Глава 62. Эш, одновременно разъяренный и озадаченный, спускался по широкой лестнице

Эш, одновременно разъяренный и озадаченный, спускался по широкой лестнице. Его состояние было вызвано тем, что он обнаружил. Оборудование, которое он расставил в стратегических точках вокруг здания, оказалось разрушено.

Прежде чем покинуть комнату Дельфины, чтобы переодеться в свежее, Эш долго целовал ее на прощание. Он снова чувствовал возбуждение, пусть даже прошло так мало времени после того, как они оставили ее постель, и улыбка у нее была теплой, чуть ли не озорной, когда она отправила его в путь, наставительно сказав, что им обоим надо вернуться к работе. Но волнение у нее в глазах по‑прежнему было вполне очевидным.

Отправившись снять утренние показания, он обнаружил, что все его датчики разбиты вдребезги. Он был и разозлен и сбит с толку. Не люди ли Хельстрема виноваты? Если так, то зачем? Какой цели можно было достичь этим бессмысленным варварством? Или сверхъестественные сущности каким‑то образом нашли канал, проводник, чтобы войти в самые глубины этого злосчастного места? Он вспомнил безумную женщину в самом нижнем подземелье замка и стигийские орбы, плававшие в ее сырой, плохо освещенной камере. Такую возможность нельзя игнорировать, но люди, управлявшие Комреком, казалось, странным образом не хотели признать опасность, которой они подвергались, или дать ему полную свободу действий для борьбы с ней. Хельстрему давно пора рассказать ему всю правду о древнем замке. Он просил Эша представить ему отчет о проделанной работе, так что это было прекрасным поводом.

Старый охранник, сидевший у подножия лестницы, едва взглянул на исследователя, когда тот проходил мимо.

* * *

Из‑за стойки регистрации Вероника удивленно посмотрела на исследователя, который прошел мимо и громко постучал в дверь кабинета менеджера. Она подумала, что он выглядит усталым, и хотела было тепло ему улыбнуться и поздороваться, но, увидев сердитое выражение на его задумчивом, но несомненно красивом лице, решила воздержаться. Кроме того, у нее было много дел. Ей сказали, что на протяжении всего дня ожидается прибытие многих важных посетителей на поспешно созванную конференцию, предваряемую банкетом, подготовкой которого занимался Джеррард.

* * *

Эш постучал в дверь снова, и в маленьком интеркоме раздался голос Дерримана, прозвучавший одновременно и механически, и трепетно.

– Да, кто это? – Парапсихолог догадался, что у Дерримана тоже выдался дурной день.

– Это Дэвид Эш, – ответил он. – Хочу увидеть сэра Виктора.

– Ах да, сэр Виктор упоминал, что послал вам записку. По‑моему, вы немного опоздали.

Это здоровяка только порадует, подумал Эш и сказал:

– Тогда вам лучше меня впустить.

Послышалось жужжание, дверь кабинета приоткрылась на дюйм. Эш распахнул ее и двинулся прямо к закрытой двери кабинета Хельстрема, не обратив внимания на протянутую руку Эндрю Дерримана, вставшего, чтобы приветствовать исследователя. Стукнув разок в дверь основанием ладони, он сразу вошел, не дожидаясь приглашения.

– Либо у вас серьезные неприятности, либо кто‑то играет в пакостные игры, – сказал он, прежде чем удивленный директор смог вымолвить хоть слово.

Хельстрем, сидевший за большим кедровым столом, коротко глянул на экран своего компьютера, а затем снова на Эша, и его щеки, длинные и плоские, покраснели даже прежде, чем он заговорил.

Эш шагнул вперед, уперся костяшками пальцев скрещенных рук в столешницу и смотрел здоровяку в лицо, стянувшееся от злости.

– Вы опоздали! – проворчал Хельстрем следователю, который продолжал нависать над столом.

– Так и есть, черт возьми! – Эш чувствовал, что такому властному человеку, как Хельстрем, несмотря на его периоды вежливости, следует противостоять, а не потворствовать. – Я только что выходил проверить оборудование, которое установил вокруг замка. Собирался проанализировать результаты для своего отчета. Беда в том, что анализировать нечего. Все мои приборы раскурочены и не подлежат ремонту.

Он рассматривал странное лицо Хельстрема с тесно стянутыми чертами, уставившись в маленькие глубоко посаженные глаза. Хельстрем в ответ буравил его негодующим взглядом.

– На что вы намекаете? – спросил он, отталкивая свое кресло, словно собираясь встать и разобраться с рассерженным парапсихологом.

– Я не намекаю, а прямо говорю, что мое оборудование сознательно уничтожено кем‑то – или чем‑то – здесь, в замке. Либо у вас имеется диверсант из числа людей, либо паранормальная ситуация, в которой пребывает Комрек, серьезна именно в той мере, о которой я вас предупреждал.

Эш выпрямился, убрав руки со стола.

– Советую вам, как и прежде, немедленно эвакуировать всех обитателей здания – или заниматься этими демонами самостоятельно. Я ничего не могу поделать! Если это нечто сверхъестественное, то оно зашло слишком далеко, и вам следовало вызвать меня гораздо раньше.

– Вы прекрасно понимаете, что мы не можем просить всех наших гостей покинуть Комрек. Кроме того, сегодня вечером будет банкет для важных членов Внутреннего двора, за которым последует еще более важное совещание. Мы теперь не можем обойтись без вас, мистер Эш. Если вы уедете, вы нарушите наш договор, и я приму соответствующие меры.

Прежде чем Эш успел что‑то сказать, за спиной у него раздался стук в дверь. Генеральный менеджер нервно просунул голову в щель.

Черты лица Хельстрема снова сжались в кучку.

– В чем дело, Дерриман? Вы что, не видите, что я занят?

– Вы просили принести эту карту памяти, – упорствовал худой и сутулый человек, входя в кабинет и воздевая руку с крохотной флеш‑картой. Эш заметил, что на лбу у него до сих пор наклеена широкая полоса лейкопластыря, теперь несколько неряшливая. Он понял, что медсестры в последнее время были слишком заняты, чтобы заниматься такими незначительными травмами, как порез на лбу у Эндрю Дерримана.

– Карту памяти? – грубо переспросил Хельстрем.

– Да. Помните? Файл Хойла? Вы хотели, чтобы его сегодня завершили.

Дерриман протянул руку через стол, и следователь увидел устройство. Вдоль одной его стороны был проштампован ряд цифр.

Хельстрем отвернулся и прошел через кабинет к аккуратному ряду серых металлических шкафов. Ящики в них были длинными и узкими, заметил Эш, очень похожими на депозитные ячейки, если не считать того, что глубины их хватало только для карт памяти. На каждом были разные буквы алфавита. Хельстрем открыл ящик с пометкой Х, поместил в него флешку и сразу же снова его запер.

«Х» – значит Хойл, подумал Эш. Он едва не выругался вслух, поняв, что это значит. При нем были другие числа, которые он записал на уединенной поляне в лесу. Если бы ему удалось соотнести номера из записной книжки с компьютерными файлами, он мог бы выяснить, кто лежал на этом странном, жутком кладбище – раскрыть хотя бы некоторые тайны Комрека. Он обхватил пальцами записную книжку в кармане. Ему хотелось ухмыльнуться, но он сохранял сдержанное выражение лица, заметив, что Хельстрем пристально смотрит на него из‑под густых бровей. Тот через плечо Эша обратился к своему менеджеру.

– На этом все, Дерриман. Полагаю, теперь там ничего не упущено.

– Думаю, вы найдете, что файл включает в себя все соответствующие пункты, сэр Виктор, – кротко ответил Дерриман, уже пятясь к двери.

Хельстрем заставил его остановиться, прежде чем он успел ускользнуть.

– А вот мистер Эш обвиняет здесь кого‑то в порче его оборудования.

– Я… – начал Эш, но Хельстрем не дал ему договорить.

– Он обвиняет нас в вандализме, – перебил здоровяк, снова усаживаясь и, по‑видимому, наслаждаясь игрой. – Вы знаете что‑нибудь об этом, Эндрю?

– Ко‑конечно, нет, сэр Виктор, – запинаясь, проговорил Дерриман. – Ни‑никто из наших людей не‑не стал бы трогать инструменты мистера Эша.

– Вот видите, мистер Эш. Честный ответ от честного человека, чья лояльность не вызывает сомнений. В конце концов, что бы мы выгадали?

Облокотившись на стол, он обратил свое воинственное лицо к исследователю.

– Так вот, я говорю это только из‑за исключительно необычных происшествий, случившихся за несколько последних недель, особенно из‑за вчерашнего инцидента в обеденном зале, чумы библейского масштаба. Стало быть, лишать вас шанса раскрыть тайны, окружающие Комрек, вряд ли будет в наших собственных интересах, не так ли? Именно так. С нашей стороны это было бы и странно, и саморазрушительно. На мой взгляд, теперь уже ничего нельзя сделать, чтобы снять нежелательную проблему до нашей конференции сегодня вечером. Я не могу ее отложить – это причинило бы неудобство слишком многим важным людям. Проблема согласования времени, видите ли. Ожидается прибытие двенадцати членов, и все они уедут завтра утром, если не будет принято иное решение, в случае чего заседание продолжится завтра, пока не будет достигнут консенсус.

Он вперился в исследователя.

– Итак, я ожидаю от вас, Эш, что вы сделаете все возможное, чтобы контролировать, – он еще раз подчеркнул, – этих, этих… – Он потерялся, как назвать то, о чем говорил. – Хорошо, давайте называть их духами, которые создают такой хаос в Комреке. Делайте все, что можете, чтобы уменьшить их силу, используйте какое‑нибудь литургическое мумбо‑юмбо, если желаете. Вуду, экзорцизм… – Хельстрем иссяк, по‑видимому, исчерпав все идеи. Он теперь практически умолял Эша.

– Должно же быть что‑то…

Эш вздохнул.

– Я не знахарь, – язвительно сказал он. Испытывая сильную неприязнь к сэру Виктору Хельстрему, он, однако, никогда не позволил бы своим антипатиям помешать расследованию. Нельзя подводить клиента, каким бы неприятным он ни был. Кроме того, он чувствовал, что на карту поставлен его собственный профессионализм.

– Послушайте, я почти ничего не могу сделать, чтобы остановить происходящее. Я полагал, что моя работа состоит в обнаружении его причины – будь то призраки, преследующие Комрек, или что‑то еще. При том, что большинство моих инструментов разрушено, я в любом случае не могу дать вам ответ. Я советовал вам покинуть замок, пока его не оставят в покое… – Он поднял руку, предупреждая протесты здоровяка. – И я понимаю, что это невозможно. Но может оказаться, что неземные влияния просто израсходовали свои силы при нападении вчера вечером. Чтобы вызвать такие мощные проявления, как личинки и мухи, с их стороны потребовалось бы очень много энергии – можно надеяться, что это исчерпало их силы.

Хельстрему это представилось благоприятным признаком. Его лицо озарилось надеждой.

– Подождите, подождите, – предостерег его исследователь. – Я сказал: может оказаться. Мы просто еще не знаем, насколько они сильны. Полагаю, они приводятся в наш мир кем‑то или чем‑то, присутствующим здесь.

Он не добавил, что этим чем‑то могла быть самая ткань замка, зло, существовавшее здесь на протяжении веков. Убийства, пытки, насилие, даже злые умыслы жестоких умов, которые здесь обитали, – темные дела и кровавая жестокость, которые могли резонировать по сей день. Хотя скептицизма у Хельстрема поубавилось, он мог бы ополчиться на такую возможность.

– Вот что я предлагаю сделать, – сказал Эш и увидел, что здоровяк весь обратился в слух. Он поддержит любую идею, которую выдвинет парапсихолог, если она не будет требовать эвакуации замка.

– Да? – поторопил его Хельстрем, которому не терпелось ухватиться хоть за какую‑нибудь соломинку.

– Вполне вероятно, что здесь присутствуют злые духи, стремящиеся причинить вред Комреку и его обитателям, – не важно, они или не они разрушили мое оборудование. В таком случае мы можем лишь бороться с этими сущностями физическим образом.

– Итак, ваше предложение? – нетерпеливо сказал Хельстрем.

– Дадим гостям транквилизаторы, может, даже введем их в искусственную кому.

Здоровяк кивнул, но ничего больше не сказал.

– Затем возьмем ваших охранников, расставим их по всему замку, обезопасим здание. Живые могут отпугнуть даже духов. – Эш пожал плечами, как бы закончив.

– Я правильно понял? Использовать наших собственных охранников, чтобы защититься от внеземных существ?

– Об этом я и толкую, – ответил Эш.

– Не очень‑то сильная стратегия, не так ли?

– Это все, чем мы располагаем.

Хельстрем посмотрел куда‑то за исследователя, словно бы удивленный.

– Дерриман… вы все еще здесь?

– Д‑да, сэр Виктор.

Эш повернулся, чтобы посмотреть на генерального менеджера Комрека; он тоже забыл, что высокий, но робкий человек все еще находился в помещении.

– Хотите что‑то добавить? – нетерпеливо спросил Хельстрем.

– Вообще‑то нет, не совсем, – последовал ответ. – Но, но я таки задумался кое о чем, что сказал нам мистер Эш.

Эш удивленно поднял брови. Возможно, Дерриман был не так уж робок, потому что его последние слова прозвучали смелее, чем обычно.

– Ну так говорите, – проворчал Хельстрем, черты которого скрутились в пугающей гримасе.

– Помнится, мистер Эш отметил, что эти призраки, если это правильное слово, были «привлечены» через кого‑то или что‑то, что уже пребывает здесь, в Комреке. Это верно, мистер Эш?

– Да. Это вроде кондуита, паранормального канала. Или, возможно, порчи, уже укоренившейся за поколения бесчеловечных деяний, имевших здесь место на протяжении всей истории замка.

– Но по‑прежнему приносимой этим таинственным кем‑то или чем‑то. – Дерриман становился тем увереннее, чем больше он говорил.

– Верно, – согласился Эш.

– И вы думаете, это притягивание осуществляется снизу.

– Ближе к делу, – резко сказал Хельстрем.

Снова занервничав, Дерриман посмотрел мимо Эша на своего босса.

– Сэр Виктор, эти люди в… в камерах на нижнем этаже подвала? В зоне сдерживания?

– Что насчет них?

Дерриман несколько раз быстро и нервно кивнул.

– Та женщина в последней камере?

– Я ее видел. – Эш снова повернулся лицом к Хельстрему. – Это та, в камере у которой полно граффити, нарисованных калом и кровью. – Он перевел дыхание. – Кто она? – Он опять обернулся, понимая, что честного ответа от Хельстрема не дождаться. – Кто она, Эндрю?

Генеральный менеджер Комрека снова стал заикаться, и на этот раз его слова были бессвязны. Он все время глядел мимо Эша на своего босса, который оставался за столом и по‑прежнему хмурился, из‑за чего странные черты его лица собирались в тугой узел.

– Что он пытается сказать, сэр Виктор? – решительно спросил Эш. – Кто же эта женщина? Когда она здесь появилась и кто платит за ее содержание, каким бы оно ни было?

Хельстрем проигнорировал его упрек, но вдруг словно бы покорился, и плечи у него обвисли, из‑за чего он неожиданно показался Эшу меньше.

– Она появилась в Комреке, когда была еще младенцем, через несколько месяцев после начала войны с Германией. Она еще не ходила, я не знаю, сколько точно ей было лет. Боже, это было задолго до того, как я сам здесь появился. Меня еще даже на свете не было. Я не знаю всей этой истории.

– А я думаю, что знаете, – спокойно произнес Эш. Дерриман закрыл дверь и переминался с ноги на ногу на заднем плане.

Хельстрем глянул на Эша, снова обретая некоторую суровость.

– Конфиденциальность клиента, мистер Эш. Конфиденциальность клиента, – произнес он снова.

– Вам нужна моя помощь? Мне нужно больше информации.

Здоровяк вздохнул, смиряясь.

– Ладно, тогда садитесь и внимательно слушайте. Из того, что известно мне самому, рассказать вам я могу не так много, только архивный отчет, который я прочитал.

Эш придвинул стул поближе к столу и больше не сказал ничего такого, что могло бы заставить здоровяка замкнуться.

– Она находится в Комреке с того дня, когда ее тайно сюда доставили. За всю свою жизнь она никогда его не покидала, ни на один день.

– Как ее зовут? – Вопрос был поставлен прямо, но мягко.

– Этого я не могу разглашать ни при каких обстоятельствах.

– Она всегда была сумасшедшей?

– Мистер Эш, она была ненормальной с рождения. Теперь это называют синдромом Дауна.

– Дети с синдромом Дауна, как правило, счастливы, – сказал Эш.

– Она такой не была. Она всегда любила быть одна, закатывала истерики, когда к ней приближались, если это не был кто‑то, кто приносил ей еду.

– Неужели она всегда жила взаперти?

– Я не уверен. Это, конечно, началось еще до того, как я сюда прибыл. Но ее изоляция служит ее же безопасности, как и безопасности всех остальных.

На этот раз заговорил Дерриман.

– В архивном отчете говорится, что никто не ожидал, что она проживет более пяти лет. Было большой неожиданностью, что ей миновало двадцать, но теперь она так или иначе прожила более семидесяти лет.

– Господи, она выглядит на все сто! – воскликнул Эш.

Эш был взволнован. Что за родители могли ей позволить вот так прожить всю жизнь?

– У нее была няня? – спросил он. – Кормилица; кто‑то, кто находился бы при ней, играл с ней, утешал ее?

Хельстрем сердито прокашлялся.

– На протяжении всех лет у нее сменилось несколько компаньонок. Но, по моему опыту, с ней всегда было трудно иметь дело, и она по большей части ничего не хотела, кроме как быть сама с собой.

– Но она, конечно, не всегда сидела одна в той камере на третьем этаже под землей? – в ужасе спросил Эш.

– Туда ее поместили после того, как она совсем сошла с ума. К тому времени приближаться к ней стало по‑настоящему опасно. Она представляет угрозу для других гостей.

Дерриман снова подал голос:

– Врачи здесь очень старались ей помочь, и в течение какого‑то времени после ее прибытия ее навещали люди, облеченные властью.

– Так в каком же возрасте она полностью обезумела?

– В пятнадцать лет.

– В пятнадцать лет? – Эш был полон недоверия и ярости.

– Как я сказал, – ответил Дерриман, – врачи в Комреке пытались разобраться в ее симптоматике. Но в конце концов им пришлось успокаивать ее лекарствами. Они также пробовали экспериментальное лечение.

У Эша словно бы застыла кровь. Он чувствовал онемение.

– Какое лечение?

– Главным образом, сенсорной деривацией. Теперь она представляется довольно варварским методом, подобно электрошоковой терапии, но в то время считалась перспективным направлением. Ее оставили одну в совершенно темной комнате, поместив в неглубокую ванну с соленой водой. Но потом она впала в глубокую кому, из которой ее не могли вывести.

– Ее, конечно, не оставили в темной комнате?

– Эксперимент продолжался три месяца, я полагаю. По окончании ее поместили в одну из небольших палат больницы. Ее по‑прежнему не могли пробудить, хотя мозг у нее функционировал, а значит, происходила какая‑то умственная деятельность. Она видела сны, Дэвид. Она все время видела сны. Врачи наблюдали у нее постоянное движение зрачков под закрытыми веками. Кома длилась три года. Очнувшись, она по‑прежнему оставалась совершенно безумной, и вскоре не осталось никакой альтернативы, кроме как поместить ее в зону сдерживания, где она и остается до сих пор, опасная и для себя, и для тех, кто пытается ей помочь. – Дерриман вопросительно глянул на Хельстрема. – А я могу рассказать о?..

Здоровяк сердито смотрел из‑за стола. Наконец он сказал:

– Полагаю, это больше не повредит, и, да, предоставит Эшу полную картину в отношении безумия этой женщины, а также нашего… ну, нашего отвращения к ней. Расскажите ему.

Эш повернулся к Дерриману, чей вид выражал сразу и грусть, и неловкость. Следователь, заинтригованный, ждал, когда тот начнет.

После нескольких мгновений задумчивости слегка сутулый мужчина начал говорить.

– Когда ей было около двадцати, у нее родился ребенок. Никто не знает, от кого; может, от другого пациента или от охранника‑извращенца.

Дерриман, явно чувствительная душа, несмотря на его статус в этом странном и сомнительном учреждении, содрогнулся. Ожидая продолжения, Эш заметил, что Хельстрем уставился в стол, а брезгливое выражение еще сильнее стянуло черты его лица. Дерриман тяжело вздохнул.

– Под бесформенным халатом, который она носила, никто даже не заметил ее беременности. Кажется, родила она совершенно одна, в темнице. – Дерриман признал наконец, что нижний этаж подвала был темницей, а не эвфемистической «областью сдерживания».

Следователь не смотрел, но ему представилось, что Хельстрем скорчился у себя за столом.

– Дальше, Эндрю, – призвал Дерримана Эш. – Что случилось с ребенком?

Менеджер расправил плечи, словно подбодряя себя перед продолжением постыдной история.

– Мы считаем, что ребенок был мертворожденным. Ее нашли в камере позже, когда доставили пищу. Видимо, она перекусила пуповину, чтобы отделить младенца, мальчика, от ее собственного тела. Похоже, ей понравился вкус, и она съела плаценту ребенка. Но это еще не самое худшее. Когда их нашли, большие куски были откушены от ног ребенка и живота, а она начинала пожирать его руку.

Эша едва не вырвало, но он подавил подступавшую тошноту. Рассказ продолжил сэр Виктор Хельстрем.

– Как указал Дерриман, ребенок был мальчиком, вероятно, родившимся преждевременно и, конечно, не полностью развитым. По официальной версии, он родился без глаз, только с пустыми глазницами в черепе, хотя в конфиденциальном докладе по этому вопросу предполагается, что невменяемая родильница сама высосала ему глаза.

Эш мельком вспомнил о сражении с сербом и своем собственном злодеянии ради самообороны. Его передернуло.

– Бедняга, – сказал в заключение Хельстрем, и Эш не был уверен, имеет ли он в виду ребенка или молодую женщину, которая его родила. Понимала ли она хотя бы, что происходит?

Дерриман поспешно заговорил снова, словно желая без промедления завершить рассказ об этом отвратительном эпизоде.

– Боюсь, после этого, ею, насколько мы понимаем, почти полностью пренебрегали. Видите ли, никто не хотел к ней приближаться; например, ее не купали, но поливали водой из шланга.

– Боже мой, – сказал Эш тихим скрипучим голосом.

– Теперь ей не предоставляют никакого лечения. В Министерство обороны ежегодно направляется доклад о ней – понятия не имею зачем, – но, если не считать этого, ее с тем же успехом могло и не существовать.

Он пожал плечами и поднял руки ладонями наружу, словно завершая историю старухи.

Эш был ошеломлен.

– Что… – начал он. – Что насчет ее родителей? У нее, по крайней мере, должны иметься законные опекуны?

Он уловил встревоженные взгляды, которыми обменялись Хельстрем и Дерриман. Хельстрем заговорил:

– Это не ваша забота. – Здоровяка все сильнее раздражала манера Эша задавать вопросы, но пока он еще сдерживался.

– Но должно же быть что‑то в ее прошлом, в ее происхождении. В ее чертовых генах, будь они прокляты!

Хельстрем поднялся на ноги, и его крупная фигура нависла над столом.

– Достаточно! Ваша задача, Эш, состоит в том, чтобы разобраться с призраками в Комреке, и все. Предлагаю вам вернуться к работе.

Эш был не из пугливых.

– Вчера я, когда был у нее в камере, видел на стене нацистскую символику – свастики. Как вы это объясните? – упорствовал он.

– Хватит! – взревел Хельстрем. – Дерриман, проводите, пожалуйста, мистера Эша.

Эш стряхнул с себя осторожную руку, потянувшую его за локоть.

– Вы что, не понимаете? – крикнул он Хельстрему в ответ. – Эти черные орбы, плавающие вокруг нее. Те годы, что она провела в коме, а затем в еще большей изоляции, каким‑то образом позволили ей нечувствительно привлечь обратно в Комрек страшные сущности, которые, я считаю, побывали и даже проявили себя в замке много лет, а может, и столетий тому назад. Дерриман прав! Эта женщина является источником ваших проблем. Ее извращенный ум призвал их обратно, ее безумная психическая энергия послужила им проводником. На протяжении этих десятилетий забвения они набирали силу, а теперь готовы нанести удар. – Он покачал головой в отчаянии. – Разве вы не видите? Дуглас Хойл. Его палата находилась прямо над ее камерой. Он испытал на себе всю силу злых духов, так долго дремавших в замке Комрек.

– Тогда что же вы предлагаете? – обрушился на него Хельстрем.

– Понять, что уже слишком поздно, – сказал Эш упавшим голосом. Хельстрем уставился на него, и Эш впервые увидел настоящий ужас в этих маленьких затененных глазках.

Дата добавления: 2015-08-20