Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Глава XXVI

Глава XV | Глава XVI | Глава XVII | Глава XVIII | Глава XIX | Глава XX | Глава XXI | Глава XXII | Глава XXIII | Глава XXIV |


 

Когда я проснулась на следующее утро, вскоре после шести, поднялась и подошла к окну, на траве серебрилась, как иней, роса, деревья белым саваном окутывал туман. Дул свежий ветерок, в прохладном, бодрящем воздухе стоял мягкий запах осени. Я стояла у окна на коленях, глядя вниз на розарий, на поникшие от вчерашнего дождя головки цветов, на их побуревшие, осыпавшиеся лепестки, и все, что произошло вчера, казалось мне далеким и нереальным. В Мэндерли начинался новый день — цветов, деревьев; обитателей сада не заботили наши тревоги. Короткими стремительными бросками пробежал через розарий к лужайке черный дрозд, то и дело останавливаясь и вонзая в землю длинный желтый клюв. Занялись своими делами каменка и две кругленькие трясогузки, прыгающие друг за другом, и небольшая стайка чирикающих воробьев. Высоко в воздухе повисла чайка, безмолвная, одинокая, затем взмахнула крыльями и устремилась через лес за лужайками к Счастливой Долине. Все шло своим чередом, наши волнения, наши страхи были не властны ничего изменить. Вскоре появятся садовники, примутся сметать первые осенние листья с дорожек и газонов, ровнять граблями гравий на подъездной аллее. Во дворе за домом начнут позвякивать ведра, польется из шланга вода на машину, маленькая судомойка станет перешучиваться через дверь с мужчинами. Поплывет в воздухе аппетитный запах поджаренного бекона. Во всем доме горничные распахнут двери, откроют окна, отдернут занавеси.

Зевая и потягиваясь, вылезут из своих корзинок собаки, выйдут на террасу, моргая от бледных лучей солнца, пронизывающих туман. Роберт накроет стол к завтраку, принесет овсяные лепешки с пылу с жару, яйца, стеклянные вазочки с медом, вареньем и апельсиновым джемом, вазу с персиками, гроздь черного винограда с еще нестершимся восковым налетом, прямо из оранжереи.

Горничные примутся подметать в кабинете и парадной гостиной, в высокие — от пола до потолка — окна вольется свежий холодный воздух. Над трубами подымутся змейками дымки, и мало-помалу осенний туман растает, деревья на лужайке, склоны холмов и лес примут четкие очертания, заблестит под солнцем море вдали и появятся прямые, высокие контуры маяка на мысу.

Безмятежный покой Мэндерли. Тишина и красота. Кто бы ни жил в его стенах, какие бы тревожные чувства их ни обуревали, какая бы ни шла в их груди борьба, как бы сильно не терзала их боль, сколько б слез ни было пролито, какое бы горе им ни приходилось испытывать, это не могло нарушить покоя Мэндерли, уничтожить его очарования. Завядшие цветы расцветали на следующий год, те же птицы гнездились на прежних местах, распускались почки на тех же деревьях. В воздухе витал чуть ощутимый запах мха, гудели пчелы, стрекотали сверчки, а в глубине темного леса, как всегда, строили гнезда цапли. Бабочки отплясывали джигу на лужайках, ткали прозрачные паутины пауки, а маленькие пугливые кролики, которым вовсе нечего было здесь делать, просовывали мордочки в кишащий местным народцем кустарник. Расцветала сирень и жимолость, и на магнолии за окном столовой медленно раскручивались тугие белые бутоны. Никто никогда не нанесет вреда Мэндерли. Он будет лежать в ложбине как заколдованный замок, под надежной охраной леса, незыблемый, неуязвимый, а внизу будут шуметь волны, разбиваясь о гальку в крошечных бухтах, накатываясь на берег и вновь уходя вспять.

Максим все еще спал, и я его не будила. Нам предстоял долгий утомительный день. Бесконечные километры шоссе, телеграфные столбы, усыпляющее мелькание машин, мучительно медленный въезд в Лондон. Мы не знаем, что нас ждет в конце пути. Будущее покрыто мраком. Где-то к северу от Лондона живет неизвестный нам человек по имени Бейкер, который никогда о нас не слышал, и, однако, наша судьба была в его руках. Скоро он тоже проснется, зевнет, потянется и начнет очередной день. Я поднялась с колен, пошла в ванную комнату, открыла кран, чтобы напустить воды. Все, что я делала, казалось мне таким же важным, как уборка библиотеки, которую я наблюдала вчера. Раньше я производила эти действия механически, но теперь, кидая в воду губку, развешивая на стуле полотенце, снятое с горячей трубы, погружаясь по подбородок в воду, я отдавала себе отчет в каждом движении. Каждый миг был драгоценным, я принялась одеваться. За дверью послышались мягкие шаги, затем раздался негромкий щелчок замка. Тишина и шаги удалились. Это была миссис Дэнверс.

Она не забыла. Те же звуки слышала я накануне вечером, после того как мы вернулись из библиотеки. Она не постучала в дверь, никак не обнаружила себя: лишь шорох шагов и щелканье замка. Это вернуло меня к действительности, к самому ближайшему будущему.

Я кончила одеваться и пошла приготовить ванну Максиму. Вскоре появилась Клэрис с утренним чаем. Я разбудила Максима. Он посмотрел на меня удивленно, как внезапно проснувшийся ребенок, потом протянул ко мне руки. Мы выпили чай. Максим встал и пошел в ванную комнату, а я принялась укладывать чемодан. Планомерно. Методически. Кто знает, может быть, нам придется задержаться в Лондоне.

Я положила подаренные мне Максимом щетки для волос, ночную сорочку, халат и шлепанцы, затем добавила платье и пару туфель. Мой несессер показался чужим, когда я вытаскивала его из глубины шкафа. Казалось, минула целая вечность с тех пор, как я пользовалась им, а на самом деле прошло всего четыре месяца. На нем все еще была отметка таможенника, поставленная мелом в Кале. В боковом кармане лежал билет на концерт в одно из казино Монте-Карло. Я смяла его и кинула в мусорную корзину. Это было в другом мире, в другом веке. Моя спальня понемногу стала приобретать тот нежилой вид, который всегда бывает у комнат, когда их покидает владелец. Туалетный столик казался голым без щеток. На полу валялась папиросная бумага и старая бирка. Постели, в которых мы провели ночь, пугали своей пустотой. На пол ванной комнаты были брошены скомканные полотенца. Шкаф зиял раскрытыми дверцами. Я надела шляпу, чтобы не нужно было сюда возвращаться, взяла сумочку, перчатки и чемодан. Окинула комнату взглядом, чтобы проверить, не забыла ли я чего-нибудь. Туман рассеивался, сквозь него пробивалось солнце, бросало на пол узорную тень от окна. На середине коридора я вдруг почувствовала — странное, необъяснимое чувство, — что должна вернуться и еще раз взглянуть на комнату. Не раздумывая, я пошла обратно и постояла, глядя на распахнутые дверцы шкафа, пустые кровати, поднос для завтрака на столе. Я смотрела на них, навеки запечатлевая в душе, спрашивая себя, почему они обладают способностью так меня трогать, вызывать во мне такую грусть, словно дети, которые не хотят меня отпускать.

Затем я повернулась и спустилась вниз, в столовую. Там было холодно, солнце еще не попадало в окна, и я была рада очень горячему и крепкому кофе и сытному бекону. Ели мы молча. Максим то и дело поглядывал на часы. Я услышала, как Роберт поставил в холле чемоданы, и почти сразу затем шорох колес — к дверям подали машину.

Я вышла. После дождя воздух был чистый, свежий, сладко пахла трава. Когда солнце поднимется повыше, будет прекрасный день. Мы могли бы пойти: до ленча в Счастливую Долину, а после прогулки сидели бы под каштаном, захватив газеты и книги. Я закрыла на минуту глаза и почувствовала солнечное тепло на руках и лице.

Из дома послышался голос Максима. Он звал меня. Я вошла в холл. Фрис подал мне пальто. Подъехала еще одна машина. Это был Фрэнк.

— Полковник Джулиан ждет у сторожки, — сказал он. — Говорит, что ему нет смысла подъезжать к дому.

— Да, конечно, — сказал Максим.

— Я ни на минуту не отлучусь из конторы, буду ждать вашего звонка, — сказал Фрэнк. — После того как вы повидаетесь с Бейкером, я, возможно, понадоблюсь вам в Лондоне.

— Да, — сказал Максим, — вполне вероятно.

— Сейчас ровно девять. Вы точны. Сегодня будет прекрасная погода. Вам ничто не помешает.

— Да.

— Надеюсь, вы не очень устанете, миссис де Уинтер, вам предстоит долгий день.

— За меня не беспокойтесь, — сказала я.

Я взглянула да Джеспера, стоявшего у моих ног; уши висят, в печальных глазах укор.

— Возьмите Джеспера в контору, — попросила я. — У него такой несчастный вид.

— Непременно.

— Пожалуй, пора трогаться, — сказал Максим. — Старый Джулиан потеряет последнее терпение. Всего хорошего, Фрэнк.

Я забралась в машину рядом с Максимом. Фрэнк захлопнул дверцу.

— Вы позвоните, ладно?

— Да, разумеется, — сказал Максим.

Я оглянулась на дом. На верхней ступеньке стоял Фрис, за его спиной Роберт. Мои глаза без всякой на то причины наполнились слезами. Я отвернулась и принялась копаться в сумке на полу машины, чтобы никто их не заметил. Но тут Максим тронул машину с места, мы завернули за угол, и дом скрылся.

У сторожки Максим притормозил, чтобы прихватить полковника Джулиана. Он сел на заднее сиденье. Увидев меня, он слегка нахмурился.

— Нас ждет долгий день, — нерешительно сказал он. — Не стоило бы вам ехать, по-моему. Я бы и сам присмотрел за вашим мужем.

— Мне очень хотелось поехать, — сказала я.

Он ничего не ответил, уселся в уголке.

— Ну, одно точно — погода прекрасная, — сказал он.

— Да, — отозвался Максим.

— Этот тип, Фейвел, предупредил, что присоединится к нам у перекрестка. Если его там не будет, и не думайте ждать, мы прекрасно обойдемся без него. Надеюсь, молодчик проспит.

Но, когда мы подъехали к перекрестку, я увидела длинный зеленый корпус его машины. Сердце у меня упало. Я надеялась, вдруг он не поспеет. Фейвел сидел за рулем без шляпы, с сигаретой в зубах. Он ухмыльнулся, увидев нас, и махнул рукой, чтобы мы проезжали. Я устроилась поудобнее на сиденье, одну руку положила на колено Максима. Шли часы, пробегали мили. Я сидела, глядя на дорогу впереди, как в столбняке. Полковник Джулиан время от времени засыпал и, оглянувшись назад, можно было увидеть, как мотается по спинке сиденья его голова с открытым ртом. Зеленая машина держалась рядом с нами. Иногда она вырывалась вперед, иногда немного отставала. Но ни разу мы не потеряли ее из виду. В час дня мы остановились, чтобы перекусить, у одной из неизбежных старомодных гостиниц на главной улице главного городка одного из графств. Полковник Джулиан осилил все дежурные блюда ленча, начиная с супа и рыбы и кончая ростбифом с йоркширским пудингом. Мы с Максимом заказали ветчину и кофе.

Я боялась, что вот-вот в столовую войдет Фейвел и присоединится к нам, но, когда мы вышли на улицу, я увидела, что его машина стоит на противоположной стороне улицы у кафе. Должно быть, он наблюдал за нами из окна, потому что через три минуты он уже ехал за нами следом.

К пригородам Лондона мы подъехали около трех часов дня. Только теперь я почувствовала, как я устала; от шума и уличных заторов у меня начало гудеть в голове. К тому же в городе оказалось очень жарко. У улиц, как всегда в августе, был истомленный пыльный вид, на блеклых деревьях безжизненно повисли листья. Должно быть, гроза прошла только у нас, здесь дождя не было вовсе.

Женщины ходили в хлопчатобумажных платьях, мужчины — без шляп, в воздухе пахло оберточной бумагой, кожурой от апельсинов, потом и выжженной травой. Медленно и неуклюже проезжали автобусы, еле ползли такси. Мне казалось, что юбка и жакет прилипли к телу, а чулки колют ноги.

Полковник Джулиан выпрямился и поглядел в окно.

— У них тут не было дождя.

— Да, — сказал Максим.

— А не мешало бы, судя по всему.

— Да.

— Нам не удалось отделаться от Фейвела. Он все еще у нас на хвосте.

— Да.

Торговые центры в пригородах были переполнены. Возле витрин стояли усталые женщины с орущими младенцами в колясках, кричали уличные торговцы, мальчишки цеплялись за грузовики. Слишком много людей, слишком много шума. Даже воздух был пронизан раздражением, он иссяк, исчерпал сам себя.

Путь по Лондону казался бесконечным, и к тому времени, когда мы выбрались за его пределы где-то неподалеку от Хэмпстеда, глаза у меня горели, в голове словно бил барабан.

Как же, наверное, устал Максим! Он побледнел, под глазами залегли тени, но он ничего не говорил. Полковник Джулиан, сидя на заднем сиденье, зевал. Широко, с громким «а-а-а» разевал рот и заканчивал зевок тяжелым вздохом. Он делал это почти без передышки. Я чувствовала, как во мне поднимается бессмысленная, глупая злоба, и боялась, что не удержусь и закричу, повернувшись к нему, чтобы он перестал.

Только мы миновали Хэмпстед, полковник вытащил из кармана пальто крупномасштабную карту и стал показывать Максиму дорогу на Барнит. Путь был прямым, по сторонам стояли указательные столбы, но полковник Джулиан упорно сверял с картой каждый поворот и, если Максим хоть на миг задумывался, куда свернуть, тут же опускал стекло и спрашивал совета у прохожих.

Когда мы добрались до Барнита, он заставлял Максима останавливаться каждые несколько минут.

— Вы можете сказать нам, где находится дом под названием «Роузленд»? Он принадлежит некоему доктору Бейкеру, который удалился от дел и не так давно поселился в здешних местах.

Прохожий стоял с минуту, наморщив лоб, в полном недоумении, и по лицу его было видно, что он понятия не имеет, о ком идет речь.

— Доктор Бейкер? Нет, доктора Бейкера я не знаю. Бейкер? Есть тут дом возле церкви, называется «Роуз Коттедж», да только там живет миссис Уилсон.

— Нет, нам нужен «Роузленд», дом доктора Бейкера, — говорил полковник Джулиан; а через минуту останавливал няню с коляской. — Вы не скажете нам, где тут «Роузленд»?

— Простите, но я живу тут совсем недавно.

— И не знаете доктора Бейкера?

— Доктора Дэвидсона? Я знаю доктора Дэвидсона.

— Нет, нам нужен доктор Бейкер.

Я подняла глаза на Максима. У него был очень усталый вид. Рот крепко сжат. Сзади подрулила машина Фейвела, вся в пыли.

Помог нам в конце концов почтальон, указав, где находится «Роузленд». Это оказался квадратный, покрытый плющом дом без таблички на воротах, мимо которого мы уже дважды проезжали. Я машинально потянулась за сумкой и провела пуховкой по лицу. Максим остановил машину у обочины, не стал заводить ее на коротенькую подъездную дорогу. Несколько минут мы сидели и молчали.

— Ну вот и добрались, — сказал полковник Джулиан. — Двенадцать минут шестого. Ворвемся к ним как раз посредине чаепития. Лучше немного подождать.

Максим закурил сигарету, затем протянул ко мне руку. Он ничего не сказал. Я слышала, как полковник с шуршанием разворачивает карту.

— Могли попасть сюда, не заезжая в Лондон, — сказал он. — Сэкономили бы минут сорок. Первые двести миль мы прошли хорошо, а вот начиная с Чизика еле ползли.

Мимо, посвистывая, проехал на велосипеде посыльный. На углу остановился автобус, и из него вышли две женщины. Где-то на церковной башне пробили часы. Фейвел позади нас откинулся на спинку сиденья и курил сигарету. Казалось, будто во мне нет больше никаких чувств. Сижу и смотрю на всякие мелочи, не имеющие значения. Вот женщины из автобуса идут по дороге. Посыльный исчезает за углом. Посреди мостовой прыгает воробей, клюет что-то в грязи.

— Этот Бейкер, видно, не любитель возиться в саду, — сказал полковник Джулиан. — Поглядите только на кусты у него за оградой, они скоро ее повалят. Их давно пора подстричь. — Полковник сложил карту и спрятал в карман. — Странное он выбрал место, чтобы удалиться на покой. У самого шоссе, и со всех сторон высокие дома. Я бы не хотел тут жить. Хотя в свое время это, вероятно, было красивое местечко, до тех пор, пока все тут не позастроили. Скорее всего тут неподалеку есть хорошая площадка для игры в гольф.

Он замолчал. Спустя несколько минут открыл дверцу и вышел на дорогу.

— Ну, де Уинтер, пошли, пожалуй, а?

— Я готов, — сказал Максим.

Мы вышли из машины. Навстречу нам направился Фейвел.

— Чего вы там дожидались? Труса празднуем?!

Ему никто не ответил. Мы двинулись по дорожке к входной двери — странная разношерстная компания. Я заметила позади дома теннисный корт, услышала глухие удары. Мальчишеский голос закричал:

— Сорок — пятнадцать, а вовсе не тридцать! Ты что, забыл, что отбил его, осел несчастный?

— Должно быть, они уже покончили с чаем, — сказал полковник Джулиан.

Он нерешительно потоптался, взглянул на Максима, затем нажал звонок.

Раздался тихий, дребезжащий звук где-то в задней части дома. Долгое время никто нам не открывал. Наконец дверь распахнулась. За ней стояла очень молоденькая горничная, с удивлением глядя на такое множество гостей.

— Здесь живет доктор Бейкер? — спросил полковник Джулиан.

— Да, сэр, заходите, пожалуйста.

Она открыла дверь налево от входа. По-видимому, гостиная, которой мало пользовались летом. На стене висел портрет темноволосой женщины с невыразительным лицом. Интересно, подумала я, кто это — миссис Бейкер? Чехлы из вощеного ситца на креслах и диване были новые и блестящие. На каминной доске стояли фотографии двух мальчиков-школьников с улыбающимися круглыми физиономиями. В углу у окна возвышался огромный приемник. От него тянулись электрические шнуры и торчала антенна. Фейвел внимательно разглядывал портрет. Полковник Джулиан встал пред пустым камином. Мы с Максимом глядели в окно. Я увидела под деревом шезлонг и затылок сидящей в нем женщины. Теннисный корт, должно быть, находился за углом дома. Было слышно, как перекрикиваются мальчики. Посреди дорожки сидел и чесался старый скотч-терьер. Мы прождали минут пять. Мне казалось, что я — это совсем не я, а кто-то другой, кто пришел сюда, скажем, за пожертвованиями на благотворительные цели. Со мной никогда такого не было. Я не испытывала боли. Я просто ничего не чувствовала.

Открылась дверь, и в комнату вошел мужчина среднего роста, с длинным лицом и острым подбородком. Волосы рыжеватые, с проседью. На нем были брюки из легкой шерстяной фланели и темно-синяя спортивная куртка.

— Мне очень неприятно, что я заставил вас ждать, — сказал он. Как и горничная, несколько удивленно при виде такой кучи народа. — Пришлось подняться наверх и помыться. Я играл в теннис, когда вы позвонили. Садитесь, пожалуйста.

Он обернулся ко мне. Я села в ближайшее кресло.

— Мы понимаем, что наше вторжение нарушает все общепринятые правила, доктор Бейкер, — сказал полковник Джулиан, — и приносим свои покорнейшие извинения за то, что побеспокоили вас. Мое имя Джулиан. Это мистер де Уинтер, миссис де Уинтер и мистер Фейвел. Вы, возможно, встречали имя мистера де Уинтера в газетах за последние дни.

— О-о, — сказал доктор Бейкер, — да, да, кажется, встречал. Какое-то дознание, не так ли? Моя жена все об этом читала.

— Присяжные вынесли вердикт: самоубийство, — сказал Фейвел, выступая вперед, — а я говорю: об этом не может быть и речи. Миссис де Уинтер моя двоюродная сестра, я знал ее очень близко. Она никогда не сделала бы над собой такой вещи, и, что важнее, у нее не было к тому никаких оснований. Мы хотим знать вот что: какого дьявола ей понадобилось встречаться с вами в тот самый день, когда она умерла?

— Предоставьте все это лучше мне и Джулиану, — спокойно сказал Максим. — Доктор Бейкер понятия не имеет о том, к чему вы клоните.

Максим обернулся к Бейкеру, стоявшему между нами; радушная улыбка застыла у доктора на губах, между бровями пролегла морщина.

— Кузена моей покойной жены не удовлетворяет вердикт, — сказал Максим, — и мы приехали сегодня к вам потому, что нашли ваше имя и номер телефона вашего бывшего кабинета в записной книжке моей жены. Судя по всему, у нее была назначена с вами встреча на два часа последнего дня, проведенного ею в Лондоне. И встреча эта состоялась. Вы не могли бы проверить, так ли это?

Доктор Бейкер слушал все это очень внимательно, но когда Максим кончил, покачал головой.

— Мне очень жаль, — сказал он, — но, боюсь, вы ошиблись. Я бы запомнил такое имя, как де Уинтер. Я ни разу не консультировал миссис де Уинтер.

Полковник Джулиан вынул бумажник и протянул доктору вырванный из календаря листок.

— Вот здесь, — сказал он, — черным по белому: «Бейкер, два часа». И большой крест рядом, это значит: встреча состоялась. А вот номер телефона: «Музей, ноль-четыре-восемь-восемь».

Доктор Бейкер во все глаза глядел на листок.

— Странно, очень странно. Да, это был мой номер, все правильно.

— А могла она прийти к вам под чужим именем? — спросил полковник Джулиан.

— Что ж, это не исключено. Вполне могла. Конечно, так делать не принято. Я всегда был против подобных вещей. Я считаю это неуважением к нашей профессии. А как можно верить врачу, если ты не уважаешь его?

— Вы ведете какой-нибудь учет посетителей? Может быть, ее можно найти по картотеке? — спросил полковник Джулиан. — Я понимаю, просить об этом не положено, но у нас особые обстоятельства. Мы уверены, что ее визит к вам имеет какое-то отношение к ее… самоубийству.

— Убийству, — сказал Фейвел.

Доктор Бейкер поднял брови и вопросительно взглянул на Максима.

— Я понятия не имел, что речь идет об… этом, — сказал он негромко. — Конечно, я сделаю все, что в моих силах, чтобы вам помочь. Если вы позволите, я отлучусь на несколько минут и просмотрю свою картотеку. У меня там отмечены все консультации, которые я давал за последний год, и собраны истории болезни. Курите, пожалуйста. Предлагать вам бренди, пожалуй, еще рано.

Полковник Джулиан и Максим отрицательно покачали головой. Мне показалось, что Фейвел хочет что-то сказать, но доктор Бейкер вышел из комнаты раньше, чем он успел открыть рот.

— Почему он не предложил нам виски с содовой? — проворчал Фейвел. — Верно, держит его под замком. Не очень он мне понравился. Вряд ли с него будет много проку.

Максим ничего не сказал. С теннисного корта по-прежнему доносились удары ракеток по мячу. Залаял терьер. На него прикрикнул женский голос. Летние каникулы. Бейкер играл в теннис с мальчиками. Мы нарушили их привычный распорядок. На каминной доске быстро и звонко тикали позолоченные часы под стеклянным колпаком. К ним была прислонена цветная открытка с видом Женевского озера. У Бейкеров есть друзья в Швейцарии.

Доктор Бейкер вернулся в комнату, держа в руках большую книгу и ящик с карточками. Поставил их на стол.

— Я принес картотеку прошлого года, — сказал он. — Я тут еще ничего не просматривал, после того как мы переехали. Я оставил практику всего полгода назад.

Он раскрыл книгу и начал переворачивать страницы. Я как завороженная следила за ним. Конечно же, он найдет ее. Это был только вопрос времени, вопрос секунд.

— Седьмое, восьмое, десятое, — бормотал он, — тут ничего. Двенадцатое, вы говорите? В два часа? Ага!

Все замерли. Впились глазами в его лицо.

— Двенадцатого, в два часа, у меня была на приеме некая миссис Дэнверс, — сказал он.

— Дэнни? Какого черта… — начал Фейвел, но Максим резко прервал его.

— Так и есть, она назвалась чужим именем, — сказал он. — Это было ясно с самого начала. Теперь вы вспомнили этот визит, доктор Бейкер?

Но доктор уже рылся в своей картотеке. Я видела, как его пальцы нырнули в отделение, отмеченное буквой «Д». Он нашел то, что искал, почти сразу. Быстро пробежал глазами свою запись.

— Да, — медленно сказал он. — Да, теперь я вспомнил эту миссис Дэнверс.

— Высокая, стройная, темноволосая, очень красивая, — сказал полковник Джулиан.

— Да, — сказал доктор Бейкер. — Да, да.

Он перечитал историю болезни и положил карточку обратно в ящик.

— Конечно, — сказал он, взглянув на Максима, — я нарушаю профессиональную этику. Надеюсь, вы это понимаете? Мы храним тайны своих пациентов так же свято, как духовник — тайны исповеди. Но ваша жена умерла, и я вполне понимаю, что создались исключительные обстоятельства. Вы хотите знать, не могу ли я указать причину, побудившую вашу жену лишить себя жизни. Думаю, что могу. Женщина, назвавшая себя миссис Дэнверс, была очень тяжело больна.

Он приостановился. Поглядел по очереди на каждого из нас.

— Я прекрасно ее помню, — сказал он и снова обернулся к картотеке. — Впервые она обратилась ко мне за неделю до названного вами числа. Она жаловалась на определенные симптомы, и я сделал рентгеновские снимки. Что они показали, я и должен был сообщить ей во время второго визита. Самих снимков здесь нет, но есть их описание. Я помню, как она стояла у меня в кабинете и протягивала руку за снимками. «Я хочу знать правду, — сказала она. — Мне не нужны утешения и врачебный такт. Если я обречена, так прямо и говорите».

Он снова замолчал и поглядел на картотеку.

Я ждала. Почему он тянет, почему никак не может кончить и отпустить нас? Почему мы должны сидеть здесь и ждать, ждать, не сводя с него глаз?

— Что ж, — сказал он. — Она потребовала у меня правду и получила ее. Некоторым пациентам это помогает. Им легче смотреть фактам в лицо. Эта миссис Дэнверс, вернее, миссис де Уинтер, была не из тех, кто проглотит ложь. Вы, конечно, сами это знаете. Она держалась очень хорошо. На ее лице не дрогнул ни один мускул. Сказала, что подозревала это последнее время. Затем заплатила мне гонорар и вышла. И больше я ее не видел.

Он защелкнул крышку коробки с карточками и захлопнул книгу.

— Боли были еще несильные, но опухоль уже пустила глубокие корни, — сказал он, — и месяца через три-четыре она не могла бы существовать без морфия. Операция была бы бесполезной. Я ей это сказал. Болезнь держала ее мертвой хваткой. В таких случаях, как у нее, ничем нельзя помочь. Остается давать морфий и ждать.

Никто не проронил ни слова. Тикали часы на каминной полке, в саду играли мальчики. Над головой прогудел аэроплан.

— Внешне она казалась вполне здоровой, — сказал доктор Бейкер, — пожалуй, слишком худа и бледна, как я помню, но теперь это в моде, как ни жаль. Дело не в этом. Боль усиливается от недели к неделе, и, как я вам уже сказал, через четыре, от силы пять месяцев она существовала бы только под морфием. Рентген показал также неправильное строение матки, из-за чего она не могла иметь детей, но это не имело отношения к ее болезни.

Я помню голос полковника Джулиана, он говорил что-то насчет любезности доктора Бейкера, взявшего на себя тяжкий труд.

— Вы сообщили нам все, что мы хотели узнать, — сказал он, — и если бы мы могли получить копию записей в истории болезни, это бы нам очень пригодилось.

— Пожалуйста, — сказал доктор Бейкер. — Конечно.

Все поднялись с места. Я тоже встала с кресла. Пожала руку доктора Бейкера. Все пожали ему руку. Вышли следом за ним в прихожую. Из противоположной комнаты выглянула женщина и тут же, увидев нас, спряталась. Наверху громко лилась вода, видно, кто-то собирался принять ванну. Из сада вошел скотч-терьер и стал нюхать мои туфли.

— Кому мне послать бумаги, вам или мистеру де Уинтеру? — спросил доктор Бейкер.

— Возможно, они вообще нам не понадобятся, — сказал полковник Джулиан. — Я почему-то думаю, что мы обойдемся без них. Де Уинтер или я напишем вам. Вот моя карточка.

— Я очень рад, что смог быть вам полезен. Мне и в голову не приходило, что миссис Дэнверс и миссис де Уинтер — одно и то же лицо.

— Естественно, нет, — сказал полковник Джулиан.

— Вы, вероятно, вернетесь в Лондон? — спросил доктор.

— Да, скорее всего.

— Тогда самое удобное будет свернуть налево у стоячего почтового ящика на углу, а затем у церкви — направо. Оттуда дорога идет прямо на Лондон.

— Спасибо. Огромное спасибо.

Мы вышли на дорожку и направились к машинам. Доктор Бейкер загнал скотч-терьера в дом. Я услышала, как захлопнулась дверь. В конце дороги человек с одной ногой играл на шарманке «Розы Пикардии».

 


Дата добавления: 2015-08-20; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
Глава XXV| Глава XXVII

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.027 сек.)