинов на тарелке, свернутые в треугольники.

 

Бледно-зеленый блокнот лежит рядом с тарелкой, исписанный ее заметками и телефонными номерами, которые она сделала, пока я была в ЗомбиЛэнде. Ее кофейная чашка и стакан из-под сока пусты.

 

Вода в сливе высосала время из комнаты.

 

Я потеряла десять, может, пятнадцать минут.

 

Она наливает мне стакан апельсинового сока «Выпей»

 

Если я этого не сделаю, есть вероятность, что она повалит меня на пол, силой откроет мой рот и вольет туда сок. Или отвезет меня в больницу, подключив к капельнице, на которой я повисну, как воздушный шар с Парада Дня Благодарения.

 

Я глотаю апельсиновый сок, отправляя его в свой желудок.

 

Она сидит, уставившись на меня, туман сходит с окон, и кислота батарей проникает в мои вены

 

«Я в порядке. Что там насчет Кейси?»

 

Вместо ответа она встает, берет чистую сковороду с сушилки, бросает туда масло и зажигает газ, а затем скрипит дверью холодильника, доставая яйца и молоко, разбивает яйца и выливает на них молоко, помешивая.

 

«Я не буду это есть»

 

Она склоняется у плиты, перемешивая, перемешивая, перемешивая.


«Я не могу»

 

Никакого ответа. Перемешивает, перемешивает, перемешивает.

 

«Ты не должна отталкивать меня. Ты должна есть нормально»

 

«Это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала»

 

Она кладет приготовленные яйца на тарелку, проходит по кухне и ставит передо мной. Вирус апельсинового сока атакует мои внутренности.

«Забудь это»

 

Она трясет головой. «Ты врешь. У тебя кружиться голова. Ты не можешь даже мыслить ясно. Ты соврала о завтраке»

 

«Хорошо, я забыла позавтракать. У меня был тяжелый день»

 

«Ты выглядишь ужасно. Сколько ты весишь?»

 

«Дженнифер – надзиратель весов. Ее и спроси» Она складывает руки на груди.

«107 фунтов в субботу»

 

«Не верю»

 

«Посмотри в ее тетради»

 

«Нет, ты съешь все на тарелке»

 

Яйца + молоко + масло = 365 + 2 маффина = 450 = ужас.

 

«Я попытаюсь»

 

Я откусываю маленький кусочек желтка. Апельсиновый сок прожигает дыры в моих кишках, я глотаю яйца, жирные и мерзкие, открывая рот, словно для самолета, влетающего в ангар. Мама наливает себе кофе.

 

Я кладу вилку «Я не могу. Мне плохо»

 

«Ты больна. Если бы ты ела, как нормальные люди, тебе было бы легче»


«Еда делает мне только хуже»

 

«Откуси всего кусочек маффина»

 

Я медленно отрываю бумагу для выпечки. Чем я думала, когда готовила это, стараясь

«поцеловать мамину ранку» когда ей было плохо?

 

Я порезала его пополам, половинки пополам, и те, маленькие половинки разделали на маленькие части. Один из этих кусочков я положила в рот. Сухие комочки плохо перемешанной муки тут же вгрызлись в мой язык. Она смотрела, как я жую и глотаю. Смотрела, как буре еще кусочек – минута, две, три.

 

Несколько лет назад я видела налоговую декларацию мамы, и я посчитала, чтобы выяснить ее почасовую ставку. Я только что потратила впустую двенадцать

 

долларов ее времени.

 

Я отставляю тарелку «Я не могу»

 

Вместо взрыва, она глубоко вздыхает и подвигает тарелку обратно ко мне «Давай договоримся»

 

№Если ты поешь, я расскажу о том, как умерла Кейси»

 

«Ты шутишь»

 

«Я когда-то шутила с тобой насчет еды?»

 

Я так голодна. Нет, я должна оставаться сильной. Согнуться, но не сломаться.

 

«Один маффин»

 

«Два маффина. Тебе нужны витамины»

 

«Один маффин и яйцо» Она вздыхает. «Идет»

 

Это занимает час. Одно яйцо – 25 укусов. Маффин – 16 укусов.


 

036.00

 

 

Мой розовый, мышиный желудок любит быть пустым. Он ненавидит когда его заполняют едой. Я ложусь на кушетку, кутаясь в электроодеяло и стараюсь не подыматься.

 

Мама садится напротив и натягивает на ноги плед, который я связала ей прошлым Рождеством, плед с кучей неправильных стежков и пропущенных петель.

 

«Уверенна, что хочешь это услышать?»

 

«Это не может быть хуже того, что я себе представила»

 

«Это достаточно мерзко»

 

«Она умерла от передозировки?»

 

«Нет, ничего незаконного. Но она была на двух антидепрессантах, стабилизаторе настроения и таблетках от язвы. Плюс, водка. Много водки»

 

«Алкогольное отравление?»

 

«Нет» она поправляет подушку за спиной, но ничего больше не говорит.

 

«Ты обещала. Я сделала то, что ты просила, теперь расскажи мне. Все»

 

«Все?» Она вздыхает и переходит в режим лечащего врача.

 

«У Кейси была повреждена печень, ее гланды были разодраны, живот раздулся» мама показывает кулак «Здоровый желудок приблизительно такой. Он может вместить в себя кварту чего-либо. В желудок Кейси помещалось три. Стенки стали гораздо тоньше, плюс, появились ранние признаки некроза»

 

 

В последний раз я видела Кейси перед каникулами до Дня Благодарения. Я шла в библиотеку, она покупала плакаты любимых групп. Снаружи она выглядела чисто и ярко: новые джинсы, милый свитер, красивые сережки. У нее были щеки, как у хомячка и соломенные волосы. Она не выглядела мертвой. Она жевала жвачку. Ее глаза были уставшими, но на то мы и старшеклассники. У всех старшеклассников уставшие глаза.

 

Я шла позади нее, тихо прошептав «привет» но она не отозвалась. Еда и очищение, вызывание рвоты, пустота – все это она проделывала уже слишком много раз.


 

«Во вторник, на День Благодарения, Кассандра сильно поссорилась с родителями. Она побежала вызывать рвоту, не успев толком поесть. Синди говорит, что даже Джерри видел, что она вернулась к старым привычкам. Они сказали, что Кейси должна вернуться в больницу. Она отказалась. Ей 19, они не смогли отвезти ее силой. Джерри потерял всякое терпение и сказал, что не будет платить за колледж, пока не она не будет здоровой. Кейси уехала. Она позвонила Синди, и сказала, что вернется в субботу, а пока поживет у подруги. Она была в мотеле. Кейси пила, вызывала рвоту и объедалась в течении двух дней»

 

«Так, это был сердечный приступ? Ее тепловому балансу пришел конец?» Мама натягивает плед до груди. «Нет, милая. Пищевод Кейси разорвался»

«Разорвался?»

 

«Лопнул. Синдром Бурхаве. Обычно такое бывает у алкоголиков, которые слишком много пьют и делают это регулярно. Иногда рвота может разорвать пищевод» мама посмотрела на руки «Она блевала в туалете мотеля, когда пищевод разорвался. Как я и сказала, она была очень, очень пьяной. У нее случился шок, и она умерла в ванной»

 

Я считаю до десяти, затем, до ста. Мама ждет, следит за мной. Вдохнуть. Выдохнуть.

 

«У тебя есть какие-то вопросы?» - спрашивает она, наконец.

 

«Это будет в газетах?»

 

«Я сомневаюсь относительно этого. Как только они выяснили, что наркотики тут не виноваты, они просто спихнули это на какую-то старую болезнь»

 

В конце улицы люди садятся в машины, захлопывают дверцы, и уезжают так быстро, как только могут. Если бы я были миссис Пэриш, я бы не позволила им уехать. Я бы разрешила им остаться в моем доме, заплатила бы незнакомцам, позволив им вымазать мои ковры, жить в каждой комнате, лишь бы дом не пустовал.

 

«Она что-то чувствовала?»

 

Мама поворачивает лампу к себе. Из-за гор приходит шторм. «Боюсь, что да. Она умерла в мучениях, и она умерла одна. Это было не лучшим вариантом»

 

Я - айсберг, дрейфующий к краю карты.

 

«Я не верю тебе. Ты говоришь это только для того, чтоб запугать меня»

 

«Мне не нужно ничего делать для этого. Она умерла, ты была на похоронах. Синди может показать тебе отчет, если хочешь»


 

«Я не хочу говорить больше»

 

Мама вставляет реплику первой «Ты можешь чувствовать себя плохо из-за этого. Ты подавленная, и это по правде намного лучше, чем если бы ты притворялась, что все хорошо и тебе плевать на это»

 

«Тебе не о чем беспокоится» я сажусь, начиная заплетать волосы «Она умерла, да, мне грустно, и жаль, что она умерла именно так, но это не испортит мою жизнь. После прошлого лета мы с ней не были так близки, как в детстве»

 

Мы слушаем завывание ветра «Синди хочет поговорить с тобой. Она сказала, что ты одна из немногих, кто может помочь ей понять, почему так произошло»

 

«Почему?» Она кивает.

«У Кейси было все: семья, которая ее любила, друзья, увлечения. Ее мама хочет знать, почему она бросила все это»

 

 

Почему? Ты хочешь знать, почему?

 

Залезь в солярий и жарь себя два или три дня. После того, как твоя кожа покроется пузырями, а шкурочка начнет облазить, позволь им лопнуть, оденься в битые стекла, и заточенные лезвия. А сверху надень свою обычную одежду, чтоб она была потеснее.

 

Иди в школу, покурив порох, прыгай через скакалку, проси, и крутись по команде. Потом послушай голоса, которые по ночам пробираются в твою голову и шепчут тебе, что ты сука, уродина, шлюха, толстуха и разочарование для всех. Вызывай рвоту, голодай, ограничивай себя и напивайся потому, что ты НЕ ХОЧЕШЬ ТАКОЙ БЫТЬ.

 

На время. А потом введи себе анальгетик, который превратится в яд потому, что уже слишком поздно. Вколи его прямо в свою душу. Это заставляет тебя гнить изнутри, ты не можешь остановиться.

 

Посмотри в зеркало, и пойми, что там только призрак. Почувствуй крик в каждом твоем сердцебиении, крик, что все в тебе плохо.

 

«Почему?» это не правильный вопрос. Спроси «Почему бы и нет?»


 

Пейджер звенит на кухонном столе. Она вздрагивает, проверяет его и совершает магический телефонный звонок «Доктор Мериган слушает» после этого она носится по комнату, что-то ища, а затем поднимается по ступенькам. Я снова ложусь. Одеяло наконец- то нагрелось, и я зарылась в него. Мой мышиный желудочек хныкает, потому что она засунула почти тысячу калорий в меня. До завтрашнего обеда я должна быть сильной, чтоб уравновесить все.

 

Я тону…

 

 

«Лиа, проснись» она трясет меня за плечо. Снова «Мне нужно уехать. Клиника»

 

Ее глаза смотрят на меня, но она видит ЭКГ, результаты анализов, химические отчеты, приборы, которыми она будет разрезать грудь пациента через час или два.

 

Я сижу, дрожа, стараясь настроить одеяло «Оно не работает»

 

«Я выключила его, чтоб ты не задохнулась там» она застегивает пальто и целует меня в щеку, нагибаясь ко мне «Прости, должна уходить» она целует меня в лоб «Отдохни»

 

Она хлопает дверью, но не потому, что она зла. Доктор Мэриган всегда хлопает дверью, убеждаясь, что она точно закрыта.

 

 

037.00


 

Дом моей матери дышит и ест. Посудомоечная машина проходит циклы ПОЛОСКАНИЕ, НОРМАЛЬНОЕ МЫТЬЕ, АНТИБАКТЕРИАЛЬНОЕ ПОЛОСКАНИ

СУШКА. Система нагрева пропускает весь воздух через электростатические легкие, и выдыхает это в тишину дома. Бак для горячей воды нагревается. Компрессор холодильника скрепит, затем жужжит, сохраняя холод.

 

Не имело бы значения, если бы я кричала достаточно громко, чтобы разбить все окна. Все это функционировало бы соответственно руководствам владельца, не нарушая никаких гарантий.

 

Я дрожу, идя в ванную. Когда я спускаю воду в туалете, вода шипит и, кажется, что свистит все вокруг. Прежде, чем заползти обратно под одеялом, я открываюсь

 

занавески и смотрю на то, что должно было быть Раем. Задний двор.

 

Когда папа уехал, она наняла ландшафтных дизайнеров, которые переделали наш огород в ковер неприхотливых, местных растений, не нуждающихся в поливке. Компостную кучу убрали, старые растения пошли на удобрения, землянику убрали, образуя тропинку. Парни- ландшафтники приезжали раз в неделю, чтоб окучить, убрать и подрезать все здесь. Я не думаю, что она нанимала их в этом году. Сад пребывал в состоянии джунглей в Июне и Августе. Теперь это - мертвые джунгли.

 

Трава до колена и мертво-коричневые, замусоренные остатки старых растений. Бывшие цветы и кустарники забиты сухими виноградными лозами. Пенек, который когда-то был кленов, на котором был мой домик на дереве, сгнил. Похоже на то, что мама вообще не знает о существовании заднего двора.

 

…До того самого лета, когда нам исполнилось двенадцать, домик на дереве был нашим замком. Нона Мэриган приехала присмотреть за мной, когда закончилась школа потому, что я была еще слишком маленькой для того, чтоб быть одной, и слишком взрослой для нянек.

 

Каждое утро она пекла: хлеб с цукини, овсяное печенье, или пирог с черникой. Она учила меня и Кейси вязанию крючком, бесконечно-длинная пряжа обвивала ее бумажные руки и сухие, длинные пальцы. Мы не хотели смотреть, как пожилая леди вяжет или печет.

 

Мы хотели болтаться по аллее. Мы хотели скрестить пальцы, и стать шестнадцатилетними, чтоб мы могли вести автомобили и встречаться с плохими парнями. Дом на дереве был слишком маленьким для таких беспокойных девочек, как мы, но это было все, что мы имели. Мы читали, играли в карты, ели фруктовое мороженное, хлеб с горчицей и плавленым сыром, из-за чего наши рубашки постоянно были в пятнах.

 

Это было лето, когда я наконец-то выросла, после годов, когда я была намного меньше, чем все остальные.


Половая зрелость позволила мне вытянуться, растягивая меня до тех пор, пока руки едва не ломались, а шея была такой хрупкой, что от одного неосторожного движения она могла сломаться. Это новое тело пахло влагой.

 

Задница колыхалась, когда я шла, бедра выглядели еще больше в балетном трико, а двойной подбородок уродливо разделся. Преподаватель балета убрал мое соло с программы и сказал, чтоб я прекратила лопать мороженное с кленовым сиропом и грецкими орехами. С красивого, элегантного лебедя я стала гадким утенком, который не мог идти, чтоб его тело при этом не тряслось как желе. Кейси сказала, что балет для детей. Я сказала, что мне все равно, так и думала. Два дня спустя она уехала в театральный лагерь, и я осталась одна.

 

Это было лето, когда напечатали знаменитую книгу отца, и он постоянно был в новостях. Мама узнала о его любовнице. Он спал на диване пару недель, а потом уехал. Сказал мне, что будет любить меня, не смотря ни на что, снял квартиру с одной ванной, и уехал.

 

Нона Мэриган сказала, что избавится от старого мусора – это хорошо. Она с самого начала не любила моего отца, как человека, с которым можно жить. Мама подала на развод. В офисе адвоката мои родители утверждали что мы всегда будем семьей из-за меня, но теперь все будет гораздо лучше. Никаких криков и аргументов не было.

 

Разлучая нашу семью, они фактически делали ее сильнее. К тому времени, когда я поняла это, это уже не мело ни какого смысла, они были разведены, а папа начал встречаться с Дженнифер.

 

Всплеск роста разорвал мои внутренние органы в клочья. Я просыпалась от боли и плакала почти каждую ночь. Моя мать проверила меня на двадцать видов рака и

 

консультировалась с экспертами, которые смотрели на черно-белые фото моих внутренностей и сказали, что со мной все хорошо. Боль уйдет, когда прекращу расти.

 

Они врали. Стало только хуже.

 

Нона Мэриган уехала перед тем, как школа началась. Кейси вернулась из лагеря с псевдобританским акцентом, следами от ожогов ядовитым плющом, и тремя пачками слабительных.

 

Я показала ей маленькие порезы на своей коже, через которые вытекала боль и все плохое.

 

Сразу они были маленькими, и едва заметными, как царапины испуганной кошки, которая хотела вырваться и убежать подальше от нас. Боль от этих порезов была еще одним видом боли. Это помогало меньше думать о своем теле, о семье и жизни, которую у меня украли, это позволяло мне не беспокоиться…


Кассандра Джейн взорвалась изнутри, как розовый, праздничный, воздушный шар. Никто не пел ей, не держал ее за руку и не помогал собрать разбитые частички. Она умерла в одиночестве. Я не могу позволить себе выглянуть из окна потому, что я снова увижу ее дом, потому, что только сейчас до меня дошло, что она никогда не будет спать там, не будет хлопать дверью, и петь в душе, моя свои волосы. Я решила вернуться в гостиную, с закрытыми глазами и ногами, шаркающими по полу. Не позволяя себе видеть ничего вокруг, пока я возле опасных окон.

 

Мой живот все еще скулит, а потому я укутываюсь в одеяло, и включаю самую высокую температуру. Он смазан изнутри жиром от яиц и маффинов. Все это проникает в мои артерии, затвердевая, словно бетон. В любой момент мое сердце может просто остановиться.

 

 

038.00

 

 

Я просыпаюсь, чувствуя себя гораздо более сконфуженной, чем обычно потому, что с моей кроватью что-то не так, да и не кровать это вовсе, это мамин диван, мягкий диван в доме моей матери. Я укутана в тяжелое одеяло семьи Мэриген, сшитое, видимо, со старой переработанной ткани и поношенных юбок.

 

Я не помню, как уснула, не помню, как легла спать или хотя бы придремала. Я не проснулась, когда мама пришла домой. Я не могла сказать, хорошо это или плохо.

 

Кейси не приходила ко мне прошлой ночью, это хорошо. Может, теперь она тоже может уснуть.

 

Воздух пахнет отбеливателем и кофе, как всегда.

 

«Мама?» - это слово кажется мне забавным.

 

«Я здесь…» - отвечает она слабо.

 

Я обертываю стеганое одеяло вокруг своих плеч и прохожу по дому. Такое впечатление, что я уехала отсюда шесть жизней назад. Не шесть месяцев.

 

Когда папа уехал, она поменяла все: фурнитура, новые ковры, полностью новая кухня.

Она снесла пару стен, перестелила полы, поставила новые окна и убрала двери.

 

Мы провели два года среди плотников и рабочих, которые очень много ругались. Когда все закончилось, у нее был новый, шикарный дом незапятнанный присутствием моего отца.

 

Я почти не сомневалась в том, что как только я уеду, она сделает это вновь, но, как я смотрю, тут изменилась только одна вещь: все фото со мной, бабушкой и дедушкой, мной


балериной, мной, когда я была ребенком, спящим у нее на плече, все они были сняты со стен. Они оставили призраков внутри, ярким картинки с существами, прорезающими своими тонкими ногтями путь наружу. Остальные стены перед ними просто исчезли.

 

Ее голос проник в комнату из-под запертых библиотечных дверей: «Я приду через минуту»

 

«Я буду внизу»

 

 

Моя комната выглядит так же, как и тогда, когда они последний раз заперли меня в New Seasons, со следами от ботинок на двери шкафа и порезанными открытками со Дня Рождения на полу. Она не просила домработницу застелить мою кровать, прибрать здесь или пропылесосить пыль.

 

Дверной косяк все еще хранит на себе отметки моего роста, которые мы делали с тех пор, когда я переехала сюда, вплоть до того года, когда я отправилась в старшую школу. Изменилось всего одно: дверной косяк был покрашен и зачищен так, чтоб ничто уже не могло стереть эти отметки.

 

 

«Лиа? Завтракать»

 

«Иду»

 

 

Когда я захожу в кухню, она насыпает себе тарелку гранолы. Столешница заставлена едой: упаковки с хлопьями, пачка с овсянкой, булка хлеба, бананы, коробка с яйцами, йогурт, багеты и пончики. Она сходила в магазин, пока я спала. Мы смотрим друг на друга сквозь всю эту еду. Никто не произносит ни слова, но старые фразы тут же возникают в воздухе.

 

 

Тынеела/янеголодна/сьешьчто-то/ Перестаньнаменядавить/послушай/отстань/

 

Через улицу от нас мисс Пэрриш ходит по опустевшему дому без дочери, кухне, в которой не хватает Кейси. Пончики пахнут восхитительно, плюс сахар, я знаю, какой у них вкус, но я съем немного чего-то другого для того, чтоб она снова не устроила скандал потому, что я слишком усталая для этого. Я отрезаю кусочек хлеба.

 

«В этом нет кукурузной фруктозы, да?»


«Конечно, нет» - отвечает она, заливая соевое молоко в свою миску. Ее глаза немного расширяются, когда я беру кусочек хлеба (77) и кладу это в тостер.

 

«Тут не осталось земляничного варенья Ноны?»

 

«Я выбросила его. Не могут банки простоять столько лет и не испортится. Я купила немного сливового варенья и мед»

 

То, что я съем тост – обезоружит ее.

 

«Я возьму немного меда»

 

Когда тост готов, я намазываю на него микроскопический слой меда (30) и наливаю себе чашечку черного кофе. Она делает вид, что не смотрит, как я делаю или ем завтрак. Я делаю вид, что не замечаю ее притворства.

 

«Почему фотографии лежат на полу?»

 

«Я хотела перекрасить стены, но так и не выбрала цвет» отвечает она «Сняла месяц назад. Думаю, стоит повесить их обратно»

 

Нам больше не о чем говорить. Спасибо богу за утреннюю газету.

 

Когда тарелки помыты, я принимаю душ и чищу зубы, не позволяя себе смотреть в зеркало, одеваюсь настолько медленно, насколько вообще могу, молясь о том, чтоб случилось какое-то стихийное бедствие, которое займет всех врачей клиники на целый день и она должна будет уехать.

 

«Лиа? Ты скоро там?»

 

Она ждет в гостиной. Когда я вхожу, мои волосы разметались по спине, а она хлопает рукой по диванной подушке, не зная, правильно ли это. Я сажусь на другой диван, тот на котором лежит одеяло с подогревом.

 

«Так… что ты хочешь сделать?»

 

«Я не знаю. А ты?»

 

«Мы должны поговорить»

 

Я должна вернуться в постель.

 

«Хорошо»

 

«Как там школа?»


 

«Отстой»

 

Она наклоняется вперед, чтобы положить журналы на стол между нами. «Еще ничего не решила? Например, поехать в студенческий городок?»

 

«Мне не нужна экскурсия. Я шаталась там с тех самых пор, когда была ребенком»

 

«Это позволит тебе получить какие-то новые перспективы. Ты встретишь парочку новых друзей. Это станет мотивацией для тебя»

 

Началось.

 

Я сбрасываю одеяло и встаю. «Это тупо. Ты как всегда указываешь мне, я как всегда кричу, все, блин, по-старому. Мы не можем находиться рядом. Я уеду.»


Дата добавления: 2015-09-02; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Янеубийцаянеубийца. 2 страница| Янеубийцаянеубийца. 4 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.063 сек.)