Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

4 страница. Сейчас Владимир Ильич с удовольствием просматривал этот дневник

Читайте также:
  1. 1 страница
  2. 1 страница
  3. 1 страница
  4. 1 страница
  5. 1 страница
  6. 1 страница
  7. 1 страница

Ваш В.И.[35]

Сейчас Владимир Ильич с удовольствием просматривал этот дневник, вспоминая, вспоминая, вспоминая. В последнее время ему больше удовольствия приносило погружаться в меланхолические грезы прошлого, нежели реально оценивать современную ситуацию. Там были рвения, бешеный адреналин, энергия, а здесь – драка за власть, лицемерие, бесконечные подставы. День ото дня вождь понимал, что его окружение только ждет часа, когда сможет смести его, смести мощной волной цунами, и эта дума страшила, лишая возможности мыслить и строить планы на будущее. «Что посеешь – то и пожнешь», гласит народная мудрость, но и народную мудрость Ильич не переваривал….

Звенящую тишину кабинета нарушил тихий, осторожный стук в дверь.

- Войдите, - провозгласил хозяин кабинета.

В дверь затравленно-угоднически просунулся помощник.

- Владимир Ильич, к вам пришли. Говорят вы ждали….

- Кто?

- Профессор Казаков.

- Пусть войдет, - возбужденно объявил Ленин.

Через секунду в кабинет вошел немолодой уже человек. Поправив очки, и переложив из правой руки в левую папку с принесенной документацией, гость вступил в апартаменты правительственного кабинета.

- Доброго здоровьица, товарищ Ленин, - вкрадчиво тихо запричитал Игнатий Казаков, - я принес то, о чем мы с вами разговаривали недавно.

- Отлично, отлично. Я как р аз ждал вас, - прокартавил Ильич, - что вы мне п р инесли? Получилось ли р азоб р аться с инте р есующим нас воп р осом?

- Да, Владимир Ильич. Токсилогическая лаборатория будет функционировать. Спец. оружие, можно сказать, уже у нас в руках[36].

- П р екрасно! А когда же начнутся пе р вые испытания?

- В ближайшее время. Опыты будут проводиться на полит. заключенных. Через несколько недель, я принесу вам отчет о проведенных экспериментах.[37] [38] [39]

- Вы, Казаков, молодец! Заслуживаете о р дена. Вы его получите. Но меня инте р есует не только эта лаборато р ия…. Молодое госуда р ство нуждается в мощной базе, способной защитить его от любых посягательств извне и от тлетворных влияний изнут р и… и вообще, настала пора р азвиваться нашей науке, и на этом пути не зачем опутывать себя цепями пустых мо р альных убеждений или п р инципами гуманизма. Это всё – пе р ежитки п р ошлого, попахивает бу р жуазными идейками, полными лицеме р ия и лжи! Мы же не будем идти этим путем. Мы должны обойти все западные капиталистические госуда р ства в сфе р е всевозможных достижений, п р ичем основной упо р сейчас нужно делать на такие, особые, спец.лабо р атории. Они еще сыг р ают нам хо р ошую службу. Надеюсь, наш с вами р азговор останется по-п р ежнему в тайне?

- Конечно, конечно….

- Ну, вот и ладненько. Идите, р аботайте. После доложите, что там стало с этими подопытными мышами….

- Слушаюсь и повинуюсь….

16.

На фоне солнечного, теплого весеннего дня несуразным пятном чернеет старое, повидавшее немало на своем веку тюремное здание, обнесенное несколькими рядами колючей проволоки. Взвод солдат день и ночь сторожит его и тех, кто томится под сводами, тех, кто в большинстве своем не имеет никакой вины.

К зданию проехала машина.

- Кто-то из верхов, - с восхищением произнес один из молодых солдатиков, стоявших на посту. Он еще не осознавал в полной мере, что здесь происходит, пребывая в сладком забвении незнания.

Машина бесшумно минула передний двор и завернула к запасному входу. Из автомобиля вышло несколько человек во главе с Казаковым, и все вместе в полном безмолвии вошли в здание тюрьмы. Прибывшие не пошли по основному коридору, не стали они подниматься и наверх. Всё тайное и секретное в советских тюрьмах находилось только в подвальных помещениях, скрытых за семью замками, спрятанных в лабиринтах лестничных пролетов, замурованных в звуконепроницаемых камерах, дабы в случае чего, с палачей были взятки гладки.

Казаков с окружением спустился по длинной винтовой лестнице вниз. Повернул налево. Еще один пролет. Опять поворот, только уже направо. Дальше шли узким, плохо освещенным коридором, принимая подобострастные поклоны охраны.

- Вот и пришли, - без каких-либо эмоций уточнил профессор. Он вытащил из кармана связку ключей и отпер крайнюю дверь. За ней скрывалась небольшая прихожая, за которой следовало еще три двери. Профессор открыл среднюю.

В комнате без окон, более похожей на могильный склеп, нежели на помещение, пусть даже и тюремное, сидел измотанный, измученный, изломанный страшной судьбой, болью и страхом человек. Изрядно отросшие седые пряди разлетелись в разные стороны, давно не знавшая ножниц и бритвы, борода, создавала страшное впечатление. Мужчина не шелохнулся при виде вошедших, он только бросил на них одичавший, полный ненависти взгляд.

- Ну что, Профессор Лаврентьев… Вы приняли разумное решение? Будете ли содействовать делам революции, подсобите ли своими знаниями, носитель которых, без сомнений, достоин лучшей жизни, нежели имеет сейчас?..

- Нет, - неожиданно громко закричал заключенный, - никогда я не был садистом, никогда я не был палачом! Вы хотите над людьми живыми опыты проводить, я такого никогда делать не буду! Слышите меня? И пусть мне сдохнуть здесь придется, но душу свою я не продам вам, дьяволам проклятым! Я в Бога верую, в Христа верую, а не в вашу гнилую власть!

- Ой-хо-хо, - театрально протянул Казаков, - наш суперученый осмелел, я гляжу. А зря. Зачем вы, товарищ, всё упираетесь. Знаете же, чем это закончится. Последний раз спрашиваю, вы с нами или против нас?

- Я с правдой, а значит против вас, - выпалил профессор Лаврентьев и вжался в угол, в котором сидел, понимая, что грянет за этими словами.

- Вы сделали свой выбор, - глухим голосом заключил Казаков, - товарищ Милютин, принесите мне препарат. Проверим заодно его действие.

Не прошло и минуты, как несчастный профессор Лаврентьев, получив дозу смертоносного яда, корчился в нестерпимых муках на полу. За этой агонией с удовольствием наблюдали палачи. Ни одна мышца не дрогнула на их лице, они привыкли к таким зрелищам….

Внезапно взгляд профессора Лаврентьева просветлился, он внимательно посмотрел мимо своих мучителей, в стену. Казалось, мужчина отчетливо видел там кого-то. Из последних сил профессор прошептал, уже обращаясь к Казакову и его окружению.

- За мной Ангелы пришли. Вон они стоят и с невероятным осуждением на вас взирают, меч в их руках, меч по вашу душу. Знаете, что они мне сказали сейчас? Что каждого из вас в ближайшем будущем ждет очень и очень страшное, причем не только на Земле….[40] За мной они стоят, и я теперь ничего не боюсь. А за вами, вы не видите, но я то сейчас всё вижу, за вами четыре демона притаилось. Как они хохочут! Веселятся. Ведь скоро вы перейдете в их власть! Всё. Слава Богу это закончилось….

Помощник Казакова было хотел по привычке проучить арестанта за оскорбительные речи, но не успел. Профессор уже покинул этот мир.

- Что он сейчас нам говорил? - Задумчиво вопросил Казаков.

- Бред предсмертный, - браво ответил помощник.

- Как знать…. Вполне возможно, что и мы окажемся на его месте…. Ладно. Пошли отсюда. Отдай приказ охране, пусть уберут отработанный материал.

17.

В это время в другой тюрьме. Отец Иоанн и Митька получили передышку. Конечно, им было очень тяжело, ведь те условия, в которых им приходилось теперь существовать никак иначе, как скотскими не назовешь. Полная антисанитария, безнадега и холод, пробирающий до костей. Находясь здесь, в серых, заплесневелых стенах, сложно представить, что за порогом этого страшного заведения цветет красавица весна, сладко поют перелетные птицы и с полей и лугов доносится легкий, пьянящий аромат трав. Как же хотелось им сейчас вдохнуть этого воздуха! Как хотелось насладиться свободой, покоем и миром! Но это, похоже, в ближайшее время не предвиделось. И можно ли было вообще рассчитывать на это здесь, на опутанной злом и ложью Земле?

Митьке с сокамерниками повезло несколько больше, чем отцу Иоанну. Да, конечно, здесь попадались не только раздавленные политические и чем-то не угодившие новой власти, но и блатные, а они уж старались показать всем, кто здесь хозяин. Но это у уголовников, всегда держащихся своим волчьим кланом, получалось только с интеллигентами, никогда не знавшими, что такое драка, но не с Митькой, с детства передравшимся со всей округой, любимой забавой которого была «стенка на стенку». Митька в первую же минуту, как услышал знакомое «твое место возле параши….», сунул туда самого главаря блатных. Остальные урки застыли в каком-то ступоре, они не привыкли, чтобы с ними обращались так, грубо, смело. Главарь затаил злобу на Митьку, но, увидев, что свои заколебались, и от них поддержки ждать нечего, решил выждать удобного случая, чтобы отомстить. Митька понял, что с этим типом нужно держать ухо востро. Но, в принципе, злоключения на этом пока и закончились. А вот у батюшки всё было гораздо сложнее.

Озлобленные тяготами тюремного быта зэки, в большинстве своем, старались выместить свою ярость на тихом стареньком священнике, почему-то считая его одного виновным во всех своих бедах. Они то и дело цепляли батюшку, стараясь вызвать логичную ответную реакцию, чтобы после просто убить его. Но батюшка мудро лавировал на этих виражах будней, не проявляя, ни трусливой слабости, ни пылкой глупости, которая стоила бы жизни. Он уже давно не боялся смерти, но и умирать так бессмысленно не хотелось тоже. И пока можно было парировать, он парировал, но, разумеется, в случае оскорблений в адрес Высших Сил, отец Иоанн уже бы не стал задумываться о плачевных последствиях относительно себя, а его характер воина за Правду мы уже увидели по тем событиям, которые и привели нашего героя на нары.

В ту ночь ему долго не спалось. Что-то нахлынули горькие воспоминания прошедших дней, былых лет, и как-то тягостно стало на душе, неспокойно. Так, ворочаясь с бока на бок, отец Иоанн стал тихонечко читать молитву, прося Всевышнего вывести его на дорогу верную, на мысли правильные, потому как совсем в смятении душа его, не знает как дальше, что делать, где выход и есть ли он вообще. После молитвы пришел долгожданный покой, а с ним и сон. Но не в обычное сновиденье погрузился батюшка, в этом видении был дан ответ на те вопросы, которые с такой страстью и искренностью задавал батюшка.

Ему показали эту же тюрьму и вообще всю страну, какой он видел день за днем, показали людей, знакомых и не очень. Все они бежали, суетились, всё чаще спотыкаясь и оттого, озлобляясь, люди не замечали, что по всей Земле протянулся черный туман, который окутывал сначала один участок, потом второй, а после, переплетясь, охватил всё пространство вместе с людьми. Когда черная тень расстлалась повсеместно, она вытянулась, приподнялась и обрела силуэт…. страшный силуэт. Это был и не человек, и не зверь. Сверкающим, полным ненависти и жажды крови взглядом, он взирал на людей, выискивая, с кого начать свою …. чудовищную игру. Вот, он поднял руку и послал в одну группу бегущих мощный поток энергии. Этот поток спиралью пронесся в воздухе и застыл над ними. В ту же секунду лица людей переменились: из простых замученных своими проблемами представителей рода человеческого они превратились в не эволюционировавших приматов. Мужчины и женщины, старики и дети начинали проклинать друг друга, обвинять во всех бедах и грехах, закончилось всё кровопролитной дракой и смертью ее участников.

Силуэт, всё это время с удовольствием наблюдавший столь нелицеприятную картину, вновь поднял руку и притянул, как магнитом, души погибших. Те, несчастные, перепуганные, но не способные сопротивляться поняли в последнее мгновенье, что произошло, но изменить свою участь они уже были не в силах. Слишком поздно опомнились.

Такие потоки «энергии» Силуэт посылал и другим людям. Одни под его воздействием загорались жаждой грабежа и наживы, другие животными инстинктами, третьи подлостью и лицемерной ложью. И все они ушли в том же направлении, что и первые. В итоге, после такой чистки, остались лишь немногие, самые стойкие, самые сильные, в которых еще горел уголек Божьей искры. Когда черная тень в очередной раз подняла руку, чтобы погубить и этих, отец Иоанн, обезумивший от такого видения, услышал голос Свыше:

- Иоанн, тех людей нельзя было спасти, потому что они сами выбрали путь свой, Там, за чертой этого мира за каждого из них шла тяжелая битва. Много ангелов полегло на поле брани из-за них, но люди не помогали своим защитникам, они помогали палачам своим неуемным стремлением к гибели. Этих же людей, которые остались, ты должен привести ко Мне, их еще можно спасти, они не должны погибнуть!

- Но как, Господи? – Недоуменно спросил Иоанн.

- Твоё оружие – Правда. Твоё оружие – Любовь. Твоё оружие – Вера. Помни об этом. Ты много можешь сделать с этим оружием, а мы поможем тебе.

В этот момент батюшка увидел другую картину. Он оказался далеко от Земли, на невероятной высоте. Здесь шел горячий бой служителей Света и слуг тьмы, за каждого человека, за его земную жизнь и посмертную, за его счастье и любовь. Свет отвоевывал для людей надежды, радости, покой, зло же старалось повергнуть все эти блага и самого человека во мрак отчаяния и ожесточения. И в этой битве активное участие принимал сам человек, за которого шла битва, хотя он и не подозревал об этом. Когда он хоть немного тянулся к чему-то чистому, доброму, перевес победы был на стороне Света, когда бросался в омут грязных страстей – на стороне тьмы, и тогда Ангелам приходилось очень тяжело.

Вдруг Иоанна вновь опустили на Землю, почерневшую, испепеленную, безжизненную. В то же мгновение с неба пролился яркий, ослепительный солнечный луч, и батюшка услышал последнее повеление.

- Иди сам и веди людей по этой дороге. Вооружись верой и всё получится.

Иоанн больше не стал задавать лишних вопросов, он взял одного озадаченного своими нелегкими думами человека за руку, тот – второго, второй – третьего, и так, цепочкой, они пошли по дороге из солнечного света, который тут же превратился в длинную, крутую лестницу, в конце которой сиял завораживающей красоты город, град Божий, где нет вражды, нет болезни, нет смерти, в этом краю живет Любовь. У ворот ведущих в Рай, стоял Сам Иисус. Высокий, красивый, в белоснежных одеждах, Он протянул руки к идущим людям, как любящий отец, зовущий своих детей домой.

Иоанн оглянулся. Луч, по которому они только шли уже исчез. А Земля, озарившись ярким огненным пламенем, запылала, затрещала, сворачиваясь в рулоны. Сгорала вся нечисть, сгорел и тот, кто называл себя князем мира сего…..

18.

Отец Иоанн очнулся, когда все еще спали. Как-то необъяснимо, странно было на душе, он не ощутил того терзающего холода, который мучил арестантов каждую минуту, каждую секунду, на сердце впервые за долгое время было легко и тепло, спокойно. Иоанн почувствовал, что уже светало. Почувствовал, а не увидел, потому что окна в советских тюрьмах нарочно замазывались, закрашивались, забивались так, чтобы солнечный свет не проникал в камеру. Это было еще одна изощренная пытка, не так быстро замечаемая, но всегда действующая по назначению: люди либо сходили с ума, либо погружались в беспробудное состояние меланхолии и полной апатии, а когда человек повержен этим недугом, он уже безопасен….

Не успела заря еще подняться над планетой, как охрана уже поднимала арестантов. Всегда поднимали в 4-5 часов утра, когда сон, особенно для раздавленной сапогом чекиста души, так важен, так драгоценен. Часто специально, чтобы лишить сна в полной мере, заключенных выводили на допросы среди ночи, зная, что отсутствие этого спасительного часового забвения делало человека податливей и послушней, на нем можно было отрабатывать свое «остроумие» и «мастерство дознания». А так как на роль палачей обычно брали людей закомплексованных, психически неуравновешенных, а потому озлобленных до крайней степени, то они и вымещали свой «гнев» на слабых, беззащитных, не способных ответить тем же, а сильных изматывали, сламывали так, чтобы они стали таковыми. И среди этих джунглей единственным человеком был Семен Никифорович Круглов, следователь, ведший дело батюшки и Митьки. Сейчас отца Иоанна опять вызывали на допрос. Но туда он уже шел с успокоенным сердцем.

- Иван Виниаминович, - грустно пригласил следователь Круглов батюшку подойти к его столу, - придется огорчить вас. Мне пришло письмо с верхов…. Кажется, кто-то из своих настучал, что я провожу следствия слишком мягко, не по инструкции. К этому приплели еще много чего, будто бы я потакаю бандитизму, сотрудничаю с контрреволюцией, а это – вышка. Если мне не удастся отмазаться от такого обвинения – конец, а зная, ужасную подозрительность и самого Владимира Ильича и его окружения, которым проще упрятать за решетку тысячи, миллионы, лишь бы обезопасить себя, я не питаю ложных иллюзий.[41] [42]

Крепитесь, держитесь. Молитесь, вы же верите в Бога, пусть Он даст вам сил выдержать грядущее. Прощайте.

Оба обнялись, как старые друзья, молча. Слова здесь были бы лишними. После, следователь Круглов позвал конвоира, чтобы батюшку увели.

Уже подходя к своей камере отец Иоанн почувствовал неладное. Когда он вошел туда, убедился, что интуиция не подвела. Сокамерники были на редкость возбуждены, взъерошены, казалось, до прихода охранника, здесь была серьезная драка. В раскрасневшихся, перекошенных злобой лицах, батюшка отметил одно незнакомое. Во время отсутствия священника, в камеру закинули еще одного новенького, который пришелся совсем не по вкусу арестантам, сидящим по уголовной статье. Своенравный, с гонором, новоприбывший интеллигент в одночасье настроил всю камеру против себя. Блатные только ждали часа, чтобы довершить начатое. Они, как звери, почувствовавшие запах крови, не могли унять своих эмоции, слишком долго их держали в клетке, слишком давно в их души въелся инстинкт стаи. Лишь немногие, из политических и осужденных по другим, бытовым статьям, оставались в стороне, но они никогда бы не кинулись на выручку. Никогда.

Громом прогремел бас охранника.

- Эй, вы, псы подзаборные, получайте свой паек.

Пошла грубая раздача баланды из мерзлой картошки. Картошка эта уже давно начала гнить и идти червями, но начальство тюрьмы решило, что не стоит раскидываться государственным добром, и поручило использовать ее по назначению. После такого супчика многих скручивало так, что оставалось только кататься по полу. Кстати, параша в камере была не положена, арестантов выводили на оправку только утром, в остальное время приходилось терпеть…. Еще одна изощренная пытка, насмешка, унижение.

Когда дверь оглушительно захлопнулась, и отзвенели уходящие в другом конце коридора шаги охранника, уголовники вновь обратили свое внимание на новенького.

- Ты чего тут нос задираешь, интеллигентишка драный? А ну иди сюда, мы тебя научим, как с паханами разговаривать нужно. Иди-иди не бойся.

Не дождавшись ответа, уголовники всем скопом бросились на мужчину, и не успел тот опомниться, как оказался на полу, избиваемый десятком ног и кулаков. Все остальные забились по углам, как мыши. Места в камере было и так очень мало, так что не участвовавшие в драке старались казаться невидимками, чтобы случайно не замели и их. Только один человек по обыкновению кинулся в гущу драки. Конечно, это был отец Иоанн. Шепча про себя «Господи, помоги», он бросился на подмогу.

- Звери! Вы что творите?! – отшвыривая мужиков от избиваемого, кричал Иоанн. Он среагировал быстро, но даже нескольких мощных ударов, которые были совершены в секунду, хватило, чтобы убить человека. Но и видя, что тот уже не двигается, уголовники продолжали месить его ногами и руками. Батюшка, совсем непохожий на себя в этот момент, с неведомой силой отбрасывал одного за другим, раскидывая здоровенных мужиков в стороны, пробираясь к главному по кличке Кривой. Этот, покалеченный жизнью человек, казалось, упивался собственным превосходством над… мертвым. Добравшись, наконец, до него, Иоанн перехватил контрольный удар локтем, который должен был подвести итоги его «победы». Задержав его, Иоанн швырнул Кривого в противоположный угол камеры. Тот не привык, чтобы ему мешали, и ринулся на Иоанна, но тот как-то ловко отпрянул, и Кривой со всего размаха впечатался в стену. Этот лобовой удар на некоторое время вывел Кривого из рабочего состояния.

- Поп, как ты это сделал? – Недоумевали уголовники, которые не стали мстить священнику, как Кривой и просто пораженно взирали не еще вчера такого тихого, сгорбленного, а сейчас мощного, как гора и какого-то просветленного священника.

Но Иоанн не стал отвечать. Он бросился на колени к растерзанному за эти мгновения новенькому. Мужчина уже не дышал.

- Люди ли вы или звери?! – Прокричал Иоанн. – Чем же вы лучше этих, которые терзают нас в своих кабинетах и с гордостью носят звание «чекисты»? Давно ль вас самих выносили таких же после их допросов?

Некоторые вспомнили свой последний допрос, выбитые зубы и передернулись. Память собственной шкуры всегда напоминает лучше любых, даже самых красноречивых слов.

- Да потому мы так и существуем в клетках, что не можем жить по Божески, забыли Бога. Ну чем, ну скажите, чем вам помешал такой же, как и вы униженный и забитый допросами и клеветой?! Чем?! Решили свою озлобленность на нем выместить? Помогло вам это? Нет!!! Вам еще хуже теперь, и будет совсем плохо, потому что демонами поражены, к смерти идете, смерти и заслуживаете!

- Мы то, может, и смерти заслуживаем, а вот где твой бог, за которого ты так ратуешь? – Ехидно бросил один из уголовников. – Почему допускает столько зла, почему бы ему не воскресить этого молодчика, если он так всесилен, как вы, попы, утверждаете?…

- Если Ему будет угодно, воскресит. – Глухо ответил батюшка. - А насчет зла на Земле…. не в Евангелие ли сказано, что сатана поработил Землю и старается истребить всё сущее, в особенности всё доброе? Он поработил и вас, неразумцев, отняв всё, чем живет человек: надежды, радости, мечты, любовь, отняв душу вашу! Бог дал человеку свободную волю, Ему не нужны были безвольные слуги, Ему нужны были дети, но вы предали Бога, перейдя в услужение дьяволу, который отнял вашу волю. Что же вы теперь вопрошаете: почему Всевышний допускает это?! Не люди ли сами выбрали свой путь, не они ли должны отвечать за свои поступки? Но не долго злу хозяйничать на Земле осталось. Настанет Царство Бога, да и сейчас Всевышний волен разрушить зло, потому как правит Вселенной Он!

Иоанн, завершив твердым ударением на последнем слове полемику, вернулся к убитому и начал читать молитвы, читать яростно, страстно, полностью растворившись в них. Он отстранился от всех и всего в этот момент, не заметил и того, как пришедший было в себя Кривой, хотел обрушить на священника победоносный удар, но его откинули «отдохнуть» его же дружки, им понравилась храбрость, боевая удаль старца, который был еще так непонятен им, но теперь интересен, поэтому не захотели его смерти. Да и слова, в негодовании брошенные им зацепились за что-то еще живое, что дотлевало в душе. Они впервые за свою жизнь задумались. Им действительно не стало легче от расправы над слабым, стало паршиво, хоть волком вой. А Иоанн всё молился. Внезапно он громовым голосом выкрикнул.

- Именем Господа Иисуса Христа встань!

Иоанн произнес это трижды. На третьем произнесении убитый тяжело вздохнул и открыл глаза.

Все присутствующие замерли в глубоком шоке.

19.

В большом зале заседаний шло очередное собрание при закрытых дверях. Вопросом дня была продразверстка[43], как основной способ получения дополнительных доходов, столь нужных для поверженного государства, казна которого полностью опустела всего лишь за два года.

Во главе стола сидел Ленин. Он следил за каждым пронзительным взором ястреба, улавливая малейшее движение глаз, движение мысли, небрежно брошенный жест. Зная это, присутствующие старались изо всех сил вести себя непринужденно, ровно, не показывая истинных настроений, дабы потом не было проблем….

- Това р ищи! – Открыл заседание вождь пролетариата. – Мы соб р ались по, безусловно, важнейшему вопросу. Как мы все знаем, кровопийца ца р ь, этот деспот и безумец, оставил нам пустую казну[44]. Мы вынуждены обращаться за помощью к нашим несчастнейшим крестьянам, которые и так доходят, но что делать? Революция требует жертв. Я хочу услышать ваше мнение по этому вопросу, хочу услышать и возможные предложения. Начинайте.

Ленин пытливо взглянул на присутствующих. На несколько секунд воцарилось молчание. Никто не решался взять слово первым.

- Ну, ну, что же вы молчите, товарищи, вот вы, Петр Иванович, хотели что-то нам сказать, я правильно понял?

Со своего места поднялся грузный мужчина средних лет. Побагровев и тяжело задышав, он, комкая лежащий перед ним лист с докладом, начал свою речь.

- Товарищи. Дело продразверстки принимает неожиданные обороты. Этот год был не урожайным. Возможно, следующий будет еще хуже. Крестьяне, зная это, не хотят отдавать хлеб. Они либо выступают с открытым бунтом, либо утаивают его, перепродавая на рынке.

Ленин стукнул кулаком по столу, не сдержавшись.

- То есть как это продают?! Жулье! Продолжайте, товарищ.

- Да, Владимир Ильич, да, товарищи, крестьяне спекулируют на хлебе, они перепродают его по тройной, десятерной цене, обогащаясь за счет государства, а мы не знаем, как свести концы с концами! В сельсоветы бесконечным потоком сыплются жалобы. Люди утверждают, что якобы продотряды действуют бандитскими методами, и будто бы еще хуже ведут себя вооруженные отряды комитетов бедноты, а также отряд особого назначения ЧОН, которые мы направили для выполнения этой важной, нужной молодому государству задачи. Они клевещут на красноармейцев. Назревает бунт.

- Бунт?! – Проревел Владимир Ильич. – Николай Иванович, что вы скажете по этому поводу? Прав ли товарищ? Действительно всё так проблемно?

Не ожидав, что вторым докладывать придется ему, Бухарин встрепенулся.

- Да, Владимир Ильич. В ряде областей, Тамбовской, Тульской, Пензенской и других, в особенности на Урале и Сибири творится полный беспредел. И, похоже, недовольства, еще только назревают. Пока можно остановить эту волну, но пройдет немного времени, и она превратится в цунами.

- Никакого цунами не будет. – Успокоившись и протянув вперед руки, заявил Ленин. – Мы же не допустим такого?.. Врагов нужно вылавливать и уничтожать…. дабы они потом не уничтожили нас.

Ленин замолчал на некоторое время. В воздухе повисла гнетущая тишина. Было слышно, как на окне дребезжит пойманная в паучьи сети несчастная муха. Неожиданно вождь продолжил, уже повысив тон, повышая его по мере провозглашения следующего.

Товарищи! Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь взят последний решительный бой с кулачьем. Следует применить следующее:

  1. Повесить, непременно повесить, дабы народ видел, не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц.
  2. Опубликовать их имена.
  3. Отнять у них весь хлеб.
  4. Назначить заложников – согласно вчерашней телеграмме.

Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков.[45] [46] Немедленно телеграфируйте этот приказ и разошлите по этим волостям! И… найдите людей потверже.

Опять повисла тишина. Большинство одобряюще приняло приказ, они уже давно привыкли к подобному волеизъявлению, и не считали, что здесь произносится что-то кощунственное: эти люди действительно верили, что они правы, а остальные – враги, которых нужно уничтожать, как тараканов. Лишь одно лицо робко подняло руку.

- Товарищ, что вы хотели добавить? – Раздраженно спросил Ильич, он не любил, чтобы его решения оспаривались.

- Я прошу прощения, - тихо залепетал тот, - но далеко не все крестьяне понимают, что совершают преступление. Как в народе повелось, каждый крестьянин думает: я произвел этот хлеб, и я имею на него полное право. Зачем мне отдавать мой хлеб государству? И так думают почти все. Но, конечно, это – преступление и это нужно объяснить….

- Вы, может быть, объясните этим безграмотным тварям, что так нельзя? – Опять сорвался Ленин. – Это ваше слюнтяйство бесполезно. Абсолютно бесполезно! Есть еще вопросы? Товарищ Сталин? Товарищ Дзержинский?

Те подобострастно отрицательно закивали, давая понять, что полностью согласны со всем и одобряют данное решение. Ленин резко захлопнул папку, которая лежала у него на столе и удалился.

20.

Продразверстка и национализация земли шли полным ходом. Крестьяне недоумевали: еще совсем недавно, им провозглашали заманчивый лозунг «земля крестьянам, фабрики рабочим», и вот теперь, когда революция прошла успешно, и крестьяне начали обрабатывать свою, как им казалось, землю, обрабатывать честно, им говорят, что они – кулаки, враги народа, достойные расстрела! Вся земля, даже та, которая находилась в собственности крестьян при царе (какой бы он плохой ни был, а все же...) теперь стала собственностью государства. Хлеб и вообще всё, что производили люди – тоже собственностью государства, похоже, что и сами люди были собственностью государства, а собственность не имеет право на свое мнение и протест….

И ладно бы эти продотряды приходили и объясняли по-человечески, тогда еще можно было что-то понять, смириться, как привыкли за века русские люди, но ведь эти молодцы, возомнившие себя правосудием, карателями, не просили, не объясняли, а отнимали, унижали, грабили, не прикрыто, цинично. Как правило, изъятие хлеба и других продуктов, сопровождалось насилием и даже убийствами. Конечно, здравомыслящие люди восставали. Чаша терпения была переполнена. Кроме того, из-за неумелой, жестокой политики, в стране начинался голод. Голод. Как страшно это слово. Как боится его русский человек, так хорошо знающий, что оно значит….


Дата добавления: 2015-08-10; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав


<== предыдущая страница | следующая страница ==>
3 страница| 5 страница

mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.022 сек.)