ИНТЕРНАТ 7 страница

–О каком другом? – огрызнулся Enter.

–О всяком. Зацепись языком – и найдёшь тему.

Enterпожал плечами. Он до сих пор мечтал о том, как бы сесть за комп и геймерить,пока мозги не отключатся. Друзьям в мечтах места не было. Разве лишь в клане.

–Меня друг из болота вытащил, – вдруг сказал Галайда и отхлебнул чаю.

–Расскажите, – пристал Серафим.

–Расскажу, чего не рассказать. Я непутёвый был, и – вот как Дениска, страстьюболел нешуточной.

–Ничё я не болею, – буркнул Enter, но ему не возразили, и он закрыл рот.

–А страсть эта всегда под градусом ходит. Алкоголизм прозывается. Слыхали протакую болезнь?

–А то, – кивнул Серафим.

–Работал я маленьким начальником в сфере снабжения электроникой всякой, радиотехникой,и с вышестоящим руководством да с просителями приходилось часто чарку держать.Ну, и согнулся я через пяток лет. Меньше даже. А был у меня друг. Ветеринаром взоопарке работал, а затем вдруг в село уехал трудиться при агропромышленномкомплексе. Коровы, лошади, свиньи, бараны, козы, птица всякая под егопопечением ходила. Съезжались редко, затем и вовсе перестали. Да как-тораз приехал мой Василий на похороны старшей сестры – от рака сгорела, и со мнойопосля повстречался.

МихаилНатанович куснул пряник, пожевал, запил чаем. Ребята ждали.

–Увидал он меня среди дорогих бутылок из-под коньяка, бренди, вермута, виски, заголову хватился: что, мол, дурак-человек, ты с собою творишь? А у меня тогда нижены, ни детей не имелось: некогда было семьёй обзаводиться, всё богатстваискал.

–Нашли? – спросил Серафим.

–А целую котомку нашёл, как же!

Галайдарассмеялся.

–Но это позже. Сперва друг мой Василий схватил меня в охапку, отдраил, даи схитничал.

–Чего? – не понял Enter.

–Похитил, понимаешь, меня из города, в деревню свою уволок. Представляете?

–А работа? Килдык ей? – спросил Enter.

–Чего?

–Ну, уволили?

–Уволили потом, позже.

–А что в деревне? – сказал Серафим. – Он вас в церковь повёл?

–Сперва мёдом, молоком отпаивал, потом в хлев потащил, вилы дал, лопату,заставил всё там вычищать, прибирать, – охотно рассказал Галайда. – На сенокосотправил, на картошку. Продыху, в общем, ни дня не давал. А в воскресенье дал чистую рубаху, чистые штаны и, толкая, подталкивая, затащил в храмВоскресения Христова.

–Здóрово! – искренне восхитился Серафим. – И всё? Перестали пить?

–Вот честное слово, перестал! – рассмеялся Галайда так заразительно, что егопомощники рассмеялись с ним вместе. – Отшибло напрочь! Будто кто по башкепалкой огрел и дурь выбил! Прекратил я, парни, спиртное употреблять, и до сихпор не могу. Вот как друг-то мой из болота меня за волосы вытащил, а?

–Как барона Мюнхгаузена! – вспомнил Серафим.

Денистоже вспомнил Мюнхгаузена: смотрел в детстве мультик про его приключения. Вральизвестный.

–Из любого болота друг выдерет, – задумчиво произнёс Галайда и налил всем повторому стакану чая. – Пейте, да продолжим работу…

Глава 14. ПОЯВЛЕНИЕ НАДИ ЛЯШКО

Часадва они трудились, а потом Михаил Натанович снова угостил помощников чаем –напоследок. Когда пили, вдруг сказал:

–Денис, а ты из какой школы будешь, из шестьдесят восьмой?

–Из неё. А чё?

–Много от вас присылают, – объяснил Галайда. – Пятого, поди, с начала учебногогода. Как проклятая, школа ваша. Или вы омбудсмену чем не угодили, что онафальшивые дела стряпает?

–Не в курсе, – оторопел Денис. – А кто тут из нашей школы?

Услышалдве фамилии – пожал плечами: не знал таких. А третья резанула. Надька Ляшко.Ну, и ну… Она-то здесь за что? Такая вся положительная!

–А её-то какой редьки сюда запихали? – воззрился Денис на кладовщика. – Воще вотпаде.

–Что-что? – перепросил Галайда, тая в морщинках усмешку. – Лексикон у тебя,сынок, отсталый какой-то. Ты будто в школе не учился, в городе не живал, и мамау тебя из бывших заключённых или алкоголиков. А? Нет ведь?

–Да все так бают, – стал защищаться Enter.

–Ну, коли ты – как все, рыжий таракан, тогда упрёк снимаю.

–Я не таракан, – набычился Enter. – Я их топтал и топтать буду. Чего пристали?!

–Да жалко мне тебя, Дениска, – вздохнул Галайда.

–Чего меня жалеть? Я не сявка, – проворчал Enter.

–Так ведь не хочу жалеть, а жалится, понимаешь, – снова вздохнул Галайда иразвёл руками. – Глупый ты ещё, и сердце у тебя, как у чижа.

–Чего это – у чижа? – обиделся Enter.

–Такое же пугливое… Ну, отрок, а ответить на твой вопрос – почему Надя Ляшкоздесь, я не могу. Мне её личное дело не давали.

–А ты сам у неё спроси, – подал голос Серафим. – Подойди да спроси.

–Действительно, – поддакнул Галайда.

НадюEnter узрел назавтра, после обеда. Она была испугана и подавлена, совсем непохожая на себя. Enter улучил момент, подобрался к ней, тронул за плечо. Онасильно вздрогнула, обернулась, широко раскрыв заблестевшие от слёз глаза.

–Денис! – охнула, сморщила чистый лоб. – Вот ты где! И меня загребли, представляешь?!

–Тебя-то за что?! – тихо, чтоб не привлекать внимания, возмутился Enter. – Тысама нас предупреждала о Душковой, не могла ж она тебя заманить.

–Она и не смогла, – горячо шептала Надя, оглядываясь по сторонам. – Онаподкатывала, подкатывала, а я одно: «У меня всё хорошо, всё путём, ни в чём ненуждаюсь, чего и вам желаю».

–И не отстала?

–Отстанет она! Смеёшься? Выбрала жертву – так до конца её добивает.

–Да ты ей зачем?

–Не понимаешь, что ли? – Надя грустно усмехнулась. – Чем больше она отправитдетей в интернат, тем она как бы лучше работает, тем её чаще начальствозамечать станет.

–И чё?

–Ничё. Повысят, в загранку пошлют. Ты чего, как маленький? Деньги, слава, власть– о чём она заботится? Не о беспомощных же детках, которых родители забивают дополусмерти.

РастерянныйEnter невпопад бросил:

–А Вовка Дракин тоже тут. В другом классе, правда.

–Дружите? – спросила Надя.

–Чокнулась? Тут за такое в карцер посадят или сигареты об тебя потушат.

Надясодрогнулась.

–Нет. Врёшь ты всё.

–Очень надо врать! Сама узнаешь. Тебе устав дали?

–Дали.

–Поучи на досуге, а то накажут.

Онпомолчал, наблюдая за тем, что происходило вокруг них. Вроде, никто лезть к нимне собирался. Вспомнил:

–Так на чём тебя Душкова подловила?

–Многодетная семья тонет в бедности и беспросветности, – нашла в себе силыфыркнуть Надя. – За бедность, чтоб ты знал, теперь тоже семьи разрушают. Такоетолько при рабовладельческом строе было, и то не из-за бедности, а из-заприхоти хозяев.

–Сбежишь? – спросил Денис.

–Сбежала бы, – призналась Надя. – А как? Везде решётки, заборы, охранник. Аубежишь – всё равно поймают. Вообще не представляю, что теперь делать. Еслипапа с мамой отвоюют… А у неё маленький. Совсем не до того… Ну, пока, Денька,увидимся.

–Увидимся… Эй, Надь, я тебя потом с одним человеком познакомлю!

–Ладно!

–Во такой парень!

Надяубежала, а Денис вдруг подумал, как здорово было бы им дружить втроём – он,Надя и Серафим. Странная мысль… Он же истинный геймер! Зачем ему в друзьяхживые люди?! Он ведь больше к клану созданных привык.

Клансозданных игрой… Звучит. Ух, как шибко тянет загрузиться в Сеть! Погеймерить, в«аське» пообщаться, в «ю-тубе»… Всё б за это отдал!..

Кто-тоего сильно толкнул, и Enter отлетел к стене, припечатал к ней лоб и нос.Больно-то как! Он обернулся с обидой и увидел «старшаков» Кульбу и Хамрака.

–Ты, недопёрок, – брезгливо протянул Славка Кульба, – тебя Ренат Абдулловичвелел разыскать. Чегой-то ты ему понадобился.

–Напандырить, наверное, хочет, – съязвил Влад Хамракулов. – Поспешай, недо-геймер,а то часы твои будут сочтены.

–Что часы! – поправил Кульба. – Минуты! Давай, недоксерокс, двигай распорками,тебя ждут деликатесы пытки.

ПодталкиваяEnterа, гогоча, они притащили его к «Воспитательской» и сделавшись до странногообходительными и преданными, постучали в дверь.

–Что? – раздался голос Рената.

–Это Кульба и Хамрах, мы Enterа нашли, как вы просили.

–Вот именно – просил, – уточнил Ренат, выглядывая из комнаты. – Что у него сносом и лбом?

–А стенку зашиб, – невинным тоном ответил за всех Хамрах.

–Достоверная информация? – прищурился Ренат.

–А то. Мы в правде, Ренат Абдуллович, – нагло заявил Кульба.

–Ладно, брысь отсюда, не мешайте, – велел Ренат.

Парнивышли. Ренат улыбнулся неживой компьютерной улыбкой.

–Садись, Сопля. Разговор будет приватный. Очень для тебя позитивный.

–Я иду домой?! – вырвалось у Дениса, и сердце чуть не взорвалось от радости. – Кмаме?!

Ренатнедовольно поморщился и постучал по столу рукой. Денис запоздало вспомнил, чтоза вопросы взрослому наказывают карцером и прихлопнул рот ладонью.

–Это и есть предмет разговора, – сообщил Ренат. – Но сперва скажи мне, Сопля… –он выдержал паузу и цинично прищурился на геймера. – Хочешь ли ты три часапосидеть в компьютерной комнате и поиграть в Мортал Комбат?

Enterзадрожал.

–Хочу… – прошептал он, от страсти чуть не лишившись голоса.

Онзатрепетал. Неужели ему выпало такое громадное счастье?!

–Не слышу, – притворился Ренат. – Чего ты там мямлишь?

–Хочу, – несмело повторил Enter.

Глазаего загорелись

–Не слышу!

Ренатоткинулся на спинку кресла.

–Хочу! – крикнул Enter.

–Хочешь?

–Хочу! – крикнул Enter изо всех сил, сжав пальцами колени.

–Молодец, Сопля, – с удовлетворением похвалил Мухаметшин. – Теперь мне понятно,что ты настоящий геймер. Но ты отдашь всё на свете, чтобы только сесть в игру?

УEnterа слетело слово «Да» прежде, чем он прикинул варианты оплаты. А оплатабудет точно. Без неё никак.

–Отлично! – облегчённо вздохнул Ренат Абдуллович. – Тогда поставь возле правойгалочки свою подпись, и Феликс Иванович отведёт тебя в компьютерный класс,включит комп и загрузит Мортал Комбат. Он тебя уже за дверью поджидает.

Enterподтянул к себе листок бумаги. Посередине было напечатано несколько фраз. Ниже,в столбик, слова: слева – «Согласен», справа – «Не согласен».

Enterпрочитал: «Воспитаннику интерната № 34 Лабутину Денису Николаевичу разрешенавстреча с матерью Лабутиной Зинаидой Аркадьевной в случае ребёнка на этувстречу».

Денисакак ударило. Так вот что такое предложенный ему гейм! Взятка! Чтобы онотказался увидеть маму! Да ни за что!

МАМА!

Ренатперегнулся через стол и цепко схватил мальчика за руку, чуть было не скомкавшуюдокумент.

–Не балуй, Сопля, – прошипел он. – Хуже будет. Всё равно никто тебя матери невернёт, дотукал? Зачем тебе тогда маяться? Ну, наболтаешь ты ей всякого дерьмапро то, как тебя воспитывают. Мать расстроится, а тебе здорово попадёт отФуфайкина. Ты просеки все возможные последствия, Сопля. Не лучше ли тебе тричаса в гейме оторваться, чем душу порвать за несколько минут страданий, и поркузаполучить? А? Ну, ты поразмысли башкой-то своей, Сопля.

Денисдрожал. Он вмиг вспотел, ему захотелось зареветь. Нервы как у девчонки! Чего онвздумал перед Ренатом реветь?! Дурень!

Онхотел было плюнуть на всё, что сказал Ренат, и подписаться возле слова«Согласен», и уже поставил кончик стержня на бумагу… и вдруг рука словно самапо себе сползла на другое слово и вывела коряво его роспись. Денис со страхомуставился на синие буквы. Кто это сделал?! Неужто он сам?!

Мухаметшинловко выдернул лист и с ухмылкой просмотрел подпись.

–Я знал, что ты иногда не тупишь, – сказал он и крикнул: – Феликс Иванович!Зайдите!

Дверьтут же открылась.

–Готово, Ренат Абдуллович?

–Ну, так философия жизни! – расплылся Ренат и помахал доказательством своихслов. – Понимает парень свою выгоду. Иди, Enter, оторвись по полной.

Денисбросился к нему.

–Отдайте! Я неправду написал! Я хочу к маме!

–Что-то ты всегда своей неправдой прикрываешься. Сперва солжёшь, потом каешься,не надоело повторяться? – раздражённо спросил Ренат. – Сам же тут пластался,орал, что про мать всё наврал. Зачем, скажи, врал? Хорошеньким хотелпоказаться? Мать тебе плохая, а ты, вот посмотрите на него, весь такой мёдомобмазанный?

–Я к маме…

–Ты уже выбрал, чего по-настоящему хочешь, – отрезал Ренат. – Вот и ступай, кудадуша зовёт. С монитором обнимайся, ты ж без этого никуда. Всё. Свободен. Абудешь ещё препираться, бестолочь сопливая, к Фуфайкину отправлю. Усёк?.. Яспрашиваю – усёк?

–Да.

–Свободен!

Денисвяло поднялся и поплёлся за Хмелюком. У компьютерной комнаты Феликс Ивановичобернулся к нему и покачал головой:

–Как это ты оплошал? Какие-то вшивые картинки матери предпочёл! Во нынешняямолодёжь, никакой связи с родителями! Никакой души!.. Тьфу, и с кем яразговариваю? Иди, играй, геймерёныш.

Иничего – играл Enter. Стиснув зубы, смаргивая слёзы, утирая рукавом нос, но –играл. К концу третьего часа даже вник, во что именно играл.

ФеликсИванович молча отвёл его в спальню. Enter исподлобья посмотрел на ребят. Теподняли на него равнодушные взгляды и отвернулись. Серафим звонко сказал:

–Компьютер слаще целовать, чем маму?

Гарюхапокосился на него.

–Кедраш, отвянь от него. Он решил – и всё. Твоё какое дело? Ты ему не друг, небрат, не начальник.

Серафимотвернулся.

Ужин.Уроки. Enter улучил минутку, придвинулся к Серафиму, не поднимающему головы отучебника.

–Чё решаешь, матику?

–Историю, – нехотя ответил Серафим. – Тебе чего?

–Слушай… Можно я тебя кое с кем познакомлю, а?

–С кем это?

–Она в моей школе со мной за одной партой сидела, – пояснил Enter. – Попаласюда. Хуже, чем я, попала!

–А зачем тебе это? – непривычно неприязненно спросил Серафим.

–Ну, затем… Затем, и всё. Вы с ней похожи. Ты же любишь всех утешать. И она… ейнадо этого.

–Чего – этого? – хмуро уточнил Серафим.

–Ну, этого… утешения. Ну, чё тебе, жалко, что ли? Убудет с твоего каравая? –загорячился Денис. – Хорошая девчонка. Надюхой кличут.

–А фамилия как?

–Ляшко.

Серафимвнезапно улыбнулся.

–Так я её знаю.

–Знаешь?.. Откеля?

–Отселя и доселя, – передразнил Серафим. – В храме встречались. И на занятия ввоскресную школу ходили. Тебе-то что? Сопи себе в две дырочки и не забивай, чтоты свинья.

Enterакак ударило.

–Ты чего?! – вскинулся он. – Чё я сделал-то?! По-человечески попросил…

–Так ты сперва человеком обратно стань, – посоветовал Серафим, – а потом изнакомь знакомых людей. И вообще… знаешь, Денис…

–Ну, чего?

–Обходи-ка ты меня стороной. Трудно мне с тобой разговаривать, – тихо сказалСерафим.

–Почему это? – насупился Enter.

Онзнал, что лучше не продолжать, но не мог остановиться вызывать на себя шрапнельколких слов. Заслужил, чего уж там.

Серафимответил:

–Тяжесть от тебя. Решай себе свою математику.

Enterпомолчал, не видя в учебнике ни одной строчки, и вдруг произнёс:

–Я не хотел так. У меня кто-то руку взял и подписал. Как бы не я, а непонятно,кто.

Сидевшийза соседним столом Щучик услышал и предположил:

–Чертёнок, а? Точно тебе баю – чертёнок. Глазами бурлык-турлык, пятачком –фыр-тыр, а лапой по столу когтями проводит – тццц…тццц… Точно, а?

–Отвянь, Щучик,– досадливо отмахнулся Enter. – Тебе, вообще, какое дело? Я стобой разговариваю?

–Подумаешь! Енот-рыбоглот, – проворчал Валька Щучьев и переключился награмматику русского языка.

–Чего ты сказал?! – начал кипеть Enter.

Емуи так хреново, а тут недомерок всякий в душу лезет! Куда лезет?! Серафим тихо,но твёрдо сказал:

–Денис, остынь. У тебя одна беда, у Валентина другая, и похлеще твоей.

–А чего у него? – набычился Enter.

–А того у него. Тебе до его беды как до центра Земли. Отстань от человека.

–Да он же первый! – возмутился Enter.

–Эй, там! – поднял голову от стола, что стоял у окна, сумрачный Гарюха. – Хватитбазлать. Enter, замолкни. К Фуфайкину всех загнать захотел?

–Чё я-то?

–Скоро узнаешь, чё ты, – отрезал Гарюха. – Enter, Кот Базилио велел тебе вместес Храпачом и Лапой двор вычистить после ужина. Просёк? А ты, Кедраш, сопи себев трубочку в одиночестве, не приставай со всякой дрянью.

Серафимпривычно возразил:

–Я не Кедраш. Меня Серафимом зовут. Или уж по фамилии зови – Кедринский. Сложно?

–Кто бы сомневался, – под нос буркнул Гарюха. – Тебе, вообще, что за заноза твоёпрозвище? Вполне приличное. У других поганее.

–Я не пёс, не кот и не попугайчик, чтоб на кличку отзываться, – отрезал Серафим.– Моё имя – в честь святого Серафима Саровского. Не хочу его поганить. Ясно?

Онзакрыл один учебник, убрал на угол стола, достал другой, полистал, принялсячитать.

Сделалиуроки. Прозвенел звонок на ужин. Enter так сильно проголодался, что в моментсмолотил перловую кашу с двумя развалившимися, вывернутыми наизнанку сосисками,не очень похожими на настоящие, три куска серого хлеба и выпил компот изсухофруктов.

Онбы съел ещё пару порций, и проверил исподтишка, оставил ли кто на тарелке хотябы перловку. Но интернат учил бережному отношению к еде: глотай, что дают,выбора, как дома, не жди. Побрезговал – ползай голодным. А что ты ещё хотел?

Уносячисто вылизанную посуду к столу возле посудомоечной, Enter столкнулся с ВовкойДракиным. Он тоже съел всё до последнего зёрнышка.

–Привет, – растерявшись, поздоровался Enter.

–Ага. Привет, – отозвался Вовка Дракин и стрельнул глазами по сторонам: не видятли «старшаки»?

–Как она, жизнь – ничего? – помимо воли вырвалось у Enterа.

Честноговоря, болтать с виновником его интернатского плена ему не хотелось. Но вот онтут стоит рядом с ним, и слова сами вылетают изо рта.

–Фигово, – признался Вовка. – Если б всё заново, я б такого не отчекрыжил.

–Дошло, значит? – вздохнул Enter.

Вовкапромолчал, голову повесил.

–Мне тут по твоей милости совсем худо, – прошипел Enter. – Я б тебя прибил заздорово живёшь! Нахлебался – во!

–Мне и так кранты, – тихо сказал неузнаваемый Вовка, – можешь не трудиться ируки не пачкать.

–С чего вдруг тебе кранты? – нахмурился Enter. – Бьют, что ли?

–Бьют, – хмуро признался Вовка. – А тебя?

–Ха… Это воспитание такое, не понимаешь, что ли, Дракин? Ты чё, не этого хотел,когда про родаков врал?

–Не этого. Не знаешь, что ли?

Дракинотвернулся.

–Мне даже свидеться не дают, – сказал он. – Тебе, говорят, повезло: матьдобилась с тобой повстречаться.

Enterпочернел. Вовка прошептал, глядя в угол:

–Может, моим тоже удастся.

–Забей, Дракин, – кисло произнёс Enter. – Зачем тебе родаки? Ты ж их сдалДушковой, она их к тебе фиг пустит. Галайда сказал, что она специально делафабрикует для карьеры. Счастливый конец – это не про нас, Дракин.

–Ляшко тоже здесь, – внезапно сказал Вовка.

Enterвяло махнул рукой:

–Я видел. Сказала чего?

–Не. Зыркнула только.

–Продрало?

–Продрало.

Онивышли из столовки, преодолели переход и в коридоре второго корпусаостановились.

–Ладно, Вовка, пока. Мне во двор территорию убирать, – попрощался Enter и,не дожидаясь ответа, отправился к воспитательской.

Дожидавшийсяего, Храпача и Лапу Феликс Иванович провёл их к подвальной кладовке, выдал иммётлы и сказал, где и какую конкретно надо вычистить площадь.

Глава 15. СЕРАФИМ КЕДРИНСКИЙ

Мальчишкиубирали грязный оттепельный снег молча, не глядя друг на друга. В какой-томомент они присели на спинку единственной скамейки отдохнуть.

Лапаи Храпач закурили. Где только взяли? У «старшаков», наверное. Enterу сигареткине предложили. Enter нюхал вонючий дым и мечтал о чём-то неопределённом: одоме, о маме, о городских улицах, о школе и даже о Стёп» и Герани…

Аведь Герань его предупреждала в последний день его счастливой жизни! Толькопоздно предупредила. Почему?! Ведь стоило ей сказать все эти слова хотя бы втот день, когда Вовка Дракин сунулся с роковым предложением заглянуть в кабинетДушковой, и ничего бы этого не случилось!

–Сидите покуриваете? – язвительно спросил Ренат, внезапно появляясь изпромозглой темноты. – Отлично.

Пацанысоскочили со спинки скамейки. Окурки бросить не посмели: всё равно засекли.Здоровяк Лапа, которого местные харчи не успели лишить за два месяца винтернате ни стати, ни силы пятнадцатилетнего организма, обиженно прогудел:

–Так это Enter угостил. Мы говорили, что запрещено.

Enterобалдел:

–Я?! Ты чё, Лапа, спятил? Откуда у меня сигареты?!

–А в кармане чё? – кивнул в его сторону ухмыльнувшийся Храпач.

Enterсунул руку в карман, нащупал скользкую коробочку, которой прежде тут не было, ипонял, что карманник Храпач улучил момент и сунул ему свою пачку сигарет.

–Это не моя, – промямлил Enter.

–Покажи, – велел Мухаметшин и требовательно протянул руку.

Enterвытащил и подал ему гладкую коробочку. Ренат поднёс её близко к носу, повертели сунул в свой карман.

–Курение вред, – сказал Ренат с шутовским пафосом. – Или Гузель Маратовна обэтом преступно умалчивает?

Храпачи Лапа переглянулись, потупились.

–Не, – буркнул Лапа.

–Что – «не»?

–Ну… не умалчивает.

–Отлично! А то уж я хотел Гузель Маратовну в карцер посадить.

Ренатподмигнул, но ничего в этом подмигивании весёлого не было. Похоже, похода кФуфайкину не миновать…

Ребятапомрачнели. Ренат прищурился на едва различимые в сумраке вечера физиономии.

–Надеюсь, кроме лёгких, у вас никотином ничего больше не затронуто, – процедилон, когда его жертвы готовы были взвыть от страха.

–Да, Ренат Абдуллович! – хором согласились воспитанники.

Апотом – по накатанной дорожке: домести, дойти, раздеться, к Фуфайкину получитьпо спине резиновой скакалкой и постанывая от боли, доковылять до спальни и,наконец, рухнуть в кровать.

Серафимзаснул сразу после молитвы. Сегодня у него выдался хороший день: он сдал начетвёрку тему по математике и тайком от «старшаков» поговорил с Надей Ляшко.Она рассказала ему свою историю, новости с «воли» и попыталась подаритьСерафиму надежду, что они обязательно выберутся из интерната.

НоСерафим и так это знал. Они выберутся любым путём, когда это будет для них спасительно.Бог ведь обещал, что и вóлос без Его произволения не упадёт с головычеловека. А тут весь человек, целый. Неужто Бог о нём забудет? Он же Бог! ЕслиСерафим и Надя в интернате, значит, так тому и быть. Неспроста они тут, ибаста.

Онподарил Наде ломтик серого хлеба и сходил напоследок к Михаилу НатановичуГалайде, выискав предлог, что у него исписалась тетрадь по русскому языку икончились чернила в ручке. Галайда выдал ему пару стержней и тетрадь, а потомони с большим удовольствием попили чай с дешёвыми карамельками, разговаривая«об жизни».

Последнююнеделю Серафим как-то странно недомогал. Вроде конкретно и не болит ничего, авсё как-то нехорошо. Где-то ноет, где-то стрельнёт… Но плакаться в чужуюжилетку Серафим не собирался. Унывать вообще ни к чему. Его отец любилподшучивать, когда замечал в ком-то из родных пустой несчастный взгляд иопущенные книзу уголки губ: «Ты, брат (сестра), не унывай-ка, а не то ушизаострятся и хвост вылезет».

Нокак ни старался Серафим не поддаваться страху, убеждая себя, что всё от Бога, инадо принимать любой недуг с благодарностью, а не хватало ему рядом мамы ипапы, братьев и сестёр, храма, друзей, отца Павла и тёплого сияющегобриллиантом на земле храма, который Серафим любил, как живое существо.

Галайда,понаблюдав за юным гостем, молча достал из сейфа кусок халвы и несколькопесочных печенюшек, украшенных мармеладом.

–Ешь, отрок, – разрешил он. – Эти продукты и в пост можно употреблять.

–А вы разве поститесь, Михал Натаныч? – удивился Серафим.

Галайдапочесал за ухом, отхлебнул чай.

–Ну, а что ж не поститься-то мне? Бог постился, а я, значит, в кусты? Это мне негоже. Иоанн Кронштадтский вон маялся желудком, а и то строго постился. Во какойверы был человек.

–А вы почему уверовали?

–Да вот, видишь, пришлось уверовать-то.

Галайдазаискрился улыбкой.

–У нас в селе после войны уже, когда Хрущёв к власти-то пришёл, стали церковьразбирать. А я ж был такой эдакий правильный, куда деваться. Помогаю рушить-то.Не поможешь, пострадаешь. А страданье не за Бога страшная штука, я тебе скажу.Оно такое – мать отчаянья и предательства. Вот и боялись страдать от властейбольше, чем за Бога страдать. Понимаешь, Серафим?

–Понимаю. Папа журнал один выписывает, так я читаю. По истории там в каждомномере статьи. И все будто глаза открывают, – сказал Серафим.

–И я читаю, – кивнул Михаил Натанович. – Очень мне нравится.

–И что там дальше – с церковью-то? – напомнил Серафим.

–Полез я на купол вместе с одним идейным. Уж как он радовался, что крест сорвётсамолично, матерился по-чёрному, а мне как-то, понимаешь, не по себе сталось.Видно, мама за меня, дурака, молилась, не иначе.

–Наверняка, – с готовностью согласился Серафим. – И что дальше?

МихаилНатанович призадумался, потягивая чай.

–Полыхнуло прямо у лица огнём и жаром – да ослепительно так, будто молнияшарахнула, и не короткая, а одна, и не на миг, а с пяток минут. Или дажебольше.

–Ух, ты!

–Вот именно. Идейного сразу оземь и шваркнуло. А меня ослепило на целый год.Мама меня в церковь водила, в монастыри. Сперва она в одиночестве меняотмаливала, понимаешь, как оно… А за ней и я на колени упал, лоб расшиб… Икак-то приложился к образу Пресвятой Богородицы, слезами уливаясь, а протёрглаза кулаками – и всё!

–Что – всё? – замирая, вопросил Серафим.

–И видеть стал.

–Ничего себе… – прошептал Серафим.

Галайдапокосился на него, покряхтел.

–Только ты это… того… не болтай. Чудо чудом, а не поймут здесь. Ещё и кощунствокакое учинят.

–Конечно, Михал Натаныч! – с жаром обещал Серафим.

Иотлегло, отпустило на время терзающее его недомогание, снова засветилось в душесолнышко и осияло всё возле него.

Вспальне погасили свет, мальчишки легли, а он стоял сколько-то у окна, смотрелзаворожено на бесконечно падающий снег, блеющий в свете фонаря, и молился,будто заново переживая каждое слово молитвы, знакомой с младенчества.

«Вседержителю,Слово Отчее, Сам совершен сый, Иисусе Христе, многаго ради милосердия Твоегоникогдаже отлучайся мене, раба Твоего, но всегда во мне почивай…».

«Заступникдуши моея буди, Боже, яко посреде хожду сетей многих; избави мя от них и спасимя, Блаже, яко Человеколюбец…».

«Оградимя, Господи, силою Честнаго и Животворящего Твоего Креста и сохрани мя отвсякого зла…».

«Сохранимя от всякого зла…».

Какхорошо!

Серафимглубоко вздохнул и тоже приложился щекой к подушке.

Деньодин, а прожит у всех по-разному. Жутко, а?

Последнимвоспоминанием перед забытьём промелькнули недавние наказания за мелкиепровинности. Провинности мелкие, а наказания серьёзные: «купальня», розги,карцер и прижигание о кожу его ног горящих сигарет, чем занимались лично Ренати Велимир Тарасович.

Большевсего их раздражало, что проклятый пацан во время экзекуции не орал, не молил опощаде, а лишь постанывал, подёргивался от боли и крепче смыкал ясные глаза, исильнее стискивал кулаки.

Какбы ему хотелось вырваться отсюда, улететь далеко-далеко, в белостенный храм сувенчанными золотыми крестами луковками, услышать ангельское пение хора наклиросе, вдохнуть запахи ладана и сжигаемого воска, прикоснуться губами клюбимым иконам, почувствовать на голове прохладное полотно епитрахили иуслышать добрые слова священника, отпускающего грехи, а потом сложить руки нагруди – правая на левой – и подойти к чаше.

Причаститься.Ух, сразу легко, радостно, сильно! И столько внутри тепла и радушия, что весьмир обнять хочется!..

Темноза окном. Пора вставать. А разве охота? Неохота, но тогда получишь по загривку.Мальчишки двести двадцать девятой стали подниматься.

Enterмедленно поднялся, медленно оделся, побрёл умываться.

–«Проснись и пой, проснись и пой, весёлый Enter, весёлый Enter, суровый Enter! –пропел ему вполголоса обгонявший его Певунец. – Какие геймы ты играл? Во все насвете! Про все на свете игры ты слыхал!»…

Иумчался, хихикая. Enter вяло погрозил ему кулаком. Ага, многое ты знаешь…

Умывание.Короткая стычка со «старшаками» Кульбой и Хамраком. Потирая больные места,Enter вернулся в спальню, собрал пакет с учебниками и тетрадями и встал возледвери, колупая пальцем пупырышек краски на стене.

ВалькаЩучьев пристроился за его спиной.

–Enter, – тихо прошептал он, – ты матику сделал?

–Ну, сделал.

Валькабыстро кинул по сторонам пугливый взгляд

–Двадцать минут карцера захотел? – прошептал он, не обнаружив ничегоподозрительного.

–Сдашь? – огрызнулся Enter.

–Не знаю, – на мгновенье задумался Валька; шмыгнул и снова пристал: – А ты стодвадцать четвёртую задачу решил?

–Решил-решил. Тебе-то что?

Какбудто не знал – что.

–Дай списать, а? – заканючил Валька.

–Щучик, ты с дуба рухнул или с ольхи? – покосился на него Enter. – К Фуфайкинузахотел?

Дата добавления: 2015-08-26