Седьмой Вселенский Собор, как первообраз старообрядческой Церкви 3 страница

При такой опасности Ирине приходилось действовать весьма осторожно. В первые годы своего царствования она боялась действовать открыто и ограничилась лишь объявлением всеобщей свободы совести, возвратила всех находившихся еще в изгнании монахов. Пользуясь этою свободою, православные епископы открыто объявили себя иконопочитателями. Конфискованныя в предшествующия царствования иконы и книги с лицевыми изображениями были возвращены на прежние места. Храмы, особенно в епархиях православных епископов, при торжественных богослужениях у крестных ходах стали украшаться свв. иконами. Народ торжествовал, среди него много ходило разсказов о минувших страданиях и чудесах мучеников, подвижников и от свв. икон и мощей. Все заговорили о новом вселенском соборе для возстановления иконопочитания и ниспровержения ереси.

ХХ.

Патриарх Павел жестоко мучился в своей совести за то, что он неоднократно утверждал своею подписью иконоборческие еретические постановления, что и на патриарший престол он вошел чрез торжественное признание ереси за истину и проклятие свв. икон. Он испытывал глубокую радость, видя, как возвращаются из изгнания и заточения иноки и простые люди, пострадавшие за веру, как епископские кафедры, занятыя еретиками, постепенно замещаются лицами православнаго образа мыслей, хотя и не открывающими пока своего исповедания, как православие получило свободу; как православные епископы открыто объявили себя поборниками иконопочитания и, наконец, как храмы стали украшаться свв. иконами. Он сам посвящал многих этих тайно-православных епископов, но рукополагал их, как иконоборцев, и в храме, лишенном свв. икон; в тайных беседах с этими новопоставленными епископами он открывал свою душу и давал им отеческие советы всеми силами стремиться к возобновлению церкви, к возстановлению иконопочитания. Но его собственное сердце обливалось кровью в сознании, что сам-то он формально еретик, еретик пред народом, пред Церковью, пред всем миром, что он преемник злейших еретиков и от них получил посвящение. При таком сознании он чувствовал, что он не в силах, а, пожалуй, и не в праве взяться з а дело церковнаго обновления. Однако, он не сходил с престола, потому что, так сказать, высматривал себе преемника, который сумел бы, смог бы поставить православие на должную высоту. Наконец, он нашел такого человека из среды важнейших сановников государства, самых приближенных к императрице Ирине, и только теперь решился оставить патриаршую кафедру.

Пробыв на патриаршестве четыре года с половиною, Павел для всех неожиданно, без всяких объяснений, тайно оставил патриаршия палаты, прибыл в монастырь св. Флора и немедленно принял схиму, решительно никого не предупредив обо всем этом. Народ, правительство и императрица были крайне поражены. Ирина вместе с 14-летним императором Константином и в сопровождении первых сановников отправилась в монастырь к бывшему патриарху.

Между императрицей и патриархом произошла откровенная беседа. Павел указал на зло иконоборчества и на крупнейшие безпорядки в высшем церковном управлении. «Церковь, – говорил он, – во зло употребила свою власть и за это подпала под отлучение от Церкви вселенской». Всю тяжесть вины он возлагал не на народ, а на епископов и в их числе на самого себя и в этом теперь раскаивается, «подобно многим другим, – говорил он, – я, окаянный, не мог избежать сетей зловерных и погряз в них, в чем ныне горько каюсь, ибо три раза я собственноручно подписывал еретическия постановления».

Патриарх советывал императрице принять меры к искоренению злочестиваго мудрования и указа на Тарасия, как на своего преемника, что он может возделать грозд истиннаго исповедания, отразить лживое учение еретиков, быть добрым пастырем словеснаго стада Христова и собрать его во-едино.

Со скорбью императрица удалилась с сыном. У Павла остались некоторые сенаторы, и пред ними он высказал сожаление, зачем занимал патриарший престол во время господства еретиков и чрез это подверг себя проклятию всей православной Церкви, советывал собрать вселенский собор и осудить ересь. На вопрос сенаторов, зачем он подписался при посвящении в патриархи под грамотою иконоборцев, Павел ответил:

– «Потому-то ныне я и раскаиваюсь, что подписался тогда, и боюсь, как-бы Господь не наказал меня, так как я из-за страха молчал и не противодействовал ереси; ныне же я раскаиваюсь и утверждаю, что невозможно вам спастись, если пребудете в ереси».

Павел оставил престол 31 августа 784 г., уже будучи больным и вскоре скончался в глубоком покаянии за свое соучастие в ереси и впоследствии был причислен к лику святых (память его 30 авг.), как способствовавший возстановлению православия.

По удалении Павла, патриарший престол оставался не занятым целых четыре месяца. В это время во всех слоях населения разгорелись особенно страшные споры по предмету иконопочитания. Православные впервые совершенно свободно, без всяких опасений выступили на защиту свв. икон; они не стеснялись ясно и определенно осуждать иконоборчество везде и всюду, в высших государственных учреждениях и пред ликом главных руководителей ереси, пред светскими чиновниками и пред епископами. Чрез эти споры, конечно, не имевшие ни каноническаго, ни догматическаго значения, выяснилось то, кто сочувствует православию и кто еретическому образу мыслей; в рядах иконоборческих после этого не оставалось никого из тайных православных; оба исповедания вошли, так сказать, в ясно определенные рамки; без всяких принуждений извне, вполне свободно, каждое из них отграничилось от другого.

ХХI.

Пока происходило это народное разграничение между православием и иконоборчеством, верховное правительство во главе с императрицей с необыкновенной заботливостью подготовлялось к выборам новаго патриарха. С большою умелостью от дворцовых совещаний по этому вопросу были устранены защитники иконоборчества. Прежде всего естественно была мысль об избрании на патриарший престол из наличнаго состава епископов.

Для приверженцев иконопочитания это дело оказалось неосуществимым: все виднейшие по службе епископы, занимающие главные кафедры, явно высказывали свою неблагосклонность к восстановлению свв. икон и упорно поддерживали еретическое направление. Выдвигать на первое место православных епископов было опасно и не совсем удобно. К этому времени православные епископы еще не занимали главных кафедр, и поэтому выбор патриарха из их числа мог вызвать сильное волнение среди еретических епископов, которые, опираясь на преимущества своих кафедр, могли вовсе не признать новаго патриарха, возстать против него, как незаслуживающаго такого возвышения. К тому же эти православные епископы, будучи действительными пастырями для народа, по своей скромности, образованию и образу жизни, мало были пригодны для столицы, могли показаться невежественными в высшем аристократическом кругу. Также неудобно было выбрать патриарха из настоятелей монастырей: никто из не смог бы вести сложное патриаршее дело, требующее глубокаго дипломатическаго ума, житейскаго такта, знания жизни и обычаев высших кругов и уменья обращаться среди них.

Помимо истинной веры и чистой жизни от патриарха, естественно, требовалось и глубокое образование. Он, по необходимости, участвовал в высшем государственном совете не только при решении вопросов церковных, но и общегосударственных, международных. Для этой роли тогдашние православные епископы и настоятели монастырей, несмотря на чистоту своей веры и жизни, были совершенно не подготовлены.

При обсуждении вопроса о патриархе, конечно, вспомнили о последнем пред иконоборческою смутою православном вожде церкви св. Германе. Он кончил высшую юридическую школу, отличался глубоким знанием законов гражданских и церковных, священнаго Писания, православных догматов и церковной истории, был выдающимся церковным писателем и проповедником; являлся мудрым советником всех бывших при нем патриархов и императоров. Для всех было ясно, и императрице Ирине в особенности, что именно такой просвещенный муж требовался на патриаршем престоле.

Новый патриарх в среде еретическаго малонравственнаго епископства мог вызвать зависть. Для устранения этой зависти на патриарший престол необходимо было избрать человека сановнаго, заслужившаго расположение среди народа и знати. Только против такого патриарха, хотя бы он открыто объявил себя почитателем свв. икон, иконоборческим епископам затруднительно было бы обнаружить свою спесь, недовольство и ропот.

Истинноверующий, образованный, сановный, пользующийся широким уважением среди народа и аристократии, – вот такими качествами должен был обладать будущий патриарх. Среди православнаго духовенства и монашества такого лица не было. Приходилось его искать среди высшей дворцовой аристократии. И вопрос разрешался весьма просто: не только видным, но и единственным кандидатом на патриарший престол мог быть сенатор Тарасий, безукоризненно-нравственный, блестяще образованный, виднейший член высшаго императорскаго совета, пользующийся глубоким всеобщим уважением, преданный истинной вере. Все эти качества подтверждали и совет бывшаго патриарха Павла избрать на высший церковный престол Тарасия. Императрица Ирина прямо предложила Тарасию патриарший сан. Тарасий. Отказался. Дело пока было оставлено до соборнаго решения: столичное духовенство и народ легко было приготовить в пользу Тарасия.

ХХII.

В начале декабря 784 г. в Константинополе, в макгаврском дворце, под председательством императрицы, состоялось соборное собрание.

О составе этого собрания можно судить по грамоте об избрании патриарха Германа. В этой грамоте буквально говорится следующее: «По избранию и утверждению благочестивейших пресвитеров, диаконов, всего честнаго клира, священнаго синклита и христолюбиваго народа сего, Богом хранимаго града божественная благодать всегда немощное врачующая и оскудевающее восполняющая, перемещает Германа, святейшаго предстоятеля митрополии кизической, во епископа сего Богом хранимаго царствующаго града».

Судя по этой грамоте, в выборе патриарха в то время участвовали: прежде всего приходское духовенство г. Константинополя – все священники, диаконы и причетники, затем постоянно действующий патриарший совет, вместе с главнейшими государственными сановниками (священный синклит) и, наконец, народ, т. е. выборные от приходов. Епархиальные епископы, не участвовавшие в патриаршем совете, на этом выборном собрании не присутствовали. Благодаря этому обстоятельству, само собою устранялись от выборов патриарха иконоборческие епископы. Приходское же духовенство, синклит и выборные представители от народа в значительной степени были уже подготовлены в пользу Тарасия, как и в пользу возстановления иконопочитания.

Самые выборы прошли в замечательном единодушии. На предложение императрицы приступить к избранию патриарха, собравшиеся громко закричали: избираем Тарасия. Тарасий пробовал было отказаться, указал на трудность управления церковью в такое смутное время и поставил условием, что он примет патриарший сан, если в самом непродолжительном времени будет созван вселенский собор для разсмотрения вопроса об иконопочитании. В собрании послышались голоса против созвания собора. Это кричали приверженцы иконоборческой ереси, они указывали, что вселенский собор уже был при Копрониме и отверг иконопочитание. Православные со своей стороны заявили, что иконы были уничтожены императорами, а вовсе не церковью, что церковь в других патриархатах до сих пор не осудила иконопочитания, что в настоящую минуту не должно говорить о решении будущаго собора: быть может, и он отвергнет иконы, и тогда с этим все примирятся. Против этой точки зрения иконоборцам нечего было возразить и они дали свое согласие на созвание вселенскаго собора.

При таких условиях состоялись выборы Тарасия. В данном случае не было речи – нужно ли почитать свв. иконы, или отвергнуть их, была только речь о соборном разсмотрении всего вопроса. Чрез это между православными и иконоборцами, естественным образом устанавливалось временное соглашение, в силу котораго иконоборцы не должны были настаивать на обязательном уничтожении икон, а православные обязывались повременить с отлучением от церкви иконоборцев.

Применительно к нашему времени это означало следующее: господствующая и старообрядческая церкви признаны совершенно равноправными; постановления собора 1666-67 гг. – уничтоженными; все приходы и епископы получили полную свободу – служить ли им по старому, или по новому и полное право всякие храмы, не исключая и кафедральных, обращать в старообрядческие; епископов и патриарха всероссийскаго по каноническим правилам избирают все сообща и затем чрез несколько лет созывается общий всероссийский собор для разсмотрения вопроса о книжной реформе патр. Никона и деяний собора 1666-67 гг. и для установления в церкви единаго каноническаго устроения.

Старообрядцы получили свободу, но как сектанты, как отщепенцы. В этом вся ошибка современной религиозной политики. Церковь господствующая к их голосу не прислушивается, на свое прежнее глубоко старообрядческое состояние не обращает никакого внимания и попрежнему относится к старообрядчеству с мыслью и желанием в более или менее отдаленном будущем уничтожить его. Народ русский почти весь, во всем своем объеме, глубоко заинтересован в решении вопроса, но ему до сих пор не дано права высказаться откровенно и выразить свое убеждение на самом деле. Государство дало ему право по одиночке присоединяться к старообрядчеству и в то же время, сообща с синодальною церковию, наложило запрет на удержание за собою, при массовых переходах, своих храмов и церковнаго имущества: таковые, говорят, навсегда должны оставаться в ведомстве синоды, хотя бы оно сократилось до последней степени. В господствующей церкви нет мысли отказаться, хотя бы на время, от веры в правильность соборов при Никоне патриархе и весь вопрос, все дело перерешить снова на общем соборе, на основании тщательнейшим образом проверенных документов.

Совершенно иным путем шли императрица Ирина, Тарасий и другие деятели по возстановлению нарушеннаго иконоборческими смутами церковнаго единства. Иконоборческий собор 754 г. сам себя наименовал вселенским, таким признавался всеми епископами константинопольскаго патриархата, его постановления были утверждены императорскою властью; на стороне иконоборцев был материальный и умственный перевес; в их рядах находились император, все государственные деятели, вся церковная высшая иерархия, все тогдашние умственные, а также и военные силы; на стороне же православных оставались лишь одни, в большинстве случаев, малообразованные монахи и самый простой народ. Несмотря на все это, императрица и патриарх обнаружили мужество созвать этот мнимо-вселенский собор, как небывшим, призвать к обсуждению вопроса все народные силы и созвать новый собор для окончательнаго решения. В лице императрицы Ирины, патриархов Павла и Тарасия иконоборческая церковь, глубоко павшая, обагрившаяся в мученической крови, пробуждалась от усыпления своим блеском и могуществом, уверенностью в своей святости и непогрешимости, вступала на народный путь и водворяла себя в недра вселенскаго православия.

ХХIII.

В течение нескольких дней Тарасий последовательно был посвящен в церковные степени и в день Рождества Христова 784 г. – возведен в патриарший сан. Подробных обстоятельств его посвящения история не сохранила. Несомненно, однако, что при этом посвящении участвовали иконоборческие епископы и что оно совершилось в храме без икон: иконоборческие епископы тогда представляли собою большинство и занимали главнейшия кафедры и устранить их от посвящения патриарха не было возможности; знаменитые храмы Софийский и Влахернский были без икон, а посвящение могло совершиться только в одном из них. Впоследствии некоторые излишне ревностные православные из иноков сомневались в благодатном достоинстве Тарасия, как посвященнаго от еретиков или при их соучастии.

Тарасий деятельно готовился к собору, разсылал приглашения ко всем епископам мира. Но и иконоборческая партия тоже не дремала и даже в самом Константинополе собирала соборы и делала постановления всеми силами противиться созыву собора вселенскаго и возстановлению иконопочитания. Патриарх запретил подобные сборища и епископов-ослушников удалил из столицы, тогда они стали устраивать тайные совещания, вели широкую пропаганду среди чиновников и войск, подготовляли настоящее возмущение и были почти неуловимы.

Первоначально было предположено созвать вселенский собор в августе месяце 786 г. К этому времени в Константинополь прибыли представители папы римскаго, восточных патриархов и епископы Константинопольскаго патриархата. За неделю до открытия собора иконоборческие епископы, в огромном числе прибывшие в столицу, проявили особенно усиленную деятельность, составляли свои совещания с целью сорвать собор и произвести возстание. Накануне открытия в императорской гвардии произошло возмущение, но было подавлено. Наконец, сбор открылся в церкви свв. апостолов. Императрица и император присутствовали здесь же, – дабы не мешать соборным обсуждениям, они находились на хорах.

Едва епископы успели занять свои места, как храм был окружен взбунтовавшимися войсками. Необузданно-дикими криками они требовали немедленно разгона собора и, потрясая своими мечами, грозились перебить всех епископов, которые будут защищать иконы. Немедленно были вытребованы другие полки для подавления мятежа, но и они примкнули к бунтовщикам. Патриарх мужался продолжать заседание и с этою целью приказал запереть двери храма. Солдаты разгромили двери и ворвались в храм. Императрица объявила, что она отменяет собор. Иконоборческие епископы издали громкие крики торжества, поднялись со своих мест ипошли к выходу, за ними и православные. Тарасий с несколькими приближенными остался в храме и тотчас же, нисколько не смущаясь присутствием вооруженных солдат, начал служить литургию.

Эта так печально окончившаяся попытка с вселенским собором не уронила бодрости духа императрицы Ирины и патриарха Тарасия. Под предлогом военнаго похода взбунтовавшиеся войска были удалены из столицы и затем окончательно распущены. Вместо их были набраны новые полки из других людей, преимущественно из областей, наименее пораженных иконоборчеством. Почти так же поступил патриарх с наиболее упорными в ереси епископами. На многих из них еще раньше поступали жалобы в жестоком обращении с подчиненным духовенством, незаконном расходовании церковных имуществ, безнравственном поведении, грехе симонии. Эти пороки среди блестящаго, образованного иконоборческаго епископства были развиты чрезвычайно сильно. Уличенные в этих преступлениях епископы были удалены с кафедр, на их место народ сам, на основании канонических правил, избирал других, людей высоконравственных и преданных православию. Чрез это в течение одного года число иконоборческих епископов понизилось до 11 человек.

ХХIV.

Чрез год собор был созван вторично и на этот раз не в Константинополе, а в Никее, в Софийском храме, месте заседаний перваго вселенскаго собора. Для безопасности в Никею были стянуты войска, заявившия о своей преданности императрице; здесь же лично присутствовали военный министр и начальник лейб-гвардии.

Собралось всего около 350 отцов, – епископов и их заместителей. 20 кафедр в то время были вдовствующими, и от их имени явились игумены наиболее значительных монастырей. Это число праздных кафедр показывало, как трудно было в то время отыскать лиц, достойных епископскаго сана.

Первые три заседания почти целиком были посвящены суду над иконоборческими епископами и обсуждению вопроса об иерархии.

Иконоборческих епископов на соборе было 11 человек. Трое из них, – Василий Анкирский, Феодор Мирский и Феодосий Аморейский, – показали, что они находились в заблуждении по своему неведению, смиренно просили простить их и допустить к общению. После краткаго обсуждения они были оставлены на кафедрах и получили соответствующия места на соборе. Семеро, – во главе с никейским митрополитом Ипатием, – были более виновны, они замешаны были в уничтожении икон и гонении православных. Суровые, ревностные иноки требовали лишить этих епископов сана и только по особому настоянию Тарасия они были прощены и и тоже оставлены на кафедрах. Дело последняго, – Григория Неокесарийскаго, – рассматривалось совершенно особенно: он был председателем лжевселенскаго собора 754 г., отличался преданностью иконоборчеству, обвинялся в нанесении истязаний православным, являлся руководителем прошлогодних возмущений; и его пребывание в ереси никаким образом нельзя было оправдать неведением. Только с очень большим трудом удалось патриарху отстоять этого епископа и оставить его в сущем сане на кафедре.

Патриарх Тарасий, ради мира Церковнаго, держался правила, «что следует принимать приходящих от ереси в сущем сане, если не извергает из сана какая-либо посторонняя причина».

Совершенно по иному были настроены другие члены собора, особенно иноки. Они заявляли, что иконоборцы хуже и злее всякой другой ереси, требовали относиться к этим еретикам. Как к безбожникам. Они высказывали сомнение в иерархическом достоинстве иконоборческих епископов и готовы были усумниться в священстве самого Тарасия и всех других епископов, посвящение которых велось от еретиков.

С большею осторожностью отнесся собор к этим требованиям от ревности не по разуму. Были наведены справки с церковною историей и оказалось, что православная иерархия с древних времен не чужда еретическаго посвящения. Св. Мелетий, патриарх антиохийский, посвящен арианами; св. Анатолий Константинопольский, председатель IV вселенскаго собора, рукоположен еретиком Диоскором. К этим справкам были присоединены и некоторыя другия, а сам Тарасий подкрепил их и историческим указанием особенной силы, имеющим непосредственное отношение к данному положению. «Очень многие, – говорил он, – из собравшихся на св. IV собор были, конечно, хиротонисаны Сергием, Пирром, Павлом и Петром, учителями ереси монофелитской, так как они преемственно занимали константинопольскую кафедру и после Петра, который занимал константинопольскую кафедру последним из них, до VI собора прошло не более 15 лет. И самые архиереи Фома, Иоанна и Константин, бывшие на константинопольской кафедре в выше показанный промежуток времени, были рукоположены выше поименованными еретиками и однакож это не было поставлено им в вину. 50 лет продолжалась там эта (монофелитская) ересь, но отцы VI собора анафематствовали только этих четырех (Сергия, Пирра и др.), хотя и были сами ими рукоположены».

Эти справки устранили самый предмет спора. Достоинств православной иерархии не страдает от того, что в ряде ея преемственных епископов находятся еретики, или что этот ряд временно как бы обрывается вставкою епископов еретических.

Задача VII вселенскаго собора о возстановлении иерархии через еретическое посвящение отвергали многие наиболее ревностные православные, они отрицали даже достоинство VII вселенскаго собора и повергли Церковь в большое смущение.

ХХV.

После VII вселенскаго собора иконоборческая ересь существовала еще 55 лет, до 842 г., когда установлением недели православия она была окончательно уничтожена. За это время только первые 15 лет православная Церковь наслаждалась относительным спокойствием и почти не была потревожена еретиками. Остальныя же 40 лет господствовало иконоборчество. Теперь иконоборчество достигло даже большей силы, чем в прежние времена; оно прилагало большия усилия укрепиться не только практически, но и теоретически, доказать свою правоту ученым богословствованием; появилась иконоборческая литература; ничего этого не было в первый период ереси, при императорах Исаврийскаго дома. Императорская власть, епископство, аристократия. Войско, чиновничество, почти весь образованный класс оказались на стороне иконоборчества, – иначе все внешния и умственныя силы были преданы ереси и служили ей. Православие умалилось, защитники его были заключены в темницы или преданы смерти, монастыри разрушены; среди православных не было не только епископов, но и почти священников; верными истине попрежнему оставались иноки и простой народ.

Непосредственно после VII вселенскаго собора иконопочитание держалось только при императрице Ирине. Правлением Ирины, сдерживавшей разнузданность высшей аристократии и, в частности, иконопочитанием был недоволен огромный класс государственных чиновников. Наконец, в 802 г. высшие придворные устроили заговор, императрица была низложена, и на императорский трон был возведен государственный секретарь Никифор. Этот государственный переворот был вместе и церковным переворотом.

Никифор, властный, жестокий и хищный чиновник, таким же остался и на императорском престоле. Прежде всего он отменил право народа и духовенства избирать епископов и стал назначать таковых по своему усмотрению, своею личною властью: обложил монастыри и церкви тяжелыми налогами; обобрал в храмах дорогия украшения; стал содержать в монастырях и на монастырский счет лошадей императорскаго двора и военной конницы и, наконец, дал полную свободу иконоборцам и всем другим еретикам и сектантам.

Эта простая политическая программа Никифора обнаруживает существование очень сложнаго, тщательно выработаннаго секретнаго замысла об обширном церковном перевороте. Захват императором права назначать епископов вел к тому, что на епископские кафедры стали попадать не люди веры и подвига, не избранники народа, а просто ищущие доходных мест. Неимоверно обширный класс чиновников, многочисленная, но бедная и жадная до денег и удовольствий, аристократия были действительными правителями государства. Все это, так или иначе, пресмыкалось около императорскаго дворца и жило жаждою денег. Существование выборнаго церковнаго права властно и решительно устраняло этих образованных и в общей массе развратных людей от церковных должностей и казны. Во времена иконоборчества выборное начало не действовало, и этого класса люди легко проникали на церковныя места и в достаточной степени и в достаточной степени поживились церковною народною казною. Императрица Ирина возвратила народу похищенное у него выборное право, и народ быстро оттеснил этих жадных до денег, а не до церковнаго и народнаго блага, людей от церковных степеней и им оставалось только издали скалить свои зубы на церковныя сокровища. Церковная реформа императора Никифора, именно, уничтожение выборнаго права снова возвращала им доступ к церковным должностям и имуществам.

Несомненно, что между партией чиновников и возведенным ею в императорское достоинство Никифором существовал определенный договор. Император обязывался уничтожить выборное церковное право и чрез это открыть доступ к церковным должностям для чиновников и аристократов. Право императоров назначать епископов практически, в силу неизбежности, превращается в доступ к епископским кафедрам для всех пресмыкающихся около дворца. В благодарность за это император оставил за собою право облагать монастыри и церкви налогами. Для православнаго выборнаго духовества, не сидящаго на шее народной, такие налоги являлись непосильным бременем и оно крайне сильно роптало на эту иеру правительства. Но для человека, принявшаго священный сан ради наживы и высасывания народа, эти налоги явились лишь средством к различнаго рода сборам и казались законною контрибуцией за сан и за доступ к церковной казне. И чиновники-аристократы охотно дали императору свое согласие на обложение церквей под условием, что он даст им возможность превращаться в священников и епископов.

Православная Церковь возлагает на духовенство определенныя обязанности, требует от него веры, подвига, высокой нравственной жизни. Все это, само собою, было очень стеснительно для таких лиц, которые принимают священный сан для легкой и сытой жизни. Иконоборчество в этом отношении было весьма снисходительно; оно превращало священника в простого требо-исправителя, а епископа в светскаго администратора. И византийское чиновничество, присасываясь к священным местам, естественно, могло мечтать о полном возстановлении иконоборчества, так как оно нисколько не стесняло в жизни и не налагало на духовенство никаких особенных обязанностей.

С указанной сейчас точки зрения иконоборчество было борьбою образованнаго чиновно-аристократическаго класса за управление церковию. Борьба эта велась с самим народом, и ересь для высшаго класса служила в виде щупальцев, которыми он впивался в народное тело и высасывал из него живую кровь. Этим характером иконоборчества легко объясняется то, что народ так энергично и единодушно защищал свв. иконы и то, что императоры-иконоборцы чувствовали себя спокойнее и были более успешными в делах, чем императоры православные. Для народа необыкновенно частая в Византии смена императоров и династий не могла иметь слишком заметнаго значения. Революции производились исключительно высшим чиновно-бюрократическим классом, управлявшим всеми отраслями сложнаго государственнаго хозяйства. Ладили императоры с этим классом, – они прочно сидели на троне. Императоры-иконоборцы давали этому классу широкий простор к хозяйничанью в церковном ящике и в благодарность за это пользовались широкою поддержкою с его стороны. Только этим и можно объяснить сравнительное спокойствие государства при императорах-иконоборцах, несмотря на их обычную жестокость, всевозможныя угнетения народа, на потоки крови исповедников православия. Народ страдал и стонал под их владычеством, но эти стоны разбивались об стены тесно сплоченнаго чиновно-аристократическаго класса, не доходили до императоров и не колебали их трон.

Таков внутренний политический характер иконоборчества и этим объясняются его сила и успехи, несмотря на народное противодействие.

ХХVI.

Император Никифор хотя и медленно, но верно рассчитанным шагом шел к возстановлению иконоборчества. Однако, он не решался выступить открыто и после кончины патриарха Тарасия, в 806 г., допустил возвести на патриарший престол св. Никифора (память его 13 марта и 2 июня), искренно преданнаго иконам. Возстановить иконоборчество императору Никифору так и не удалось. В войне с болгарами, в 811 г., он был убит. Сын его Ставрикий царствовал всего два месяца и был низложен. Императорский трон достался свояку Никифора Михаилу Рангабу. При своем восшествии на престол, Михаил воспользовался услугами православных и немедленно же возстановил иконопочитание, отменил все указы Никифора в пользу иконоборцев. Это вызвало сильное недовольство со стороны тянувшихся к церковным сокровищам чиновников-аристократов, и войска, мечтавшаго о боевой славе первых императоров Исаврийскаго дома, создавших иконоборческую ересь. Хотя Михаил стремился к народному благоденствию и отличался мягким характером, все же он чрез два года царствования был низложен. На императорский престол вступил полководец Лев Армянин. С этого воцарения иконоборчество пошло в гору с необычайною простотой и силой.

Дата добавления: 2015-08-17