Часть 3. В женском отделении лежало десять больных, и я должна была осма­тривать их через день

В женском отделении лежало десять больных, и я должна была осма­тривать их через день. Кстати, до сих пор не могу сказать, с кем я больше люблю работать, с мужчинами или с женщинами. А разница тут просто огромная.

Среди пациентов-мужчин частенько попадаются интересные люди; кое с кем я даже подружилась, насколько, конечно, позволяют рамки отношений между пациентом и врачом. Многие были преступниками, так что их психическое состояние можно было оценивать лишь на осно­ве тщательного изучения толстых папок с судебными делами. А для ме­ня копание в огромном количестве бюрократических бумаг, что тоска смертная. Я понимала, конечно, необходимость такой работы, но, чест­но говоря, предпочла бы тратить драгоценное время на непосредствен­ное общение с больными.

Работать с женщинами гораздо легче, но тут возникают свои труд­ности. Почти все они чьи-то жены и матери и мне, естественно хотелось узнать о них побольше и с этой стороны, а это существенно усложняло отбор информации нужной мне как специалисту. И еще мне казалось, что работа с женщинами представляет определенную опасность для мо­ей душевной внутренней гармонии, требует от меня большого эмоцио­нального равновесия.

Только я вошла в женскую палату, как меня окликнула одна из паци­енток. Из детского дома, где жила ее дочь, прислали фотографию, и ей за­хотелось похвастаться своей красивой девочкой. Когда-то, наверное, она и сама была красавицей, еще до того, как болезнь принялась за свою раз­рушительную работу. Я поблагодарила и отказалась, сославшись на за­нятость, но пообещала заглянуть к ней, как только освобожусь.

Женщины, одетые в серые одинаковые хлопчатобумажные хала­ты, изношенные, вероятно не одним поколением больных, выстроились в коридоре в очередь, принимать лекарство. Сестра поочередно подходила к каждой, строго следя за тем, чтобы таблетки непременно были проглочены. Дело в том, что нередко пациентки отказывались признавать себя больными, прятали пилюли в карман, потом выбра­сывали в унитаз. За ними нужен был глаз да глаз. Порой сестра кри­ком подгоняла их, заставляла пошире разевать рот, и пока своими глазами не видела, что таблетка действительно там, она не двигалась дальше.

Несколько кроватей с тяжелобольными стояли прямо в коридоре и неудивительно, так как больница всегда была переполнена. Когда я проходила мимо, каждая пыталась задержать меня, что-то сказать. Я только кивала в ответ, но не останавливалась, так как у меня не было времени. Рабочий день подошел к концу, а меня ждала еще одна боль­ная, которую только что привезли, и Бог знает, сколько времени зай­мет ее осмотр.

Подойдя к реанимационной палате, я вдруг услышала громкий крик из палаты для буйных:

- Уж я знаю, кто ты такая! Никто не знает, а я знаю! Мне одной из­вестно, кто там засел внутри этой врачихи!

Кричала молодая девушка, но с многолетним и, пожалуй, самым долгим стажем пребывания здесь. Больная с детства, она ложилась в больницу как минимум дважды в год. Несколько дней назад ее снова привезли и я ее еще не видела. Ее наблюдал другой врач. Мне сказали, что она опять беременна, скорее всего, от какого-нибудь бомжа, несча­стная нередко уходила из дома и ночевала на вокзалах. Лечащий врач решил прервать беременность без ее согласия. В патологически беспо­рядочной жизни молодой женщины такое случалось уже не раз, и наде­яться, что она сможет когда-нибудь родить и воспитать ребенка, не приходилось.

У нас лечились и женщины, уже успевшие стать матерями. Их де­тей обычно помещали в дом ребенка или в специальный интернат. Мне тоже приходилось участвовать в комиссиях, принимающих подобные решения, и я всегда старалась оградить свой душевный и эмоциональ­ный мир от происходящего, но, как правило, безуспешно. Не могу за­быть одну мою пациентку, которую тоже звали Ольга. В нормальном психическом состоянии она была заботливой и любящей матерью. Гля­дя на ее милое, прекрасное лицо, трудно было представить, что во вре­мя припадка она может превратиться в сущую фурию, сеющую вокруг смерть и разрушение. В ее пораженном безумием мозгу постоянно зву­чали какие-то голоса, слушая их, она могла уморить голодом или за­бить до смерти своих несчастных детей, которых у нее было двое: маль­чик четырех лет и девятилетняя девочка. Их у нее отобрали по суду, для чего была создана специальная комиссия врачей-психиатров. Мне час­то приходилось видеть, как Ольга сидела в углу коридора клиники и беззвучно плакала. Я была одним из членов комиссии и, хотя я ни минуты не сомневалась в правильности нашего решения, иногда глядя, как отчаянно и безутешно Ольга плачет в своем углу, чувствовала себя виноватой.

Итак, я подошла к палате буйных и заглянула в специальное окош­ко, проделанное в крепкой двери. Кричавшая стояла по другую сторо­ну, вцепившись пальцами в решетку. Ее короткие черные волосы были растрепанны. Большие темные глаза горели безумием. Она разукраси­ла губы, и щеки губной помадой, и была так возбуждена, что, казалось, не владела собой. В прошлом мне уже не раз приходилось бывать ее ле­чащим врачом, и я знала, что она не опасна.

- Катя! Прошу тебя, успокойся! Ну, зачем так кричать? - в ответ она криво усмехнулась, сразу же затихла и отправилась в угол, к своей кро­вати. Подойдя туда, она повернулась и спокойно сказала: - Ладно, док­тор. Поиграем в прятки. Но от меня все равно не спрячешься, я знаю кто ты такая.

Новая пациентка, которую я должна была осмотреть, лежала в ре­анимационной. Вокруг ее кровати суетились, и когда я вошла, больной за их спинами не было видно.

- Здравствуйте, доктор, - повернулась одна из них и подвинулась, подпуская меня к кровати. Трубочки внутривенного питания уже были прикреплены к телу больной.

- Здравствуйте. Как она?

- Она умирает, доктор, - услышала я незнакомый голос.

В углу на корточках сидел человек. Когда он встал, я увидела пе­ред собой высокого худого мужчину. По его виду можно было сказать, что он не спал последние несколько ночей. Чисто выбритое лицо было бледно, вокруг глаз темные круги. Одет он был в строгий костюм, вы­глядел опрятно, но в лице отражался такой страх, такое страдание, что все остальное, казалось, не имеет значения.

Одна из сестер торопливо зашептала:

- Простите нас, доктор, это мы разрешили ему побыть немного здесь.

В клинике было строгое правило, запрещающее родственникам находиться в реанимационной, и нарушалось оно крайне редко.

- Он был в таком отчаянии и так нас умолял, что мы не смогли ему отказать.

- Будьте добры, подождите в моем кабинете, - попросила я.

В лице его промелькнул испуг, и было видно, что уходить отсюда он не желает и готов вот-вот заплакать.

- Пожалуйста, доктор, - стал жалобно просить он, - позвольте мне остаться. Ведь она умирает...

- Не уверена. Мне нужно ее осмотреть. Это ваша жена? -Да.

- Сначала я осмотрю вашу жену, ну а потом поговорим. Пожалуй­ста, подождите в моем кабинете.

Слава Богу, на этот раз он без лишних слов согласился, и я попро­сила одну из сестер проводить его.

Теперь можно спокойно заняться больной. Первое впечатление не сулило ничего хорошего. Передо мной лежал скелет, обтянутый дряб­лой желтой кожей. Глубоко запавшие глаза закрыты. Дыхание неглубо­кое и частое. В районе ключицы торчит толстая игла, по которой из бу­тыли, подвешенной в изголовье через прозрачную трубку, капля за кап­лей поступает питательная жидкость. Три-четыре дня, не менее, эта жидкость должна поддерживать в ней жизнь. Женщина лежала без дви­жения, но я чувствовала, что она в сознании и вполне воспринимает все, что происходит вокруг.

Яподошла ближе и взяла ее за руку. Рука сухая и горячая. Пульс немного выше обычного, но достаточно ритмичный и сильный. Итак, физическое состояние вполне в норме, если не считать, что больная крайне истощена. Все органы работают удовлетворительно, и надле­жащим лечением вернуть ее в здоровое состояние будет не сложно.

- Я знаю, что вы меня слышите, - я снова коснулась ее руки. - Обе­щаю, вам скоро станет гораздо лучше. Мы сделаем все, чтобы помочь вам.

Она открыла глаза и посмотрела на меня таким откровенно враж­дебным взглядом, что я внутренне содрогнулась. Синие глаза ее были прекрасны, но ненависть, которая переполняла их, искажала все ее лицо. Она молчала. Просто смотрела мне в глаза, молчала, и взгляд ее, каза­лось, летел ко мне из других миров. Ничего человеческого не было в этом взгляде, сама болезнь смотрела на меня ее глазами, болезнь, которая уно­сит многих моих пациентов от света к тьме, от жизни к смерти. Мне ста­ло не по себе, и лишь только она закрыла глаза, я отдернула руку.

Курс лечения, который прописал ей дежурный врач, как мне пока­залось, был верен и я дала сестрам распоряжение продолжать в том же духе.

В этом отделении у меня был один кабинет на двоих с другим пси­хиатром, который уже закончил дежурство и ушел домой. Муж моей новой пациентки сидел на стуле, и казалось, пребывал в глубоком трансе, отрешенно уставившись на предмет, который держал в руке. Это был чей-то портрет в темной деревянной рамке.

Видя его состояние, я сказала, что понимаю, как ему хочется сей­час быть рядом с женой. Мы договорились, что он останется с ней на ночь. Он горячо поблагодарил, и протянул мне портрет.

- Посмотрите, какая она была до болезни. Мне кажется, вам будет полезно узнать, как я женился на ней, на женщине, которую люблю больше всего на свете.

И он начал говорить быстро, захлебываясь, словно на одном дыха­нии. Он рассказывал такие вещи, о которых, видимо, раньше никогда никому не рассказывал и которых сам, вероятно, до сих пор как следует, не осознавал. Он говорил без остановки, находясь в таком состоянии, в котором все сдерживающие факторы, такие как, скажем, гордость или самоанализ, полностью исчезают. Его нес мощный эмоциональный по­ток, в который человек попадает, может быть, раз или два в жизни.

- Знаете, мои коллеги всегда надо мной смеялись. Сумасшедшая жена. Еще бы. Нет, они не говорили про нее ничего обидного, они во­обще никогда о ней не заговаривали, но я всегда чувствовал их отно­шение. Мне еще повезло, я ведь отличный математик и у меня хорошее положение. Я заведую большой лабораторией и люблю свою работу. Работа и жена, вот единственное, что у меня осталось в этой жизни.

Боже, как мы были счастливы, когда были молоды, когда она была здорова! Мы называли это любовью, но сейчас я думаю иначе. Любовь - это совсем не то чувство, которое возникает, когда двух симпатичных молодых людей влечет друг к другу. Молодость быстро проходит, лю­бовь остается с нами всегда. Все годы, когда она была больна, я ни ра­зу не говорил с ней об этом, но я уверен, она никогда не любила меня. Более того, она меня ненавидела, я знаю это наверняка. Сколько раз она пыталась покончить с собой, чего только не перепробовала!

- Врачи говорили, что главная причина этих попыток, это голоса, которые она постоянно слышит. Якобы они уговаривают ее умереть, но я думаю, что она и сама не хотела больше жить. И это для меня за­гадка. Вы специалист и может вы объясните мне все это с научной точ­ки зрения.

Со старой фотографии на меня смотрела красивая молодая блон­динка. На голове давно вышедшая из моды высокая прическа, откры­тое платье, с большим декольте, открывающим красивую шею. Ну, прямо кинозвезда шестидесятых. Что общего между этой женщиной и скелетом, лежащим там, в палате, разве что энергия, сияющая, бурля­щая в ярко-голубых глазах, правда, в глазах на фотографии не было этой холодной ярости.

- Иван Сергеевич! - я не могла удержаться от восклицания. - Где вы были раньше? У вашей жены больше месяца крошки во рту не было. Почему не обратились за помощью? Почему?

- Она сама так хотела, - теперь он говорил спокойно. - Она запре­тила. Она хотела умереть.

- Тогда почему сейчас вы ее привезли сюда? Почему не дали уме­реть ей дома?

- Простите меня, доктор. Я вас очень прошу. Я во всем виноват, не нужно было ждать так долго. Мне всегда было трудно идти против ее воли. Мне очень жаль, - с последними словами он, казалось, совсем по­терял самообладание.

Мне стало совсем совестно, его раскаяние было столь глубоким, а виной тому была я со своими дурацкими вопросами. На самом деле, я ведь не считала, что уже слишком поздно, и что положение его жены безнадежно. Я не сомневалась, что физическое состояние, а может и психическое, быстро восстановится.

- Ну, хорошо, не волнуйтесь, Иван Сергеевич. Ваша жена скоро поправится, обещаю вам. К счастью, в нашей клинике для этого есть все необходимое.

Притворяться в том, что он мне верит, Иван Сергеевич не стал, вскочив со стула, он заторопился к ней, и я не стала его удерживать.

Я раскрыла тетрадь истории болезни и стала ее заполнять. День вы­дался трудный и долгий, мне ужасно хотелось домой. Уходя, я загляну­ла в реанимационную. Он был так поглощен женой и своими пережива­ниями, что даже не заметил меня. Я видела, как он переворачивает ее те­ло на живот, протирает спину хлопчатобумажной салфеткой, смочен­ной в спирте, чтобы не допустить пролежней. Делал он это умело, и я подумала, что его присутствие сильно облегчит работу санитарок.

Конечная остановка была рядом с клиникой. Автобус пришел почти пустым, и я села на свободное место. Как и всегда после долгого и труд­ного дня, меня быстро укачало, и я спала всю дорогу, пока автобус тряс­ся до города.

И вот я уже в однокомнатной квартирке, откуда утром уходила на работу. Я наскоро приготовила незатейливый ужин: жареную картош­ку с рыбой, купленной на рынке у рыбака, который каждое утро ехал куда-то со мной в одном автобусе. К картошке с рыбой неплохо было бы каких-нибудь овощей, да где ж их достанешь зимой.

Быстренько расправившись со своей скудной трапезой, я легла на кровать и сразу заснула. А среди ночи вдруг очнулась в холодном по­ту. Мне приснился кошмарный сон, да такой яркий, что, даже пробу­дившись, я не могла избавиться от него. Видение не закончилось и тог­да, когда я включила свет, сидя в постели. До сих пор, вспоминая ту ночь, будто бы я слышу холодный бесстрастный голос незнакомца с монгольскими чертами лица, который явился мне во сне:

Снова и снова я слышу, как он повторяет одни и те же слова: - Я хочу, чтоб ты увидела ее переход! Я не понимала о чем он говорит, но он не обратил на это внимания. Потом происходит как бы некий сдвиг, и я вижу женщину, давешнюю мою пациентку, жену Ивана. Ее пре­красное, сияющее белизной тело резко выделяется на фоне пугающего, темного и пустого пространства, в котором летит она. Движения ее плавны и изящны, она улетает все выше и выше. Вот она медленно по­ворачивается ко мне, красивая и здоровая, как прежде.

Я пытаюсь избавиться от видения, но кинолента сна разворачива­ется все дальше. Управляет действием, с каждым мгновением все более страшным, таинственный человек с монгольским лицом. Теперь жен­щина смотрит мне прямо в глаза, и во взгляде ее, превосходство и на­смешка. Этот взгляд, он буквально завораживает меня, парализует, ли­шает воли.

- Это необычная женщина, - слышу я грубый голос монгола, - У нее сила, у нее могущество. Она все делает просто и быстро. С виду она как все, но честней и храбрей всех остальных.

Я вижу, как над ее головой неожиданно появляется большая белая фигура, и женщина, благоговейно подняв глаза, опускается на колени. Лицо ее сияет экстазом, она будто находится в каком-то трансе. Теперь она, как две капли воды, похожа на юную девушку с фотографии. Бе­лая фигура медленно, как бы порхая, опускается и накрывает ее рас­простертое тело.

Видение всколыхнуло меня с такой силой, что я попыталась пробу­диться от власти сна и поскорее избавиться от этого кошмара, вернуть полный контроль над своим сознанием. Это сон, убеждала я себя, все­го лишь сон, и на самом деле женщина лежит в больничной палате и крепко спит. Я просто очень устала за последние дни, надо что-то при­думать, чтобы как следует отдохнуть.

Но все было тщетно. Исполненный мощи образ огромной летящей фигуры, которая накрывает и как бы поглощает мою пациентку, стоял перед глазами, и меня буквально потрясало сложное чувство, где страх смешался со странным влечением.

После такого сна нечего было и думать, чтобы уснуть снова. Оста­валось терпеливо дожидаться рассвета и отправляться в клинику пер­вым же автобусом. Хотелось побыстрее окунуться в работу, забыть страшное видение, не чувствовать больше его крючьев, больно впив­шихся в мое сознание. По дороге я старалась не вспоминать о ночном кошмаре. Я думала о родной клинике, которая представлялась мне ти­хой гаванью, где нет места тревогам. Прибежищем, где мой кошмар рассеется, как дым, и я снова вернусь к нормальной жизни.

И вот я, наконец, подхожу к отделению, поднимаюсь по ступень­кам. Открываю дверь и с наслаждением вдыхаю знакомый запах мочи, смешанный с запахом пота и лекарств, запах повседневной, обычной реальности. Я среди людей. Я разумное существо. Я врач, психиатр, че­ловек, который сам управляет своим сознанием, над которым не власт­ны странные голоса и видения ночи.

Было еще очень рано. Мои пациенты спали в своих палатах, а в ко­ридоре горели синие лампы ночного освещения. Внутри меня все кло­котало, а тут царил мир и покой, и у меня было такое ощущение, слов­но я смотрю сюрреалистический фильм.

Дверь в реанимационную была закрыта.

Надеюсь, ее мужу удалось хоть немного подремать. Я всматрива­юсь в лица спящих больных, даже во сне, искаженных недугом, и мне становилось все легче. Я снова здесь, в своей родной стихии. Привыч­ная обстановка, где все под моим контролем.

Дежурная сестра сидела в кабинете и что-то писала в журнале. Не успела я подумать, как объяснить столь ранний приход на работу, как она подняла голову, и я сразу поняла, что-то случилось.

- Ах, доктор! Ну, зачем они вас побеспокоили? Она умерла так не­ожиданно, так быстро! Тело уже отправили в морг. Я же просила не звонить вам так рано! Все равно ничем не поможешь, слишком поздно. Ах, доктор, мне так жаль, что вас побеспокоили.

Я ринулась в реанимационную, распахнула дверь и увидела, пус­тую кровать, смятые простыни, беспорядок, вызванный безумными по­пытками персонала удержать жизнь, которая не желала больше оста­ваться здесь, которая предпочла собственный путь.

Реанимационный аппарат сдвинут, использованные шприцы, пус­тые капельницы, словом, полный хаос. Все эти современные приборы, новейшие лекарства оказались бессильны перед тайной смерти, они проиграли сражение с ней. С болью в сердце, я схватилась за спинку кровати. Вошла сестра.

- Все случилось так быстро, никто и опомниться не успел. Сначала аритмия, а потом остановка сердца. Мы перепробовали все, что мож­но. Я ничего не понимаю, доктор.

У меня подкашивались ноги, я смогла лишь кивнуть ей в ответ, мол, все поняла. Сейчас мне нужно было хоть несколько минут побыть одной и разобраться в том, что творилось у меня в душе. Я вышла из палаты и поплелась к своему кабинету, ничего не слыша, ничего не ви­дя вокруг. Я переставляла ноги, как автомат, как слепой, который ты­сячи раз уже проходил этим путем.

Войдя в кабинет, я услышала за спиной мягкий, сочувствующий голос сестры:

- Доктор, может, чашечку кофе?

- Да, спасибо.

На моем столе я увидела букет, семь белых роз. Откуда взялись зи­мой эти прекрасные цветы? В неуютном кабинете они казались совер­шенно не на месте.

- Я добавила сахару, чтоб подольше стояли, - сказала сестра, вно­ся кофе. - Это Иван Сергеевич принес. Он уже сходил в похоронное бю­ро, а потом вернулся с цветами. Он попросил меня поставить их имен­но вам. И где только он их достал зимой?

Я поняла, что этим букетом Иван Сергеевич хотел сказать, что не винит меня в смерти своей жены, но я все равно была глубоко потрясе­на случившимся. Прошел всего день после встречи с Николаем. И вот, эта нелепая смерть, а накануне, таинственный, страшный сон, в кото­ром я наблюдала эту смерть.

Через несколько дней пришел результат вскрытия, но он ни о чем не говорил. Смерть этой женщины не имела причин, и вместе с тем, на­ряду со смятением, я почувствовала в душе некоторое облегчение.

В первый выдавшийся после моей работы выходной, я вместе со своим другом и сотрудником по работе, Анатолием, и его другом Александром Харитиди, который впоследствии стал моим мужем, по­шли на занятия в "Сотиданандана йога центр". Свои лекции там читал знаменитый на весь Новосибирск, да и на всю Россию, Гуру Шри Джнан Аватар Муни. Я и мои друзья очень уважали этого человека, к тому же у меня накопилось множество вопросов, которые я хотела раз­решить на встрече с ним, так как кроме него никто не мог дать ответа на них. Это был просветленный Мастер, обладавший каким-то неис­черпаемым знанием. После долгой езды в переполненном транспорте, я, наконец, добралась до здания ДК железнодорожников, где должна была состояться эта встреча.

Мои ноги сильно окоченели, и я шла быстро, чтобы разогреться. Ря­дом с огромной афишей, на которой был изображен Гуру, и были напи­саны темы лекций: медитация, оккультная йога, астропланетарное кара­тэ, сансэнергетическая астропсихология, орфика и многое другое меня поджидали Александр и Толя. Александр был одет в длинное черное драповое пальто, которое вместе с его восточной внешностью смотре­лось очень импозантно.

Анатолий был одет в свой серый пуховик. Заметив меня, они дру­желюбно повернулись, отвлекаясь от своего разговора.

- Здравствуй, Оля, - сказал Толя.

- Привет, - Александр тоже поздоровался со мной.

- Давайте, скорее, зайдем в холл ДК, так как я сильно замерзла, - предложила я, еще больше кутаясь в шубу. Оба с пониманием посмот­рели на меня и пошли к входу во Дворец культуры.

- Александру-то хорошо, - сказал Толя, - он живет тут в двух ша­гах, а мы с тобой пока доберемся, так станем как свежемороженая ры­ба. Зайдя в холл, мы почувствовали себя уютнее.

- Да, в следующий раз будем лучше здесь, - сказал Толя, протирая свои запотевшие очки.

Александр заявил, что ему больше нравится жара в пустыне, чем холод, ведь он все же наполовину грек.

- Моих родителей в 37-м сослали сюда из Грузии, - пожаловался он, нахмурив свои густые черные брови.

- Да уж, - заметил Анатолий, - тут почти весь город из ссыльных и состоит. Сталин так Сибирь обживал, ссылая всех куда подальше.

Прозвенел звонок к началу занятия и мы зашли в большой зал, полностью наполненный народом, так как теперь после перестройки разрешили такие религиозные собрания и лекции на подобные темы.

На высокой сцене в длинном черном хитоне с высоким стоячим во­ротником стоял Гуру. На голове его была высокая черная шапка. На груди красный круг с тремя окружностями, вписанными в него, символ триединства Вселенной, знамя Шамбалы. Гуру начал свою проповедь с молитвы. Раньше услышать молитву где-нибудь вне церкви, а особенно в зале ДК, было просто невозможно. После молитвы началась очень ин­тересная проповедь, особенно она была интересна мне как психиатру.

- Каждый цивилизованный человек, - говорил Гуру, - до некоторой степени является сумасшедшим, он подвержен различным маниям, же­ланиям власти, славы, богатства, к которым влечет их болезненное во­ображение. Каждый человек в своем внутреннем мире создает себе пер­спективу, голубую мечту, к которой он стремится, и она овладевает им настолько, что человек уже более перестает контролировать себя и часто жертвует здоровьем, жизнью, реальным благополучием в желании добиться выдуманной утопии.

Недавно только мы с вами стали освобождаться от утопии, комму­низма, которая как паранойя, охватила огромные массы людей, но та­ких утопий в голове человека остается еще очень много. И многие из них нисколько не лучше коммунизма это и семейное счастье, и поиск идеального партнера, и надежда, что ваш ребенок будет вундеркинд. Престиж признание, мода и многие вещи являются чем-то похожим на паранойю, но реально многие люди не знают, что делать, чтоб их уто­пия воплотилась в действительность. Например, как сделать так, чтоб у вас родился вундеркинд, ведь это зависит не от воспитания, а от той души, которая рождается через вас, и на Тибете были особые методы притяжения возвышенной души. Для этого родители или хотя бы мать начинали перед рождением ребенка самоотверженно служить Гуру, Учителю, и их самоотверженность высшему притягивало великую ду­шу. А нахождение партнера, часто вы даже не присматриваетесь, кого же вы нашли, сразу проецируя на первого встречного свой идеал, хотя его можно найти, получив благословение Учителя. И вот такая пара­нойя существует в больном обществе, где все люди одержимы самолю­бованием, манией величия, разными фобиями и страхами.

Основная задача йоги и медитации - вылечит человека от его па­ранойи, убрать то болезненное воображение, которое порождает не­сбыточные коммунизмы. Отбросить все представления, все мании, все паранойи и начать просто жить, радоваться без какой - либо причины, переживать состояние Божественного.

Далее Учитель стал сообщать еще более удивительные вещи, кото­рые мы со своими друзьями с удовольствием слушали.

- Однако многие сумасшедшие, которые сейчас находятся в дурдо­мах, находятся в высочайших состояниях блаженства, открытости, любви ко всему миру. Дело в том, что некоторые люди от рождения, или в результате какого-то происшествия приходят в это возвышенное состояние, делающее их подобно безумным. Они, находясь в них, уже не могут быть адекватными этому миру.

Блаженство, любовь, вдохновение настолько захватывают их, что они выпадают из того состояния, в котором находится безумное обще­ство. И по отношению к нему они выглядят ненормально. Их состояние подобно состоянию Будды, Христа и других великих людей. Но с одним "но": Будда и Христос, не смотря на любое состояние, остаются вне это­го состояния. Они могут наблюдать его со стороны. Их Дух шире лю­бого состояния и, поэтому Будда и Христос могут быть адекватными. Они могут владеть собой, не смотря на любое состояние. Все виды су­масшествия и все, испытываемые человеком состояния, являются ничем иным, как движением точки сборки восприятия окружающего мира по полосам эманаций. Состояние - это нахождение в определенном инфор­мационно - энергетическом потоке. И астрокаратэк должен уметь входить в любые состояния: гнева, радости, страха, а также выходить из них. Только тогда можно сказать, что человек владеет собой.

В конце лекции я вместе с Толей и Александром подошла к Вели­кому Учителю. Александр был его ближайшим учеником и поэтому Гуру пообщался с нами индивидуально. Только взглянув на нас, Гуру сразу же сказал: "Да, я вижу, Ольга и Александр, ваши судьбы сплета­ются вместе".

Так как я тогда еще очень мало знала Сашу, я как-то не придала этому большого значения. Но будущее показало истинность его слов. Чтоб преодолеть неловкость от этой новости, я задала Гуру мучивший меня вопрос:

- Почему у сумасшедших такая большая сила?

- Дело в том, - сказал Гуру, - что у некоторых сумасшедших нет сдерживающего обычных людей ума. И они за счет этого обретают зве­риную силу, которая возникает и в обычном человеке во время стрес­са, критической ситуации. В некоторых умалишенных, вселяются злые духи, которые могут придавать им особые силы и способности"

Удивленная услышанным, я рассказала ему о своей встрече с Ни­колаем, который внезапно, после моей встречи с ним, решил стать ша­маном.

Гуру, внимательно выслушав меня, сказал: "Часто каким-либо че­ловеком завладевают духи. Это могут быть ангелы. Тогда такой чело­век становится проводником Божественных сил. И, если такой предок был колдуном или шаманом, то его избранник тоже становится таким же. Вот что случилось с вашим знакомым. И очень скоро тоже случит­ся и с тобой. Ты приблизишься к Беловодью и получишь там посвяще­ние Сил Алтая".

Я очень удивилась сказанному Учителем, но приняла все это не боль­ше как метафору. Тогда я еще не предполагала, что все, сказанное им, дей­ствительно сбудется со мной. Что меня привлечет туда неотвратимая сила судьбы.

Дата добавления: 2015-08-02