Символ, Образ и поза. Врач, пациент, болезнь. Иносказательный язык больного тела (часть II) и другие культурологические аспекты духовно-психосоматической патологии. 2 страница

В Библии сказано: “Возлюби ближнего своего” – а вот про любовь к “дальним” в ней ничего не говорится (“полюбить врагов своих” – значит, как я понимаю, суметь сначала перевести их в статус “ближних” и только после этого – полюбить).

Любить врачу необходимо в первую очередь самого себя, затем – своих (не чужих!) библейских “ближних”, после – медицину, как науку, важную и нужную для общества, как почетную, престижную и интересную профессию, рассматривая ее не только как средство самореализации в высоком смысле этого слова, но и как источник дохода, обеспечивающий достойное существование (бедность наших врачей и медицинских работников – это, в первую очередь, показатель того, что в России во главу угла все еще не поставлен человек как самая большая ценность – “раньше думай о Родине, а потом – о себе”).

Больного нужно не “любить”, а, как любого человека, уважать. Пусть он любит себя сам вместе со своими библейскими “ближними”.

Также недопустимо, когда человеку нравится или даже (в разных аспектах) выгодно болеть и лечиться, когда ему морально и психологически “хорошо” только или преимущественно в лечебном учреждении, среди себе подобных, ибо это, прав Менегетти, – прямой путь к морально-духовному и физическому вырождению человечества.

Символы и “чудесное исцеление”. Возможно, когда в истинно и страстно верующего человека “остро” воплощается какой-то индивидуально или универсально сверхпозитивный (по христианской терминологии “благой”) Символ, то он перекрывает, нейтрализует или блокирует действие воплощенного ранее патогенного Символа (констелляции Символов) или даже вытесняет – духовно-психосоматически развоплощает – его. Тогда быстро появляющиеся видимые духовно-психические (и невидимые биохимические, нейродинамические, иммунные, гормональные, гемодинамические, электрофизиологические и т.д.) и, позже, соматические изменения и являются проявлением “чудесного исцеления” – того, что на человека, как трактуют такие случаи христиане, снизошла Божья Благодать. Приложимо к рассматриваемой теме можно думать, что в таких случаях образуется диада человек↔сверхсильный целебный Символ или, согласно христианской трактовке, человек↔Символ(ы)-Весть↔Бог. Очевидно, определенную роль играет то, что истинно верующий имеет духовно, точнее, религиозно сенсибилизированную и психосоматически подготовленную “почву”, в течение длительного времени “взрыхляемую” верой.

Этим же (воплощением Символа) можно попытаться объяснить случаи, когда ребенок – “копия” не биологического отца, а того мужчины, которого женщина, порой, много-много лет назад, любила (ненавидела, или, что чаще, – то и другое вместе) и страстно желала родить от него ребенка (или не родить – да-да! – или родить по принципу: “ну я тебе сделаю подарочек, всю жизнь будешь мучаться!” – зачатие и роды как месть мужчине).

Очевидно, этот мужчина-“виртуальный отец” и произвел когда-то роковое “символическое оплодотворение”, и этот Символ(ы) хранился – или как-то по-другому присутствовал – в “Я”-мозге познанной (познание – это и есть символическое оплодотворение) им женщины, например, в виде психически “зачатого” аффекта-(про)образа желанного ребенка. Возможно, он хранился в телесно (гинекологически) спроецированном виде – в виде позы. Либо каким-то образом – Образом! – этот Символ сразу воплотился в яйцеклетке (одной или многих), “спрятался” где-то в фолликулах. Затем, спустя годы, в нужное время “проснулся” и в момент порочного биологического зачатия (от другого!) непорочно воплотился в слившиеся половые клетки – или психосоматизировался в ребенке позже: в эмбриофетальном или пери/постнатальном периодах. Возможно, что этот отец-символ непрерывно воплощался-действовал во все эти периоды, то есть в течение всего времени, пока женщина любила/ненавидела этого мужчину и хотела (мечтала, страстно желала, верила-фантазировала), чтобы вынашиваемый ей ребенок был от Него, и растила-воспитывала ребенка как рожденного не от биологического отца, а от того, любимого/ненавистного.

Когда женщина разлюбит/“разненавидит” символического отца, то может начаться сначала психоэмоциональное и функционально-биохимическое (“вдруг” изменятся анализы, ЭКГ, начнет “прыгать” давление и т.д. – это и есть “критические периоды” развития), а, позже, – морфофункциональное перевоплощение ее ребенка в биологического отца или – в нового маминого любимого, причем ребенок может так никогда и не увидеть этого человека или даже вовсе не знать о нем. Поэтому многие дети, вследствие “любвидозно”-психического (и, разумеется, “обычного”) промискуитета своей, такой “измен-чивой”, матери, духовно и психосоматически “беспородны” и внешне-внутренне напоминают дворняжек.

На уровне детского психосоматического “Я” процесс смены “символического отца”, очевидно, трехфазный: 1 развоплощение “старого” символа-отца; 2 период, когда какое-то время ребенок, в плане наличия воплощенного символа-отца, есть духовное и психосоматическое “никто”; 3 воплощение нового символа-отца.

Если любовно “всеядная” женщина одновременно любит/ненавидит нескольких мужчин, то нельзя исключить, что может быть групповое воплощение/развоплощение нескольких символов-грехов-отцов (либо их различных духовно-психосоматических “частей”).

Возможно, какие-то варианты есть и в случае женского бисексуализма и гомосексуализма: воплощение в ребенка второй (третьей…) “символической” матери (“замещающей” отца – усиление фемининности, у ребенка две мамы и ни одного папы), символической “женщины-отца” (маскулинизированной женщины, духовно-психосоматически похожей – но карикатурно, “по-бабьи” – на мужчину) и т.д.

Очевидно, таких случаев “психического перезачатия” (и/или внетелесного “дозачатия” – “дозаправкой” гендерным Символом) биологически давно уже рожденного ребенка, когда он, по мере роста, становится духовно-психосоматически похож то на одного “дядю-папу” (“женщину-отца” и т.п.), то – на другого, то – на всех или ни на кого, в жизни очень много: “покажи мне своего ребенка, и я скажу, любит ли тебя – и как долго – жена, и является ли (все еще) она “психической матерью” именно твоего ребенка, и от тебя ли он "психически зачат", а порой – и биологически…”.

Неправда, что дети не отвечают за грехи родителей. Юридически это, может быть, и так, хотя – чьи дети роются в помойках и содержатся в колониях для малолетних преступников. Но “дети порока” духовно-психосоматически всегда расплачиваются за грехи других, в первую очередь – за разврат своей матери. “Секс без любви разрушает”, пишет Менегетти, – и, добавлю от себя, разрушает не только тех, кто грешит, но и их невинных детей – червивых жертв-плодов чужой греховной страсти, ибо невозможно, греша телами, не грешить душами.

Любая женщина – это в первую очередь будущая мать, а мужчина – будущий отец, и женское и мужское целомудрие – не просто слова.

Конечно, гинеколог или венеролог залечат распутное материнское лоно и “научат”, как уберечься от заразы и продлить греховное наслаждение (хотя фригидность и импотенция – это крик природы, протест души и тела против разврата). Но кто спасет и излечит опоганенную материнскую душу, а также тела и души ее несчастных детей?

Не исключено, что таким же – символическим – путем будущая мать (и/или через нее – будущий отец) еще во время беременности трансплацентарно передает не родившемуся ребенку не только свои болезни, но и в момент зачатия (или даже ранее) формирует его половую принадлежность, очевидно, за счет воплощения какого-то гендерного – маскулинного или фемининного – Символа в яйцеклетку и/или сперматозоид(ы) (в которых, как и в любых других клетках, есть актиновые и миозиновые нити – возможная основа некой “внутриклеточной позы”), причем возможно, когда сперматозоиды еще находятся в тестикулах будущего отца.

На сознательном или подсознательном уровне действие этого гендерного Символа может ощущаться самой женщиной (и/или ее мужем, свекровью, дедом, теткой, фактическим или “психическим” отцом и др.) как неодолимое уверенность-желание иметь от данного мужчины мальчика или девочку (в свою очередь, муж тоже хочет иметь от данной женщины мальчика или девочку). То есть женщина на каком-то уровне “Я”-мозга-тела каким-то образом “решает” (такое “уверенность-решение” – это всегда Образ как результат действия Символа), что от данного конкретного мужчины нужно или лучше родить девочку (мальчика).

Не исключено, что, подобно новолунию или вспышкам на солнце, этот (внешний – чей?) гендерный Символ(ы) одновременно действует на всех родственников и значимых для “Я” женщины – психосоматизируемых ей – библейских “ближних” (и они начинают испускать свои гендерные Символы, действующие на уже беременную или еще до зачатия). Либо это своеобразная командная схватка-бой-борьба за пол будущего ребенка групп(ы) мужских и женских Символов, генерируемых этими (и/или другими) людьми, как живыми, так и мертвыми (значимыми предками) – “Мертвые невидимы, но они не отсутствуют” (Блаженный Августин).

Тогда в этой “битве” гендерных Символов за право воплощения гомосексуализм и трансвестизм – это “победа” одного гендерного Символа на психическом, а другого – на соматическом уровне; бисексуализм – психическая “ничья” (счет один-один) и чья-то соматическая победа, а гермафродитизм – морфологическая “ничья” (счет один-один). Возможны варианты: например, “переменный успех”, когда половая ориентация или психоморфотип в целом с годами меняется: гинекомастия и/или ожирение по женскому типу у мужчин; аменорея, оволосение по мужскому типу и огрубление голоса и черт лица у женщин, появление “примеси” черт характера, свойственных противоположному полу, внешняя и поведенческая “бесполость”, своеобразные психическая или психосоматическая (психонейроэндокринологическая) гендерная “дистония” или “циклотимия”.

Гендерные Символы, детерминирующие, как минимум, половое поведение, также генерируются определенными произведениями искусства (очевидно, в целом это феминизирующее влияние), спецификой работы и миста пребывания (армия, тюрьма, стройка и т.п.), но в итоге и за ними всегда стоят люди определенного пола. Воплощение гендерного Символа (“винегретного” множества Символов) может быть как парциальным, так и тотальным. Также стоит добавить, что в ребенка, взрослого человека или старика может полностью или частично символически воплотиться бабушка, дядя, ребенок, посторонний человек – все вместе или по отдельности, и не только через мать. В этом плане вечный герой Франкенштейн (кстати, придумала его женщина!) – это литературный образ монстра-изгоя, человека-гибрида, в котором психосоматизировались Символы (мертвые “куски” людей-символов) в противоестественном сочетании, противном Природе и Создателю. Такая констелляция семантик-символов никогда не должна воплощаться в одном биологическом человеке. Именно поэтому для профилактики проникновения и психосоматизации патогенных Символов так важна духовно-психическая “асептика”, правильное духовное “питание”, а это – культура, философия и религия как носители морали и нравственности, в том числе и обусловленной птлом (чтобы не допускать “унисекса”).

Итак, развитие духовно-психосоматической патологии вызывает патогенная символика или непатогенные (условно патогенные) Символы, патологически интерпретируемые конкретным субъектом. Опознавание и восприятие Символов – этих продуктов-посланий окружающего мира, обусловлено способностью человека устанавливать гештальт с окружающей средой. Но гештальт становится опасным, если в окружающем мире содержатся Символы, патогенные или условно патогенные для данного конкретного человека или группы людей (есть же микробиологически, токсически или радиационно опасные территории, которые рекомендуют избегать), особенно если в это время человек агрессивен, одинок, напуган, тревожен, некритичен, подавлен, морально слаб или как-то по-другому аффективно сенсибилизирован и когнитивно дестабилизирован. Возможно, поэтому многие морально и психологически сильные люди, которым в данный момент нужно разобраться в себе и происходящем, сделать жизненный выбор и т.п., сознательно или подсознательно избегают определенной среды, ищут одиночества или ходят, ничего не замечая вокруг. Ограничивая общение и притупляя восприятие окружающего мира, они берегут себя от воздействия патогенной, условно патогенной и просто “шумовой” внешнесредовой символики. В ряде случаев такую же защитную по отношению к личности роль играют так называемые “психологические комплексы”, селективно ограничивающие возможности человека и нередко оберегающие его.

Очевидно, вступать в полноценный гештальт со средой, загрязненной патогенной символикой (то, что такие Символы – это “микробы” биологически неживого мира”, столь же (или да же более) опасные, как и их “живые собратья”, обычно не осознается), без риска для собственного духовно-психосоматического здоровья может только человек, не восприимчивый к таким Символам, либо устойчивый к их действию или умеющий и могущий, попадя под власть Символа, разрушить порожденный им внутрипсихический Образ и его психосоматическую проекцию – позу.

(Устранить хроническое мышечное напряжение – разрушить позу данной болезни, и этим – прервать подпитывание патогенного Образа изнутри, что принципиально важно при лечении духовно-психосоматической патологии, можно и нужно. Но прежде ее необходимо вычленить, не забывая при этом, что в действительности всегда есть два паттерна мышечного напряжения: поза и антипоза. В частности, для психосоматических больных мною разработан комплекс упражнений, способствующих разрушению “черной” позы. При этом главные критерии эффективности – это улучшение морально-психологического статуса пациентов и позитивные изменения в их жизни. Физические занятия сопровождаются объяснением (по ходу дела или в форме краткой беседы) связи имеющейся клинической симптоматики, включая позное мышечное напряжение, определенными жизненными неудачами и моральным статусом. Особый акцент делается на личной ответственности за свое здоровье. Этим триединством развиваемые мною подходы принципиально отличаются от чисто психических или соматических практик (но не отрицают их): психокоррекции, психотерапии, психоанализа, различных психотренингов, мануальной терапии, хиропрактики, ЛФК и т.д.).

Телесная поза, повторимся, является определенным паттерном статического мышечного напряжения, необходимого для осуществления реальной или воображаемой поведенческой реакции на сложившуюся ситуацию. Как известно, вариантов таких реакций может быть два: борьба или бегство. На соревнованиях командуют: “На старт!”, “Внимание!”, “Марш!”. Но это в спорте, а вот в реальной жизни “Марш!” никто не скомандует, и человек должен сам мобилизовать волю и заставить себя двигаться и что-то делать. Поза без последующего действия – это, как пишет профессор Менегетти, “застывшее в подготовительной фазе движение”. А ведь любая мысль должна быть воплощена в движение и реализована в нем. Как в императиве Канта: “Что я должен делать”.

Применимо к рассматриваемой теме нас интересуют три фазовых состояния телесной мускулатуры: паттерн мышечного напряжения, поза – “желание действия” → действие – “желание покоя” → расслабление – “желание позы” (желание тонуса, мышечного напряжения) → …, взаимосвязь между которыми схематически можно выразить трехчленного цикла: …поза → действие → расслабление (покой)… (почему-то кардиологи упорно не замечают трех фазовых состояний сердечной мышцы, упорно выделяя только систолу и диастолу). Эту последовательность, касающуюся, кстати, и гладкой мускулатуры сосудов и внутренних органов, необходимо учитывать при кинезиотерапии (мануальной терапии, массаже, ЛФК и т.д.). Например, при исходно имеющимся у пациента мышечном напряжении необходимо не расслаблять его массажем или как-то по-другому, а стимулировать двигательную физическую активность; после состояния мышечного расслабления – покоя, необходимо поднять мышечный тонус (аффективно “накачать” мышцы), а не заставлять человека сразу бегать.

Важно, что состояние тонуса мышц коррелирует с состоянием психики (а возможно – и духа): мысль=расслабление → эмоция=напряжение → действие, причем действие – это осуществление или реализация замысла, того, что перед этим продумано и прочувствовано, и это – одновременная и слаженная работа “Я” и тела, слившихся, психосоматически интегрированных в осуществляемом действии (вспомним менегетьевское: “Человек – это единство действия”).

Эта физиологическая последовательность смены фаз телесных состояний нарушается, если личность не может решить, что делать, как поступить в какой-то ситуации, и надолго застревает в непродуктивном раздумье, аффекте и их ригидной психосоматической проекции – позе.

Человек, “застывший” в подготовительной фазе движения (в “замороженном”, не проявленном, не осуществленном движении, не реализованном “желании действия”), телесно как бы каменеет, превращаясь в (духовно?-)психосоматическую “статую” или “внутреннее изваяние смысла”. Эту внутреннюю позу-“статую” или окаменевший в теле мертвый внешнесредовой Символ, можно, если вспомнить “Маленькие трагедии” гениального Пушкина, назвать нашим собственным внутренним “Каменным Гостем” (сначала – “человеком напряженным”, затем – “человеком статичным”, и позже – “человеком окаменевшим”).

“Каменный Гость” (которого – прав Пушкин! – в моменты боли и радости, точнее, боли-радости (опять-таки пушкинское: “ему и больно и смешно”), мы самонадеянно призываем сами), услышав приглашение, придя и навечно (ли?) поселившись в нашем теле, постепенно начинает трансформироваться во “внутреннего покойника” или “человека покоящегося” – вспомним судьбу Дона Гуана, который в смертельном рукопожатии навек соединился с “Каменным Гостем” в одно целое, что образно символизирует противоестественный и поэтому всегда потенциально (само)убийственный психо-телесный союз с (ново)образованием “живого-неживого” (потом – “живого-мертвого”), “духовного-бездуховного”, “деятельного-бездеятельного” – любви(-жизни)-ненависти(-смерти), раба-господина, человека-арлекина. “Каменный Гость”, этот наш будущий убийца, в сущности, пришедший изнутри, – это статичная мышечная поза, которая стала вечным “прокрустовым ложем” не только для тела, но и для всего духовно-психосоматического человека.

Любая статичная поза, в плане анатомической и двигательной телесной свободы, как минимум, локомоторно контрактурогенна и поэтому уже сама по себе является этиологией. В итоге хроническое мышечное напряжение трансформируется в ту или иную нозологическую форму психосоматической патологии. Поза – это точное отражение сужающих возможности личности фиксированных стереотипов внешней и внутренней жизни. За счет изменения висцероцепции, ангиоцепции, кардиоцепции, проприоцепции и других интероцепций (да еще на фоне ригидной перцепции) меняются наличный церебральный информационный статус и черты личности.

Мощными психически и телесно иммобилизующими факторами, поддерживающими позное мышечное напряжение, являются лень, парализующий волю страх, неверие в свои силы, поиск виноватого, привычка жить по указке, из-под палки или за чужой счет, отсутствие моральной поддержки, цели и смысла жизни и т.д.; к тому же, по причине нередкого отсутствия очевидной связи, мало кто из врачей и пациентов верит, знает или хотя бы догадывается, что образ-аффект (как моральная проблема личности) и позное напряжение могут иметь самое непосредственное отношение к имеющимся у них (…→духовно→психо→)”соматическим” заболеваниям (надеюсь, данная работа в какой-то мере восполнит этот пробел).

Страх-аффект – это надежный сторож телесно воплощенного Символа-Образа. Страх поддерживает позу. Менегетти правильно подчеркивает, что за страхом часто стоит лень – маленькая ближняя выгода и большая дальняя потеря. Фактически страх в сочетании с ленью (а лень – одно из проявлений глупости) – это скрытый саботаж по отношению к самому себе, своим судьбе, жизни и здоровью. Это трусливо-инфантильное нежелание что-то делать ради себя: “пусть хромой – но зато работать не надо ”, “пусть не любит – но и не выгоняет”, “пусть мало платят – но на еду (водку) хватает”, – в общем, “лучше (болезнь-)синица в руках, чем (здоровье-)журавль в небе”.

Почему человек, этот (вроде бы) “венец творения”, трусливо держится за маленькую выгоду, боится рисковать, привык нищенствовать и паразитировать даже на собственных здоровье и жизни (в том числе, на здоровье и жизни медицинских работников) – ответы на эти вопросы нужно искать не в кабинете врача, а в религии, философии, культуре и искусстве. И все же я не верю, что это делает Человек, – это делает вселившаяся в него Сущность.

Не могу не написать еще вот о чем. У гуманистически ориентированного врача должно быть принципиальное понимание того, что пациент может требовать от него, именно как от врача, а что – нет. Я полагаю, что больной (и общество!) не имеет никакого права – морального, юридического и человеческого – никогда и ни при каких условиях требовать, чтобы врач вернул ему здоровье. Также врач не обязан расплачиваться за чужие грехи (как человека, так и общества), ибо врач – не Прометей и не жертвенный агнец на алтаре чужого здоровья, чужой жизни и чужого счастья. Подневольно общаясь с пациентами – и благородными и негодяями – врач должен юридически, морально-духовно, психосоматически и по всякому другому от него защититься: “не навреди”, – в первую очередь, самому себе, а уж потом – больному. Врач не только не обязан, но и никогда не должен, – более того, не имеет никакого права! – ради кого бы то ни было рисковать своей единственной жизнью, ее настоящим и будущим, рисковать собственным духовно-психосоматическим здоровьем, безвинно и напрасно (больному это не поможет) страдать за другого, глупо и несправедливо убивать себя как личность, калечить свои психику и тело, брать на себя чужую боль и добровольно пить духовно-нравственный яд из чаши, не ему – другому! – судьбой предназначенной. Сопереживание, сострадание больному – это не страдание за него и вместо него, ведь каждый должен сам нести свой крест. Единственное, что врач всегда обязан сделать по отношению к больному – это вовремя назначить лечение имеющегося у него заболевания, применяя общепринятые в медицинской науке и практике лечебные средства и методы, и дать соответствующие профилактические рекомендации касательно имеющихся у пациента патологических нарушений, не выходя за рамки своей профессиональной компетенции.

Стать здоровым, исцелиться, человек может и должен исключительно сам. Для этого, кроме выполнения известных гигиенических рекомендаций, необходимо иметь Цель, которая придаст Смысл жизни и породит в сознании и “Я” соответствующий спасительный “Белый Образ”. Врач, подобно беспристрастному Сознанию, информирует, а пациент осознает свои ошибки и заблуждения и самоисцеляется.

Но вернемся к позе. В большинстве случаев человек не осознает и не ощущает, что он, как говорится, “встал в позу”, так как психически осознается и воспринимается только фазическое – в движении – и не осознается и не воспринимается тоническое (точнее, это всегда позно-тоническое) – без движения – напряжение мышц. Поза, вспомним, патологически действует на организм при помощи длительного статического мышечного напряжения.

По сути, позообразование является морфонеогенезом, формированием “новых” анатомии и физиологии (и поза, вспомним, – это далеко не всегда патология, есть и позитивные позы).

Симптоматика может длительно – годы и годы – не появляться, так как позное напряжение мышц по интенсивности обычно слабое и часто непостоянное. Тут действует фактор времени, в течение которого происходит накопление в теле патоморфологических изменений и задействованных патофизиологических механизмов, а также длительность и сила аффекта и количество аффективных атак. Можно долго иметь внешне прекрасное духовно-психосоматическое здоровье, но быть уже давно тяжело больным – “колоссом на глиняных ногах”. Важно, что при этом действие персистирующего внешнего индуктора – Символа, как правило, не осознается, и он остается в тени; частично и смутно осознается, да и то не всегда, только порожденный им Образ: “что-то не так в жизни, вот, только бы знать, что”. В случаях острого и интенсивного воздействия внешнесредового Символа или их констелляции на психику человека, особенно по типу череды “ударов судьбы”, психосоматическая патология и ее драматические финалы развиваются достаточно быстро – седеют или стареют буквально “за ночь”. Еще раз подчеркнем, что в данном случае речь идет только о патогенных Символах, которые человек добровольно (осознанно или подсознательно) впускает вовнутрь себя и не может их понять, уразуметь и конструктивно переработать, и поэтому их психосоматическое воплощение носит патологический характер.

В чистом виде элементарные позы (как в заключительной сцене пьесы Гоголя “Ревизор”) наблюдаются достаточно редко и кратковременно. В реальной жизни с ее непрерывно-поточным одновременным воздействием множества негативных Символов (и, разумеется, позитивных тоже) у человека возникают сложные аффективно-когнитивные нарушения и соответствующие им позы, правильнее сказать, подвижные сплетения различных поз, телесно отображающие в on-line режиме суммарный аффективно-когнитивный личностный профиль. Кроме этого, каждая мышца человека участвует в реализации множества движений и образовании множества поз, причем нередко одновременно (в частности, поэтому и полезен двигательно-активный образ жизни: разнообразные физические занятия и упражнения, танцы, подвижные игры, участие в спектаклях и т.п. – универсальные симптоматические противодействия мертвым Образам, фиксированным аффективно-когнитивным структурам и статическим позам). Поэтому расшифровать итоговую или доминирующую позу и вычленить образующие ее элементарные позы и рудиментарные “застывшие (микро)локомоции” – эти своеобразные “археологические черепки”, остатки-фрагменты не полностью решенных личностных проблем и, соответственно, не полностью разрушившихся “старых” аффектов-поз (аффективных телесных “шрамов”), не всегда возможно.

В жизни человеку приходится одновременно бороться за себя, побеждать и проигрывать на нескольких личностных фронтах. Отражением этой борьбы и является сосуществование в одном теле сложной гиперпозы из какого-то динамичного и статичного “переплетения” множества элементарных поз (точнее, всегда “черно-белых” пар поз), некоторые из которых уже сформированы, другие только образуются, а третьи – фрагментируются или разрушаются.

Сосуществование в теле нескольких поз, да еще в различных стадиях “жизненного цикла”, очень затрудняет их вычленение из сложного мышечного ансамбля и, соответственно, – поиск корреляций между конкретным Символом (местом-событием), его отображением в психике и позой, но не делает его невозможным. Прекрасным ориентиром могут служить многие живописные полотна, скульптуры и скульптурные композиции выдающихся мастеров, на которых отчетливо видны поза, напряжение мышц, эту позу образующих, мимика как отражение аффекта, а нередко и породивший их Символ (средовой контекст). Как уже указывалось, хорошим клиническим подспорьем также служат боль, зуд, гиперкинезы, насильственные движения, цвет кожи и т.д., которые нередко являются телесным свидетельством внутренней борьбы в “Я” и теле человека и проявление этой борьбы.

При психосоматической патологии, боль, вспомним, возникает от длительного напряжения мышц агонистов и антагонистов позы в некой ключевой телесной точке, являющейся “острием” морально-психосоматической проекции “желания действия” или точкой, в которой должна осуществиться или, наоборот, не осуществиться главная “локомоция морального выбора”: смириться, бежать или бороться, сделать или не сделать какой-то жест, например, означающий “да” или “нет”, и т.д. В случае с мимической мускулатурой (выражение лица – это тоже часть позы) боль появляется от длительного ее напряжения при тоске, тревоге, агрессии и др. Фациальная (и даже кранио-цервикальная) боль также возникает при постоянно “надетой”, – точнее, контрактурно-склеротически “вросшей” в лицо – мимике-маске, например, “привычной” улыбке, скрывающей страх, растерянность или ненависть.

В целом боль при моральном выборе – это всегда символ видимой или невидимой (внутренней) борьбы, того, что человек не смирился, и у него еще есть силы сопротивляться и желание лучшей доли; недаром говорят: “без боли нет лучшей доли”.

Боль и особенно страх боли не позволяют человеку распрямиться, разогнуться и освободить тело от “тяжких оков” позы и избавиться от порождающего ее Образа. Такой страх (у которого “глаза велики”), что будет очень больно, хорошо знаком специалистам в области стоматологии, хирургии и мануальной терапии, которые часто сталкиваются с пациентами, страдающими от страха-боли, которые буквально не позволяют – и напрасно! – что-либо с собой делать.

Буквально вся духовно-психическая жизнь здорового и больного человека от рождения (зачатия) и до последнего вздоха является не только точным отражением жизненной среды, в которой он, как выражается Менегетти, “исторически функционирует”, но также, подобно кольцам на спиле дерева, всегда и всеобъемлюще морфологически и патоморфологически отображена в его теле. Поэтому при духовно-психосоматических болезнях клинические симптомы являются ни чем иным, как внешним проявлением телесно воплощенного патогенного внешнесредового Символа (этой негативной семантической посылки от места-события, ситуации-внешней среды, человека, картины, ландшафта и т.п.), психосоматизированного, исходя из особенностей индивидуальной личностной интерпретации этого Символа (либо их констелляции) конкретным субъектом.

Дата добавления: 2015-08-17