Серая тетрадь 4 страница

X x x

Однако в отличие от меня, решившего спокойно отказаться от своегозамысла, маска, которая должна была держаться гордо и независимо, наоборот,начала терять самообладание. Одно твое слово, брошенное невзначай, когдапотом, через десять минут, ты сидела в закусочной в конце подземногоперехода и помешивала ложечкой кофе, лишило маску самоуверенности, точнозагнало между двумя зеркалами и вынудило разговаривать саму с собой. - Мой муж как раз в командировке, поэтому... Что "поэтому"? Больше ты ничего не сказала, у маски тоже не быложелания спрашивать. Здравый смысл подсказывал, что твои слова можно понятьтак: поэтому, возвратившись домой, я не должна буду готовить обед и ничегоне произойдет, если я поем в городе, - то есть ты будто бы оправдывалась втом, что согласилась на мое предложение, так их тоже можно было воспринять.Но в мрачной холодности твоего тона была скорее решительность, точно тыутверждала себя в собственных глазах, и эффект был такой же, как если бы тыщелкнула по носу самовлюбленную маску... О чем же мы прежде говорили?.. Да,верно, маска вычитанными где-то словами похвалила форму твоих пальцев, потомспросила о ранке на большом пальце правой руки, полученной, когда тымастерила пуговицы, и после того, как маска убедилась, что твоя рука всеравно не избегает ее взглядов, она избрала темой разговора отношения междулюдьми как алгебраическое уравнение, не включающее данных условий, как имя,профессия, место жительства, и тут же, помнится, стала выведывать твоерасположение духа. Маска, которая твердо знала, кому принадлежит руководящаяроль в соблазнении тебя, готовая поступить с тобой как ей вздумается,замерла в изумлении, как ребенок, неожиданно обойденный, отброшенный всторону соперником. Заметка на полях. Я вспоминаю, что ужасно тогда волновался, боясь, как бы ты не обнаружила, что за маской прячусь я. Если вдуматься, то, по существу, нет никаких доказательств, чтособлазняла маска, а соблазненной оказалась ты. Все было проделано тобой умнои тонко - не соблазнилась ли ты по собственной воле независимо от уловокмаски? Так или иначе, изменить что-либо было уже невозможно, и маске, чтобывоодушевить себя, не оставалось ничего иного, как превратиться в еще болеенастойчивого обольстителя. Но она напрасно старалась вести себя как соблазнитель, этого было ненужно - ты уже была соблазненной женщиной. Дело в том, что я завладел тобойполностью. Вот почему все время, пока мы были в закусочной, маска изо всехсил старалась не возвращаться к разговору о твоем "муже". То же относилось ик пиявкам: как бы ни казалось, что этой темы можно касаться спокойно, скольлогично ни доказывать, что это относится к другому человеку, - все равнострашно. Тем не менее, когда ты не выказала никакого желания возвращаться ктеме "мужа", я ужасно рассердился, - в общем, досадная ситуация.Действительно, ты, несомненно, игнорировала "его", следовательно, меня.Более чем неприятное пренебрежение. Но с другой стороны, нельзя сказать, чтоя хотел, чтобы ты коснулась этой темы, - в общем, положение у меня былодостаточно трудное. Если бы ты снова заговорила о "нем", это можно было быиспользовать чтобы обуздать маску. Мне, как обольстителю, оставалось лишьнадеяться, что ты будешь по-прежнему моим сообщником. Меня покоробила твоястранная манера улыбаться одной нижней губой. Еще больше встревожило то, чтоты смотрела сквозь меня куда-то вдаль. Я чувствовал себя виновным в том, чтоты отказалась от предложенного пива. Но и не хотел, чтобы ты пила слишкоммного. Все равно что после погружения в ледяную ванну сразу быть облитымкипятком. Левый глаз, будто разглядывая трофей, нежно смотрел на твоипальцы, крошившие хлеб, - нежные, мягкие пальцы, словно смоченная водойкроличья шкурка, если отвлечься от ранки, полученной, когда делала пуговицы;правый глаз, точно обманутый муж - свидетель прелюбодеяния жены, корчился отболи. Любовный треугольник, где один исполняет две роли. Неэвклидовтреугольник, который выглядел бы на чертеже прямой линией: "я", "маска" -мое второе "я" и "ты". Когда мы поели, время, точно желе, сразу начало застывать вокруг нас.Может быть, из-за тяжести потолка? Непропорционально массивный бетонныйстолб стоял в центре зала и наводил на мысль о непомерной тяжести того, чтоон поддерживал. К тому же эта закусочная в подвале не имела окон. Ничто неподтверждало существования двадцатичетырехчасовой единицы солнечноговремени. Был лишь искусственный свет, не имеющий периодичности. А сразу жеза стенами закусочной по вертикальным пластам, уходящим вглубь, по подземнымрекам текло время, исчислявшееся десятками тысяч лет. И твой "муж", которыйдолжен погонять наше время, пока мы так ждем его, никогда не вернется. Овремя, сгустись, превратись в сосуд, укрывающий только нас двоих! Тогда, таки оставаясь в сосуде, мы пересечем улицу, и место, куда мы придем, станетнашим новым ложем. Однако в действительности ни я, ни маска не знали твоих подлинныхнамерений. Не отказываясь - настолько не противясь, что создавалось дажевпечатление, будто ждала этого, - ты приняла мой нехитрый маневр: сначалапригласить тебя выпить кофе, а потом пообедать, но... какое-то время маскаоптимистически считала, что все идет по плану... такая твоя решительнаяпозиция, точно все кирпичики своего сознания ты уже скрепила раствором,снова повергла маску в страх и отчаяние. Ты не была, конечно, простонеприветливой. Поскольку ты согласилась быть соблазненной, неприветливостьдоказывала бы, что ты слишком много думала о запретной ограде, и ты,наоборот, стала бы доступнее, но ты была достаточно мягкой, не забывала оделикатной заботливости. Ты не робела, держала себя смело, естественно,свободно. В общем, нисколько не отличалась от той, какой была обычно, тыбыла ты. И эта твоя неизменность привела маску в замешательство. Где же,наконец, прячешь ты вязкое, как расползающаяся тянучка, дыхание человека,ждущего соблазнения, его сверкающие взгляды, горящие внутренним огнем,возбуждение, вызванное ожиданием? Судорожно ухватившись за край круглогообеденного стола, мы напоминали расплющенные цветки одуванчика, зажатыемежду страницами солнечного времени. И то, что, жадно глотая слюну, я,ухватившись за запретную ограду, ждал мгновения, когда смогу вместе с тобойучаствовать в ее разрушении, - разве это было только самодовольнымвоображением маски? Вот потому-то окончание обеда в то же время былопричудливым концом причудливой встречи... Официант молча, точно отсутствуя, как требовали того правила, убирал состола. Поверхность воды в стаканах зарябилась - видимо, прошел поезд метро.Маска, проявляя нетерпение, продолжала бессмысленную болтовню, а впромежутки при любом удобном случае старалась вставлять слова, вызывающиесексуальные ассоциации, но ты никак не реагировала - ни положительно, ниотрицательно. Наблюдая краем глаза за растерянностью маски, я ехидноаплодировал и в то же время жалел, что никак не могу уличить тебя вневерности. Однако это продолжалось минут двадцать, а потом - помнишь, наверно? -маска, выйдя из оцепенения, вытянула ногу, и носок ботинка коснулся твоейщиколотки. У тебя на лице отразилось чуть заметное волнение. Взгляд замергде-то в пространстве. Между бровями залегла складка, губы дрогнули. Но тыснисходительно, со спокойствием, с каким утренний свет постепеннозахватывает ночное небо, приняла от маски эти бесплодные усилия. Маскураспирал смех. Не имея выхода, смех точно заряжался электричеством ипарализовал маску. На этот раз ей как будто удалось подстрелить добычу. Вобщем, можно не беспокоиться. Сконцентрировавшись на твоих ощущениях,передаваемых через носок ботинка, маска тоже прикусила язык и предаласьнаслаждению безмолвной беседой. И в самом деле, вести непринужденную болтовню было опасно. Например, мыудивительно единодушно заговорили о садовых деревьях; у обоих неожиданновозникла тема женщины, не имеющей детей; в аллегориях, образных выражениях ястал непроизвольно употреблять химические термины - если я буду такнеосторожен, появятся горы улик, которые могут предать маску. Мне кажется,человек загаживает жизнь собственными испражнениями чаще, чем собакаостанавливается у столбов. Но мне был нанесен жестокий удар. Невозмутимость, с которой тыпозволяла соблазнять себя, не укладывалась в моем сознании, но я прекраснопредставлял себе, насколько привлекательным было это для маски, - вот чтоявилось для меня страшным ударом. И ведь моя нога, касавшаяся твоейщиколотки, была действительно моей ногой, и я это отчетливо сознавал, ноесли не сосредоточить всех сил, то я получу лишь косвенные,несфокусированные впечатления, точно далекие события, порожденныевоображением: коль скоро я отторгнут от лица, то отторгнут и от тела. Япредчувствовал это, но стоило столкнуться с подобным фактом - и меня всегопереворачивало от боли. Если такое происходит со мной из-за щиколотки, тосмогу ли я сохранить самообладание, когда пойму, что все твое тело доступноприкосновениям? Смогу ли я тогда противиться побуждению сорвать маску? Смогули я, при возросшем давлении, сохранять форму нашего сюрреалистическоготреугольника, и так уже напряженного до предела?..

X x x

С каким трудом, стиснув зубы, терпел я эту пытку в номере дешевойгостиницы. Не сорвав маску, не задушив себя, я скрутил себя грубойсоломенной веревкой, затолкал в мешок, оставив только дырки для глаз, ивынужден был смотреть, как ты отдаешься. Вопль бессилия застрял у меня вгорле. Слишком просто! Более чем просто! После встречи не прошло и пятичасов - как все просто! Если бы ты хоть для виду сопротивлялась... Ну, асколько часов удовлетворили бы меня? Шесть часов? Семь часов? Восемьчасов?.. Глупость какая, комичные рассуждения... распутство твое так иостанется распутством, пройдет ли пять часов, пятьдесят или пятьсот. Но почему же тогда не положил я конец этому порочному треугольнику? Измести? Возможно. Было и это, были, думаю, и другие мотивы. Если бы просто измести, то, пожалуй, я поступил бы правильнее всего, тут же сорвав маску. Ноя трусил. Больше всего я, конечно, боялся жестоких поступков маски,безжалостно перевернувшей, разбившей всю мою спокойную жизнь, ну и, крометого, еще страшнее был бы возврат к тем дням затворничества, когда у меня небыло лица. Страх питал страх, и я, точно безногая птица, лишеннаявозможности опуститься на землю, вынужден был все летать и летать. Но этоеще не все... Если я действительно не в силах вынести такое - есть другойвыход: маска остается живой и убивает тебя... твоя неверность неопровержима,но, к счастью, в маске я имею алиби... неверность - серьезная вина... маскасможет вполне удовлетвориться... Но я не сделал и этого. Почему? Возможно, потому, что не хотел потерятьтебя? Нет, именно не желая потерять тебя, я имел достаточно оснований дляубийства. Бессмысленно искать разумность в ревности. Смотри, что происходит:тогда ты упорно отвергала меня, не глядела в мою сторону, а сейчас лежишь,распластавшись под маской! Жаль, что свет был погашен и я не мог увидетьвсего собственными глазами, но... твой подбородок, в котором удивительносожительствовали зрелость и незрелость... темная родинка под мышкой... шрамот операции аппендицита... пучок вьющихся волос... Над всем этимнадругались, всем завладели. Если бы только это было в моих силах, я быхотел рассмотреть всю тебя при ярком дневном свете. Ты увидела и отверглаобиталище пиявок, ты увидела и приняла маску и поэтому не в праве была бывозмущаться, что увидели тебя. Но свет мне был ни к чему. Во-первых, я бы немог снять очки. И главное, на моем теле были тоже различные отметки: шрам набедре, оставшийся от того раза, когда мы давным-давно вместе ходили налыжах, и многие другие, о которых я не знал, а ты, скорее всего, знала. Вместо глаз я мобилизовал все, что может ощущать - колени, руки,ладони, пальцы, язык, нос, уши, - бросил их в атаку, чтобы завладеть тобой.Не упуская ничего, что служило бы сигналом, исходящим от твоего тела, - нидыхания, ни вздоха, ни движения суставов, ни сокращения мышц, ни выделенийкожи, ни судороги голосовых связок. И все же мне бы не хотелось превращаться в обыкновенного палача. Изменя были выжаты все соки, я ссыхался и в то же время должен был терпеть этубезнравственность, терпеть эту борьбу. В такой агонии и смерть терялапредполагавшуюся в ней остроту, и убийство выглядело всего лишь небольшимварварством... Что же, по-твоему, заставило меня стерпеть все это? Возможно,это покажется тебе странным - достоинство, которое ты продолжала сохранять,хотя над тобой надругались. Пожалуй, "достоинство" звучит несколько странно.Нет, это совсем не было насилием, не было и односторонним беззаконием маски- ты ни разу, ничем не показала, что отвергаешь ее, и значит, тебя нужносчитать скорее соучастницей. А когда соучастник держится с достоинством сосвоим компаньоном, это выглядит смешно. Правильнее, видимо, сказать, что утебя был вид уверенной в себе соучастницы. Поэтому, как бы отчаянно ниборолась маска, она не смогла превратиться в развратника, не говоря уж онасильнике. Ты оставалась буквально недоступной. Но факт остается фактом -ты безнравственна и неверна. И факт остается фактом - ревность бурлила вомне, как деготь в котле, как дым, вырывающийся из трубы после дождя, какгорячий источник, кипящий вместе с грязью. Но случилось непредвиденное -встав в неприступную позу, ты в конце концов не подчинилась маске, и этопоразило меня, потрясло. Нельзя сказать, чтобы мне удалось полностью постичь, что заставило тебябез всяких колебаний пойти на прелюбодеяние. Наверно, все же нечувственность. Если бы чувственность, ты должна была бы тогда болееоткровенно кокетничать. Но ты, точно совершая обряд, с начала и до концаусердно сохраняла невозмутимость. Я действительно не понимаю. Чтопроисходило в тебе? Я не мог уловить и намека. Плохо еще и то, что выросшее,укоренившееся чувство поражения до самого конца - во всяком случае, до тоговремени, когда пишутся эти записки, - так и осталось, как несмываемое пятно.Это пожирающее внутренности самоистязание пострашнее припадков ревности.Хотя я надел маску специально, чтобы восстановить тропинку и завлечь тебя нанее, ты прошла мимо меня и скрылась вдалеке. И так же, как прежде, когда уменя еще не было маски, я остался один. Не понимаю я тебя. Едва ли ты согласилась на приглашение только потому,что оно последовало и тебе было безразлично, кто приглашает, едва ли тыиграла уличную женщину, но... но нет и доказательств, что это не так. Или,может быть, ты была прирожденной проституткой, а я просто этого неподозревал? Нет, проститутка не может так величественно сыграть порядочнуюженщину. Если бы ты была проституткой, то, удовлетворяя чужую похоть, необливала бы человека презрением, не вынуждала к самоистязанию. Кем же тыбыла? Хотя маска изо всех сил старалась разрушить преграду, ты, некоснувшись, проскользнула сквозь нее. Как ветер или как дух... Я не понимаю тебя. Дальнейшие эксперименты над тобой приведут лишь кодному - к моей собственной гибели.

X x x

Дата добавления: 2015-08-26