Джордж Уокер Буш, сорок третий президент США

– Скажите, Шибанов… Давайте начистоту: у вас есть предмет, так? – Я не буду допытываться, что это за фигурка и какими свойствами обладает. – Намекните только: она помогает вам? Нам сейчас очень желательна помощь. Боюсь, еще одного местного сюрприза мы можем и не пережить…

– Это добрый предмет.

– Вы откуда знаете? – Вообще‑то в мифологии это существо относится скорее к темным силам.

– Это добрый предмет. – Я чувствую.

– Не‑ет, господа хорошие, нам такой хоккей не нужен.

Санич знал – он никогда себе не простит, если с Андреем что‑то случится.

В древней Японии самурай, не сумевший сберечь в бою своего господина, совершал сеппуку. Олег в свое время внимательно изучил бусидо и в жизни старался придерживаться простых и суровых правил этого кодекса. Поэтому по правую руку от себя, рядом с потухшим дисплеем, он положил тяжелый пистолет «кунан» калибра 357 под патрон «магнум».

«Если с шефом что‑то случится… – покосившись на пистолет, подумал Санич. – Но прежде я обязан включить питание. Да уж, хуже нет, чем ждать и догонять».

Санич вспомнил один из неписаных законов спецуры: «Еда успокаивает. Сытый боец адекватно воспринимает реальность».

Нет ничего страшнее неизвестности, это аксиома. Но куда больший ужас у человека вызывает неизвестность, уже забравшая чью‑то жизнь. Замершее на рельсах тело несчастного Буча красноречиво намекало Саничу о той участи, которая его ожидает.

– Только попробуй сунуться сюда… – шептал он, следя за тем, как в стекло долбят и долбят то ли палками, то ли лапами. – Только попробуй…

– Кончилось время креста! – Иная сила будет властвовать над миром!

– Как не погнулись – о горе, – как не покинули мест кресты на Казанском соборе и на Исаакии крест…

– Тени, кресты и могилы скрылись в загадочной мгле, свет воскресающей силы властно царит на земле.

Полковник удивленно посмотрел на него.

– Что? Не ожидали, что хоккеист знает стихи Николая Гумилева?

– Кстати, Ростислав, что вы знаете о предметах?

– О каких… Да ничего практически не знаю. Вы сказали «о предметах»… Их что, много?

– Гораздо больше, чем вы можете себе представить. – И они – лишь часть непонятной нам пока системы, в которую входят аномальные зоны, разбросанные по всей земле, линзы переходов, позволяющие перемещаться в пространстве и во времени…

– И кто все это создал?

– Мы не знаем, – вздохнул полковник. – Мало того, возможно, все это существует отдельно одно от другого, и предметы не связаны с теми же линзами. Просто есть существа… Когда вы сказали, что встретили «бледных призраков», я сперва решил, что это они и есть. Прозрачные…

– Прозрачные? Почему вы их так называете?

– Ну… – Они реально имеют прозрачную кожу. Никогда не прибегают к насилию, это важный момент! Тем не менее, прозрачные всегда появляются там, где люди используют силу предметов. Знаете, кстати, как их называли оккультисты Третьего рейха?

– Ну, вот это профессиональному хоккеисту точно не может быть известно.

– Высшие Неизвестные! – Их считали истинными властелинами мира. Теория полой Земли предполагала…

– Кирилыч. – Что у тебя тут за лекция? Надо двигаться. Время работает против нас.

– Это мутанты. – Они почти разумны – за основу брались мужские и женские особи орангутангов. Клеточная структура слюнных желез и слизистой оболочки во рту изменена искусственно. Кислота, которой они плюются, по составу напоминает царскую водку. К сожалению, во время формирования этого аппарата перерождение затронуло щитовидную железу и костный мозг позвоночника. Начались мутации. Они привели к закреплению некоторых изменений в подопытных организмах. Колония этих существ под строгим контролем жила в изолированных пещерах. Их кормили, исследовали, им оказывали медицинскую помощь. А потом, когда все началось, была отправлена специальная команда, чтобы уничтожить мутантов.

Раб же тот, который знал волю господина своего, и не был готов, и не делал по воле его, бит будет много; а который не знал, и сделал достойное наказания, бит будет меньше. И от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут!

– Вполне может быть, что этот доктор Захария Штреллер вовсе не тот, за кого себя выдает. – Решетников тоже внимательно посмотрел на безумца. – Я бы его связал от греха.

– А я бы греха на душу не взял, – отрезал Гумилев. – Мало ли что. Удирать придется, и как он тогда, связанный?

– Стоя у нас, спят кони, верблюды – и курсант Санич.

Кличка «Верблюд» с той поры прилепилась к Олегу намертво. Он не обижался, полагая, что обида вызовет у острословов еще более яркую реакцию и желание подтрунивать над ним. Да и животное, в общем‑то, неплохое – сильное, выносливое, умное. Не опоссум какой‑нибудь, прости господи.

Не то чтобы Олег Санич имел что‑то против опоссумов. Он вообще хорошо относился к братьям нашим меньшим. И лишь одно‑единственное существо, обитавшее на земле, вызывало у него отвращение, смешанное с иррациональным страхом.

Одно‑единственное.

Олег Санич с детства ненавидел и боялся пауков.

– Ерунда, – устало махнул рукой хоккеист. – Мы в Кирове, когда пацанами были, на коробке за школой тренировались все время. Бутылку под перекладину ворот подвешивали и с тридцати метров шайбу бросали. Клюшки – дрова, тяжелые. Кто попал – молодец. Кто разбил – молодец два раза, и все его в кулинарии кормят – пирожные там разные, сок… Тогда я руку и набил. Потом, когда хоккеем начал заниматься, пригодилось.

– «Наши мертвые нас не оставят в беде», – процитировал Высоцкого Решетников. – Что ж, на том и порешим. Но нам все же надо попытаться обнаружить противника первыми!

– Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости, – парировал Решетников.

– Живые везут мертвых и завидуют участи их.

– Ну, один‑то живой, – возразил Вессенберг.

– Все, все мертвы! – зловеще каркнул доктор.

– Что?! – Эстонец одним махом взлетел на тележку, посветил фонарем…

Лобачевский умер, так и не придя в сознание. Струя кислоты, выпущенная одним из мутантов, прожгла ему шею. В горячке боя никто этого не заметил. Вессенберг решил, что сообщит о смерти раненого потом, и втайне даже позавидовал Лобачевскому – пребывая в медикаментозной коме, он не мучился от боли, не страдал, перед смертью его мысли были спокойными и умиротворенными.

– Просто сон его стал вечным, – произнес Вессенберг, откинул забрало шлема и закрыл голубые глаза Лобачевского, слепо глядящие в темноту.

– Господа, просьба соблюдать осторожность при высадке и посадке. Наш поезд отправляется. На всем маршруте следования вам будут предложены напитки и закуски…

«На самом деле все они рады, что могут убраться отсюда, – подумал полковник, оглядев расположившихся в вагоне солдат. – Да чего там – я и сам счастлив до чертиков покинуть эту проклятую базу… Только русскому все нипочем. Расселся, точно он тут хозяин, даже ногу на ногу закинул. Не хватает только сигары…»

«Сволочь! – Роулинсон еле удержался от того, чтобы выбить сигару из пальцев Нефедова. – Мысли он читает, что ли?»

– Угостить вас, мистер Роулинсон? У меня при себе имеется некоторый запасец.

– Я не курю и вам не советую.

– А вы не боитесь, что поезд привезет вас… нас не туда? Все же железная дорога – это сложный организм. – Стрелки, развилки, семафоры всякие…

Мне кажется, война ‑ это опасное место!

Дата добавления: 2015-08-20