Глава 12: Почти как в поговорке

Открыл глаза. Закрыл. Опять открыл. Подскочил, скинув с себя щенков. Всё ещё не веря, включил сенсор:

— Сколько?!

Надеюсь, этот полузадушенный хрип вырвался не из моего горла. Ладно, нужно успокоиться. Ну и что, что сейчас пять утра, всё тело затекло, а горло дерет, будто там черти поселились… И трусит меня чего-то…

Рядом затявкали разбуженные питомцы. Нет, я точно никакой хозяин: взялся за собак, когда у меня даже кактусы засыхают. Ну ладно, пусть не засыхают, но паутиной покрываются точно.

В лёгком утреннем тумане ищу открытую пачку сигарет, попутно ежась от холода. Наконец нашариваю нужное, а рядом и зажигалку. Вспоминаю, что вроде бы у меня же ещё одна в джинсах лежит, надо бы достать. Зажигаю дрожащими руками, затягиваюсь.

Вот капец, я уже чувствую жар. Доигрался.

Вот тебе, Миша, холодная вода, валяние на травке, а после сопение на ступеньках. «Ваше Величество, и забыли, что все смертные болеют? Так вынужден Вас огорчить, Вы тоже относитесь к числу смертных, поддающихся этому закону подлости», — нет, мне вот интересно, а почему эта фраза была сказана наиграно-жалостливым голосом Славы?

Мда, а если серьёзно, то я и правда как-то на автомате исключил возможность заболеть. Раньше, словно следуя дурацкой поговорке «Зимой болеют только идиоты», я неизменно подхватывал какую-то болячку и пол зимы сидел дома, попивая горячий чаёк с таблетками, а после наскоро догонял материал, чтобы совсем не съехать.

В эту зиму я не заболел — скорее всего, потому, что бегать начал. А теперь не подумал о таком, не взяв с собой даже обычных Парацетамола или Но-шпы на всякий случай. И в этот раз сглупил, что и говорить.

И стоило ехать чёрт знает куда, чтобы в первые же дни подохнуть?! Сбежал, называется.

Легко сжимаю сигарету в указательном и среднем пальцах правой руки и захожу в дом.

Тут не теплее, окна-то открыты. Всё такими же подрагивающими то ли от холода, то ли от температуры руками выворачиваю нужный пакет, вываливая всё на пол. Стараясь не пропалить ни в чём дыру, ищу миску. Специально же выбирал побольше.

Иду в ванну, там набираю воды, а после возвращаюсь и насыпаю корм «с горкой». Ставлю рядом с собой. Щенки в это время, уже полностью проснувшись, кинулись к еде.

Я же, кроме того, достал из своей дорожной сумки единственное, правда, тонкое одеяло, укрылся им и снова сел, прислонившись к стенке и двери в ванную.

В который раз затянулся, ничуть не беспокоясь о том, что комната может наполниться дымом. Сигареты спасают, ага, только не от жара. Наверное, благодаря этому я и проснулся.

Тишину прерывали лишь мои вдохи-выдохи и чавканье щенков.

Медленно, будто лениво, скосил взгляд в их сторону:

— Так… господа… кхе… собаки, — говорю шепотом, по-другому не получается, — доедайте и идите по своим делам на улицу, нечего мне здесь полы портить.

Ха-ха, я опять разговариваю с питомцами… хотя, какая разница…

Меня трясёт. Ещё плотнее укутываюсь в одеяло, выбрасывая бычок рядом. Надеюсь, он там ничего не прожжет.

Через одеяло трогаю рукой лоб — всё ясно как день — «38» с чем-то. Для меня почти при каждой болезни привычная температура. Почему я не беспокоюсь – тут всё просто: я не знаю, что будет дальше… и не хочу знать…

Не помню, сколько времени я так просидел. Щенки уютно устроились рядом, и я почти не обращал на них внимания, но был уже почти в беспамятстве, когда услышал:

— Миша? Миша! Ты что… — кто-то потрогал мою голову. — Едрить твою!.. Алло, Славка, дуй сюда! Да, быстро одевайся и пулей! Не скорую же вызывать! Быстро, я сказал!

От громкости и внушительности последних слов я даже дернулся и уже более осмысленным взглядом посмотрел на пришедшего – старика, во всё той же форме, обеспокоенным взглядом смотрящего на меня.

— Мишка, сейчас Славка приедет, и сразу ко мне, — он успокаивал меня, как это делают взрослые, напевая колыбельную плачущему ребёнку. — Ишь помирать он вздумал. Да кто тебе даст!

Я улыбнулся, насколько смог, а потом опять провалился во что-то сродни беспамятству.

И уже в таком состоянии больше чувствовал, чем слышал обеспокоенные голоса, мою перевозку, укладывание, переодевание, перешептывание, растирки, давание каких-то таблеток и непрестанное прикладывание рук ко лбу, ну прямо как мать… Наконец, засыпаю.

А просыпаюсь уже на чистой белой постели, укрытый одеялом. На этот раз мне сразу стало понятно, где, как и почему я нахожусь. Взволновало только одно: чего от меня хотят? Стал бы богатый дед из частного квартала возиться с каким-то оборванцем из чистой жалости? Нет, конечно! Возможно, будь это кто-то другой, я бы ещё поверил, а так — нет. Значит, он от меня чего-то хочет. Вопрос: «Чего?» Что заинтересовало его настолько, чтобы опуститься до помощи какому-то бродяжке? Если вспомнить нашу встречу, то на ум приходит только одно: моё упорство в беге и спортивные данные. Теперь появляется вопрос: «Для чего?» Это пока неизвестно. Вера Павловна и водитель — лишь исполнительная сила в виде кнута и пряника… Блин, я закусил губу, рассуждаю, прямо как какой-то следователь в детективах, аж самому смешно.

И тут в комнату вошли двое: старик и Вера Павловна. Славы не было – не знаю, к добру это или нет, вдруг опять как из ниоткуда появится, Бэтмен, мать его.

— Миша, так как ты заболел, предлагаю пожить у нас, — осторожно начала Вера Павловна.

Я вздохнул, «началось». Остановил её взмахом руки и ею же подозвал к себе старика:

— Скажи, чтобы она ушла, я хочу наедине поговорить, — прошептал ему, уверенный, что сейчас мои вокальные данные оставляют желать лучшего.

— Вер, выйди, нам поговорить надо. Вопрос с проживанием ещё успеем решить, всё равно он ближайшие два дня с кровати только на горшок встанет.

Вера Павловна окинула нас недоверчивым взглядом, но потом всё-таки кивнула мужу и вышла. А всё внимание старика теперь было обращено на меня. Я же хотел узнать ответ на один оч-чень любопытный вопрос:

— Зачем вы мне помогли? Только не говорите, что из благотворительных целей, всё равно не поверю.

Взгляд старика стал настолько пронзительным, что даже захотелось поёжиться, но я всё равно не отвел глаз. Я прав.

Тут старик смягчился, а на его губах даже появилась лёгкая веселая ухмылка:

— Что-то для своих лет ты больно умный. Книжек начитался, что ли? – я не ответил, ожидая продолжения, но он неправильно понял моё молчание. — Ладно-ладно, не дуйся, ты не прогадал. Я хочу себе учеников в спортивную школу набрать. По бегу, — зачем-то уточнил он. — Школа, конечно, платная, да и не для всякого. Вон слышал, как сделали академию, так это что-то вроде неё. Только школа не у нас будет, а в России. Но я стар уже, чтобы всем этим заниматься, — на этом я закатил глаза, «стар», ага, как же, но он только махнул рукой. — Ты не понял. Эту школу закончат строить лет через пять, а то и больше. Тогда мне, знаешь сколько будет… — и вновь махнул рукой, — тебе лучше не знать. А так я тебя натаскаю, будешь с детишками заниматься. Ты упорный — сможешь. Я это сразу, как увидел, понял.

Вот тебе и людская доброта. Правильно делал, что не верил в бескорыстность - кто-кто, а старик точно не такой человек. Он продолжил:

— Специалиста нанимать — это знаешь сколько денег надо угрохать, а так ты будешь, и зарплата приличная, и щас я тебе помогу на ноги встать. Ты подумай, парень. Тебе время будет до послезавтра — там и скажешь.

Он вышел, а у меня почему-то появилось такое чувство, что я не смогу отказаться.

И вправду не смог. Быть тренером — выгоднее некуда, тем более я, всё-таки, стал должником проклятого деда — он меня вылечил (хотя об этом его никто не просил), да ещё щенков в порядок привёл.

У них в доме я провёл неделю: попил таблеток от температуры и кашля, заодно почти привык к Славе-язве, добросовестно заменявшего мне сиделку во время отсутствия Веры Павловны. Старик практически профессионально меня избегал, после моего условного согласия на нашу сделку. Почему условного — да потому, что договорился — если мне не понравится или ещё что-то там случится, то через год я разрываю контракт. В принципе, можно было и не ерепениться, тем более, когда на меня свалился такой Джек-пот, но я терпеть не могу, когда ограничивают мою свободу выбора.

Однако перед тем как уйти к себе, хотелось бы уточнить ещё кое-что.

— Старик, мне интересно, а как ты ко мне зашел? — наконец спросил я у него, зашнуровывая кроссовки.

От машины наотрез отказался. Провести хоть одну лишнюю минуту со Славой — это не ко мне.

— Это когда? — решил прикинуться маразматиком?

Не получится, я тебя слишком хорошо знаю.

— Когда я с температурой был.

— Ах, тогда-а-а, — на его губах появилась хитрая весёлая усмешка, — так я ограду перепрыгнул, а дверь открытой была!

Слава, стоявший возле самой двери, чем-то поперхнулся и отвернулся, кажется, пытаясь скрыть смех. Ага, как же, двухметровый забор, одним махом. Да будь он хоть трижды чемпионом по спорту — фиг перепрыгнешь.

— Старик, если мы уж согласились быть друг с другом честными, так давай до конца!

Тот недовольно поморщился под непонимающим взглядом Веры Павловны. Ну да, мы, когда заключали сделку, немного признались друг другу в разных мелких грешках. Он, например, в том, что сразу же, как узнал, что я сбежал, уже построил мне почти что спорт. план на будущие года и рассказал об этом исключительно для того, чтобы я согласился. Ну, понятно, то ли платить бешеные деньги Мастеру спорта, то ли самому обучить надёжного человека и платить ему раз в пять меньше. Я, естественно, на это не обиделся, а в ответ рассказал ему немного про свою семью. О моём проклятии, конечно, и словом не обмолвился, просто ответил, что в моём родном городке меня, м-м-м... недолюбливали, поэтому и сбежал. Думаю, старик принял это за подростковые проблемы, типа «меня никто не любит, поэтому пойду сдохну» или просто «жизнь говно — пойду сдохну». Тут мне всё равно — это его право, пусть считает, как хочет.

— Ладно, — из невесёлых мыслей меня вытянул голос старика, — соседская лестница помогла. Когда одалживал, сказал: внучка там игрушку забыла.

У меня как от сердца отлегло: вряд ли, если я ещё раз оставлю дом открытым, воры по счастливой случайности принесут с собой лестницу.

— Но у вас же нет никакой внучки? — на всякий случай уточнил я.

— Почему нет — есть, ей в этом году семь исполнится, только она такими заброшенными домами не интересуется, ей всё куклы да помады, — голос старика звучал немного ворчливо, но мягко, сразу видно, внучка — любимая.

Даже немного завидно.

С этим я и ушел, забрав с собой щенков на поводках.

Дом стоял, как и прежде, пыльный и неприбранный. Даже удивительно, что после меня сюда никто не заходил. Хотя... в какой-то мере и приятно - хотя бы в этом меня послушали.

Отпустил щенков и полез в свою дорожную сумку. Переоделся, всё-таки сейчас я иду на люди. Достал немного денег, распихал по карманам. А потом открыл газету. Тренером я стану когда-то потом, да и вообще неизвестно, доживу ли я ещё до того момента, а сегодня мне ещё на что-то жить надо, а значит — необходимо найти работу. И чем раньше, тем лучше.

Дата добавления: 2015-09-05