Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Война и полувойна

Подбор офицерского состава | СТРАТЕГИ МИНУВШЕЙ ВОЙНЫ | СТРАТЕГИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ СУВОРОВА | О РУССКОЙ ВОЕННОЙ НАУКЕ | Н. Головин | СОВЕТСКАЯ И ЭМИГРАНТСКАЯ ВОЕННАЯ МЫСЛЬ | Пятидесятые годы | СУЩНОСТЬ СТРАТЕГИИ МАЛОЙ ВОЙНЫ | О стилях войны | Измерения войны |


Читайте также:
  1. IV. Война с конфедератами
  2. VIII. Турецкая война 1787-1791 годов
  3. XVI. Просветленность — это судьба: двойная жизнь волшебников матрицы
  4. XVI. Просветленность — это судьба: двойная жизнь волшебников матрицы
  5. Великая Отечественная война 1941-1945. Битва за Москву
  6. Великая Отечественная война 1941-1945. Партизанская война
  7. ВИРТУАЛЬНАЯ ФИНСКАЯ ВОЙНА ВИКТОРА СУВОРОВА

 

Каждой фазе развития человеческого общества соответствует особая форма вооруженной силы. В феодальную эпоху войско состояло из рыцарских дружин, столь же автономных в отношении вождя, сколь автономны были сюзерены в отношении суверена. В века абсолютизма войско становится королевским и вербуется, главным образом, путем рекрутских наборов. Когда сословия получили права (после французской революции), войско превращается во всесословное на базе воинской повинности.

 

Теперь парламентское народовластие эволюционирует в сторону прямого народовластия: на Западе митинговые толпы диктуют свою волю, а на.Востоке заводские резолюции создают фикцию «народно-народного» властвования. Сообразно с этим отходом от исторического разделения на правящих и управляемых происходит и отход от традиционного разделения на воинов и граждан: создается понятие «гражданин-воин»: каждый гражданин имеет право и обязанность участвовать в открытом или тайном воевании.

 

Теперь немыслимо себе представить войну без «резистас», без «армии крайовой» в подполье, без партизанских бригад. Теперь надо считаться с тем, что нет больше деления на театр войны и на воюющую страну: совокупность территорий противников — это театр войны. Теперь нет различия между легальными и незаконными способами войны — все способы узаконены, если не конвенцией, то явочным порядком. Теперь нет разделения на войско и население — воюют все с градуированием напряженности и постоянства: одни воюют явно, другие тайно, одни непрерывно, другие — при удобном случае. Теперь регулярное войско лишилось военной монополии; наряду с ним (а может быть, даже больше, чем оно) воюет иррегулярное войско, а ему секундируют подпольные организации; отсюда три следствия:

 

Первое: война приобрела новые формы. Алжирцы прошлись по Франции поджогами нефтехранилищ и убийствами на улицах городов, и это — современный вид кавалерийского рейда в глубокий тыл противника. На Кипре английские солдаты устраивали «Варфо—

 

Лик.современной войкы

 

383

 

ломеевские дни» для терроризирования террористов ЕОКА, и это — современное контрнаступление на иррегулярном фронте.

 

• Этого полководцы не предвидели, а увидев, не поняли. Немцы оказались беспомощными против партизан Ворошилова, бандитов Тито, террористов Сикорского и «макки» де Голля.

 

Второе следствие: появление иррегулярного войска привело к вульгаризации понятия «войско», а отсюдаснижение военной этики. Этика допускала военные хитрости, но не коварство. Ныне же в штабах разрабатывается тайновоевание: стратегия, оператика и тактика низости — террора, вероломства, измены. Отряд Леонида погиб в Фермопилах вследствие предательства одного грека, полководец Скопин-Шуйский был отравлен каким-то вероломцем, террористические приемы применяли Грант и Шерман в армейской междуусобице. Но все это эпизоды. Сейчас же подлость вводится в систему, и арабский способ ведения войны — «грязная война» — становится основной частью каждой войны. Почувствовавши свою беспомощность в Алжире, офицеры генерала Массю принялись лихорадочно обрабатывать ими приобретенный опыт боевых действий в проигранной «неправильной» войне против Виетмина. То, что поняли парашютисты Массю, еще не постигают иные офицеры Франции, еще менее постигают это офицеры других стран и совершенно не постигают политические деятели Запада.

 

Третье следствие: воюющее государство стало весьма живучим. Франция под Седаном потеряла свою армию и после этого не могла организовать войска для сильного сопротивления — пришлось запросить мира. А Польша потеряла в две недели сентября 1939 г. все свои армии, но продолжала воевать до 1945 г. В прежние века было почти правилом игры, что государство сдается, коль скоро противником взята столица. Но в Югославии немцы завоевали пять столиц — Белград, Загреб, Любляну и заштатные столицы Цетинье и Скоплье — а война продолжалась. Капитуляция, подписанная правительством, всегда означала конец войны. Маршал Пе-тэн ратифицировал капитуляцию, но часть населения, из-за границы руководимая генералом де Голлем, продолжала сопротивление.

 

Государства жили в мире или воевали. Третьего положения не бывало. Его выдумал Троцкий: не мир и не война. Эта формула отказа от заключения мира сейчас приобрела иной смысл: отказ от явной войны. Упразднена определенная, очевидная грань между мирными и военными международными отношениями. Можно воевать номинально и даже забыть о своем нахождении в войне: Ан-Дорра с 1916 г. «воевала» против Германии и лишь в 1958 г. вспомнила, что еще не заключила мира. Можно быть в войне, не воюя

 

384 Е. Месснер

 

Лик современной войны

 

385

 

явно: Греция и Турция вели непрямую войну за обладание Кипром, поддерживая ЕОКА и милицию из кипрских турок. Можно и без.войны послать солдат для завоевания: солдаты Сирии тайно проникли в Бейрут, чтобы участием в либанонской мусульмано-христианской междуусобице добиться завоевания Либанона Арабской республикой. Можно вести военные действия, сохраняя мирные отношения — так Турция воевала в Корее против Советов. Даже можно воевать, состоя во вражеской коалиции, — так СССР воевал в Корее против Организации Объединенных Наций, будучи членом этой Организации. Можно мирное сожительство и сосуществование совмещать с тем, что в просторечии называется «холодной войной».

 

Ныне существуют четыре формы международных отношений: война, полувойна, агрессодипломатия и дипломатия.

 

Война — это открытая борьба оружием. Безразлично каким — войсковым или бандитским. Безразлично — порваны ли дипломатические отношения или нет. Так, Израиль, не имевший с 1949 г. дипломатических сношений с Египтом, вторгся в 1956 г. на Синайский полуостров, а Франция и Англия вторглись в Порт-Саид, уве — ряя, что не воюют с Египтом.

 

Полувойнаэто прикрытое участие в войне или междуусобице. Краснокитай за спиной Виетмина воевал против Франции с Виетнамом; Вашингтон ведет полувойну против Пекина маневрированием 7-ой эскадры в Формозском проливе; Египет воюет против Франции непрямым образом — в отместку за нападение на Порт-Саид питает алжирскую междуусобицу.

 

Агрессодипломатией можно наименовать то, чему обычно дают глупое наименование «холодная война», которую можно было бы (столь же малоосмысленно) наименовать «горячей дипломатией». Агрессодипломатия — это усиленная форма дипломатии, подобно тому как полувойна есть ослабленная форма войны. Кремль препятствует провашингтонгскому курсу аргентинской политики с помощью политических забастовок, буйных демонстраций и массовых актов насилия — это пример агрессодипломатии. Разница между полувойной и агрессодипломатией очевидна: в первой применяется оружие войск, партизан, диверсионных групп, а во второй преобладают политические приемы, хотя случаются пистолетные перестрелки и взрывы бомб ради вящего эффекта.

 

И, наконец, четвертая форма: дипломатия. Это политическая деятельность в перчатках с применением классических приемов уговариваний и угроз, выпрашивания и вымогательства. (Примечание к термину «дипломатия»: Даллес — дипломат, а его, деятельность —

 

дипломатия, подобно тому как Жуков — стратег, а его деятельность — стратегия.)

 

Эти четыре формы международных отношений переплетаются причудливым образом в человечестве нервном и встревоженном, боящемся войны, ощущающем, что сомнительной стала ценность афоризма: «Война есть зло, позволяющее избежать больших зол». Что ныне большее зло — невыносимо-трагичный мир или свирепая война? «Радуйтесь войне, — говорил немцам Геббельс. — Мир страшнее её!»

 

Дипломатия и стратегия ;

 

Недавно французский высокий дипломат сказал американскому весьма высокому генералу: «Война слишком серьезная вещь, чтобы ее можно было отдать в руки генералов». На это американец ответил: «А мир слишком серьезная вещь, чтобы его можно было доверить штатским людям». Правы оба. Когда корабль идет в рейс по указанию пароходовладельцев, то они должны считаться с мнением шкипера (стратега), намечающего такой курс, чтобы наиблагопо-лучнее пройти полосу бури; с другой стороны, борясь с бурей, шкипер не должен забывать, что судно надо привести именно в тот порт, какой наметили пароходовладельцы (правительство). В 1945 году строили мир, не считаясь с логикой стратегии, — каково же теперь будет стратегам Запада, если дипломаты потребуют от них оружием сохранить Берлинскую бессмыслицу? Стратегия была права, когда высадила армию Эйзенхауэра в Африке, а потом в Италии, но отнявши у Берлина Рим, она упрямо продолжала отнимать у Гитлера Апеннинский сапог, когда дипломатическая логика подсказывала новое решение: перебросить войско на Балканы, чтобы после войны Югославией владел не Тито, а король Петр.

 

В старину было просто: Кутузову поручали победить Турцию и заключить с нею мир по его, генеральскому, усмотрению — стратегия, а не дипломатия имела решающее слово. Клаузевиц установил противоположный принцип: цели ставит дипломатия, а когда она справится с делом, доделывает стратегия. Так был установлен примат дипломатии. Но сейчас устарело клаузевицево «Стратегия есть продолжение политики (дипломатии — Е.М.), но лишь иными средствами». Устарело потому,, что стерлась отчетливая грань между Периодами работы дипломатов и периодом, когда трудятся стратеги. Стерлась грань между миром и войной. Нет больше смены: мир — -война — снова мир. Мир переплелся с войной, война с миром, стратегия с дипломатией.

 

386 Е. Месснер

 

Что понимать ныне под словом «мир»? Что это мир, который называется «холодной войной»? Что понимать под словом «война», *• если во время войны воюют не только битвами стратегов, но и конкуренцией дипломатов в лансировании «целей войны» (одни, например, козыряют Атлантической декларацией, а другие объявляют козырем «Новую Европу»). В таких условиях международных взаимоотношений не должно быть между дипломатами и стратегами спора о первородстве. Державная цель намечается национальным идеалом и государственными интересами с непременным учетом возможностей дипломатии, стратегии, политики (внутренней) и экономики. Некий верховный государственный орган должен из дипломатии и стратегии плести тетиву для метания в единой целеустремленности дипломатических и стратегических стрел. Можно наметить такую схему:

 

В мирное время дипломаты идут к державным целям, применяя традиционные приемы: ноты, конференции, интриги, шантаж, подкуп, а на Ближнем Востоке — черный кофе, скрывающий вкус яда, во Франции же — пистолет, убивающий союзного короля. Стратеги. предоставляют дипломатам такие «дипломатические инструменты», как приграничные маневры армий, как передвижение 6-й эскадры САСШ в Средиземном море. Когда путь дипломатии окажется близким к оврагу, на дне которого — война, то важнейшим является мнение стратегов, можно ли рискнуть кинуться в овраг и — в ка-•*** ком месте, в какой момент? Дипломаты не смеют побуждать стратегов браться за военные предприятия в неподобающих условиях: неблагоприятное исходное стратегическое положение не может быть выправлено и самыми благоприятными операциями. Победные «котлы» 41 г. и успешные операции 42 г. не упразднили стратегической безнадежности «плана Барбаросса», выдуманного Гитлером и его партийно-дипломатическими бездарностями. Дипломаты Англии толкнули дипломатов Польши в военную авантюру 1939 г.; они же в столь же легкомысленную авантюру толкнули дипломатов Югославии в 1941 г.; а новоиспеченные дипломаты Израиля, никем не подталкиваемые, кинулись в авантюру 1949 г.

 

В современных условиях дипломатия легко превращается в агрессодипломатию: не прерывая (якобы мирного) сожительства с непокладистым государством, она мобилизует в нем оппозиционеров и революционеров путем пропаганды и подкупа.1 Радиопропаганда стала мощным средством проведения агрессодипломатических акций. Насер предпринимал радиоинвазии в Сирии, Иордании, Ираке. Иной раз дипломаты, когда недостаточно провоза в дипломатическом багаже оружия для подпольщиков, обращаются за помощью к стратегам, и те подкрепляют революционеров своими инструктора—

 

Лик: современной войны

 

387

 

ми и техниками террора и диверсии (которые принадлежат к кадру иррегулярного войска, имеющемуся при воинстве каждого предусмотрительного государства). Агрессодипломатией руководят дипломаты, но они должны — больше, чем в период дипломатии — считаться с благоразумием стратегов. Бургиба не посчитался, азартно поддерживал алжирских бунтовщиков против Франции и тем подставил стратегически беспомощный Тунис под удар французской авиации.

 

Когда агрессодипломатия превращается в полувойну, стратеги от роли советников при дипломатах переходят к роли руководителей действиями. Они воюют тут не войсками, а диверсантами, партизанами и — в тяжелом случае — «добровольцами» наподобие тех краснокитайцев, что фигурировали в Корее. Во время Испанской гражданской войны на стороне Франко полувойну вела Германия («Легион Кондор») и Италия («добровольная» пехота), а на стороне Миахи — СССР, Франция и Англия, поставлявшие «интернациональные бригады», штабы и коллективы чекистов. Дипломаты во время полувойны становятся, с одной стороны, советниками стратегов, чтобы действия последних не шли вразрез с основными дипломатическими намерениями, а с другой стороны, в согласии со стратегами продолжают руководить оппозиционной общественностью в неприятельском стане.

 

Четвертая форма борьбы — войнаэто бесспорная собственность стратегов. Стратегия решает вопрос, может ли она войной достичь державных целей, казавшихся недостижимыми на путях дипломатии и агрессодипломатии. Она же определяет момент, благоприятствующий началу войны, — но определяет не при помощи астролога и гороскопов, как делал возомнивший себя стратегом Гитлер, а на основании стратегического анализа. Такой анализ могут сделать не все генералы и полковники Генерального Штаба, а только лаборанты, образующие большой Генеральный Штаб; и уж конечно не парламентариям, министрам и диктаторам браться за такой анализ, хотя бы они и дослужились при отбытии ими воинской повинности до звания капрала или даже чина поручика запаса. Дипломаты должны подправлять в дни войны намерения стратегов, если их оперативные поступки мешают дипломатическим успехам. Но, говоря словами Пушкина, «сапожник, суди не выше сапога»: Дипломаты и президенты не — должны помыкать стратегами, ведущими военные действия. Макартур стремится к стратегически необходимому берегу р. Ялу, а Трумэн вырывает у него из рук победу и свергает его, будучи во власти дипломатического предрассудка о 38-й параллели. Возмутительное нарушение суворовского принципа: «Полная мочь Командующему генералу!»

 

Й

 

388 Е. Месснер

 

Лик современной войны

 

389

 

Такова идеальная схема четырех ступеней международной борьбы. На практике же она выглядит иначе. В мирное время парламенты ревниво следят, чтобы не образовалась «военная клика», которая в силу, мол, природной кровожадности генералов могла бы ввергнуть страну в пропасть войны. Но из парламентариев и разного рода партийцев образуется невоенная.клика, которая направляет дипломатию, мало считаясь со стратегами или совсем с ними не считаясь. Такая невоенная клика чудачит, пока не упрется в тупик, и тогда ставит стратегам задачу: воюйте, как бы абсурдно это ни было по вашему стратегическому мнению. В 40 г. Италия в положении нейтралитета-угрозы была англо-французам в Средиземноморском бассейне страшна, но Муссолини и Чиано кинулись добывать победные лавры, и Италия стала смешна: не было поля для развертывания армии против Франции, не было силы для применения флота против Англии.

 

И в агрессодипломатии дипломаты и правители перегибают палку, не спросясь стратегов. В Либаноне диктаторствующий правитель Египта заострил положение так, что счел нужным перейти к полувойне — послать сирийских «добровольцев» для свержения Либанонского правительства. Но в калькуляции отсутствовало стратегическое знание, и Насеру пришлось конфузно убрать свой авангард из Бейрута. Даллесом выдуманная агрессодипломатиче-ская «доктрина Эйзенхауэра» привела Вашингтон к необходимости шагнуть, минуя полувойну, к войне; но Даллес поставил генерала Норстеда в тяжелое положение: у того не оказалось войсковых частей, обученных действию против иррегулярных сил; поэтому американский десант был рад своему бездействию, а стратеги — рады возможности убрать его без большого конфуза для САСШ.

 

В полувойне штатские правители не дают свободы действия стратегам. Во время борьбы Франции против Виетмина САСШ вели полувойну на стороне Виетнама: были посланы оружие, штабы, инструктора, «вольнонаемные» летчики. Но хирурги Пентагона были по рукам и по ногам связаны гомеопатами Белого Дома, и полувойна закончилась подрывом американского престижа в Азии.

 

И даже во время войны стратегия идет на поводу у министров, дипломатов, политиков. Образуется «Военный кабинет» — при Черчилле он был явным, при Рузвельте и прочих диктаторах не столь открытым и оформленным — и невоенные люди изъемлют войну из рук военных: в «Военном кабинете» голос представителя стратегии звучит слабо в хоре голосов невежд, дерзающих воитель-ствовать без знания тайн военного дела. Всех превзошел Гитлер, противопоставлявший свой маниакальный мистицизм великолепному знанию германских генералов.

 

Иной раз стратегам легче победить врага, чем добиться торжества их стратегической концепции над дипломатическими планами «Военного кабинета». Не желая перехода Балканского полуострова из сферы английского влияния в советскую, Черчилль настаивал на создании «второго фронта» на Балканах, и стратегия с превеликим трудом добилась отправки Эйзенхауэра через Алжир в Италию: это был стратегически более удобный марш к победе.

 

Стратегии приходится в «Военном кабинете» прокладывать себе путь среди множества нестратегических мнений: война ведется на театрах военном, дипломатическом, экономическом, политическом и психологическом. Оберечь свои финансы, торговлю, промышленность, усилить их подспорьем со стороны нейтральных государств, лишить врага такого подспорья, наносить ему удары экономического характера, а также политикой, пропагандой, социальными мероприятиями укрепить воинственный дух своего народа и приобрести симпатии нейтральных народов, внести смущение и смятение в душу врага — все эти намерения ломятся в дверь «Военного кабинета» и сбивают стратегию с ее пути.

 

Стратегия любит путь прямой и кратчайший: конечная победа достигается сокрушением вооруженной силы врага. Но как идти стратегии прямым путем, если «Военный кабинет» идет по спирали? Эйзенхауэра соблазнили завоеванием антигитлеровской Баварии, он не пошел на Бранденбург и упустил ценнейшую географически-стратегическую добычу — Берлин. Гитлер потянулся к украинскому зерну, криворожской руде, донецкому углю, кавказской нефти и, смещая несогласных с ним стратегов, сместил стратегию с прямой линии, которую Браухич упер в грудь красного воинства.

 

Стратега тысячелетиями в географии интересовала преимущественно топография, а в этнографии — главным образом столицы как административные центры. Теперь появилась геополитика с объектами промышленными, военно-промышленными, политико-социальными и т. д. Сопоставление удельных весов их крайне затруднительно, поэтому составление формулы победы стало сложным делом. Наполеон, сравнив удельный вес Петербурга и Москвы, предпочел Москву и ошибся. Как же не ошибаться стратегам-не-наполеонам, когда надо выбирать среди десятков объектов? К тому же туман, именуемый психологией войны, затуманивает взоры стратега.

 

Психика стратегии солдатски честна. Не по ней завет Макиавелли завершать войну на стороне того, против кого она была начата, если не было времени возвратиться на сторону первоначального союзника. Гитлер, петляя от антикоммунизма к пакту «Риббентроп-Молотов», а затем к «плану Барбаросса», мог гипотетически перевертывать духовную базу стратегии, но не каждому это

 

390

 

Е. Месснер

 

удается: французы под командой адмирала Дарлана некрепко отражали десант генерала Эйзенхауэра в Алжире (1944 г.), а изменник маршал Бадольо не мог повернуть итальянские войска против немцев — войско не песочные часы, которые действуют, когда их время от времени переворачивают. На какой психической базе будут американцы, союзники их и их вассалы вести Освободительную войну: Россия или раздробление России? Православие или восточный обряд? Югославия или разделенная Сербия и Хорватия? Германия и Польша в прежних границах или граница по Одеру и Нейсе или у Калиша? В этом супергордиевом узле иное слишком высоко для ума воина, а иное слишком низко для его сердца. Стратегии придется, ломая свое естество, стать зигзагообразной.

 

Шутники говорили, что термин «тактика» происходит от слов «так или эдак». Какое же дать толкование слову «стратегия», раз она стала мастерицей компромиссов в противоречиях дипломатически-экономически-политико-социально-психологической обстановки?

 

Традиционный военный объект — армия врага — распылился в воюющий народ, традиционный географический объект — столица — оказывается в ряду суррогатов столиц, т.е. центров разных отраслей народного хозяйства. Вильно-Смоленск-Москва — по такой траектории летела стратегическая стрела Наполеона; стрела Мольтке устремилась прямо от Седана на Париж. Ныне стратегическая идея может уподобиться мячу, гоняемому футболистами из конца в конец поля: конечная цель одна, но промежуточных много, и они находятся в областях военной, дипломатической, экономической, политико-социальной и психологической.

 

«Военный кабинет» разжаловал Верховного стратега: сделал его исполнителем коллективной воли. И сам Верховный стратег стал коллективом. Только воля его — в' рамках осуществления полученных от «Военного кабинета» предписаний — остается единоличной, ум же его, в силу необходимости, стал коллективным.

 

Для простых вычислений отлично служат русские счеты-костяшки, для сложных — счетные машины, а теперь уже потребовался «электронный мозг». До Наполеона мозг стратега умел «вычислять» движения армии числом не более 100 тысяч солдат; Наполеон уже «считал» до 600 тысяч, а Великий Князь Николай Николаевич, Гинденбург и Фош «калькулировали» в миллионах. В 1943 г. советское войско состояло из 409 дивизий, 138 танковых бригад, 179 стрелковых бригад. При всей продуманности расчленения войскового управления, штаб верховного вождения такой грандиозной армии должен быть огромен. А если это воинство коалиционно, то и подавно: штаб воинства Атлантического пакта (хотя из его ведения изъяты часть морского и воздушного флотов) состоит

 

Лик современной войны

 

391

 

из 109 офицеров, принадлежащих к.14 государствам, и 500 человек вспомогательного персонала; кроме этого международного штаба-секретариата генералу Норстэду подчинено два десятка крупных штабов.

 

Штабы распухли не от одной многочисленности солдат, но и от разнообразия оружия: командиру необходимы помощники по применению разных видов оружия и каждый помощник нуждается в штабном персонале. Верховный главнокомандующий и главнокомандующие на театрах войны (т.е. стратеги) не могут также обойтись без советников, авторитетных в учитывании и не военных элементов стратегии: психологии народных масс, социальных и политических проблем, экономики и дипломатии. Этими элементами стратег не распоряжается, но с их влиянием на стратегию он должен считаться. Его советники восполняют его знания и способность ко всеохватывающему руководству: они, во главе с ним, и являются мозгом вооруженных сил, коллективным стратегом, творящим военные планы.

 

Известны четыре главных типа стратегических планов:

 

немецкий — погром: подражая Ганнибаловым «Каннам», разгромить войско врага (Мольтке это удалось в 1871 г. у Седана. Браухич в 1941 г. на Востоке не добился решения и полудюжиной «Канн»);

 

английский — изнурение врага нанесением ему уколов подальше от его клыков и когтей (в прошлом это удавалось Мальборо, но Монтгомери в 1944–1945 гг. не удалось — пришлось всерьез драться);

 

французский — овладение географическим залогом (Наполеон I потерял на Москве, Наполеон III заработал на Севастополе);

 

англо-американский — террористический: подавление духа населения враждующей страны; Аттила, устрашая, побеждал; Рузвельту устрашить немцев не удалось, но побочная «прибыль» от террористических бомбежек по населению (разрушение путей сообщения и промышленности) обессилила войско Германии.

 

Надо предвидеть пятый тип стратегического планасоветский: угроза регулярным воинством и широкое применение иррегулярного войска, а также революционных сил.

 

Кампания Польская (1939 г.), Французская (1940 г.) и Балканская (1941 г.) были, вероятно, последними крупными осуществлениями идеи «блиц-крига»: теперь возможны молниеносные операции, но большой молниеносной войны быть не может — государства стали очень живучи. В 1941 г. СССР лишился 40% своей европейской территории, 40% населения, 60% материальных богатств, а его воинство потеряло 4 млн. солдат, 60% танков и самолетов, но государство не было принуждено к сдаче (правда, про—

 

392 Е. Месснер

 

Лик современной войны

 

393

 

странство и климат благоприятствовали упорству в борьбе). Стратегия молний уступает место стратегии медленного огня.

 

Впрочем, Хрущев грозит молниеносной войной — уничтожением в 2–3 дня враждебных государств. Но его стратеги не надеются на такой успех их стратегического атомного удара, а, с другой стороны, рассчитывают, что американский атомный удар не выведет советское государство из войны. Они предвидят две фазы войны: если первая фаза будет атомной и если в этой весьма кратковременной фазе (6–10 дней) взаимно будут уничтожены все средства атомного единоборства — самолеты, аэродромы, склады атомных бомб и фабрики этих бомб, то наступит вторая фаза, в которой без опасения атомного уничтожения могут выступить массовые армии. Их готовит Советский Союз, который (по предположениям на Западе) считает нужным к концу первого года войны развернуть свое войско до 250 стрелковых, 150 моторизованных, 100 танковых, 10 воздушных и 20 артиллерийских дивизий.

 

Западные же стратеги сосредоточили свое внимание на первой фазе, столь любезной невежественным вершителям судеб государ — ства. Война «нажми кнопку!» прельщает их воображение: пусть наши стратосферные бомбовозы и трансконтинентальные ракеты атомно ударят по далеким целям, а нас защитят сверхскоростные истребители и управляемые ракеты — войска нужны лишь для обозначения линии фронта и для оккупации того, что зреет для захвата. Формула 1916 г. «артиллерия побеждает, пехота занимает» видоизменилась: «издалека так уничтожить, чтобы и атаковать не надо было». В западной печати не чувствуется осведомленности о наличии в Пентагоне планов, касающихся второй фазы. Держат ли их в несвойственном демократии абсолютном секрете? Уверены ли, что угроза атомного конкурента удержит Кремль от нанесения удара? Надеются ли они превентивным атомным ударом обеспечить свой народ? Или просто считают, что Америка не выдержит удара и поэтому во вторую фазу войны не вступит?

 


Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 48 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Хаос мира и войны| Тотально-вооруженный народ

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.027 сек.)