Волчий табак

Фаина Соломатова

Вера Ивановна проснулась рано. Муж хлопотал на кухне. Она тихонько открыла дверь в комнату сына. Никита спал.

- Веруня, завтрак готов. Рюкзачок тоже. В нем все для похода.
Не торопись. Посети наши места заветные.

- А ты, вроде, меня из дому выставляешь? Деликатно так. Уж не избаловался ли ты, муженек, в холостяках? - пошутила Вера.

- Если даже станешь бабушкой, для меня ты будешь ладушкой,
- напел Алексей. - Сколько времени в нашем доме не смеялись?

- А мне не верится, что я дома. И Никитушке, наверное, тоже. - Вера прижалась к мужу. - В лес бы тоже не пошла одна, но сын воды из родника запросил.

- Спички возьми, может, костерок задумаешь развести, где мы обычно греемся, - Алексей хитро взглянул на жену.

Походы на природу у Вершининых были нередкими. И первая любовь, и первый поцелуй - все начиналось здесь в лесу. Пожени­лись, а прогулки не прекращались. Подрос Никита, и его с собой тас­кали.

Ранней весной Алексей приносил жене любимой то букетик под­снежников, то ландышей. Зимой ветку сосны. Оттает - и запахнет в доме хвоей и смолой. От морозной свежести радостно забьется сер­дце. И хочется, чтобы быстрей уходила стужа, а приходила весна... И не раз наступала весна, и были зимы. А сейчас стояла осень. Она была почти незаметной. Лето и осень как будто слились в крепком поцелуе.

В бору стучал дятел. Вера прижалась к дереву. Гладила шероховатый ствол. Соскребла с коры крупинку смолы. Разжевала. Зад­рала голову, любуясь величавыми кронами могучих сосен. Но долго устоять на одном месте она не могла.

- К роднику, - крикнула Вера. Вдали отозвалось эхо. Она рас­смеялась и в припрыжку побежала по сивому мху. Лишайник пружи­нил, и Вера скользила, но не сбавляла ходу. Вспорхнули дрозды. Пре­кратили пир на рябине. Стая облепила другую. Вершинки осинок але­ли. Слышалось редкое треньканье синиц. Макушки берез оголились. Шелестела под ногами листва. Пробравшись через заросли шипов­ника, она вышла к ключу.

- Изменилось-то все как! - удивилась Вера. Здесь не была она почти два года. Ушел сын в армию, и весь уклад жизни Вершининых изменился.

Мелкая поросль вымахала в деревца. Они поглядывали на не­прошеную гостью свысока. Ветерок лениво шуршал листьями.

Вера опустилась на колени. Очистила лунку, углубила русло. Клю­чик потек чистый, прозрачный. Ручеек весело зазвенел, засверкали камушки на дне. И заспешил под склон к реке.

Вера умылась. Провела влажными руками по волосам. Зачерп­нула кружку, и села на поваленную бурей березу. Медленно пила ле­денящую воду. Сладко затрепетало в груди, а тело стало легким, как перышко, кажется, взмахни руками - и полетишь. Вон туда, к улета­ющей стае. Птицы летят в теплые края. Но ей с ними не по пути. Они с сыном только три дня назад вернулись домой.

- Все позади. Заглянуло солнце и в наше оконце.

От ледяной воды Веру слегка знобило. Она раздела лежащую березу, насобирала сушняка. Костерок попыжился, попыхтел и вспых­нул ярким факелом. Вера любила смотреть на огонь.

- В следующий раз всем семейством сюда. Никита и со службы писал: вот вернусь - и сразу в лес. Воздухом родным надышусь. У костра целую ночь проведу. Если бы вы знали, как я соскучился! Пись­ма слал часто. Родителей успокаивал. От передовой он далеко-предалеко. От Чечни вдалеке. Даже выстрелов не слышно, и порохом не пахнет. Не служба, а сплошная скука. Только ем и сплю. Почти уже полтора года отсачковал. Дембель не за горами. И будто сглазил Никита свою удачливость. Письма прекратились...

Прошел месяц, затем второй. В начале третьего месяца они об­ратились в военкомат.

В библиотеке клиентов было немного. Работа не могла заста­вить Веру Ивановну отключиться, хотя на мгновение забыть о сыне. В углу дивана лежал семейный альбом. Подолгу рассматривала фо­тографии. Вот Никитушке три месяца. Он смешно таращит глазенки. А счастливая мама рядом. А вот сыночку уже шесть месяцев. Взгляд осмыслен. Никита теребит медвежонка. А гордая и очень счастли­ваяя Вера опять рядом. На себя она смотрела с укором. Так и хоте­лось упрекнуть в чрезмерной веселости.

И с каждой перевернутой страницей растет сыночек. Ясли, сад, школа - взбегает Никитушка по ступенькам взросления. А мамы уже нет рядом. А вот - семейная. По бокам они с Алешей, в середине Никитушка. Захлопывала альбом, и сердце сжималось.

Вера Ивановна переключалась на телевизор. Как будто в мель­кающих кадрах среди незнакомых людей она увидит родное до боли лицо Никитушки. Воспаленные веки резало. Но она тупо, не моргая, смотрела в мерцающий экран.

Алексей ухаживал за женой, как за маленькой. Садился рядом, брал ее холодные пальцы в свои ладони.

- Вот увидишь, Верушка, все будет хорошо.
Она прижималась к мужу.

- Обними меня крепко-крепко. Я не должна умирать, а то вер­нется Никита, ему без меня будет плохо.

- Полно! Так нельзя, - строго приказывал Алексей, - ты поплачь - полегчает.

- Не получается, - Вера рукой мужа провела по своему лицу, оно было сухое, - слезы кончились, Алешенька.

- Надо спать, - приказывал муж, - а сейчас выпей чаю. В напи­ток, заваренный травами, он добавлял снотворное. Вера засыпала. Но сон был неспокойный. Порой она всхлипывала. То кричала, то внезапно просыпалась, звала на помощь Алексея.

* * *

Через три месяца они узнали: Никита в госпитале. Через не­сколько часов Вершинины собрались в далекий город на Дону. Дорога им показалась долгой.

Через две недели Алексей уехал домой, а Вера осталась с сы­ном. Никакие уговоры мужа о возвращении вместе не действовали.

- Вернусь только с Никитой, - упрямо твердила Вера, - ты поез­жай, Алешенька, а я здесь останусь.

То, что пришлось увидеть, надо забыть. Схоронить все в своей и сыновней памяти. Они с Никитой смогут это сделать. Сын и мать сильные.

* * *

- А я гадаю: кто это у костра греется?

- Богатой буду, Матвей Ермолаич, - рассмеялась Вера.

- Отяжелел. Едва в гору выцарапался. - Старик уселся на березу.

- Сегодня в лес отправился по двум надобностям. Первую - ста­рухину волю исполнить.

- Как здоровье у Варвары Михайловны? - поинтересовалась Вера.

- Хворала. Теперь ожила, - улыбнулся Ермолаич, - Юля недав­но ей с ключа воды приносила. Напоили Варвару - ждем перемен. Молва гласит про этот источник: выпьет тяжело больной - или на поправку, или на погост. Ненаглядная моя глазами захлопала. Жа­ловаться начала: и тут болит, и здесь у нее ломит, и в ногу отдает. Я от радости на седьмом небе! Все - кризис у бабки положитель­ный. Поживет Варя моя на этом свете.

Матвей Ермолаич достал кисет.

- Новый урожай пробую. Выкурю без контроля, а то Юля, как над подростком, ограничения держит.

- Юля у вас живет? Пусть к нам бы зашла к Никите.

- Навестит, - старик пристально из-под лохматых бровей взгля­нул на Веру и спрятал улыбку в бороде.

- Внук уже, наверное, большой?

- Растет малец. Только правнуком мне Андрей приходится. Много годков уже отжито, а все жить не надоело. И в лес с Варей вместе ходили. Отправлялись обычно 30 сентября. Если откладывали, то из-за непогоды.

- Почему? Если не секрет?

Вера Ивановна обрадовалась приходу старика. Она слушала его неторопливый говор. Матвей Ермолаич много знал. Умел предска­зывать погоду. Держал пасеку. И о пчелах мог дать неплохую кон­сультацию. Обращались за советом к нему по лечению животных. Да и в людских болезнях знал толк.

В конце сентября девичий праздник в старину справляли. На по­сиделки собиралась одна молодежь. Себя показать и других посмот­реть. Да высмотреть, кто люб тебе. Девицы нашептывали заговор, переданный от бабушек и матерей. «...Чтобы вспыхнула любовь к ней, девице красной, суженого молодца. И чтобы любови конца и края не было. Чтобы она в огне не горела, в воде не тонула, чтобы ее зима-стужа не знобила».

А я на Варвару-красу, длинную косу, давно глаз положил. И она, чувствую, ко мне стремится. Взглянет исподтишка, а как глаза-то встретятся - вспыхнет и застыдится. А у меня сердце бухает, как молот о наковальню. Внутри горячо пылает. Жара не сжигает, а сла­достным огнем горит. Так бы смотрел на Варюшку, любовался, и не надоело бы. Вышло все само по себе. Насмелился. Напросился в провожатые. Она не отказала. И повели нас ноги за реку, вот в эти самые места.

Ермолаич дымил самокруткой, затягивался нечасто. Глаза бле­стели по-молодецки - озорно.

- Вы рассказываете так, как будто было год назад! - вырвалось у Веры Ивановны.

- Больше, чем полвека. Года шибко скачут, за ними не угнаться. Сосны были малолетки, а разматерели - не обхватишь. Мы были молодые и красивые, а стали, как пни сивые. Всяко жили, а еще по­жить, ой, как хочется.

- Вы еще поживете. Вы - люди старой закваски. Перед трудно­стями шапку не ломаете. А вот мы скисаем.

- Русский народ буднями затаскан. Нередко так мой дед говари­вал. Много выпадает лихих годков каждому поколению. Но и в каж­дом времени живет хлипкая и твердая порода. Почему на одном поле рядышком одно растение колос дает, а другое хиреет, желтеет. Ни Богу, ни людям. Так и люди. Цепкость разная. Я вот на войну ушел уже в зрелом возрасте. Варвару оставил с тремя детками. Старшему, Ивану - одиннадцать, Наталье - девять, Марии - пять годков. Крепко тосковал в отрыве от семьи. Без счету снились мне места эти. А сколь воды перепил на чужбине из этого ключика! Жажда мучит, спасу нет, а тебе снится журчащий ручеек, плещется по губам вкусная водица. А проснешься - и нет ничего. Далеко и дом родной, и ключик родниковый... Но я же не один страдал. Били - отбивался, ранят - поправлял­ся. А ведь и в тылу было нелегче.

Варвару мою по этапу отправили. Случилось это во второе во­енное лето. Сеяла Варвара озимые. Зерно со склада подвозил наш Ванятка. К концу дня осталось у Варвары килограмма три ржи. Паш­ня закончилась, а другое поле не близко. Да и сумерки уже глухие. Варвара принесла лукошко с недосевом домой. Бригадир похвалил Варвару председателю. Не баба-огонь. Де­сять мешков разбросала. Председатель в молодости ухаживал за Варварой, а она меня выбрала. Злопамять и сделала черное дело.

Нагрянули с обыском спозаранку. Осудили жену мою не много не мало, а на десять лет. Ребятишек мать Варвары к себе взяла. Та­кую весть мне старший сынок сообщил. Нарушил запрет бабушки.

В небе закурлыкали журавли. Птицы летели неровным углом.

- Еще не совсем тронулись. Привал устроят на дальнем озере, - проводил взглядом старик улетающую стаю.

- Варвара Михайловна весь срок отбыла?

- Нет. Только два года. Но и за это время хватило испытать горь­кого до слез. Но так и не узнали - кто ей помог.

- Может, под амнистию попала? - предположила Вера.

- Нет. Реабилитировать начали спустя много лет. Челобитную писали колхозники. Подписались все, несмотря на запугивание пред­седателя. И мне случай представился. Третий орден заработал. Ну, я, как герой, в командирскую землянку подался. А там из штаба на­чальство было. Выслушали меня. И, видимо, помогли.

Через пару месяцев Варвара мне уже весточку из дому послала. В ней немножко намекнула - где «гостила». А жизнь там, по ее опи­санию, рай. После войны призналась, что без ног чуть не осталась. Нарывы замучили. Спас волчий табак.

- Растение? - поинтересовалась Вера.

- Пыльца гриба-дождевика, присыпать на больное место - рану быстро затягивает.

- Никите надо попробовать, - обрадовалась Вера.

- Я ему плечо обработал. Заживет у парня до свадьбы. Сегодня еще грибов сорвал.

- Он был у вас?

- Никита у нас гость частый. Ночевать пока домой ходит, - ус­мехнулся старик.

- А я думала, он друзей навещает.

- Не смущайся, Вера Ивановна. Ребенок у Юли от вашего Ники­ты.

- Как от Никиты?

- Юлька скаталась к нему в Моздок. Вот теперь и катает коляску. Они быстро Андрея смастерили. Что, ошабурил, Ивановна? Свали­лась невестка да еще с приданым, Богом данным.

- Как снег на голову, - призналась Вера, - почему Юля нам ни­чего не объяснила? Мы что, не люди?!

- Постеснялась. А Алексей узнал, когда из госпиталя вернулся.

- Все всё знают, одна я - ничего.

- Сейчас, Ивановна, они тебе сюрприз готовят. То в лес и спро­вадили. Юля с Андрюшей к вам жить перебираются. Ступай, ждут тебя.

- Может, вместе, Матвей Ермолаич?

- Я еще посижу. Подышу благодатью. Кто знает, бывать ли еще... Мы завтра с Варей наведаемся.

Ее ждали. Маленький Андрейка сидел на плече у Алексея, весе­ло поблескивая васильковыми глазками. Карапуз вертелся и стучал по груди Алексея полными ножками.

«Как он похож на сына!» - чуть не вырвалась у Веры. Смущен­ные Никита и Юля держались за руки.

- Вера, мы хотим... - начал муж.

- Я все знаю.

- Благослови нас, мама, - попросил Никита.

Дата добавления: 2015-08-26