Часть 3. Для Инги все последующие дни превратились в жестокий тест на выживание

1.

Для Инги все последующие дни превратились в жестокий тест на выживание. Ее популярность в маленьком провинциальном городе, живущем и питающемся сплетнями, достигла просто галактических масштабов. Это был натуральный кошмар наяву, дурной сон, который никак не заканчивался и преследовал ее повсюду.
От последних событий универ гудел, как улей. История и впрямь была наредкость грязная, горячая и смачная. Буквально ежесекундно она обрастала все новыми, самыми мельчайшими, но до крайней степени всех волновавших подробностями. Всеобщий бурный интерес вызывался, естественно, тем, что главным персонажем была такая яркая, легендарная личность, как Тимур Габараев – заслуженный сердцеед республики и гроза всех бандюков.
Инга явилась в университет на следующий же день после суда. С ней здоровались какие-то совершенно незнакомые люди. Таинственно возникшие откуда-то новоиспеченные «друзья» и «приятели» кружили назойливыми стаями – кто-то с неприкрытым любопытством, кто-то с осуждением, кто-то с сочувствием, но все одинаково жаждали откровений и новых оглушительных фактов.
Яна яростно сопровождала ее повсюду и грубила всем, кому успевала. К Инге цеплялись везде. В универе, на улице, в общежитии – не было за пределами их комнатушки такого места, где бы ее не донимали бесконечные сальные взгляды, свист, чмоканье, грязные реплики, а то и откровенные оскорбления. Из скромной, незаметной студентки она вдруг превратилась в первую шлюху города.
Несколько раз к ним в комнату по ночам ломилась какая-то пьяная шпана, у входа ее пасли незнакомые машины…
-Кажется, у меня осталась только одна дорога в жизни, – усмехалась она, – пойти по рукам. Больше мне не оставили никаких вариантов.

-…Эй, мисс! С тобой можно пообщаться?
Такие разговоры теперь заводили с ней по нескольку раз в день. Она отворачивалась и начинала отходить. Обычно ей преграждали дорогу машиной, или бесцеремонно хватали за руку. Все это общение всегда заканчивалось примерно одинаково:
-Да что ты целкуешься, дура! Габараевской конторе дала, а мы чем хуже?! Да с такими тварями, как ты даже разговаривать не надо. Где поймать – там и загнуть!

Яне тоже стало сильно доставаться. Инга понимала, что сделала своим присутствием ее жизнь почти невыносимой. К тому же, Марина своим поведением сильно усугубляла ситуацию. Она совершенно забросила учебу, появлялась дома под утро, разъезжала каждый день на разных машинах, огрызалась на любое слово, и никто не мог добиться от нее – где и с кем она проводит свое время.
Марик совершенно пропал с горизонта. Два раза они встретили его в универе, он опустил глаза, отвернулся и прошел мимо.
-Тварь… – шипела Яна, – Гнусная, продажная, трусливая тварь! Видеть его не могу!

Яну бил психоз. Инга делала жалкие попытки снова наладить спокойную жизнь. Но с каждым днем становилось все очевиднее, что так, как раньше не будет уже никогда. Все пошло наперекосяк. Один вечер изменил всю жизнь, разбил их дружбу, сломал все надежды, перечеркнул все, что было до этого, и все, что должно было быть после. Всего один вечер! Даже не верилось.
Инга чувствовала себя калекой, которому провели насильственную ампутацию. То, чем раньше питалось ее существо, что заставляло ее жить и дышать – ее озлобленность варварски выкорчевали из организма, как бесполезные органы, и образовавшаяся брешь с каждым днем заполнялась токсичным, зловонным страхом. Страх. Инга знала, что настанет этот момент… И пощады ей точно не будет! После всего, что произошло, она была уверенна, что эти изверги просто так все не оставят. Инга боялась, как никогда.
Этот страх поселился в ней еще в день суда. Это было небывалое чувство, ни на что не похожее. Инга никогда не думала, что ей может быть настолько страшно. Она боялась смерти. Каждую секунду. Это был совсем не тот леденящий ужас, панический животный страх, как раньше. Это было нечто устойчивое, твердо осмысленное, почти материальное, чувство, которое она ощущала постоянно, как некую опухоль в своем организме.
«Они убьют меня. Конечно же, они меня убьют».
Эта мысль обосновалась в ней настолько прочно, что стала такой же неотъемлемой и привычной, как ее собственное имя. Если можно сказать, это был хладнокровный страх. Зверь, беззвучно выгрызающий изнутри.
Инга знала: то, что Яна так упрямо таскается всюду за ней, ставит ее под удар. После долгих скандалов она наконец убедила подругу не сопровождать ее. Теперь, оставшись наедине с собой, она буквально тряслась от каждого шороха. Каждый шаг у нее за спиной, каждый прохожий, выруливший из-за угла, каждый горящий огонек сигареты на лестнице – все вызывало в ней истошный, парализующий ужас. Повсюду ей мерещился кто-нибудь из Габараевской шайки. Она так боялась, что ждала этой встречи, чуть ли, ни с нетерпением.
Но ничего не происходило. Дни шли один за другим, совершенно изматывая ее, а на ее жизнь никто не покушался.
Инга заставила себя снова пойти на тренировки. Хотя, из-за этого ей приходилось возвращаться домой затемно, зато спорт немного придавал ей силы. Однажды она, как обычно, ждала маршрутку на автобусной остановке.
-Эй, а это, случайно, не та шкура, которая хотела повесить на пацана изнасилование? – услышала она за спиной, – А ну-ка, повернись.
Инга не шевелилась. Слева к ней подползла темно-зеленая «девятка». Из окна высунулась очередная тошнотворная рожа.
-Здорово, радость моя!
Она молчала.
-Ты что, глухая? Я с тобой разговариваю, – он насупился.
-Я вас не знаю.
-Что это значит? Не помнишь, как мы недавно за городом отвисали?
Инга отвернулась и пошла вдоль тротуара. «Девятка» ехала рядом.
-Уооу! Я с кем разговариваю? Стой! Сядь в машину, твою мать!
Инга ускорила шаг и сжала зубы от желания разукрасить эту нахальную физиономию. Но ведь невозможно лезть в рожу каждому вот такому дебилу! Она услышала, что машина остановилась и он вылез. «Начинается!» – подумала она. Сейчас он догонит ее и начнет распускать руки. Инга свернула вправо и побежала. Бегала она, слава Богу, все так же хорошо. На соседней улице она бросилась через дорогу, но внезапно остановилась. Ее обдало адским жаром от вида двух неудержимо приближающихся фар. «Вот оно!» – взорвалось у нее в мозгу, и она оцепенела. Прямо на нее летел синий «Мерседес». Все тот же синий «Мерседес». Она зажмурила глаза, не в силах двинуться с места. «Как просто и гениально! Несчастный случай»…
Инга услышала глухой звук удара, затем на миг наступило состояние, похожее на погружение в воду. Через пару секунд, решившись открыть глаза, она с изумлением поняла, что лежит поперек капота.
-Ты что, с ума сошла?!!! Идиотка чертова, что ты творишь? – орал какой-то совершенно незнакомый тип.
Инга скатилась с машины и, сидя под бампером на корточках ощупала ушибленное бедро. Ни тело, ни мозг почти не слушались ее. Взгляд ее уперся в овальный значок на капоте. «Форд». Это был «Форд», а ни какой не «Мерседес». Это была совершенно другая машина, посторонний человек, и самая идиотская в мире ситуация. Она сошла с ума. Инга неожиданно начала глупо всхлипывать. Глаза ее были расширенны от шока и совершенно сухи, но всхлипывания все усиливались, неуправляемые, больше похожие на икоту.
-Ты встать можешь? – услышала она над своей головой и почувствовала чью-то руку на плече. Она резко отдернулась и кое-как поднялась. Ноги тряслись. Инга похромала прочь, все еще всхлипывая и слыша за спиной неутихающую ругань.

У нее была паранойя. Самая настоящая. Ее стали преследовать какие-то галлюцинации. Инга начала заглатывать тонны успокоительного, и это вызывало апатию, сонливость и замедленную реакцию. Она стала похожей на робота. Каждый день одна и та же схема: универ, работа, тренировки, общежитие. Ничто не вызывало в ней особых эмоций, ничто не могло тронуть так, как раньше. Все ее чувства размозжил тяжелый, давящий страх. Из-за своей дурной славы ей постоянно приходилось переживать какие-то приключения, но все равно все дни казались ей скучными и похожими друг на друга. От часа к часу ей все сильнее овладевала усталость, неглохнущая, прогрессирующая, занудная, как зубная боль. Так продолжалось довольно долго. Инга не знала, когда в ней появилось такое ощущение, но однажды оно неожиданно исчезло. Просто испарилось!
Это случилось в один из вечеров, когда она возвращалась с тренировок. Прохладный, но нежный воздух, заговорчески замершие во мраке деревья, безлунное небо, казавшееся бархатным… Инга вдруг осознала, насколько прекрасным был этот безветренний осенний вечер. Она сбавила шаги и залюбовалась. Грудь ее, как сосуд, заполнил ночной эфир. Она впервые за долгое время промерила глубину собственного дыхания, четко вслушалась в удары своего сердца.
Она ступила на мост, слушая колдующий шум реки, и у нее закружилась голова от восторга. Каким-то далеким, но отчетливым чувством она поняла, что теперь это действительно конец.
Небо впереди, склоняясь к горизонту, чуть бледнело, и на этом фоне она видела темный приближающийся силуэт. Инга сунула руку в карман куртки и нащупала несколько семечек. Какая неожиданно-приятная находка!
Она шла по мосту неспешным прогулочным шагом, как обычно не ходят девушки в одиночестве, в такое время суток, да еще и будучи на волосок от смерти.
Инга раскусила одну семечку. Семечка была старая, но все еще не потерявшая вкус. Он тоже шел неспеша. Внутри черного пятна раздувался оранжевый пузырь сигареты. Инга сгрызла еще две семечки. Она подумала, что это самая вкусная вещь из всего, что она пробовала в жизни. Старые, завалявшиеся в карманах семечки. Он все приближался. Уже можно было рассмотреть черты лица, но ей не хотелось. Инга вглядывалась в мелко-мерцающую воду, ажурные перила моста, в здания на берегу – все такое щемяще-знакомое, как будто хотела как следует запомнить пейзаж своего родного города. Он подошел совсем близко и сунул руку в карман. Инга машинально развернулась, чтобы бежать. Все-таки, Владикавказ был чарующе-прекрасным вечером, и был прекрасен сам этот осенний вечер, и прекрасен был беззаботный вкус семечек во рту. Ей нравилось, что это последнее, что она видит и чувствует в своей жизни.
«Нет», – подумала она, – «не несчастный случай. Даже лучше – самоубийство».
Парень чуть задел ее плечом и прошел мимо. На мгновение она почувствовала самое настоящее разочарование. Но было уже поздно. Вся картина вдруг покосилась и перевернулась. Инга осознала, что она и он оказались по разные стороны перил. Краем глаза она заметила, как он оглянулся, его испуганное незнакомое лицо стало быстро приближаться к ней… И затем все затопила звенящая ночная свежесть.

2.

Народу на похороны собралось много. Затянутое серое небо короткими рывками сбрасывало на землю порции холодной мороси, ветер нещадно трепал одежду. Люди зябко кутались, ежились, кучкуясь небольшими группками, чавкали размытой землей и увлеченно переговаривались. Яна намеренно решила не сообщать многим, чтобы избежать паломничества универовских зевак, хотя новость и без нее за пару дней успела распространиться со скоростью света.
Яна хмуро наблюдала за подтягивающимися все новыми и новыми притворно-кислыми физиономиями, теми же самыми, которые только недавно жадно шушукались и ржали у них за спинами. Ее буквально корежило от бешенства. В какой-то момент она заметила мелькающий то тут, то там в серых кучках огромный ярко-красный букет роз. Она напряглась. Кто-то ходил кругами и все никак не решался подойти.
Яна поняла, кто это и ринулась по направлению к букету, как бык к мулете.
-Что ты здесь делаешь, черт побери?!!! Как ты только посмел притащиться сюда, убийца?! Забирай свои сраные цветы и проваливай!
-Яна… Пожалуйста…
-Гнида! – она с остервенением схватила Марика за грудки, – Убери отсюда свою шакалью морду. Имей уважение хотя бы сейчас!
Он стоял под дождем без зонта, жалкий, потерянный и забито смотрел на нее униженным, молящим взглядом, как загнанное животное.
-Ты не слышишь меня, Марик?! Убирайся! Здесь тебе не место.
-Я тоже любил ее.
-Ты предал ее!!! Она доверяла тебе, как никому. У нее никого не было. А ты подставил ей подножку. Ты отвернулся от нее в такой момент! Думаешь, Габарай ее убил? Нет, это все ты! Она все смогла перенести, только не твое предательство!
Он зажмурился.
-Яна… Пощади.
-Решил облегчить свою совесть? Убирайся, ты не достоин здесь быть.
-Позволь мне только попрощаться с ней. Пожалуйста.
Она стояла перед ним прямая и неумолимая.
-Ты не подойдешь туда, Марик. Только через мой труп.
-Яна… Хочешь, я на колени встану? Ну не добивай меня! Да, я – лох, я – гнида…
-С этим трудно поспорить.
Он потоптался, безобразно всхлипнул и протянул ей букет.
-На… Хотя бы цветы мои…
Яна долго с отвращением рассматривала его лицо, несчастное, с бороздами долгих терзаний, с набрякшими красными веками, с заискивающими глазами.
-Нет, – она оттолкнула его руку – Инге было бы противно видеть все это!
Марик отвернулся, швырнул букет в грязь, свесил голову и, спотыкаясь, побрел прочь. Людей становилось все больше. Он пробрался сквозь толпу и встал один вдалеке ото всех, трясясь от холода и слез.
Фальшиво забряцал оркестр, кто-то привычно зарыдал в голос о ее красоте и молодости. Несколько голосов дружно подхватили.
-Ну вот, – услышал он рядом леденяще-спокойный голос, – Два дня назад ее поливали на каждом шагу, а теперь все убиваются. И ты, я смотрю, не отстаешь.
Марик обернулся. Серьезное, хладнокровное лицо без малейшего признака слез. Аккуратно подведенные зеленые глаза. Собранные волосы, перекрашенные в жуткий блонд под капюшоном.
-Марина…
-Что ты мокнешь? Иди под зонтик, – так же бесстрастно произнесла она, шагнула к нему и уединилась с ним под просторным зонтом.
-Господи, Марина… – сбивчиво запричитал он, – Поверить не могу… Как это могло случиться! Яна меня не пустила… Сказала, что это я виноват…
Марина поморщилась.
-Слушай ее поменьше. У Яны белая горячка.
-Инга! Инга! – Марик тут же уткнулся лицом в ее плечо. Марина терпеливо
стала гладить его по волосам, ожидая конца этих излияний.

-Я хотел увидеть ее, попрощаться…
-Оно тебе надо?
Марик удивленно оторвался от нее.
-Конечно.
-Ну, придешь в другой день, не облезешь. Зачем зря девчонку нервировать.
-Марина! Я такое ничтожество! Я так виноват перед ней… Перед вами обеими!
-Ну, хватит уже! – раздраженно отмахнулась она, – что толку теперь ныть?
-Я убил ее.
-Ты??? – Марина хохотнула – Мне можешь этого не рассказывать. У тебя кишка тонка, Марик.
-Я не знаю, как… Он… Я… Он мне такого наговорил! И как наговорил! Ты бы слышала!
Она устало кивнула.
-Знаю. Габарай всех отымел. И тебя тоже.
-Марина! – заверещал он и закрыл лицо руками, – Он – дьявол! Он не человек, он – черт! Он – тварь сранная! Я не знаю, как он это делает! Я ненавижу его! Я его убью!
Марик стиснул кулаки до белизны в костяшках. Губы его тряслись, глаза налились кровью.
-Я убью его, клянусь! Он все пожирает, все топчет, сука. Все на своем пути! Я ему выгрызу печень, глаза вырву!
Марина слушала его внимательно, но безразлично, казалось, еле подавляя зевок.
-Ну да… Только сначала он возьмет тебя за ноздри и треснет об землю так, что от тебя лужа останется.
-Мне насрать! Я его завалю, клянусь! Это не просто слова. За то, что он со всеми нами сотворил…
-Ну, и как ты это сделаешь?
-Продам тачку, куплю винтовку и пришью его на хрен! В цвет! Пусть потом меня сажают, мне по фигу!
-Гениально! – она улыбнулась.
-Инга жила этой идеей. Она жила только затем, чтобы отомстить. Она проиграла, и у нее не осталось смысла жизни. Я сделаю то, что у нее не получилось, может, я хоть тогда искуплю…
-Хвати нести чушь, – перебила его Марина, – Ты что, правда считаешь, что он заслуживает смерти?
Марик вытаращил глаза.
-Да!!!
Она с улыбкой покачала головой.
-Глупо, Марик. Очень глупо. Да, конечно, можно его убить… – она приблизила к нему лицо, продолжая мило улыбаться, и он, вдруг, разглядел внутри ее травянисто-зеленых глаз нечто чудовищное, – А можно его уничтожить.
Он невольно отшатнулся от нее, но она удержала его краем зонта.
-У тебя есть шанс, как ты говоришь, сделать то, что она не смогла, – продолжала она – Ты поможешь мне в этом деле.
Он помолчал, задумчиво глядя на эту странную, совсем незнакомую девушку. Мелкий дождь прямо на глазах превращался в хлопья мокрого снега.
-Что для этого нужно?
-Много, чего. Во-первых, найди мне незасвеченную машину. У тебя есть два дня, Марик.

3.

Алина уже давно не спала, но продолжала валяться в своей пухлой розовой постели, желая подольше растянуть такое замечательное утро. Ведь, не каждый же день ей исполняется тринадцать лет! Она знала, что с минуты на минуту появится или Тимур, или Марго, чтобы разбудить ее в школу. Сердце ее гулко отбивало чечетку, и по всему телу разливалось сладостное волнение. Сегодня будет море подарков, море поздравлений, море сладостей и веселья. Какой классный день!!!
Не прошло и секунды, как дверь настежь распахнулась, и на пороге возник ее брат, зычным баритоном распевающий какую-то героическую осетинскую песню. На плече у него красовалась роскошная профессиональная камера.
Аля подскочила на кровати, выпучив глаза и икая от удушливого восторга. Затем раздался оглушительный визг, она бросилась через всю комнату, путаясь в длинной шелковой рубашке, и запрыгнула на него с ногами.
-Тимур!!! Ты купил мне ее!!! Такую, как я хотела! – она истязала его счастливыми объятьями, – Ох, ты мой красавец!
-Поздравляю, солнышко! – он крепко поцеловал сестру и бережно спустил ее на пол, – Держи свою бандуру.
-Ой! Ой! – Алина нетерпеливо топталась, подскакивала, и смешно подергивалась от радости. Тут же взгромоздила камеру на плечо. – Как она работает, Тимур?
-Да почти так же, как наша старая. Включай.
-Загорелась?
-Да, – он присел на кровать, наблюдая за ней.
Алина хихикнула и направила на Тимура объектив. В видоискателе возникло его веселое лицо.
-Ну, как?
-Класс! – она подпрыгнула на месте, не отводя камеры.
-А крупный план умеешь делать? – спросил красавчик из окошечка.
-Не-а.
-Видишь вон ту фиговину рядом с рычажком? – он привстал и потянулся к ней, показывая рукой.
-Да.
-Теперь наводи.
- О;кей. Сядь обратно, я тебя потеряла.
Тимур приземлился на кровать, и Алина стала снимать крупным планом его смеющиеся глаза, нос, губы, бляшку на ремне, сцепленные пальцы рук, затем снова глаза и все лицо целиком.
-Скажи что-нибудь.
Он некоторое время молчал. Улыбка исчезла с его губ и осталась сиять где-то глубоко в глазах.
-Будь самой счастливой, солнышко, – произнес он, задумчиво глядя в объектив.
-И это все?
-Да.
Алина опустила камеру и внимательно, по-взрослому посмотрела брату в глаза.
-Счастливее меня никого нет на земле, Тимур. И не будет. Ты, ведь, всегда будешь около меня?
-Да нафиг ты мне нужна -он рассмеялся – старая рухлядь!
-Знаешь что, Тим? Козел ты в сарафане!
Она опустила лицо и бросилась на него, бодая в грудь своей лохматой головой.
-Все, все! – он повалился назад, уворачиваясь от нее, – Не гони! Алина, не гони, щекотно! Чтоб я сдох, всегда буду около тебя!
Они хохотали в два голоса как сумасшедшие.
-Ой, мои хорошие!
Тимур приподнялся, заметив в дверях изящную фигурку Марго. Она стояла, выразительно заломив руки, и с отрадой глядела на них. Глаза ее поблескивали. Подобные семейные сцены, не важно живые или сериальные, всегда вводили ее в одинаковый экстаз.
Алина оглянулась, увидела мать и тут же помчалась к ней с распахнутыми объятьями.
-Мамуля! – она врезалась в нее и зарылась лицом в пушистые волосы, как щенок.
-Ах, моя родная! – Маргарита прижала девочку к себе, – Поздравляю тебя с днем рождения! Желаю всего самого-самого!
-Спасибо, мам, – Аля чмокнула ее и закопошилась носом в щекочущих кудрях, – Прости меня за то, что я иногда бываю такой сволочью.
Марго рассмеялась, откинув прядь с ее лба.
-Ладно, Алюля. Ну, что, идем смотреть подарки? Их там целая куча. Папа прислал из Москвы какую-то огромную коробку.
-Огромную? – Алина подозрительно посмотрела на мать, – Если там очередной мягкий медведь, или еще какая-нибудь мерзость, я прикончу этого старого маразматика!
-Ай-ай-ай, Алюля, разве можно так говорить о своем отце?
Алина хохотнула, тряхнула челкой и хитро глянула на Тимура, – Мне сегодня все можно! – она потянула Марго за руку, – Ну, пойдем. Где мои подарки? Или ты хочешь моей смерти от разрыва этого… мммм… органа терпения? – Алина прыснула и громко рассмеялась над своей сумбурной речью, – Ну, пошли, пошли скорее! Тимур, идем с нами, пупсик!

4.

Марина остановила машину возле школы и подозвала какого-то пацана.
-Знаешь Алину Габараеву из восьмого «Б»?
-О! Конечно! – он широко улыбнулся.
-Знаешь, какой у нее сейчас урок?
-Нет.
-Сбегай-ка, найди ее и позови сюда. Скажи, что я от ее брата.
-Один момент, – он взбежал по ступенькам и скрылся в здании.

Марина села обратно в машину, подняла стекло и стала ждать. Погода портилась. Солнце все еще светило, но на горизонте угрожающе толпились тучи.
«К вечеру хлынет ливень», – подумала она. Тогда уже все будет, как надо… А через три дня она поездом рванет домой, к родителям. Поминай, как звали! И ничто больше никогда не будет связывать ее с этим ненавистным городом.
Алина появилась, спустя минут десять. Марина с первого взгляда догадалась, что это она, хотя никогда раньше не видела сестру Габарая. Длинноногая, разодетая кукла Барби с толстой косой до попы вышла из школы, растерянно оглядываясь по сторонам.
«Под стать своему брату», – злобно ухмыльнулась Марина – «Редкая красавица. Очень сожалею, малышка!»
Марина распахнула дверцу и выглянула.
-Алина!
Девочка удивленно обернулась и неуверенно пошла к машине. На ее симпатичном лице было написано некоторое недоумение.
-Привет, Аля, – Марина дружелюбно улыбнулась, – С днем рождения тебя.
-Спасибо… – она сморщила лоб, напрягая память, – Извини, я что-то не припомню…
-Меня зовут Диана. Я подруга Тимура. Приехала за тобой.
-Да? – Алина с сомнением покосилась на старую «семерку», – А где он сам? Тимур обещал сегодня заехать за мной собственной персоной.
-У нас тут немножко изменились планы. Мы сейчас уезжаем.
-Хоть бы позвонил…
-Он не может. Поехали, ты сама все поймешь.
Алина достала сотовый.
-Я, наверно, все-таки, спрошу у него…
Марина равнодушно пожала плечами.
-Можешь позвонить, но это бесполезно. Он вне зоны действия сети.
-А где он?
-Садись, я тебе расскажу.
-Мне уйти с уроков?
-Да.
-Ладно. Я пойду, возьму свои вещи. А что сказать моим друзьям? Я их сегодня вечером пригласила на день рождения. Отменяется?
-Нет, зачем. Ничего никому не говори. Все в силе.
-О;кей.
-Можно, я пока воспользуюсь твоим телефоном?
-Да, конечно.
Марина конфисковала у нее на всякий случай трубку и сделала вид, что усердно кому-то названивает. Алина убежала и тут же вернулась, неся в охапке кучу мягких игрушек и разноцветных свертков в блестящей бумаге. Она закинула свои подарки на заднее сидение и села вперед рядом с Мариной.
-Поехали?
-Да, – Алина жвала жвачку и надувала из нее огромные розовые пузыри, – А куда мы едем?
-Увидишь. Тебя ждет большой сюрприз.
-Ой, правда? – она радостно захлопала в ладоши, – Класс! Тогда не говори, если сюрприз. Обожаю это! Небось, Тимур что-нибудь изобрел. Он у меня такой фантазер!
-Да уж, – Марина усмехнулась, – Это я знаю.
Алина лопнула пузырь и ехидно глянула на нее.
-Ты его очередная?
-Что очередная?
-Очередная девица моего Аполлончика?
-Да нет. Ничего подобного.
-Ладно тебе! – Аля засмеялась и панибратски обняла ее за плечо, – Только не рассказывай мне, пожалуйста, что ты не прешься с моего брата.
-А кто с него не прется?
-Еще бы! – она сладко вздохнула, – Лучше него никого нет на свете. Я ни за что не выйду замуж, пока не найду пацана, который будет хоть на сотую часть такой же классный, как Тимур… А ты? Хочешь за него замуж?
-Конечно.
Алина критически оглядела ее с ног до головы.
-Хм… Ты, конечно, симпатичная, но… Вообще-то, у него уже есть невеста. Кристина Дзлиева, знаешь ее? Красивая девушка. А до этого у него была одна овца с мед-академии. Уф, как она меня бесила! Тоже красивая, но дура дурой! Черт!… – она отшлепала себя ладошкой по губам, – Опять я слишком много болтаю! Тимур меня, наверно, убьет.
Марина молча кивнула, продолжая спокойно вести машину.
-Хотя, знаешь… Если ты очень сильно любишь его, может у тебя что-нибудь и получится. Ты очень его любишь?
-Да.
-Жаль. А то, у него такие друзья! Классные пацаны! Атара не знаешь?
-Нет.
-Красавец!!! Он похож на итальянца – такой смуглый мальчик. Вы бы классно смотрелись: ты беленькая, он черненький…
Марина включила приемник и принялась переключать радиостанции. Девочка ее раздражала.
-Остааавь!- вдруг запищала Алина, – классная песня! «Ту анлимитед»-обожаю их!! Хоть они уже и не модные. Но мне наплевать на моду, понимаешь, у меня свое мнение! Тимур говорит, что у меня вкуса нет. А я говорю, что это у него нет, крутит вечно свое старье заунывное. А тебе нравится техно-рэп? «Ту анлимитед» нравится? А «Скутер»?
-Нравится, нравится.
-Красотка!
Алина снова окинула ее взглядом. В ее глазах появилось одобрение. Серо-голубые глаза, изогнутые ресницы и пронизывающий прищур… Один-в-один как у брата… Марина улыбнулась. Эти обезьяны будут в восторге от такой юной красоты!.. Главное -доехать до границы. А там уж их встретят по-царски…
-…Ноу ноу лими-ит…-подпевала Алина, почти попадая в ноты. На лице она сотворила роковое выражение, энергично извивалась на сидении и крутила волосами, как настоящая поп-дива. Сама непосредственность! Красивая и дерзкая. Скорее всего, начнет орать, хамить, сопротивляться… А значит, отхватит по-полной. Уж ей ли, Марине, не знать…
-Я нормально пою?, -осведомилась Алина.
-Замечательно.
-Сейчас еще посмотришь, как я танцую. Я сегодня буду танцевать до упаду. Как думаешь, я могла бы стать звездой? Типа Мадонны? Вообще-то, я хочу стать режиссером. Или художником. Ну я же могу быть и певицей и художником, вот Тимур, он- и боксер и юрист, и ничего. Мы- очень талантливые дети!, -она засмеялась.
-Знаю, дорогая. Ты станешь супер-звездой.
Несколько капель кляксами упали на лобовое стекло.
-Ты смотри… – Алина высунулась в окно, сморщив носик, – Уау! Мы что, за город едем?
-Ну да. Далеко за город.
-Ничтяк! Просто супер!!! – она заерзала на сидении.
-А ты как думала? Этот твой день рождения запомнится нам всем… Обещаю.

5.

Большие мраморные цветочницы около особняка едва было, ни снесло, когда во двор, словно черный смерч, влетел ревущий мотоцикл. Тимур успел затормозить у самых ступенек, чуть ни разбив его вдребезги.
-Марго!!! – заорал он и бросился вверх по лестнице, сжимая в руках телефон. Вода ручьями стекала с его лица и вымокшей куртки. Он ударил дверь ногой и гигантскими шагами вошел в холл.
На полувинтовой лестнице, ведущей на третий этаж, поочередно засверкали изящные домашние туфельки цвета слоновой кости. Марго появилась с недовольным лицом, кутаясь в атласный пеньюар.
-Ну, зачем так орать, Тимур? – она потерла пальцами висок, – Я чуть ни оглохла! И прекрати носиться, как угорелый на своем драндулете, пока не разбил себе го…
-Она появилась? – нетерпеливо перебил ее Тимур.
-Нет.
-Черт дери!!! Черт! Черт! Черт! – он гневно пнул ногой журнальный столик, который, опрокинувшись, задребезжал осколками.
-Бог мой! – Марго испуганно захлопала ресницами – Ты что, с цепи сорвался?
-Мама! Уже утро! – он посмотрел на нее взглядом несчастной побитой собаки, – Ты осознаешь это?
Ее безупречные губки смазала злорадная улыбка.
-Правильно. А ты побольше ее защищай.
Он устало рухнул на диван и провел руками по лицу.
-Ну, где она, Господи?!!! Где она? Где???
Марго задумчиво накручивала на мизинец длинную цепочку.
-Что, твои друзья-бандиты тоже не могут ее найти? – в голосе ее пробивались язвительные иголки.
-Ее нет во Владикавказе, – он поднял взгляд на мать, – Я уже полгорода на уши поставил. Такие люди за пару часов человека хоть из-под земли достанут. Но ее здесь нет.
-Эх, Тимур! Ты посмотри, на кого ты похож! – Марго потянулась пригладить ему волосы, но он раздраженно отшвырнул ее руку, – Пошел бы лучше поспал. Всю ночь мотаешься туда-сюда по городу. Иди отдохни, твоя бесстыжая эгоистка-сестра скоро появится как ни в чем не бывало. Я сама не сплю всю ночь. Вот только слегка вздремнула, и тут ты со своим мотоциклом. Так орал, я уж думала, что-то случилось.
Его лицо скорчилось от остатков бессильной злости.
-Дай Бог, чтобы было, как ты говоришь, – упавшим голосом просипел он.
-Да я в этом уверена, – Марго зажгла длинную сигарету в мундштуке и присела рядом на диван, – Если в прошлый раз я еще переживала, то теперь…
-Заткнись! – он нервным движением выдернул у нее сигарету и отбросил прочь, – И не дыми мне в лицо!
Тимур задрал ногу на диван и схватил телефон. Марго в ужасе посмотрела на его грязный ботинок, но не рискнула что-либо сказать. Он в сотый раз обзванивал всю переполошенную братву города, но ответ у всех был по-прежнему одинаковый.
В дверь позвонили, и Марго пошла открывать. Тимур продолжал насиловать телефон, пока она ни появилась рядом с промокшим до костей Хачиком.
-Тимур, к тебе Вадик пришел, сообщила она и с завидной беззаботностью продефилировала в свою комнату.
Габарай медленно поднялся, глядя в глаза друга и погружаясь головой в отвратительное вязкое облако страха. Все его суставы ссохлись и заиндевели. Было в этих глазах что-то такое, чего он не хотел видеть. Никогда и ни за что. Он судорожно стиснул пальцы, и телефон хрустнул в его руках.
-Ты нашел ее?
-Да, – тон его голоса был пугающе-неопределенным.
-Где она? – спросил Тимур, не слыша собственного голоса.
Вадик провел ладонями по мокрым волосам. Капли воды горели на его лице, как симптомы начинающейся агонии.
-Она в больнице, Габарай.
-Но, я объездил все больницы…
-Не в городе. И ее привезли несколько минут назад.
Тимур смотрел ему в глаза. Прямо внутрь, вглубь. Жадно вгрызался, вбуривался сквозь зрачок, сквозь роговицу в недра мозга. Как одержимый убийца шарил в темных лабиринтах в поисках единственного лютого врага – страшной новости. Как будто, если бы он обнаружил ее первым, она оказалась бы бессильна против него.
-Что с ней? – выдавил он каким-то чудом. И тут же опрокинулся в себя, взмолился, чтобы Вадик не отвечал. Он болезненно чувствовал, что что-то смертоносное готово сорваться с этих губ, чего он не смог бы слушать. Никогда!
Вадик поднял ворот куртки и развернулся.
-Поехали.
Это слово сбросило с Тимура оцепенение. Он, как дрессированный пес по команде сорвался с места и кинулся следом за Вадиком на улицу, туда, где грохотал гром и хлестал холодный ливень.
-Возьми тачку, Габарай! Я на Атаровском мотоцикле, – крикнул Вадик.
Они сбежали по бесчисленным ступенькам и со всех ног понеслись к гаражу. Тимур рывком открыл дверь вишневой «Тойоты» и прыгнул за руль. Вадик едва успел на ходу заскочить на соседнее сидение, когда машина уже летела, как стрела.
Молния дискотечным фосфорическим светом озаряла им путь, дворники работали без передыху: туда-сюда, туда-сюда, словно маятник безжалостно отсчитывал секунды. Вадик бросил взгляд на сидящего рядом Габарая, на руки, сжимающие руль, гордый профиль, глаза, устремленные на дорогу, и подумал, что видит его таким в последний раз.
Вода ручьями хлестала по стеклам и разлеталась в стороны от несущейся «Тойоты», как от гидроцикла. Это был заезд, достойный гонок авторалли. Вадик боялся взглянуть на спидометр. От того, с каким хладнокровием Тимур вел машину: игнорируя светофоры и знаки, на полной скорости влетая в крутые повороты, врубая сигнал и мчась по встречной против движения, даже у него шевелились волосы на голове. Габарай всецело ушел в эту гонку, как будто все сейчас зависело только от нее. Вадик не мешал ему. Он знал – это было единственное и последнее, что Тимур теперь мог сделать. Что казалось имевшим значение.
-Куда теперь? – сквозь зубы спросил Габарай.
-Направо.
Тимур резко крутанул руль, и плоская обтекаемая красавица-машина, сверкнув раскосыми фарами, каким-то чудом не вписалась в столб. Из-под визжащих колес полетел гравий. Они свернули в неположенном месте и налетели на выруливший серебристый «Мерседес». От толчка Тимура бросило вперед, и он, ударившись об панель, рассек себе лоб.
-Твою мать… – он поднялся и дал задний ход. Одна из фар обсыпалась, а на «Мерседесе» осталась красоваться внушительная вмятина. Оттуда выскочил отъетый мужик, разверз полный золота рот и замахал кулаками.
-Иди на хуй!!! – оглушительно взревел Тимур так, что задрожал весь салон. Как будто, в этом крике мог высвободить наружу весь свой гнев, ужас, боль, отчаяние… Как гной из нарыва.
«Тойота» снова рванула вперед, окатив «Мерседес» и его хозяина холодным душем из лужи. Они неслись до самой больницы сквозь косые пунктиры дождя так, что Хачик все время ожидал, что раскаленные колеса оторвутся от земли, и они взлетят.
-Здесь?
-Да.
Тимур ударил ногой по тормозу, и машина, пронзительно взвизгнув, притихла с безобразно вывернутыми колесами, наполовину въехав на тротуар.
-Отделение реанимации, – сказал Вадик и открыл дверцу. Тимур, стиснув зубы, выпрыгнул под проливной дождь. Пацаны пробежали по глубоким лужам, разбрызгивая воду, и через минуту уже мчались вверх по лестничным маршам. Добежав до крашенной двери с рефленными стеклами, Тимур навалился на нее и влетел в длинный побеленный коридор, пропитанный запахом дезинфекций.
-Габарай, тормози! – Вадик сзади схватил его за куртку.
-Какая палата? – Тимур развернул свое ужасающее лицо. Воспаленное дыхание с нездоровым свистом вырывалось из его груди.
-Братан, успокойся, – Вадик положил руки на его огромные плечи.
-Какая палата?!! – он с остервенением скинул его руки.
-Габарай, слушай… Тебе туда нельзя, понимаешь? Они тебя туда не пустят.
-Чего?! – он припадочно расхохотался, – Да ты что, охуел, что ли?! Они меня не пустят? Они МЕНЯ не пустят к НЕЙ?!!!
-Не сходи с ума, старик.
-Какая палата, мать твою?!!! – хрипло взревел Тимур, вращая озверевшими глазами – Какая палата?!!!
Он с ненавистью схватил Вадика за ворот куртки, со всего размаху припечатал к стене и несколько раз долбанул о побеленную поверхность так, что клочьями посыпалась штукатурка.
Вадик, не сопротивляясь, тихо покачал головой, глядя в его волчьи глаза.
-Да ты что, сучий выблядок, да я же тебя…
Габарай заорал на всю больницу таким крутым и истошным матом, что дежурные медсестры с этажа стали сбиваться в кучку, осуждающе глядя на них и возмущенно шушукаясь.
-Вяжи, брат, вяжи, – Вадик сжал ладонями его отчаянное, издерганное, перепуганное и по-детски агрессивное лицо.
-Отвали, Хачик! Иди на хер! – крикнул Габарай почти жалобно и поспешно оттолкнул его руки, – Я пойду к моей Алишке…
-Тимур, она в очень тяжелом состоянии.
-Нет!
-Да, Габарай.
-Да нет же!… Нет! С ней все будет… – его голос сорвался. На губах застыла какая-то слабоумная улыбка. Его затрясло мелкой дрожью то ли от сдерживаемых слез, то ли от смеха.
Вадик схватил его за куртку, рывком привлек к себе и стиснул в крепких, братских объятьях.
-Все, Габарай, успокойся.
-Хачик… – Тимур нервно кусал губы, впиваясь плывущим взглядом поверх его плеча в бесконечный, жутко-белый больничный коридор, – Хачик, что с ней такое случилось?… Я хочу ее увидеть.
-Не надо.
-Нет?
В конце коридора творилась странная суета: распахнулась дверь, оттуда выскочила пара врачей и несколько человек заскочили.
-Нет.
Тимур резко отпихнул его от себя и бросился вперед. Его мокрая куртка раздувалась на бегу, как парашют.
-Эй, стой! Куда это ты? – высокий усач в белом колпаке преградил ему дорогу, – Туда нельзя, парень.
Мощный удар в челюсть сбил врача с ног. Испуганные вскрикивания послышались со всех сторон. Тимур отшвырнул стоящую в дверях медсестру, растолкал всех и влетел в палату.
Он увидел ее в ту же самую секунду. Зрачки его глаз на мгновенье расширились, затем медленно сузились, и лицо окаменело. Секунды, часы, года – все слилось, формируясь в некую новую невиданную гигантскую черную молекулу. Мрачная холодная глубина мутанта затянула его, как воронка, и не было ничего ужаснее чувства, которое сдавило его горло, выжало его мозг, окутав тяжелыми, склизкими кольцами.
Он просто стоял и смотрел. Смотрел долго, наверно, целую вечность, словно его глаза никак не могли насытиться всей этой кровью. Далекие обрывки фраз доносились откуда-то из другого измерения: «Сердце…» «Пятьдесят, двести…» «Она умирает…» «Откуда тут посторонние?…»
В глазах у него зарябило от красных и белых пятен. Он все смотрел и смотрел, пока твердая, горячая рука ни легла ему на плечо.
-Пошли… – услышал он земной голос Вадика над самым своим ухом, – Пошли отсюда.
Они вышли в коридор, чуть пошатываясь, как пьяные. Тимур приостановился и посмотрел на него неестественно-спокойными и разумными глазами.
-У меня тут есть кровь? – он показал на свой разбитый лоб.
-Да.
-Она может испугаться. Она ненавидит кровь, – Тимур вынул носовой платок и протянул ему, – На. Вытри все к черту. Чтобы не было больше крови, ладно?
-Ладно.
-Я не хочу на себе никакой сранной крови, сечешь? – он как заведенный медленно поводил головой из стороны в сторону.
-Стой спокойно, – Вадик стал тереть платком его лицо.
-Черт дери… – бормотал Тимур, – Черт дери… Это что, все была ее кровь, да? Да, Хачик?
-Тимур…
-Я же обещал ей… Она совершенно ее не переносит. Откуда так много крови, Хачик? Понимаешь ты, о чем я говорю, мать твою?
Вадик подозрительно посмотрел на друга.
-Габарай, с тобой все нормально?
-Со мной? – Тимур горько усмехнулся, – Со мной-то – да. А с ней – нет. Это справедливо? – он устало запрокинул голову, стукнувшись о стену, – Ты стер кровь с моей рожи?
-Да.
-Всю? Ничего больше не видно?
-Немножко осталось на виске. Нужно намочить, тогда отойдет. А так – не отходит.
-Не отходит… – он усмехнулся и закусил губу, – Я так и знал, – глаза его печально и задумчиво заблестели, – Скажи, Вадик, как будет по-армянски «любовь»?
Вадик покачал головой.
-Заткнись, Габарай. Что ты несешь, псих херов?!
Тимур обессилено опустил тяжелые веки и стиснул зубы, как будто стараясь закупорить пробоину в своем мужестве.
-Я, кажется, подыхаю, Хачик… Можешь кое-что сделать для меня?
-Да.
-Сгоняй… позвони пацанам… скажи, что она нашлась, что все в порядке… – дыхание его становилось все тяжелей и обрывистей, лицо бледнело прямо на глазах. Вадик пристально вглядывался ему в глаза.
-Габарай, ты нормально себя чувствуешь?
-Да… – он с трудом, рывком опустил запрокинутую голову и через силу улыбнулся, – Что, хреново выгляжу, да? Ничего, фуфло это все, – он хлопнул его по плечу, – Давай, вали! Мне не нужны тут сестры милосердия и все в этом вонючем роде…
Вадик заметил, как пальцы его судорожно цеплялись за стену.
-Да тебе же дурно, идиот ты! Что ты мне тут чешешь?
Тимур повернулся к нему спиной, жадно припав лицом к холодной поверхности.
-Я в порядке, клянусь… Здесь так жарко… и душно в этой поганой больнице… Где тут окно, мать его?…
Габарай оттолкнулся от угла и, шатаясь, зигзагами доковылял до узкого окошка.
-Открыть? – спросил Хачик.
-Валяй…
Вадик вытащил задвижки и толкнул рамы наружу. На них тут же повеяло утренней прохладой и шумом ливня.
-Так лучше?
-Гораздо, – Тимур облокотился о подоконник, – Благодарю. Вы так любезны, сэр.
Он подставил лицо под струи дождя, и вода стала, как бутафорские слезы, скатываться со щек на вздрагивающие губы.

6.

Кристина долго нерешительно топталась, гладя, как врач покрывает таинственными письменами линованные листы, подклеивает их в пухлые тома, пробегает глазами по написанному, копошится в недосягаемых шифровках диагнозов, откладывает их в сторону, раскрывает новые растрепанные карты…
-Добрый день, – наконец вставила она между историей болезни и рецептом, – Я бы хотела поинтересоваться о здоровье Габараевой.
-Габараевой? – врач приподняла брови и как-то странно посмотрела на Кристину поверх очков.
-Да. Алины Габараевой. Мне сказали, что она на этом этаже.
-Сейчас состояние стабильное, но… тяжелое, – женщина вздохнула, – Стабильно-тяжелое. У девочки очень крепкое сердце, и благодаря этому она все еще жива. Но я бы не стала давать никаких гарантий. Вы родственница?
-Да… Нет… – Кристина замялась, – Вообще-то я… невеста ее брата. Хотелось бы ее проведать.
-Ах, вот как! – врач кашлянула и тут же решительно отодвинула от себя магические бумаги, – Присядьте, пожалуйста.
Кристина села за стол напротив нее.
-Значит, невеста того самого… – она озадаченно потерла кончиками пальцев лоб.
-Вы можете говорить мне все прямо. Я не родственница. Что, есть какие-то осложнения?
-Видите ли… Над этим ребенком жестоко поиздевались какие-то изверги. У нее чудовищные травмы. Фактически, если она выживет, то останется инвалидом. Но этот парень… Сейчас всех больше волнует он…
-А что с ним?
-Такая неустойчивая психика… Ему нужна квалифицированная помощь. Мне кажется, он… Как бы это доступно выразиться… Просто помешался.
Кристина встала.
-Можно их видеть? В какой они палате?
Врач посмотрела на нее с сочувствием и недоумением. Как на душевнобольную.
-Вы раньше приходили?
-Нет.
-Оно и понятно… – женщина сняла очки, и устало провела рукой по глазам, сразу из могущественного доктора превратившись в земную, пожилую, нездоровую женщину, – Эти последние три дня… У нас тут такое творится! Я не встречала подобного за сорок лет практики. Просто ледовое побоище.
Кристина испуганно смотрела на нее.
-Должно быть, он очень сильно любил эту девочку… Я никогда еще такого не видела. Он сумасшедший.
-Можно туда пройти?
-Думаю, лучше не стоит.
-Почему? Туда не пускают?
Врач вздохнула и снова обреченно надела очки.
-Присядь, детка.
Кристина послушно, как школьница села обратно.
-В эту палату никто не заходит кроме персонала. Ни одна душа. Врачи, и те побаиваются.
-А что такое?
-Он сидит там над ней, как паук над добычей уже почти трое суток. Безвылазно. Не ест, не пьет. И никого к ней не подпускает. Когда приехала мать, он ее просто вышиб оттуда. Отца – и того хуже… Потом пришла целая делегация: какие-то однокурсницы, друзья, еще кто-то… Кошмар, что было! С ним никто не может ничего сделать. Он как натуральный зомби.
Кристина вздрогнула.
-Боже…
-Да. Кто только ни пытался. Ты имеешь на него какое-нибудь влияние?
-Не знаю.
-Я тоже несколько раз старалась с ним поговорить. И как врач, и как мать… Бесполезно. По-моему, если она умрет, то его закопают вместе с ней.
-Господи Боже! – прошептала Кристина.
-Ох, – врач сокрушенно покачала головой, – Бедные дети! Просто сердце кровью обливается. Кто-то совершил такое зло!
Кристина героически встала.
-Я пойду к нему.
-Пойдешь? – женщина с сомнением посмотрела на нее, – Ну, не знаю.… Хотя… Если тебе так дорог этот мальчик… Пойди, попытайся. Помоги ему. Если не боишься.
Кристина набрала побольше воздуха в легкие, как перед смертельным трюком.
-Дайте мне халат.
-Возьмешь в ординаторской.
Врач вышла вместе с ней из кабинета.
-Вон. Прямо по коридору и налево, – она указала рукой, – Последняя дверь. Удачи, милая.

Кристина, подавляя дрожь, приблизилась к двери и постучала. Тишина. Доносилось лишь легкое попискивание медицинских приборов. Она вздохнула и, набравшись мужества, вошла…
Он сидел возле кровати на узкой банкетке спиной к ней и был похож на застывшую каменную глыбу.
-Тимур… Это я, Кристина.
Он молчал и не оборачивался. Она около минуты постояла, врастая в удушливую, гнетущую атмосферу, затем осторожно приблизилась к койке.
От того, что она увидела, вихрь промчался у нее по спине. На постели лежал бездыханный ребенок, казавшийся трупом. Кристина хорошо помнила эту необычайно красивую девочку, которая теперь была вся покрыта бинтами и повязками. Там, где проглядывало лицо, кожа выглядела сплошным фиолетовым кровоподтеком. Распухшие сомкнутые веки были похожи на огромные черные сливы. Множество проводков, как капилляры бегущих от безустанно работающих машин, хрупко соединяло ее с жизнью. Кристина долго ошарашено таращилась на нее, как будто ее мозг все никак не мог переключиться в новый режим и принять такую реальность.
-Это моя сестренка, – раздался откуда-то неживой механический голос, от которого она вздрогнула.
Габарай по-прежнему сидел неподвижно, окаменев, тупо уставившись на кровать.
-Ее зверски изнасиловали, – произнес он как-то противоестественно внятно и отчетливо, как автоответчик. Она поразилась перемене, произошедшей в нем. Он выглядел неухоженным, отталкивающим, как бомж. Заросшее, осунувшееся лицо было нездорового плесневато-зеленого цвета, под изможденными глазами чернели страшные круги, щеки ввалились, размашистые плечи бессильно свесились… В мутном свете, пробивавшемся сквозь жалюзи, он казался старше лет на двадцать. Перед ней словно вообще был совершенно другой человек.
-…Изнасиловали, – снова повторил он, пережевывая, глотая, изрыгая, упиваясь, мучая слово, как будто убеждая самого себя в смертном приговоре, – Как тебе это нравится?
-Тимур… Я знаю, как тебе больно…
-Знаешь? – он недоверчиво приподнял на нее задымленные щелки глаз, – Откуда ты знаешь? Тебя когда-нибудь насиловали шестнадцать человек?
Кристина трусливо потупилась, не в силах выдержать его взгляда.
-Кто же мог… Кто же сделал с ней такое?…
Он молчал несколько минут, разглядывая пустынную стену за ее спиной.
-Тимур… Это ужасно.
-Это… Это… – он запнулся. Слов не было. Слов тут и не могло быть. Никаких слов на свете не могло хватить.
Он сцепил пальцы и подпер свешенную голову.
-Все… Конец. Просто конец и все.
Кристина присела рядом на банкетку, с чувством глядя на него.
-Ты должен надеяться на лучшее.
-На какое? – спросонья бормотнул он.
-Ведь она же не умерла. Она еще, может быть, выживет.
Он поднял глаза и пристально посмотрел на сестру.
-Я… – его голос дрогнул и он опустил ресницы, – Я не знаю, что для нее лучше.
-Ну, зачем ты так…

Он молчал. Они молчали долго. Его горе было таким огромным, что слова тонули, растворялись в нем.

-Она такая необыкновенная… – заговорил наконец Тимур, замедленно, отрешенно. Тщательно, с любовью вылепляя каждое слово, как ребенок вылепляет дорогую поделку. – Я помню, как водил ее в школу и на танцы. Она занималась кавказскими танцами. Боже, какой она была красавицей в национальном костюме! – он улыбнулся. Лицо его озарилось бликом светлых воспоминаний, как будто он разглядывал альбом детских фотографий. Эта короткая, больная радость была самым жалким, что Кристина когда-либо видела. – Как она танцевала… – его утопленный туманный взгляд устремился вдаль, – Я помню ее даже совсем крошечкой, когда она родилась. Я часами торчал возле ее кроватки, а она всегда спала и никогда не плакала. Она была такой хорошенькой, вся в кружевах, а нос у нее был чертовски-смешной: малюсенький-малюсенький, как кнопочка… – он закусил губу, подавляя смешок, – Я всегда возил ее в коляске и на санках, а потом, когда она подросла – на велосе… Пахан подарил мне классный скет, а ей – ролики. Мы всегда были вместе, всегда! Она рассказывала мне о себе все… Еще я помню, как мы все вместе ездили на Кипр. Это было в 92-м… Тогда я научил ее плавать. Она ужас, как боялась воды и всегда визжала, зато потом… Потом она даже прыгнула с вышки, с самой высокой! Когда я увидел, меня чуть удар ни хватил! А она приплыла, как ни в чем не бывало, я чуть ни удушил ее тогда! – он рассмеялся – Вот такая она храбрая, моя Алишка. У нее был розовый купальник с пингвином на всю грудь, и она говорила, что он похож на меня, и походка у меня такая же понтливая –типа как у пингвина. А потом на четырнадцатилетие нарисовала мне пингвина-качка на мотоцикле с большущими бицами и сказала, что это вылитый я. М-да… Она потом долго еще обзывала меня пингвином, только недавно перестала… – Тимур замолчал и задумался. Его мысли умчались куда-то, в те далекие, светлые дни. – Она…Она выросла… Начала формироваться, превращаться в девушку… – в голосе его послышались надтреснутые нотки острой боли. Он как в бреду говорил сам с собой. – А теперь… Теперь…Будто ничего и не было… Ничего… – в горле у него словно оборвалась до предела натянутая жила. –… Не было, – прохрипел он почти шепотом и отвернулся.
Обрывки светлых воспоминаний мягко рассеивались над ними, в палату все так же лился серый будничный свет. Кристина молчала. Неимоверная тяжесть и безысходность его боли многотонным грузом давила сверху, как руины после землетрясения.

-У нее сотрясение мозга, – вдруг заявил он переменившимся жестким тоном, холодно глядя на постель, – Я не знаю, что будет с ее психикой, станет ли она когда-нибудь такой, какой была. Никто не знает… У нее сломаны ребра. Отбита печень. Поврежден позвоночник. Я видел ее лицо. У нее навсегда останутся шрамы. Она никогда не сможет иметь детей… Знаешь… я не хочу, чтобы она была несчастной, – он осторожно взял маленькую ручку сестры ласково перебирая тонкие детские пальцы, и, склонив голову набок стал с душеубийственным любованием смотреть на ее изуродованное лицо.
-Умирай, кисюля, – проговорил он с выпотрошенной, истерзанной улыбкой, – Не живи. Не надо… Не надо просыпаться, ласточка. Моя сладенькая, самая родная, самая любимая! Мое маленькое прекрасное золотое солнышко.
Кристину сковал ужас. В позвоночнике затрещал жгучий мороз от вида этой перекошенной, несуразной, жуткой до сумасшествия сцены.
Габарай продолжал с тоской и отрадой смотреть на живой труп перед собой, а из его влюбленных глаз одна за другой покатились слезы. Он плакал. Он плакал так, как никогда ни один пацан в мире. Она не верила своим глазам. Габарай плакал!
Внезапно лицо его уродливо перекосилось, как от чудовищного спазма, рот разодрался страшной черной дырой, казалось, он сейчас закричит так, что обрушатся потолок и стены, а может – и все небо. Тимур обхватил руками голову и сполз на пол. Он рыдал в голос, сипло всхлипывая и воя, как раненный волк; огромные плечи судорожно сотрясались, грудь рвали хриплые стоны. Это были не человеческие звуки – с такой неистовой болью мог кричать только разбитый орган, или умирающий мамонт, захлебывающийся в крови. Кристина обмерла. Гордый, самоуверенный, невозмутимый красавец-Аполлон, рыдая, валялся у ее ног, кричал и бился как в припадке эпилепсии. Она наклонилась и схватила его за плечи, стараясь приподнять, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места скалу. Он с воем стиснул руками голову, как будто она готова была лопнуть от боли. Ему ничто не могло помочь. Его можно было только пристрелить, как бешеного пса, и тогда он, может быть, притих бы и успокоился.
-Тимур… Тимур… – Кристина вцепилась руками в джинсовую ткань на его плечах, как будто пыталась удержать повисшего над пропастью. Он уткнулся лицом в ее обувь.
-Почему?!!! Почему?!!! – раздираясь, орали какие-то внутренности из его утробы.
-Тимур, не надо…
Он поднял лицо, и она тут же увернулась, как от удара от его непосильного дико-вопрошающего взгляда.
-Почему?! Почему она, Господи?!!! Она ведь такая маленькая, добрая, глупенькая, доверчивая! За что?!!! Если у кого-то были счеты со мной, пусть бы отыгрались на мне! Пусть бы сделали со мной что угодно: четвертовали бы, кастрировали, петушнули – что угодно, но при чем тут она?!!! При чем моя Алишка?!
-Никто никогда не ответит на этот вопрос, – мудро заметила Кристина, – Жизнь – жестокая вещь.
Надо же… Она говорила ему, что жизнь – жестокая вещь! Она!

Тимур сел на полу, прислонившись к стене, обхватил руками колени и уставился прямо перед собой. Прошло сколько-то времени в тишине. Слезы его высохли, и не осталось совсем ничего. В глазах было холодное пепелище.

-Послушай… – завела Кристина старую, как мир дежурную байку, – То, что произошло с твоей сестрой… Я знаю, какая это катастрофа для тебя. Но жизнь будет идти вперед. И я знаю, что ты преодолеешь свою боль, потому что ты – очень сильный человек. Мы все это знаем.
Он молчал, и казалось, вообще не слушал ее.
-В тебе достаточно сил, – внушительно повествовала она, – И ты должен жить дальше.
Он безразлично глянул на нее.
-На кой черт?
-Есть смысл.
-Да? Ну, так покажи мне этот сранный смысл.
-Я не могу знать. Ты сам должен найти то, на что сможешь сейчас опереться. Ну… Ты должен жить ради своей семьи…
-Нет у меня никакой семьи! – угол его рта нервно дернулся.
-Тогда живи ради того, чтобы отомстить. Найди их!
-Отомстить? – Тимур задумчиво посмотрел в окно, где простиралось надменное, дымчато-голубое осеннее небо, – Думаю, ей это уже не нужно.
-Не ей. Тебе.
-Высраться мне на себя!
-Послушай, – Кристина ненатурально накрыла ладонью его руку. Жест, подсмотренный в кино и казавшийся универсальной панацеей и утешением. – Сейчас тебе кажется, что жизнь закончена, но это не так. У тебя еще все впереди. Ты молод…
-Нет… Я не молод. Совсем нет…
-Тебе всего девятнадцать.
-Ну и что? – он горько усмехнулся.
Кристина задумалась.
-И все-таки, Тимур… Ни смотря на твое горе, я знаю многих людей, которые отдали бы все, чтобы оказаться на твоем месте. У тебя ведь есть… Есть все! Шикарное будущее… Все, что угодно!
Он, не меняя позы, заторможено покачал головой.
-Нет… Ни хрена нет… Да и не было у меня ни хрена… Вот все мои сокровища, – он небрежным кивком головы указал на койку, – Моя младшая сестра. Ты видишь, что от нее осталось?
-Тимур… – Кристина ошеломленно смотрела на него, – Как же ты жил? – тихо спросила она.
Тимур медленно развернул к ней насмешливое лицо, исполосованное жалюзями.
-Катись-ка ты отсюда, Дзлиева! – произнес он омерзительно-ехидным тоном, – Давай, давай! Выметай свою жопу из этого чертового склепа.
Кристина насупилась, тревожно глядя на него. Что-то настораживающее и пугающее, хотя и неуловимое проблескивало в его взгляде. Нельзя сказать, что он был блуждающим – Тимур смотрел прямо на нее, но выражение глаз у него было неопределенное, как у слепого; казалось, что он недавно вкатил порядочную дозу.
Тимур слегка пошевелил иссохшими губами, облизнул их и вдруг рявкнул так, что ее чуть ни снесло:
-Пошла вон отсюда, сука!!!
Кристина похолодела и приподнялась. На его лице было написано зверское остервенение. Он не шевелился и сидел на том же месте, у него просто не оставалось сил, чтобы встать и размазать ее по стене.
-Тимур… – зашелестела она еле дыша, – Все нормально…
На его высоком лбу выступили бисеринки холодного пота, зубы стучали, как от лихорадки.
-Как я жил… – пробормотал он глухо. Что-то забулькало и заклокотало у него внутри. Это жуткое бульканье становилось все громче и громче, подкатывая к горлу, пока внезапно ни вырвалось безобразным, диким хохотом. Кристина вскрикнула и в ужасе бросилась к выходу. Она вылетела из палаты, как пуля, захлопнув дверь.
Он даже не заметил этого. Он долго еще продолжал сидеть на полу, прислонившись к холодной пустынной стене, обхватив руками колени, и смеялся все тише, тише, тише…

Лишь глотнув на улице свежего воздуха, Кристина почувствовала себя немного лучше. По телу ее все еще бежали мурашки. Она встряхнулась, надела сумочку на плечо и напоследок подняла голову. Зловещее окно третьего этажа призрачно чернело в синеве наступавших сумерек. Окно склепа с двумя трупами. Ей показалось, что сквозь двойные стекла все еще доносится его смех. Кристина передернулась и пошла прочь.

7.

Гиб на ходу выпрыгнул из подкатившего автобуса и заковылял к Атару и Вадику, которые ждали его уже около часа на условленном месте.
-Гиббон! – ехидно воскликнул Атар – Где ты таскаешь свой обезьяний зад уже четыре дня? И где твоя бэха?
-Я к братьям ездил в Цхинвали, – он задрал майку, самодовольно почесал пузо и задергался от дебильного смеха, – Мы машину разбили!
-Молодцы, – снисходительно сказал Вадик, – Бешеные кудары, чего с вас взять?
Атар презрительно сплюнул и отвернулся.
-А че случилось, пацаны? – спросил Гиб, испуганно пялясь в злые, угрюмые лица кентов.
-Да случилось кое-что, – Атар мрачно усмехнулся, – Мы, кажется, остались втроем.
-Втроем? – лицо Гиббона сморщилось от титанических мыслительных усилий, – Как так?
-Габарая помнишь?
-Ну да. Нашего Габарая? По любому!!!
-Можешь теперь забыть.
-Его че, завалили?
-Уж лучше-б завалили, – Атар отвел свинцовый взгляд, – Его сестру отжарили.
Гиб, оглушенный, застыл с раскрытым ртом.
-А… Алину?
Атар с отвращением сунул в зубы сигарету, не удостоив его ответом.
-Да не грузи, Атар! Че, в натуре?
Атар молча прикуривал, закрывая вздрагивающее пламя рукой от ветра. Гиб перевел обалдевший взгляд на Вадика.
-Хачик… Не гони!
-Не гоню.
-Ой, бля! – Гиббон согнулся пополам и хлопнул себя ладонями по ляжкам, – Братва, кому-то явно жить надоело!
Атар затянулся и бросил взгляд в сторону больницы, вырисовывавшейся глухим силуэтом вдали.
-Что, Хачик… Будет много крови?
-Оставь это, Атар. Разборками ты девчонке не поможешь.
-А Габарай? – встрял Гиббон – Разве этот черт все так оставит?
-А ты его видел?
-Нет.
-Ну, так сходи и посмотри. Сразу просечешь картину.
-Я его все… – ошеломленно забормотал Гиб, – Как же так… Алину Габараеву! Ну и
ну!!!
Атар вынул сигарету изо рта и раздраженно посмотрел на него.
-Слышь, заткни пасть, а?
-Блин, да как же это?…
-Не знаешь, как это, Азамат? Забыл?
-Но так ведь… Это же ОНА!!!
-Кто-то не разобрал, она это, или нет.
-Не разобрал?,- усмехнулся Хачик, – Я думаю, наоборот, там все схвачено было. Ее же не просто отодрали, ее еще вбивали до полусмерти. Это месть.
-Она могла и сама нарваться. Она борзая баба была. Одевалась так… еще и базарила до хуя.
-Да не смеши меня, Атар. Все знали, кто ее брат. Разве что только залетные какие …
-Так, может, это Анзора типы были, как думаешь? – спросил Атар.
-Вряд ли… – Хачик пожал плечами – Хотя, ее откуда-то с той стороны привезли… Но я не думаю. Человек пятнадцать, не меньше, прикинь? Может, сельские джигиты… Мудачье какое-то, короче.
Атар настороженно прищурил свои знойные глаза.
-И какого она там делала?… Даже если это неместные… Тут явно кто-то из своих приложился.
-Без базару!
-Кощей. Его почерк.
-Бля, да мало что-ли таких как Кощей? Тот же Бонго…
-Да не. Бонго- взросляк. Он бы не стал.
-Вот именно. Взросляк, он и всклинился, что Габарай-малолетка его в тот раз на воздух при всех поднял. Ни за что, если разобраться, просто докопался технично. Еще и загрузил. Еще и мерин они с Кокоем отработали у них тогда по-бычьи. Бонго запросто мог младших своих подсуетить, да он и сам девочек таких любит.
-Ну, это через чур гнило.
-А че, он не гниль? Он еще и зей конченный, когда ужалится – ему вообще ничего не в падлу.
-О, ну ты сказал! «Зей». Ну, балуется, как все, при чем тут вообще это? Он нормальный пацан, не стал бы такую гнусную тему пороть, какой бы нагретый ни был. Тогда можно и на Арийцев подумать и на Магу Притоновского. Мало, что ли, кто на Габарая зуб имел? Кто только такой ебанутый и у кого столько жопы – не пойму…
-Да много, кто мог отмутить, Атар. Сам подумай… Даже телка какая-нибудь могла подставить. А жопа тут не при чем. Габарай нет-нет, перегибал. Нельзя так. Люди рассудок теряют, вот и жопы становится немерено и дури.
-Так что, говоришь, выяснять теперь без понту?
-Он не хочет.
-Давай сами…
-Он против, Атар. Он сам мне сказал. Попросил даже.
-Что сказал?
-Что хватит.
-Прямо так и сказал?
-Да. Прямо так: «Хватит уже»…
Атар опустил голову и надолго задумался.
-И еще… Что-то типа… – Вадик сдвинул брови, усиленно напрягая память, – Не знаю… Если мне не послышалось… Вроде того, что я прощаю…
-Ну и ну! – удивился Гиб, – Ни фига себе! С ним что, совсем плохо дело?
-Безнадега. Пацан конкретно сломался. Можно ящик ему заказывать.
-М-да… – протянул Атар, – Не слабо ему жизнь отмочила удар за ударом: Кокой, а теперь вот, эта мелкая… После того, как Тимур своего Аланчика не моргнув глазом в фарш превратил, я уж думал, что нет крепче него пацана на свете…
Хачик криво усмехнулся.
-Трудно быть Богом…
Они замолчали, рассеянно провожая глазами подъезжающие и отъезжающие автобусы. Новые и новые комплекты людей… Каждый думал о своем.

-Чего-то мы не учли…
-Знаю, Атар. Черное и белое…
-Что? – Атар почему-то вздрогнул.
-Черное и белое, – сказал Вадик, – Избранные и остальные. А оказалось, что нет никакой разницы!! Помнишь, как он говорил? «Да я схавал эту жизнь!» Ну, и кто кого схавал?
Новый порыв колючего ветра с силой налетел на пацанов, пронизав их насквозь ледяными иголками. Захлопали куртки, растрепались волосы. В воздухе отчетливо запахло надвигающимися жестокими морозами и глубокими снегами. Зима уже зловеще стояла над городом в своих белых одеждах, скрываясь в тени и выжидая момента.
Атар чертыхнулся сквозь зубы и поднял воротник куртки. Неумолимый ветер продолжал безжалостно хлестать их по лицам и трепать одежду. Все трое, как один, отвернулись, заслоняясь руками и пряча лица. «Все мы – вонючие катяхи в этом протухшем свинарнике мире» – так когда-то, очень-очень давно говорил их красивый и самоуверенный вожак. Тот самый, который теперь был мертв. В бешеном урагане сухих листьев и мусора все люди на остановке казались одинаково маленькими, жалкими и беспомощными…

Шквал пыли умчался вдаль, ветер приутих, и все стали оттряхиваться. Уже совсем стемнело. Редкие зеленоватые звездочки неуклюже подергивались в холодной черной глубине космоса. Атар зажег новую сигарету, Вадик прислонился к столбу, Азамат уставился в небо. В темноте трудно было уловить беспощадное движение времени, но каждый точно знал, что оно не стоит на месте, и что жизнь неукротимо продолжается, хотя и не для всех, но для большинства.
Как-то очень неожиданно разом зажгли уличные фонари, и пацаны задрали головы, словно ощущая знакомый рефлекс. Для них, обитателей ночи эти огни были неизменным сигналом. Знаком волчьей свободы.
Вадик медленно оторвался от столба, обнял друзей за плечи и подтолкнул их.
-Вперед, скоты! Город принадлежит нам!
Они двинулись по дороге мимо ларьков и кирпичных будок и вскоре скрылись в черной пасти ночи.

8.

Дата добавления: 2015-08-17