К.П. Победоносцев 1 страница

9.01.12.

Из книги «Злоупотребления публичной властью и антикоррупционная политика в современной России: монография / [Т.П. Агафонова и др.]. - М.: Юрлитинформ, 2011. - 431 c.

Материалы к лекциям

Все мы хорошо знаем, что такое власть, до тех пор, пока нас не спросят».

Р. Берштедт

Сколько ни живет человечество, не перестает страдать то от власти, то от ее отсутствия».

К.П. Победоносцев

Глава 1

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ КАК ПОЛИТИКО-ПРАВОВОЙ ФЕНОМЕН

§ 1.1. Категории «власть» и «государственная власть» в истории политико-правовых учений

Известная фраза — «времена меняются, а проблемы остаются» — как нельзя лучше подходит к современным реалиям. И уже ни у кого не вызывает сомнения, что на протяжении последних десятилетий ключевой проблемой, которая так или иначе затрагивает все сферы жизни российского общества, является проблема власти. Не случайно основная стратегическая задача развития и укрепления современного российского государства, как отмечал Президент РФ практически в каждом из своих ежегодных посланий Федеральному Собранию, заключается в построении организационно-крепкой и эффективной власти на всех уровнях. Действительно, ранее сложившиеся в стране властные практики во многих случаях естественно тормозят наметившееся в середине 1990-х гг.

обновление отечественной политической, изменение содержания правовой жизни общества. Поэтому создание нового режима властвования и процедур функционирования властных институтов, которые смогли бы фактически отражать и регулировать интересы граждан, все еще стоит на повестке дня современных российских реформаторов.

В отечественном государствоведении, как и в российской политике последних лет, достаточно отчетливо проявляется стремление к поиску простых ответов на сложные вопросы. Например, наиболее распространенным определением власти является следующее: «Это отношения господства и подчинения, при которых воля и действие одних лиц (властвующих) доминирует над волей и действиями других лиц (подвластных)» (С.С. Алексеев). Или: «Государственная власть — это концентрированное выражение воли правящих социальных групп» (В. Корельский). Проблема, казалось бы, ясна и прозрачна. Однако даже поверхностный анализ существующих в современной России властных практик опровергает предыдущие утверждения. Кто подлинный субъект государственной власти? Народ, парламент, президент... Последний в послании Федеральному Собранию РФ прямо заявил, что «органы местного самоуправления часто осуществляют функции органов государственного управления» и «в стране вообще формируется своего рода «теневая юстиция». В этих условиях поневоле теряешься по поводу определения подлинных субъектов государственной власти периода так называемых демократических преобразований, а также перестаешь доверять привычному (знакомому по многим работам корифеев отечественной правовой и политической мысли) пониманию природы самой власти.

В этом контексте весьма актуальным для теоретических исследований становится рассмотрение самого феномена власти, его исторический генезис и определение этого сложного социального явления. Вообще, тема власти поднималась в любой науке, так или иначе связанной с обществом, ибо по большому счету власть существует везде, где есть устойчивое объединение людей, этим и объясняется ее социальный характер. Данная проблематика исследуется в рамках многих научных направлений, которые рассматривают те или иные аспекты этого феномена, расставляя различные акценты на тех или иных ее проявлениях. Именно многообразие взглядов на проблему власти предполагает формирование и развитие единой науки о власти — кратологии и ее отдельных отраслей, рассматривающих конкретные проявления власти1.

С теоретико-методологических позиций появление подобной области исследования более чем оправдано. В широком смысле объектом кратологии является власть, государственная власть, экономическая, политическая и другие ее конкретные проявления в различных сферах социальной системы. В свою очередь предметом исследования выступают: явления, закономерности и принципы существования власти и властных отношений, независимо от того, в какой социальной сфере они возникают.

Итак, в современной гуманитарной науке существует целое многообразие подходов к осмыслению понятия власти. Комплексность и многомерность данной дефиниции порождает целую палитру мнений и точек зрений, что приводит к неизбежности споров относительно содержания и использования этого термина. Так, например, П. Моррис, стремясь выявить общую концептуальную базу для термина «власть», предпринял в своей работе «Власть: философский анализ» скрупулезное исследование различных понятийных конструкций этого слова и показал, что как в реальной (конкретные властные практики), так и в теоретической (научной) практике этот термин используется не только по-разному, но и зачастую вообще для обозначения различных феноменов2. Особенно с его точки зрения такое разногласие характерно для политической и государственной сферы. Сразу хотелось бы отметить, что если природа власти вообще выявляется, анализируется в широком концептуальном пространстве, то по отношению к термину «государственная власть» такое разнообразие встретить достаточно трудно. И дело не только в том, что формулирование понятия «государственная власть» с методологической точки зрения является следствием принятия какой-либо теории власти, но еще и в том, что большинство концепций власти, перенесенных в политико-правовую плоскость, во-первых, либо становятся «слабыми» в объяснении публично-правового взаимодействия субъектов, генезиса и трансформации политической и правовой жизни общества, либо вообще отмежевываются от государственной и правовой составляющих властных отношений; во-вторых, сталкиваются с идеологическими и аксиологическими установками конкретного социума, оказываются не в силах им противостоять, в силу чего остаются абстрактными, умозрительными конструкциями. Тем не менее в политико-правовой практике вопрос о сущности государственной

1 См., например, об этом: Халипов В.Ф. Власть. Основы кратологии. М.: Луч, 1995. 304 с.; Халипов В.Ф. Введение в науку о власти. М: TBS, 1996. 380 с.; Халипов В.Ф.

Власть. Кратологический словарь. М.: Республика, 1997. 431 с.; Халипов В.Ф. Крато-

логия — наука о власти: концепция. М., 2002. 367 с.

2 См. подробнее: Morriss P. Power: a philosophical analysis. Manchester, 1987.

власти в высшей степени актуален и значим, нежели рассуждения о власти «как таковой». «Для современного человека вообще, — замечает С.А. Котляревский, — проблема власти в ее отношениях к личной и общественной свободе представляется прежде всего в форме проблемы именно государственной власти»3.

Теоретическое осмысление самого феномена власти, равно как и ее концептуализация, сталкивается, по утверждению У. Коннолли, с проблемой непреодолимого «концептуального релятивизма»4. В силу этого хотелось бы остановиться еще на одном методологическом затруднении, связанном с тем, что ни одна рационально и логически выстроенная концепция власти не в состоянии стать универсальной, инвариантной и получить общее признание или, другими словами, власть (с точки зрения У. Коннолли) становится «сущностно оспариваемым» понятием5. Более того, по мнению С. Льюкса, попытка построения какой-либо универсальной, общепринятой теории власти на самом деле есть большая эпистемологическая ошибка: исследователей, как правило, интересуют различные аспекты данного явления, а общее понятие власти просто не может быть применено во всех ситуациях, в различных сферах жизни общества и тем более к разным историческим эпохам.

В свете вышесказанного имеется, как это ни странно, весьма существенный разрыв, а порой и противоречие между концептуальным полем понятия «власть» и теориями государственной власти. Так, феномен власти рассматривается почти во всех науках, так или иначе связанных с обществом, а государственная власть в ее политико-правовом измерении фундаментально исследуется, как правило, в рамках правового познания. В связи с этим, несомненно, прав Д.А. Керимов, связывающий одну из причин отставания государствоведения, а в некоторых случаях и его явное противоречие другим социальным наукам, с тем, что «изучением проблем государства занята единственная отрасль знания — юридическая наука, даже не юридическая наука в целом, а лишь общая теория государства и права»6. Причем «общая теория государства и права не смогла в достаточной степени развиться в рамках юридической науки, поскольку, хотели мы того или нет, государственная деятельность анализируется формально, только в институциональном плане, в рамках, закрепленных законодательством,

3 Котляревский С.А. Власть и право. Проблемы правового государства. СПб., 2001. С. 27.

4 Connolly W. The concepts and theories of vodern democracy. L., 1993.

- См. об этом: Болл Т. Власть// Политические исследования. 1993. № 5. 6 Керимов Д.А. Философские основы политико-правовых исследований. М., 1986. С. 236.

то есть в значительной мере через «юридические очки», — дополняет эту мысль Л.С. Явич. Вследствие этих причин «цель этой научной работы (юридико-догматической), — писал Б.Я. Кистяковский, — определить сущность государственной власти, сформулировав ее в строго логически построенном юридическом понятии, далеко не выполнена»7.

Сегодня можно констатировать значительный «дефицит анализа и понимания природы, наиболее общих параметров (изменений) государственности»8, — пишет Л.С. Мамут. Бесспорно и то, что «чистое» юридическое осмысление государственной жизни общества далеко не всегда способно давать ощутимые (как в теоретическом, так и в практическом плане) результаты, ибо различные ипостаси социальности никогда не существуют изолированно, но взаимодополняют и развивают друг друга. Более того, современный методолог В.М. Розин ставит достаточно провокационный для современных юристов вопрос: возможно ли вообще считать юридическое исследование объективным, если оно зачастую проводится при помощи юридических средств, схем, давно уже устаревших, не отражающих современную юридико-политическую действительность, когда выработанные универсальные модели познания юридического и политического бытия общества (в лоне советской «юридической идеологии») не удовлетворяют запросам «новой постепенно формирующейся юридической практики» и эволюционирующего вслед за ней правового мышления? Кризис современной юриспруденции, по его мнению, касается не столько организационных структур и юридических институтов, сколько форм их осмысления, «именно система правовых идей, правовая наука, более того, формы правового сознания поддерживают и цементируют уже в значительной мере отжившие традиционные способы работы и мышления юристов»9.

Из вышесказанного можно сделать следующий вывод: придерживаться лишь юридических позиций, не учитывая междисциплинарных наработок в данной проблемной области, значит, как отмечал в свое время Б.Н. Чичерин, познавать в государстве лишь то, что имеет юридическую природу, закрывая глаза на иное.

7 Цит. по: Хропанюк В.Н. Теория государства и права: Хрестоматия. М., 1998. С. 133.

Мамут Л.С. О государстве и государственности. Основные концепции права и государства в современной России (по материалам «круглого стола» в Центре теории и истории права и государства ИГЛ РАН) // Государство и право. 2003. № 5. С. 15.

Розин В.М. Юридическое мышление (формирование, социокультурный контекст, перспективы развития). Алма-Аты, 2000. С. 33.

Раздел I

Глава 1

Именно подобные проблемные ситуации в юридической науке дают сегодня повод для новых теоретико-методологических дискуссий и сомнений по поводу научно-юридического анализа государственной власти. Некоторые авторы утверждают, что как таковой государственной власти в ее современном понимании (институционально-правовом, формально-юридическом смысле) вообще не существует, ибо государство в лице его органов прикрывает за этим абстрактным концептом институциональную структуру господства, «механизм» конструирования и навязывания определенного стиля (государственного) мышления10. Поэтому, по их мнению, следует как можно быстрее отказаться от этого термина-маски, который за правовой терминологией скрывает свое подлинное лицо — волю к господству, заменив его чем-то более полезным, хотя и непонятно, чем конкретно. Например, Ж. Бодрий-яр пишет, что «в сущности, власти не существует: нет и быть не может односторонности силового отношения, на котором держалась бы «структура» власти, «реальность» власти и ее вечного движения. Все это мечты власти в том виде, в каком они навязаны нам разумом»11.

Однако ясно одно: при «попытке совсем отказаться от понятия государственной власти... или дать этому понятию совершенно производное значение, мы и чувствуем, что перед нами удачная или неудачная, но, во всяком случае, чрезвычайно искусственная стилизация»12, замечает С.А. Котляревский. В этом плане несомненно то, что слишком узкое понимание политических и правовых основ общественного бытия как некоего юридико-государственного кодирования реальности посредством формального и нормативно-институционального заимствования, что свойственно современному этапу развития российской государственности, западных образцов жизни, привело к распространению и укоренению взгляда на власть как на правовой инструмент

10 Так, например, фрагмент из книги «Старые мастера» Т. Бернхарда как нельзя лучше отражает направленность подобного исследовательского взгляда: «Государство силой заставило меня — впрочем, как и всех других, — войти в него и сделало меня послушным ему, оно сделало из меня этатизированного человека и в мыслях, и в действиях; человека, подчиняющегося правилам и зарегистрированного, вымуштрованного и дипломированного, испорченного и подавленного, как и все другие. Когда мы видим людей, мы видим только этатизированных людей — слуг государства; на протяжении всей своей жизни они служат государству своим делом и мыслью, а следовательно, они посвятили свою жизнь чему-то противоестественному». Цит. по: Бурдье П. Дух государства: генезис и структура бюрократического поля. Поэтика и политика: альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии РАН. М.—СПб., 1999. С. 125.

11 БодрийярЖ. Соблазн. М., 2000. С. 96.

12 Котляревский С.А. Власть и право. С. 16.

регулирования общества, где юридическое есть смысл и основа существования власти. Однако история государственно-правовой мысли и ее практической реализации учит нас тому, что ни власть, ни право не являются социальным демиургом друг друга: «Власть не создала право, но она и не создана им»13.

Так, в контексте юридического понимания сущности государственной власти порой складывается впечатление, что правовая наука часто как бы не замечает окружающего ее социального бытия, а просто подгоняет последнее под содержание собственного (сформулированного к настоящему времени) корпуса знаний. Оценка политико-юридических процессов и явлений зачастую протекает в точном соответствии с принятыми в науке теоретическими постулатами и эвристическими схемами, в рамках которых остальные социальные явления так или иначе не принимаются в расчет, и традиционное правовое знание, как справедливо отмечает французский исследователь М. Фуко, от них полностью абстрагируется14. В итоге возникает вопрос: а что если мы действительно «вступаем в такой тип общества, где юридическое все менее и менее способно кодировать власть и служить ей системой представлений»,5?

Следует осознавать, что современная политическая и правовая жизнь намного богаче и, соответственно, сложнее и сам феномен государственной власти. Поэтому, как видится, необходима иная аналитика, схватывающая комплексно социальный характер, динамику и историческую обусловленность государственной власти, ее архитектонические составляющие. Таким образом, «природа государственного властвования, несомненно, может быть понята только на фоне гораздо более широком, чем тот, который в состоянии дать изолированная наука о государстве»16.

13 Котляревский С.А. Власть и право. С. 38.

14 Так, Фуко утверждает, что юридическое понимание власти «неадекватно тому спосо

бу, каким осуществлялась и осуществляется власть; однако же оно является тем кодом,

в соответствии с которым власть себя предъявляет и в соответствии с которым, по ее же

собственному предписанию, ее и нужно мыслить». И там же: «Если мы хотим проана

лизировать власть в конкретной исторической игре ее приемов, то как раз от этого образа

и нужно освободиться, то есть от теоретической привилегии закона и суверенитета. Не

обходимо построить такую аналитику власти, которая уже не будет брать право в качестве

модели и кода». Фуко М. Воля к истине. По ту сторону знания, власти и сексуальности.

с- 188-190.

Подорога В.А. Власть и познание (археологический поиск М. Фуко). Власть: очерки современной политической философии Запада. М., 1989. С. 220. Котляревский С.А. Власть и право. С. 23.

Раздел I

Глава 1

Однако прежде чем предпринять подобную попытку, стоит привести существующие подходы к осмыслению государственной власти. Первая трудность, возникающая в подобном рассмотрении, — это проблема систематизации различных подходов к государственной власти, выбор критериев для осуществления последнего. Ряд авторов полагает, что подобную систематизацию можно провести посредством выявления общего смыслового ядра, на основании которого разворачиваются различные интерпретации власти, а затем в абстрактном виде отражаются в концепции. Согласно С. Льюксу, в качестве такого общего ядра могут выступать первичные идеи, лежащие в основе всех рассуждений исследователя; к таковой, свойственной современному этапу, он относит идею, «каким образом А воздействует на Б»17. В свою очередь для У. Галли основой классификации выступает термин «концепт», причем следует отметить, что «концепт» в его трактовке существенно отличается от понятия «концепция», которая по большому счету есть авторское понимание, интерпретация и развертывание «концепта». Таким образом, «концепт» выступает той теоретической, а равным образом и методологической «единицей», позволяющей сформировать определенную смысловую модель, которой присуще определенное расположение элементов и их взаимоотношение18. Тем не менее эти ученые настаивают на том, что ядро, концепт есть нечто неизменное, имманентное феномену власти, по крайне мере на определенном отрезке времени. В свою очередь различие же между концепциями власти вызвано, с их точки зрения, особенностями его авторского толкования, хотя на самом деле все они разворачиваются вокруг одного и того же ядра.

Другие исследователи предлагают рассматривать различия между концепциями власти не с позиции того, что входит общее ядро понятия и как оно интерпретируется в различных авторских концепциях, а через сравнение конфигурации кластеров идей. Данный подход в последнее время становится весьма популярным в политических и экономических исследованиях и предназначен для описания многомерных явлений. Причем кластерный подход совмещает как многомерное исследование (по разным критериям, параметрам, принципам и т.п.), так и классификацию исследуемого эмпирического материала, то есть рассредоточение множества исследуемых объектов и признаков на однородные группы или кластеры. Это означает, что решается

задача классификации полученной информации и выявления в ней соответствующей структуры. С этой целью в кластерном подходе применяется также факторный и когнитивный анализ, то есть выявление структурности, связанности и взаимовлияния различных групп/кластеров. Так, например, в определенные кластеры идей помещаются схожие по смысловой направленности понятия власти, которые потом, по утверждению Ф. Фрохока, ранжируются в соответствии с их концептуальной, практической и иной значимостью19. Затем выявляется некоторая связь между ними и общая конфигурация смыслов власти. Главной задачей, по Фрохоку, является выявление ключевых свойств, определяющих комплексное понятие власти. К аналогичному методу прибегает и Дж. Дебман при объяснении понятия власти. «Любой анализ власти, — утверждает он, — должен включать информацию о четырех ее ключевых свойствах (элементах) — акторе, действии, намерении и результате. Эти элементы настолько важны, что необходимо понять их роль, прежде чем рассматривать какие-либо другие факторы, определяющие многообразие и сложность властных отношений в реальном мире. Остальные компоненты власти не являются обязательными для всех ее версий, чья структура всегда сложнее набора ключевых элементов»20.

Таким образом, кластерный подход утверждает, что различные конфигурации кластерных свойств целесообразнее рассматривать как различные понятия (концепты), а не как вариации (концепции) одного и того же понятия, как это свойственно вышеизложенному подходу.

Можно привести и другую классификацию подходов к государственной власти, отражающую специфику стиля политико-правового мышления исследователей. В этом ракурсе условно можно выделить три основные группы: реализм, номинализм и концептуализм, каждая из которых отражает ту или иную направленность в постижении государственной власти.

Реализм как философское учение наделяет тот или иной социальный феномен онтологическим статусом, независимым от человеческого сознания. В его рамках единичное бытие субъекта выводится из вида, вид, в свою очередь, из рода, а род — из общего принципа. Реалистический взгляд на государственную власть основывается на презумпции объективной реальности универсалий (Ф. Аквинский), на идеальных образах

17 Lukes S. Power: a radical view. Basingstoke, L. P. 26.

18 См. подробнее: Ледяев В. Г. О сущностной оспариваемое™ политических понятий //

Политические исследования. 2003. № 2. С. 88-89.

19 Frohock F. The structure of politics // The american political science review. Vol. 76. № 3. "° Ледяев В.Г. О сущностной оспариваемости политических понятий // Политические исследования. 2003. № 2. С. 89-90.

Раздел I

Глава 1

(Платон), моделях будущих отношений, наличии определенной логической сущности (Д. Дрейк, А. Роджерс, Г. Стронг) и т.п., которые затем разворачиваются в наличной действительности. В рамках реализма осуществляется трактовка государства и его исторического генезиса в качестве объективной реальности, внеположенной индивидуальному сознанию. К реалистическим концепциям власти следует отнести теологическую теорию, теорию «общей воли», юридический и идеократиче-ский подходы.

Теологическая теория власти. Эта теория берет свое начало еще в мифологическом миросозерцании, в рамках которого все сущее рассматривается с точки зрения хаоса и космоса, сакрального и профанного, внутреннего и внешнего21. Это мышление целостности, дискурс всеединства, в рамках которого нет противостояния социального мира природе, космосу и т.п. Другими словами, социальность есть часть космического/ божественного устройства. Вообще, в рамках этого мышления все социальное — это отражение космического, абсолютного. Движение и стабильность, борьба и гармония космоса есть образ существования и социального, ибо мифологическое мышление только и могло сформировать такую «оптику», через которую космическое, а за ним и социальное подчинялись бы одним закономерностям, что, по сути, и формирует логику всматривания в «небесное» и подчиненнное ему социальное22.

Власть здесь — орудие борьбы с хаосом, действенное средство «перевоплощения» его в порядок («замиренную среду» — М.М. Ковалевский). И для того чтобы сохранить последний, все должны жестко следовать определенным правилам, нарушение которых чревато утратой упорядоченности и в целом самого существования социального (ибо в хаосе ничего не может существовать — вспомним хотя бы воззрения древних греков). В этом плане власть есть сила, которая удерживает социальное бытие от проникновения в него хаоса, от скатывания порядка в «ничто»23. Это без преувеличения пер-

21 См.: Сапронов П.А. Власть как метафизическая и историческая реальность. СПб.,

2001.

22 А. Дугин по этому поводу замечает, что «принцип высшего единства бытия отражается в

единственности земного правителя. Наличие неба и земли, высокого и низкого становится

основой общественного деления на высшие и низшие касты. Преимущественное положе

ние в обществе жрецов выражает господство духовного над материальным, невидимого

над видимым, покоя над действием, вечного над временным». См.: Дугин А.Г. Философия

политики. М., 2004. С. 420.

23 См. об этом: Исаев И.А. Метафизика власти и закона: у истоков политико-правового

сознания. М., 1998.

вая модель государственной власти и ее роли в социальной жизни, вошедшая затем в плоть и кровь ряда монархических теорий власти. Главные носители — источники земной власти. В зависимости от времени и воззрений это, соответственно, боги, духи, далекие предки, то есть в жизни общности реально властвуют те, чей статус «ближе» к сакральному миру (к источнику власти) и просто несоизмерим с положением подвластных.

Теологическая концепция государственной власти обретает свою легитимацию, впрочем, как и легализацию (через Святое писание, иные священные тексты) от некого сверхъестественного начала. Верховный властитель связан с высшей силой, является проводником, посредником между двумя мирами — сакральным и профан-ным, утверждал А. Августин. Так, у него, например, соотносятся мир земного государства и мир небесного государства, порождая в конечном итоге мир всего — спокойствие порядка. Теологические учения о государственной власти, таким образом, — это теории универсального порядка, другими словами, вся Вселенная — это своего рода космическое государство, которое зиждется и отстраняется от хаоса единым божественно установленным порядком, в гармоничном сочетании различных его частей.

Однако именно подобные идеи А. Августина, как ни странно, заложили совершенно иную аналитику государственной власти, что привело к последующей постепенной эволюции и рационализации теорий государственной власти, к появлению жесткой бинарной оппозиции в мышлении, развитой затем другими западными аналитиками. В первую очередь это связано со стремлением к прогрессивному усовершенствованию земного государства в соответствии с определенным идеалом, сначала с идеалом небесного, а затем с идеалом праведного и эффективно управляемого государства и т.п. Все это увлекает разум к сотворению земной гармонии и будущего государства благоденствия, к постепенному отказу от гармоничного мышления, к отходу от покоя, гармонии в сторону активного действия, преобразования.

Позднее видный представитель теологической мысли Фома Аквин-ский модифицирует божественную теорию государственной власти (делает ее более социальной, требующей рациональной организации), утверждая, что от Бога происходит сам принцип власти, некоторая властная сущность, или иначе «божественная конституция», делом же государственной власти является ее воплощение и развертывание в земных законах. Тем самым происходит воплощение божественной сущности в конкретное устройство государства (его обожествление),

Раздел I

Глава 1

обеспечивая праведную жизнь в нем24. Фома Аквинский раскрывает суть государственной власти, назначение царя, утверждая, что «в управлении собственным королевством король должен подражать правлению природой Богам. Король должен основывать города точно так же, как Бог сотворил мир, должен вести человека к его высшему предназначению точно так же, как Бог ведет природных тварей... человек нуждается в ком-то, кто был бы способен открыть ему путь к блаженству на небесах, блюдя здесь, в земной юдоли, то, что есть honestum (добродетель — лат.). Царская доля вести человека к honestum как к его естественному и божественному предназначению»25.

Такое образное, по сути, мышление, строившееся на аналогиях, приводит к тому, что государственная власть, как справедливо отмечал Н.Н. Алексеев, как в лице своего властителя, так и как некоторое целое возводится до пределов религиозного культа, что вдохновляет людей к строительству государства, к жизни для и ради государства. «Наместник Бога, земной царь: он хранитель земной жизни подданных — существо, в руках которого лежит их жизнь и смерть. Таковым же должно быть и государство: именно союзом, который призван хранить земную жизнь, в идеале, следовательно, союзом вечной и блаженной жизни на земле»26.

Теория «общей воли». В рамках этого мышления власть утрачивает свое первоначальное значение сакральной данности и связывается с некоторой целостностью (общая воля, воля народа, мировая воля, разум), из которой она проистекает и для которой призвана к существованию. Религиозно-властное сознание заменяется политическим, которое «не просто истолковывает смутные импульсы, идущие из глубин социального, оно обожествляет его. Возникает некая религия социального, сопровождающаяся вполне реальной секуляризацией общества и падением его традиционных ценностей»27.

С точки зрения этого подхода государство есть особое, органичное целое, обладающее самосознательным единством и выступающее в виде консолидированного субъекта, высшей личности (Н. Алексеев).

Дата добавления: 2015-08-02